В палатах госпиталя (название-то какое громкое для нескольких больничных коек на случай вот таких неприятностей с участницами или персоналом) камеры, как и в туалетах и ванных комнатах, не установлены. Есть что-то и на этом порочном шоу святое. Но Эван явно не стал церемониться. И я, кажется, знаю почему.
Впрочем, можно не гадать. Он и сам сейчас пожалует, Эван Всемогущий! Ибо поделиться ему своей гениальностью больше не с кем. Яего единственный друг, и брат, к несчастью.
Как аквапарк? в нашу парадную столовую он входит, засунув руки в карманы.
Я среди этого фамильного серебра, накрахмаленных скатертей и вышколенных официантов потому и ем исключительно фаст-фуд, что осквернять дух семейных обедов своим присутствием и своей не кошерной едой доставляет мне особое удовольствие.
Неужели ты был настолько занят, что ничего не видел? запихиваю я в рот ещё кусок пиццы, закрывая макбук и открывая пиво.
Конечно, видел. Ты был как всегда великолепен. Не знаю, как это у тебя получается, расстилает он на коленях кипенно-белую салфетку, одной что-то шепнул, на вторую посмотрел, к третьей притронулся и всё, потекли, сучечки, все до одной.
А ты как всегда был отвратительно вульгарен, демонстрируя презрительность, дурной вкус и лицемерие. Хотя, наверно, казался себе шикарным, когда пытался вызвать у девушки отвращение ко мне и свести мой благородный поступок до уровня «случайно так получилось» своим скотским к ней отношением.
Это шоу, бро, которое собирает основные деньги не с ВИП-доступа, а с покупок ежемесячных подписок. Если здесь не будет происходить ничего интересного, то никто не будет его смотреть. А больные деткиэто так мило. Хворающий братик. Благородный миллионер. Из этого может выйти что-то получше, чем из той безмозглой рассеянной курицы, что спотыкается на каждом шагу.
Так вот, значит, почему ты переключился на эту Еву, глотаю я из бутылки пенный напиток, пока перед Эваном ставят нечто изысканное, красиво размазанное на тонком фарфоре и наливают его любимое розовое вино.
Всё, что я делаю, Дам, исключительно в интересах шоу, поднимает он за изящную ножку бокал. Твоё здоровье, брат.
Тогда, думаю, сегодня, исключительно в интересах шоу, конечно, откидываюсь я к спинке старинного кресла и складываю ноги на белоснежную скатерть, можно устроить выходной. Праздничный ужин в честь того, что всё обошлось, девушка жива. И пусть сегодня никто не выбывает. Как тебе такой план?
Он цедит сквозь зубы своё вино, смакуя на языке и раздумывая над моим предложением. И не хочет уступать, чисто из вредности. И знает, что если я что-то сказал, то тоже не уступлю. Он зависит от меня ничуть не меньше, чем я от него. И он прекрасно это знает, хоть и ведёт себя как хозяин.
Мне не нравится твой интерес к этой Еве, отрезвляет он меня, отставляя свой бокал. На шоу тридцать девушек. Полный комплект. А твои мониторы показывают только её. Ты опять за старое, Дам? Очередной клон Вики?
Нет, на Вики она не похожа. И всё же что-то в ней есть, не вижу я смысла упираться, раз мой интерес для него настолько очевиден.
Не увлекайся, Дам. У неё контракт «типа А». Ей нужны деньги. И она пойдёт до конца ради них. Ей глубоко плевать на тебя.
Она хочет помочь брату, допиваю я своё пиво.
Сомневаюсь, что он у неё вообще есть.
Тогда в этом соревновании лицемерий ты всё равно победил. Чтобы наш отец выплеснул суп в лицо матери? усмехаюсь я. Он скорее тебя утопил бы в этой тарелке ради неё.
Да, она была его единственная слабость. И как ты не стараешься презирать всё, что связано с отцом, ты похож на него даже больше, чем я. Ты привязываешься. Ты боготворишь женщину, хотя сейчас для тебя это и некий собирательный образ. Тени. Призраки. Единичные черты, из которых ты возрождаешь Её образ, и только благодаря этому живёшь. Единственная слабость отцаэто и твоя слабость, Дам. А я просто пытаюсь тебя защитить от тебя самого.
Ты не сможешь, беру я серебряный нож, что лежит с правой стороны от его тарелки. Отрезаю кусок пиццы. Ну надо же, острый! Я отработаю свои деньги и уйду.
Куда, Адам? усмехается он, нюхая, то есть, простите, вкушая аромат изысканного месива, что он подхватил на свою вилку. И наслаждается, почувствовав его на языке. Сколько можно бегать от себя самого? Это твой дом. Ятвоя семья. Шоунаше детище. Это твоя жизнь, а не просто твоя работа.
Нет, Эван, кручу я в пальцах нож. Моя жизньне роль, что диктует мне жалкая кучка ублюдков, упираю я лезвие в кожу между большим и указательным пальцем. А эта девушка, может быть и не похожа на Вики, но не смей больше приближаться к ней.
Нет! успевает крикнуть он, но скорее от отчаяния, чем у него действительно была надежда меня остановить. Нет! Сукин ты сын, прикрывает он лицо салфеткой, с отвращением глядя как из разреза на моей руке белоснежную скатерть заливает кровь.
Хочешь ещё раз поговорить с ней? Прошу, протягиваю я ему серебряный нож. И выхватив с чистой тарелки салфетку, заматываю руку. Можешь работать сам в своём грёбанном шоу. Или разрезать себе руку.
Чёртов придурок! встаёт он, швыряя накрахмаленную ткань прямо на тарелку и стараясь на меня не смотреть. Я уже сделал из-за тебя татуировку. Уже ходил в чёртовой повязке, когда тебе прооперировали колено. Но резать руку! Ты же в курсе, да, что ты больной на всю голову? превозмогая отвращение и стараясь не смотреть на кровь, вида которой он не выносит, поворачивается Эван.
Недостаточно будет просто замотать руку бинтом, ведь останется шрам, гаденько смеюсь я.
Иди отсюда, псих ненормальный, пинает он стул. Но, если у тебя и от этой бабы сорвёт башню, знай, что я тебе ничем уже не помогу.
А я тебе, Эван, если у тебя от неё тоже рванут предохранители.
И я знаю, о чём говорю.
Глава 11. Ева
Итак, первую Лоркину заповедь «Сначала присматриваться и ничем не выделяться» я нарушила сразу.
Вторую «Никому не доверять» тем же вечером, когда пошла с Анитой на берег.
Со следующим правилом «Я должна хотеть свиданий с Адамом» тоже как-то не заладилось: не понравилось мне с ним обедать.
Но с первыми свиданиями у меня вечно так. Или я накосячу, или парень зажмётся, так до второго ни разу и не дошло. А после смерти отца и не до свиданий стало. Деньги враз закончились. Универ пришлось бросить. А работа почтальоном, курьером, а по вечерам у мамы в кафе посудомойкой, никак не способствовала ни наличию свободного времени, ни знакомствам.
«Но! Я должна хотеть свиданий с Адамом! Потому что от этого будет зависеть мой рейтинг на шоу. Чем он выше, тем больше я заработаю. Тем дольше не вылечу. А выше он, когда я интересна Адаму. И раз мне уже, вопреки всему, удалось обратить на себя его внимание, хорошо бы его удержать», думаю я, сидя в уголке дивана и глядя на веселье, что устроили нам сегодня вместо «ежевечернего отбора». И точно знаю, что всё это ерунда. Я хочу свиданий с Адамом, потому что он мне нравится, чёрт побери!
Да, обед был дурацким. Но этот парень как блюдо, которое не распробуешь с первого раза. Как сыр с плесенью, что сначала кажется отвратительным, а потом хочется его снова. Как оливки, что, когда пробуешь их первый раз, желаешь выплюнуть, но потом рука сама тянется взять ещё. Как первая сигарета, что сначала куришь через «не хочу», потому что это круто а потом, бывает, и втягиваешься.
Что-то в нём есть, что заставляет всех тридцать девушек в этом зале следить за ним, не моргая. И каждой, наверно, хочется разгадать эту загадку: что? А ещё убить ту, что он сейчас обнимает.
А обнимает он Аниту. Пусть в танце, пусть исключительно целомудренно. Но не только я вижу, что эта темнокожая тварь, которая в свете зажжённых свечей в своей чёрной шёлковой пижаме лоснится как настоящая змея, не надела бельё на эту «пижамную вечеринку».
Пижамной её, кстати, сделали в мою честь. Чтобы я в больничной «униформе» с опухшей перебинтованной ногой смотрелась здесь органично.
Но не я королева этого балаГадюка, что кинулась спасать свою глупую подругу, опрометчиво полезшую в воду, презрев предупреждающие надписи. И она использует свой триумф с пользой, обвиваясь вокруг Адама как змей-искуситель вокруг дерева познания добра и зла.
Впрочем, пусть сильно не старается. Пятнадцать «новеньких» и тринадцать «стареньких» девушек, исключая её и меня, тоже не дремлют.
Адам, а что у тебя с рукой? едва музыка затихает, перехватывает его брюнетка с короткой стрижкой, показывая на перебинтованную руку.
Бандитская пуля? смеясь и черпая крюшон из огромной вазы, у которой они стоят, вторит ей блондинка с пережжённой копной.
Я, конечно, мог бы рассказать какую-нибудь историю, где я спасал от рук пиратов похищенную с моего острова красавицу, блестит он зубами, улыбаясь этим двум и всем сразу, но не буду. Банально порезался. Когда снимал шкуру с убитого тигра.
Здесь есть тигры? удивляется кто-то из толпы.
Здесь есть пираты?! вскрикивают там же, когда девушки подтягиваются к нему со всех сторон.
Простите, заставляет всех повернуться к себе Кейт, когда споткнувшись, толкает вазу с крюшоном. И с громким всплеском её ледяное содержимое с нарезанными фруктами окатывает стоящую ближе всех к столу Гадюку.
«Шах и мат!» улыбаюсь я, когда, получив порцию холодного душа, Анита обкладывает соперницу отборными ругательствами и убегает переодеваться.
И в суете, где официанты кидаются убираться и заменять вазу, Кейт жалобно извиняется, а девчонки злорадствуют на все лады: кто успокаивает одну неловкую бедняжку, кто «искренне» сочувствует другой, виновник этого переполоха садится рядом со мной.
Налил для тебя, протягивает он мне широкий бокал с плавающей поверх фруктов звёздочкой аниса. Клянусь, сам не пил.
А жаль, надо было отхлебнуть прямо из половника. Уверена, от этого напиток стал бы ещё популярнее, жадно делаю я глоток, пока он посмеивается:
Язвишь?
Разве я могу? отвечаю я и снова увлекаюсь коктейлем. Удивительно, что в такой толпе «благородных» девиц только он и догадался принести мне выпить. Спасибо! Вкусно. Сюда бы только пару бутылок настоящего пиратского рома, выдыхаю я, отставляя почти пустой фужер.
Его я приберёг на случай, наклоняется он к моему уху, если тебя и правда похитят пираты. С твоим «везением» даже не удивлюсь.
А тем временем вся толпа в халатиках, брюках и пеньюарах. В кружеве, с отворотами и на пуговичках. В цветочек, с кармашками и в тапочках плавно, как косяк рыбы, перемещается к нашему дивану, чтобы послушать о чём мы говорим.
Как себя чувствуешь? спрашивает Адам.
Чудесно, покачиваю я перебинтованной ногой.
Самое неприятное не то, что эти цветочные ежи выстреливают похожими на гарпуны иглами, согнув палец, показывает он, которые потом приходится вырезать, иначе не удалишь, а то, что на конце каждой из них имеется резервуар с ядом. И он вкачивается в ранку постепенно. Чем дольше времени проходит, до того как эти иглы удаляют, тем опаснее. Не бегайте к морю, грозит он, иначе, пиу!
Стоящая ближе всех к нему девушка взвизгивает, когда он тыкает в неё пальцем. И ещё пару впечатлительных за компанию взвизгивают вместе с ней.
Но хорошо всё, что хорошо заканчивается, улыбается он, подтягивая «ужаленную» и присаживая к себе на колено. Боишься, Адриана?
Ещё как! смущённо убирает эта пугливая, бледнокожая до голубизны, девушка за ухо рыжеватые волосы, хлопая белёсыми ресницами. Я вообще моря боюсь. Ни за что бы не полезла.
А почему ежей назвали цветочными? другая девушка тоже рыженькая и тоже из новеньких выступает вперёд. Её я запомнила по очкам.
Они похожи на экзотические цветы, Лиз, показывает Адам руками, такая круглая розовая шапочка, состоящая из множества, казалось бы, безобидных цветоножек. А вот и новый крюшон! Ещё потанцуем или пойдём на балкон смотреть фейерверк?
В общем, голоса ожидаемо разделились. Но думаю, он прекрасно знал, что сейчас будет именно салют. Потому что, сначала он встаёт, не позволив Адриане рухнуть на пол с его колена, а потом, недолго думая, поворачивается и поднимает меня на руки.
Салют, значит, салют! идёт он со мной на руках на балкон.
Я знаю, как мне сейчас люто завидуют, что я поступила необдуманно, неразумно, неосторожно и при этом выиграла такой «приз»: бесконечное внимание Адама. Но, обвивая руками его шею, думаю о другом: что я чувствую себя в его руках как дома, но это дом, в который возвращаешься после долгого отсутствия. Мне словно чего-то в нём не хватает. Я запомнила его другим. То ли мебель переставили, то ли картину перевесили. Не могу понять, что опять не так.
Но он не такой!
Он знает всех девушек по именам, даже новеньких. А оставшись без наушника с утра не мог вспомнить даже моё «парное» своему имя. Неужели из-за меня специально выучил?
Он пахнет тепло. Южной ночью. Солёным ветром. Цветущими апельсинами. А в обед на меня веяло свежестью арктических ледников. Озоном. Небом перед грозой. Сменил духи?
А ещё он какой-то приторно правильный и любезный. Где резкость? Где красование собой? Где доминирующая мускулинность? Где «плохой парень»?
Или его плохое «я» просыпается только наедине? В спальне, где девушку можно ударить наотмашь, а потом засунуть в неё свой нелиберальный карающий член? А когда этот «петух» находится в курятнике, то невольно включает режим «хороший отец», привлекающий самочек на подсознательном уровне? Он добросовестный, спокойный, надёжный, склонный к сотрудничествуотличный кандидат для воспроизведения потомства.
Как зовут твоего брата? ставит он меня к перилам балкона и упирается в них руками в двух сторон так, что я невольно оказываюсь в кольце его рук.
Давид, откликаюсь я. Но я зову его Додик.
Жестоко, усмехается он.
Это моя месть ему за то, что он мелкая сволочь. Ему, конечно, не нравится. Но он всё равно вредный маленький гад, врун и ябеда. А ещё я его дико люблю.
Не поверишь, у меня тоже есть брат, смеётся Адам, правда старший. И такой же засранец. Но хуже всего, что я его тоже люблю.
Дальше нам не дают говорить залпы фейерверка и восхищённые вопли девчонок.
В ночном небе снопами рассыпаются разноцветные искры, с треском разлетаются и опадают каскадами. Но я, воспользовавшись тем, что Адам ушёл (не может же он уделять внимание мне одной) бросаю перила и хромая, возвращаюсь в комнату.
Не любишь салют? с удивлением вижу я у шоколадного фонтана Кейт.
А ты? покрывает она жидкой глазурью клубнику, насаженную на тонкую палочку. И как ни странно, на неё даже брызги не летят.
С некоторых пор все эти выстрелы напоминают мне похороны, морщусь я от неприятных воспоминаний как с почестями хоронили папу.
А мне войну, откусывает она ягоду. Пачкает губы. Капает шоколадом на грудь. В общем, зря я засомневалась в её аккуратности.
Первый крюшон был хуже, наливаю я себе глоток нового. Хорошо, что ты его перевернула.
Хочешь секрет? разглядывает она ополовиненную клубничину и после тёмного засовывает её под струи белого шоколада. Я специально.
Зачем?
Слишком этой Аниты много. Она и в аквапарке на нём висла, всё делала вид, что расстроена из-за тебя. А Адам всё её утешал, обнимал, подбадривал. Не знаю, как только ты догадалась с ней пойти. О чём думала?
Кейт, если она и знала про ядовитых ежей, то всё равно в воду я полезла сама, она меня не заставляла.
Значит, повезло ей, хмыкает она, капая на отворот пижамы и белым шоколадом тоже. Уверена, она бы тебя всё равно затащила в море или задумала что похуже. Она между прочим в вещах твоих рылась. Сегодня в обед. А я её застукала. Так знаешь, что она мне сказала? Что это ты её попросила.
А как ты догадалась, что я её не просила? присаживаюсь я на высокий барный стул, но, чувствую пора мне возвращаться в палату. И нога ноет. И голова гудит. И пить мне, доктор предупредил, можно не больше бокала, а я второй цежу.
Да очень просто! разглядывает Кейт заляпанную одежду. Я же твоя подруга. И я сама приходила к тебе, а меня не пустили. Значит, и эту, брезгливо кивает она в сторону, где вероятно стоит Анита, тоже бы не пустили. И вообще ведёт она себя отвратительно. Поэтому душ из крюшона заслужила.
Да ты коварная, улыбаюсь я.
Нет, просто справедливая. Я за честную борьбу. Пусть Адам выбирает сам, выбрасывает она палочку.
Да, пусть, конечно, отставляю я недопитый бокал. И пусть он тут пока выбирает, а я, пожалуй, пойду.
Как пойдёшь? А поцелуй на ночь?
Какой ещё поцелуй? останавливаюсь я с недоумением.
К концу вечеринки будет такой конкурс. Адаму завяжут глаза, и каждая из девушек его поцелует и даст какую-нибудь свою вещь. Вот чью вещь он потом выберет, та и пойдёт с ним завтра на свидание. Оставайся, Ева.