Эмма СкоттПотерянные души. Когда ты вернешься ко мне
Плейлист
Walkabout Augustines (вступление)
Señorita Shonn Mendes, Camila Cabello
Night Running Cage the Elephant (feat. Beck)
When Doves Cry Prince
Fix You Coldplay
I Will Possess Your Heart Death Cab for Cutie
Fine Line Harry Styles
Wish You Were Here Pink Floyd
Not Over You Gavin DeGraw
Superposition Young the Giant (заключительная часть)
Предупреждение
Пожалуйста, обратите внимание, что данная книга содержит факты, которые могут задеть чувства некоторых особенно впечатлительных читателей: потеря близкого человека, депрессия, проблемы с психическим здоровьем, последствия конверсионной терапии и сексуальная эксплуатация (в качестве упоминания). Я искренне надеюсь, что отнеслась к этим проблемам с тем вниманием и трепетностью, которой они заслуживают. Предназначено для читателей от 18 лет и старше.
Посвящение
Биллу, со всей моей любовью. Спасибо, что был тихой гаванью посреди моей бури.
Пролог. Холден
Позволь всему случиться с тобой. И прекрасному, и ужасному.
Просто продолжай свой путь. Все чувства многогранны.
Лечебница дю Лак Леман Женева, Швейцария
Могу я открыть тебе секрет?
Комок под одеялом на кровати в другом конце комнаты ответил раздраженным фырканьем.
Я попытался еще раз.
Я не шучу, Майло. Это очень важный секрет, который может изменить всю жизнь. Уж поверь мне.
Мой сосед по комнате поглубже зарылся под одеяло.
Отстань от меня.
Майло напоминал заснеженный холмик в нашей побеленной комнате. Белые простыни, белые стены, белый линолеум на полу. Как внутри и́глу. Если бы я слишком долго зацикливался на белом цвете, то начал бы дрожать под собственным тонким одеялом.
Не потому, что мне было холодно. На самом деле август в Швейцарии довольно приятный. Но родители отправили меня на полгода на Аляску в лагерь жестокой конверсионной терапии, после которой мне пришлось приехать в Лечебницу дю лак Леман. Прошел год, но часы моего бодрствования до сих пор омрачались кошмарными воспоминаниями.
Стены и потолок моей комнаты представлялись бескрайними белыми равнинами Аляски. Зеленые леса, окружавшие лечебницу, пробуждали воспоминания о бесконечных ночных походах в лютый мороз. Теплая вода крытого бассейна превращалась в ледяные глубины Медного озера, куда меня окунали, голого и замерзшего
Я больше не плаваю в бассейнах.
Доктор Лэнг сказал бы, что я проецирую свою травму на лечебницу, которая на самом деле довольно уютное и теплое место. Но моему ПТСР плевать на кружевные оборки. Я все равно вижу розовую крысиную задницу, коей и является это место. Его доводы бессмысленны. Белый = снег = Аляска = пытка.
И в любом случае, комнату, которую я делил с Майло, уж никак нельзя было назвать «теплой и уютной». Лечебница дю Лак Леман это психиатрическая больница, пытающаяся замаскироваться под санаторий или отель. Лунный свет струился через зарешеченные окна, освещая нашу скудную мебель: две односпальные кровати, одна книжная полка, заполненная в основном моими дневниками, и несколько рисунков Майло на стене (прикрепленных скотчем, а не булавками или гвоздями).
Я ставлю пятерку за старание, но решетки на окнах менее походили на «уютные гостиничные» и более на «шикарные тюремные». А тюрьмы занимали первое место в моем списке триггеров. Я уже дважды позволил лишить себя свободы сначала на Аляске, а теперь здесь.
Но больше никогда.
Майло под одеялом шмыгнул носом, расстроенный тем, что утром меня уже здесь не будет. Я не мог понять почему. Я бы не стал по себе скучать. Но он милый парнишка. И мне очень не нравилось его расстраивать. Я свесился с кровати и попробовал еще раз.
Эй, Майло.
Не разговаривай со мной.
Это большая тайна, увещевал я. Даже огромная. Ты не захочешь такое пропустить.
Я же сказал: отстань от меня.
Боль в его голосе детском и искаженном от слез пронзила сморщенный ледяной камень, заменявший мне сердце. Майло Бациркис, сын богатых судоходных магнатов из Буффало, штат Нью-Йорк, был на два года моложе семнадцатилетнего меня, но травмы, из-за которых он здесь оказался, сломили его, заставив говорить и вести себя так, словно он потерянный маленький мальчик.
Я вполне мог в это поверить.
Пришлось воспользоваться своим лучшим голосом Старшего Брата.
И все же я собираюсь рассказать тебе, Майло. Готов? Держи: с тобой все будет в порядке.
Он повернулся ко мне лицом, его темные глаза сияли в лунном свете, черные волосы были растрепаны.
Шутишь, что ли? Это и есть твой большой секрет? Сколько же в тебе дерьма!
Я на полном серьезе.
Во-первых, это глупый секрет, а во-вторых, почему я должен тебе верить? Ты сам не в порядке. Наоборот, ходячий хаос.
Я постучал пальцем по подбородку.
А я-то думал, что очень хорошо это скрываю
Ты продолжаешь приставать к доктору Пикуру, хотя ему сорок пять и он женат.
Ты видел его на сеансе плавательной терапии? Без рубашки? Ни один суд присяжных в мире не признает меня виновным.
Ты желаешь себе смерти. Это всем известно.
Желать смерти очень сильное выражение, беззаботно возразил я. Предпочитаю думать, что мы с жизнью ведем себя непринужденно. Не нужно все усложнять.
Голос Майло понизился до шепота.
В группе ты говорил, что хочешь умереть.
Ах, вот ты о чем. Я откинулся на спину и уставился в потолок. Это было сто лет назад. Когда я только сюда приехал.
Но я знаю, что ты все еще об этом думаешь, сказал Майло. Не представляю, как тебе удалось убедить их в своей вменяемости, если очевидно, что это не так.
Я взмахнул руками в воздухе.
Конечно, я чокнутый. Мы все чокнутые. А кто не псих? Но это не меняет того факта, что с тобой все будет в порядке. Можно быть чокнутым на всю голову и нормальным одновременно. Я живое тому доказательство.
Он фыркнул.
Не похоже, что со мной все будет хорошо. Без тебя уж точно.
Ну конечно будет. Ты мне не веришь только потому, что я Кассандра.
Кто?
Ты что, греческую мифологию не знаешь?
А сам прямо всю помнишь, да? язвительно поинтересовался он. Проехали. Держи свой огромный IQ при себе. Ты уезжаешь, и это отстойно. Вот и все, что тут можно сказать. Майло снова отвернулся, но я продолжал, ничуть не смутившись:
Кассандра жила в древние времена и была похожа на меня: так необычайно хороша собой, что боги падали с неба, пытаясь ее заполучить.
Майло фыркнул.
Избавь меня от этого. Не такой уж ты и красавец.
Прошу прощения. Ты вообще видел меня?
Он слабо рассмеялся, и я воспринял это как маленькую победу.
Аполлон, бог солнца, бросил один взгляд на Кассандру и решил, что она должна ему принадлежать. В попытке завоевать сердце девушки, он наделил ее даром пророчества.
В плане?
Кассандра могла предсказывать будущее, что, честно говоря, кажется довольно милой сделкой ради того, чтобы залезть ей под тогу. Мой последний ухажер даже не угостил меня ужином перед тем, как я ему отсосал. Я погладил подбородок в притворной задумчивости. Или, может быть, это и был ужин
Майло хлопнул себя ладонью по лбу.
Чувак
Слишком много подробностей?
С тобой? Всегда. Он повернулся ко мне лицом и приподнялся на локте. Но подожди, с кем это ты последний раз ходил на свидание? Свидания здесь запрещены. Или ты уговорил их ради тебя нарушить правила? Снова.
Уверяю, доктора Пикура не нужно было убеждать.
Майло чуть не свалился с кровати.
Что? Это же отвратительно! Он врач. Ты пациент. И семнадцать
Говори потише, прошипел я. Личные отношения с доктором
Женатым доктором.
Небольшая поправочка в моей грязной истории. И мой билет из этого места. А теперь помолчи и дай мне закончить. На чем я остановился?
Кассандра и Аполлон.
Верно. Кассандра знала, чего на самом деле хотел добиться Аполлон со своим необычным подарком, и она не была заинтересована в том, чтобы ее превратили в ходячий Волшебный шар восьмерки.
Майло снова рассмеялся, и это улучшило мое настроение. А такое случалось не очень часто.
Как комета Галлея редкая яркая полоса на холодном черном небе, которая исчезала снова и снова.
Когда Кассандра отвергла его, продолжил я, как и многие титулованные чуваки, Аполлон потерял самообладание и проклял ее, чтобы никто не верил ее пророчествам. И вот бедняжка Кэсси бродит по Древней Греции, всем рассказывает, что Троя сгорит, и никто ей не верит. Все думают, что она сумасшедшая, и даже запирают ее в тюрьму. Понимаешь, к чему я клоню?
Ты реинкарнация греческой богини?
Давай посмотрим на доказательства. Я начал загибать пальцы. Я до смешного привлекателен. Все считают меня сумасшедшим. Я заперт здесь, и никто не верит моим словам. Я слегка улыбнулся в полумраке, освещенном серебристым лунным светом. Включая тебя, когда я говорю, что после моего ухода с тобой все будет в порядке.
Ты прав, отозвался Майло, и новый поток слез заглушил его слова. Я тебе не верю.
Дерьмо.
Он снова повернулся ко мне спиной. Комета хорошего настроения сразу погасла. Никто никогда не обвинил бы меня в том, что я из любителей утешать, и у меня заканчивались идеи.
Майло тихо плакал, дрожа, как будто ему было холодно, и ко мне вернулось воспоминание мое единственное хорошее воспоминание с Аляски. Оно подкралось, окутав меня, и сразу стало легче.
Я вылез из кровати и лег рядышком с Майло, прижимаясь к нему.
Отвали от меня, проскулил он. Я не один из твоих дружков.
Даже не думал к тебе приставать, ответил я. Там, на Аляске, другой парень сделал это для меня. И помогло. Но я не буду, если
Майло схватил меня за руку и крепко сжал, его тело сотрясалось от беззвучных рыданий. Я придвинулся ближе, обнимая его, и положил свою белокурую голову на подушку рядом с его темной.
Спустя некоторое время он шмыгнул носом и тихо произнес:
Аляска. Это туда тебя отправили на конверсионную терапию? До того, как ты оказался здесь.
Я напрягся.
Да.
Ты почти не рассказываешь об этом. Даже в группе. Если только тебя не заставляют. Тогда ты, должно быть, особенный.
Я почувствовал, как Майло улыбнулся, напряжение в его тощем теле ослабло.
Что произошло?
Мне было холодно, признался я. И не только мне. Мы съежились на полу старой, продуваемой ветрами хижины, без огня. Никогда еще не чувствовал себя таким несчастным и одиноким, как в тот момент. Но затем один из мальчиков притащил свое драное одеяло к месту, где я дрожал под своим жалким покрывалом. Он обнял меня так, как я обнимаю тебя.
Как его звали?
Сайлас. Его звали Сайлас.
Ты все еще общаешься с ним?
Нет.
Почему нет? Вы потеряли связь? Как его фамилия?
Это неважно.
Еще как важно. Чертовски важно, но как бы сильно мне ни хотелось, чтобы Майло почувствовал себя лучше, Сайлас Марш оставался под запретом. Если бы я слишком много о нем рассказывал, тогда он бы перестал быть моим. Он существовал в основном в моих дневниках. Историях. Бесконечных записях, в которых я пытался очиститься от Аляски, пока руку не сводило судорогой, а слезы не размывали чернила на страницах.
Но всегда оставалось, о чем еще написать.
Мои родители отправили меня на Аляску во имя «исправления» своего неправильного сына, но это почти разрушило мою и без того робкую надежду на здравомыслие. Они поняли свою ошибку в тот момент, когда я вернулся, весь избитый и в истерике. Год в Лечебнице дю лак Леман это их попытка все исправить, но было уже слишком поздно. Произошедшее на Аляске надежно впечаталось в мой мозг. В каждую клетку и косточку. Холод, который никогда меня не отпустит.
Я крепче сжал Майло.
Нам было запрещено прикасаться друг к другу, но Сайлас все равно лег рядом, чтобы попытаться меня согреть. Это случилось лишь однажды, но он спас мне жизнь.
И я никогда не говорил ему об этом. Хотя стоило сказать
Почему только однажды? спросил Майло.
Нас застукали. И избили до полусмерти. В основном его. Они избили его до беспамятства
Меня снова пробрала дрожь, и я зажмурился под натиском воспоминаний: ветхая хижина и дюжина мальчиков, съежившихся под тонкими одеялами. Сайласа большого и высокого золотоволосого Адониса оттаскивают от меня, санитары ругают его за грех утешения другого человека.
Сайлас говорил тебе, что с тобой все будет в порядке?
Нет, ответил я. Это было бы ложью. Мы не лгали друг другу на Аляске. Она сильно отличалась от этого места. Здесь нас обеспечивают хорошей едой и физическими упражнениями и не говорят, что ты ничего не стоишь и должен измениться. Вместо этого нас пытаются сделать лучше.
Ты лучше не стал, так как же тебя отпустят?
Я чувствую, что заведению больше нечего мне предложить.
Ты не можешь так говорить. Врачам виднее.
Врачи согласятся.
Это ложь.
Мои родители платят врачам, сказал я. Я сказал своим родителям, что мне пора уходить отсюда, поэтому они перестали платить.
Твои мама и папа исполняют все твои желания?
С тех пор, как я вернулся с Аляски, да. Они меня боятся. И не зря.
Майло ахнул от моего зловещего тона.
Ты собираешься отомстить им, когда выйдешь?
Я притворился оскорбленным.
Я что, по-твоему, похож на жестокого психопата? Забей, можешь не отвечать.
Он издал смешок.
Нет, но чувствительный удар нанести смогу, сказал я. Если расскажу прессе о своей поездке на Аляску или, что еще хуже, расскажу об этом в «Твиттере». И тогда денежная империя моих родителей может позорно рухнуть. Это пугает их до чертиков.
Значит, когда-нибудь ты выйдешь и станешь знаменитым писателем, а я застряну здесь навсегда, снова раздраженно буркнул Майло.
Не навсегда. И с тобой все будет в порядке. Послушай дядю Кэсси.
Ты такой странный.
Но я услышал улыбку в его голосе. Он глубоко вздохнул и прижался спиной к моей груди. Я почувствовал, как он уютнее устроился в постели, готовясь заснуть.
Холден?
Да.
Разве тебе не страшно?
Постоянно.
Я имею в виду, ты не боишься выбраться отсюда? Ведь лучше тебе не стало.
Я долго и серьезно раздумывал о том, как ответить, мысленно перебирая голоса, которые в голове шумели, кричали и стучали своими тарелками, как игрушечные обезьянки. Лучше мне не стало. И никогда не станет. Что бы ни пытались сделать психологи, врачи, таблетки и терапия против холода все было бессильно. Аляска навсегда сломала что-то внутри меня.
Шутишь? ответил я, стараясь придать голосу беззаботности. Я собираюсь жить в солнечной Калифорнии. В новом городе, где никого не знаю, новая школа и да нет. Теперь, когда произнес это вслух, перспектива кажется ужасной.
Майло рассмеялся, и хорошее чувство ненадолго вернулось. Честно говоря, мне было наплевать на то, что я стану новичком в школе. Вселенная завещала мне измученный разум, но этот разум также работал на полную мощность. Уровень интеллекта на уровне ста пятидесяти трех баллов лишь доказывал, что еще один год обучения в старшей школе это лишь попытка вернуться к нормальной жизни, а никак не то, что поможет мне стать умнее.
Я буду скучать по тебе, Холден, сонно пробормотал Майло.
Ничего особенного. К рассвету уже забудешь меня.
Он крепче сжал мою руку.
Не делай этого.
Чего не делать?
Не говори так, будто ты ничего не значишь. Ты важен. Для меня.
Я стиснул зубы. Забота и беспокойство Майло озадачивали и заставляли чувствовать себя странно.
Даже слезы попытались навернуться на глаза и норовили обернуться рыданием.
Уже поздно, хрипло буркнул я. Поспи немного.
Ладно. Спокойной ночи, Холден. До завтра.
Я не доверял своему голосу, поэтому лежал очень тихо, пока полумрак в комнате постепенно не сменился темнотой. Дыхание Майло стало спокойным и размеренным. Я осторожно выскользнул из его кровати и вернулся в свою. В течение часа я наблюдал, как по потолку ползают тени, подобно длинным черным пальцам.
Когда первые лучи рассвета начали окрашивать небо, я тихо оделся и упаковал свои вещи в чемодан Louis Vuitton. В основном мои дневники. В лечебнице нам не позволяли хранить большую часть нашей собственной одежды; но мой гардероб за последний год был преступно полон рубашек с круглым вырезом и всяких синтетических шмоток.