Когда ты вернешься ко мне - Эмма Скотт 8 стр.


Умиротворение.

Океан, решил я, не похож на озеро. Океан был живым и движущимся, его переполняла энергия, накатывала и разбивалась о берег, омывала зазубренные, разбитые скалы и оставляла их гладкими.

Озеро же было зловещим. Застывшим. Его холодная черная вода заполняла каждую пору, и если засосет тебя, то не оставит и следа.

Я вздрогнул и попытался сделать то, что всегда советовал доктор Лэнг,  заземлиться в настоящем моменте, где прошлое не могло меня коснуться.

 Здесь хорошо,  протянул я.  Действительно хорошо, черт возьми. Как будто я могу просто дышать полной грудью.

Миллер кивнул.

 И я.

 И я,  отозвался Ронан со своего камня рядом с Миллером.

По дороге я узнал, что Ронан недавно переехал в Санта-Круз из Висконсина, а это означало, что они с Миллером знакомы всего несколько дней, но уже чувствовали себя совершенно непринужденно в обществе друг друга. Я оглядел костер, Хижину, океан и двух друзей, сидящих в дружеском молчании.

У меня есть все деньги мира, но то, чего я хочу больше всего, купить нельзя.

 Парни, а вы часто здесь тусуетесь?

 Почти каждый день,  ответил Миллер.  Ты тоже можешь приходить сюда. В любое время. Mi casa es su casa. Правда это не дом. Как сказать по-испански: «Наша дерьмовая хижина  твоя дерьмовая хижина?»

 Nuestra choza de mierda es tu choza de mierda,  быстро ответил я, чтобы скрыть прилив счастья, грозивший превратить меня в безвольную лужицу. Как и Беатрис, порывавшаяся готовить мне ланчи на учебу.

У Миллера брови поползли вверх.

 Ты говоришь по-испански?

 И по-французски. Еще по-итальянски. Немного по-португальски и по-гречески.

 Ты вундеркинд, что ли?  изумился Ронан.

 Так говорят. Мой IQ  сто пятьдесят три.

Миллер недоверчиво присвистнул.

 Кажется, довольно полезные навыки, да?

 Полезные?  он фыркнул.  Все равно что иметь ключ к разгадке жизни.

 Если бы,  вздохнул я, наслаждаясь тем, как легко у меня завязывался разговор с этими парнями.  По моему опыту это означает лишь, что бесконечные мысли в голове могут мучить меня более изощренным способом сразу на нескольких языках.

Повисло короткое молчание, и я затаил дыхание, ожидая насмешек или того, что меня вышвырнут со своего пляжа.

 Итак,  наконец отозвался Миллер.  Мне направлять тебе свои домашние задания по электронной почте или предпочитаешь бумажную версию?

Меня наполнило теплом.

 Без шансов, Стрэттон.

 Да, здесь просто идеально, черт возьми,  воскликнул я через несколько минут.  Как будто мы на краю света и никто не может нас тут достать.

 Ага,  согласился Миллер, а Ронан кивнул.

Я сделал глубокий вдох. Терять нечего. Была не была.

 Я гей,  выпалил я.  Просто хочу сразу все прояснить. На случай, если это не было очевидным. Проблемы возникнут?

Брови Миллера сошлись на переносице.

 Нет. С чего бы?

 Спроси моего отца,  ответил я, и в моей груди зародилась надежда. Я посмотрел на Ронана.

 А как насчет тебя?

Ронан допил остатки своего пива и отбросил бутылку в сторону.

 Нет, я не гей.

Мы с Миллером обменялись взглядами и взорвались диким хохотом. Настолько неукротимым, что можно смеяться, пока не забудешь, что собственно тебя так рассмешило. Именно такие мгновения моментально укрепляют дружеские отношения. Теплый воздушный шар внутри меня расширился, на несколько мгновений вознеся меня над тьмой. Когда я отдышался и вернулся на землю, мое место было у этого костра, с этими ребятами.

 Ты сумасшедший ублюдок, знаешь об этом?  продолжая смеяться, сказал мне Миллер.

 Так меня и называют.

 Знаешь, ты ведь мог быть с ними. Среди популярных учеников.

 Зачем, если намного веселее над ними издеваться?

 Веселее,  повторил Ронан, не сводя глаз с ревущего пламени.  Так вот ради чего было все это дерьмо с Фрэнки? Ради Веселья?

 Я сделал это, чтобы застать его врасплох,  солгал я.  Вот и все.

На их лицах отразилось одинаковое выражение сомнения и беспокойства, но они не стали давить, и я понял, что один из ключевых принципов их дружбы  предоставление друг другу пространства.

 Откуда ты?  спросил Миллер через некоторое время.

 Из Преисподней. Сиэтл,  уточнил я.  Хотя не сам Сиэтл был адом, только дом моих родителей. Сейчас я живу со своими тетей и дядей. У них здесь загородный особняк, в районе Сибрайт, но они поживут в нем год, пока я не окончу школу.

 Зачем вообще утруждать себя школой?  поинтересовался Миллер.  С таким IQ, как у тебя, разве ты не должен лечить рак или создавать роботов в Массачусетском технологическом институте?

 Медицина требует дисциплины. У меня ее нет.

 А чем ты хочешь заниматься?

 Стать писателем,  ответил я, потирая испачканные чернилами пальцы.  Не знаю, смогу ли я в этом преуспеть.

 Почему бы и нет? Ты достаточно умен.

 Запредельный IQ означает, что я легко владею языком и словами, но это не гарантирует, что они будут задевать души.  Я повернулся к Миллеру.  Как твоя музыка. Она была от всего сердца. Когда я научусь писать так, как ты играешь, мой друг, вот тогда я буду называть себя писателем.

Он, казалось, был сильно удивлен комплиментом и не знал, что с ним делать. Но я усвоил здешние правила и не настаивал.

С Ривером я должен был поступить так же.

 Тебе оставался всего год старшей школы,  наконец выдал Миллер.  Зачем уезжать?

 За меня все решили. После второго года старшей школы мой отец устроил мне небольшую поездку в глушь.

 Ты имеешь в виду лагерь?

 Конечно,  ответил я, чувствуя, как рот наполнился горечью.  Лагерь. Этот тур подразумевал год в Швейцарии. В Лечебнице дю Лак Леман. Для нас с вами это Женевское озеро.

 Лечебница?..

 Дурка. Сумасшедший дом. Психиатрическая лечебница. Как хотите называйте.

Он отвел взгляд.

 Господи

 Насколько я могу судить, никакого Господа нет,  грустно возразил я.  Поверь мне. Я проверял.

Наступило еще несколько мгновений тишины, и я забеспокоился, что был слишком откровенен для такой ночи, как эта. Затем Ронан, который некоторое время молчал, разжег огонь сильнее, выстрелив в него из бутылки с бензином.

 Наверное, тот лагерь посреди дикой природы был просто убойным местечком.

Я уставился на огонь, ощущая, как ко мне возвращается тепло, а с ним и веселье.

 Этот парень настоящий?

 На сто гребаных процентов.  Миллер чокнулся соком с моим пивом.  За то, что выжил в лагере. И за Швейцарию.

Я сглотнул внезапные слезы.

 За Ронана, ты великолепный ублюдок,  хрипло провозгласил я и потянулся, чтобы чокнуться с ним бутылками.  За то, что мы на сто процентов настоящие.

Ронан порылся в кармане куртки и вытащил маленький желтый предмет.

 За Фрэнки, тупого ублюдка, который не заметил, как я стащил его полицейский электрошокер.

На долю секунды мир замер, а потом мы расхохотались. Мы смеялись до тех пор, пока мне не захотелось плакать от уверенности, что это странное счастье не продлится долго. В конце концов, я все испорчу. Миллеру и Ронану надоест мое дерьмо, или из-за отсутствия у меня тормозов я перейду черту, и они решат, что я не стою их дружбы.

Но в то же время я здесь, и это даже больше, чем можно было надеяться. Это идеально.

Глава 5. Ривер

 Я собираюсь начать с того, что разбужу ваши одурманенные летом умы,  произнес мистер Рейнольдс. Приятный на вид учитель математики с торчащими усами и в очках с толстыми стеклами нарисовал на белой доске синим маркером оси x и y.  Для начала освежим в памяти информацию о связи между дифференцируемостью и непрерывностью функции.

Я вздохнул с облегчением. После всего сумасшедшего дерьма, которое произошло на вечеринке Ченса в субботу, я все выходные старался не думать о тех двух минутах с Холденом Пэришем в чулане. В моей жизни и так было слишком много путаницы и неясных эмоций; больше мне не нужно. Математика  точная наука. Конкретная. В ней действуют нерушимые правила.

До той ночи я думал, что и моя жизнь такая же.

В окно проникал утренний свет, пока весь класс математического анализа  всего около двенадцати человек, так как предмет был необязательным  вытаскивал карандаши и открывал блокноты. Когда я снял с себя форменную куртку, то задел свой карандаш, и тот упал и откатился мне за спину. Харрис Рид, худой, жилистый парень, которого я знал по прошлогодней алгебре, поднял его и, застенчиво улыбаясь, протянул мне.

 Вот, держи.

Я одарил его своей самой дружелюбной улыбкой в ответ.

 Спасибо, приятель.

Ребята из моей компании назвали бы Харриса чудиком или ботаником, если бы они вообще о нем думали. Но я поклялся никогда никого не заставлять себя чувствовать ничтожеством без причины. Кроме того, вероятно, с Харрисом у меня было больше общих тем для разговора, чем с любым парнем из футбольной команды.

 О, и поздравляю,  добавил Харрис.

 С чем?

Он смущенно улыбнулся.

 Тебя выбрали Королем Осеннего бала. Сегодня утром?

 Ах да,  ответил я со смехом.  Спасибо.

Ранее на торжественном собрании в спортзале нас с Вайолет Макнамара провозгласили Королевой и Королем Осеннего бала. Мероприятие вылетело у меня из головы через десять минут после окончания.

Взяв карандаш, я повернулся обратно и чуть не выронил его снова. В дверях, развалившись, стоял Холден Пэриш.

Проклятье

Он лениво прислонился своим высоким телом к дверной раме, будто хозяин этого чертова места. Несмотря на теплый день, на нем было серое шерстяное пальто поверх зеленой рубашки в цвет глаз. Серебристые волосы были откинуты со лба и уложены густыми волнами.

Он был дьявольски красив. Так горяч, что замирало сердце и текли слюни. И справиться с этой реакцией оказалось невозможно.

Мои глаза, разум и тело пришли к одному и тому же выводу, и я был беспомощен отрицать это.

Холден внимательно осмотрел класс, пока его взгляд не остановился на мне. Между нами как будто пробежал ток, и эта связь мгновенно пронеслась по позвоночнику к паху.

 Вам чем-нибудь помочь?  поинтересовался мистер Рейнольдс, тепло улыбаясь.  Урок уже начался

 В этом богом забытом кампусе все коридоры одинаковы,  проворчал Холден и сунул мистеру Рейнольдсу клочок бумаги.  Меня перевели.

Рейнольдс прочитал бумагу и нахмурился.

 Вы бросили Францию, чтобы приехать сюда? Есть какие-то особые причины?

 Cela ne mapportait plus rien,  произнес Холден с безупречным акцентом.  Честно говоря, я тоже сомневаюсь, что и этому классу есть чем меня удивить, но  Его взгляд, устремленный на меня, немного смягчился,  возможно, еще осталось, чему можно поучиться.

 Мы рады, что вы теперь с нами.  Рейнольдс с озадаченной улыбкой окинул наряд Холдена.  Снимайте пальто и можете ненадолго остаться,  поддразнил он.

 Нет, спасибо.  Холден прошелся по классу, не обращая внимания на преследующие его любопытные взгляды. Половина столов была пуста, поэтому, естественно, он сел рядом со мной.

Дерьмо

Я смотрел вперед, сосредоточенный на уроке, но сердце колотилось слишком быстро. Холден развалился боком на своем стуле, даже не притворяясь, что не пялится на меня; я чувствовал, как его взгляд скользил по коже, посылая холодок по руке и шее.

Наконец, я повернулся к нему лицом.

 Тебе чем-нибудь помочь?  прошептал я.

 Мне нужно с тобой поговорить,  прошептал он в ответ.

 Ты перевелся в продвинутый класс математического анализа, чтобы просто со мной поговорить?

Он пренебрежительно махнул рукой.

 Я все это выучил уже много лет назад. У меня благие намерения.

 Ну да.  Я скрестил руки на груди, борясь со своим взглядом, который продолжал постоянно опускаться на его губы.  Ты совершенно испортил обеденный стол Блейлоков. Ченса на две недели закрыли дома. Ему даже чуть не запретили играть на матче в честь Осеннего бала.

Холден закатил глаза.

 Уверен, что это трагедия.

Я склонил голову набок.

 Ты всегда ведешь себя как придурок по отношению к совершенно незнакомым людям?

 Слово всегда ко мне не применимо,  парировал он.  И не нужно сильно переживать. Мистер Блейлок позвонил моему дяде, и у них состоялся милый разговор, в ходе которого было решено, что я заплачу за совершенно новый столик. И не из местного мебельного магазина.

 Значит, ты устроил настоящий бардак и теперь с помощью денег его устранил.

Холден нахмурился, сбитый с толку.

 А разве они не для этого нужны?

Я едва сдержал рвущийся наружу смешок.

 Понятие личной ответственности для тебя вообще что-нибудь означает?

 Смутно знаком с этим термином,  произнес он, его язвительное выражение лица немного смягчилось.  На самом деле, именно поэтому я здесь. Из-за тебя.

Пульс участился, и я сильнее напряг скрещенные руки, хотя и не мог сказать точно, пытался ли защититься от его слов или, наоборот, цеплялся за них.

 Повтори-ка еще раз?

 Хочу поговорить с тобой о том, что произошло на вечеринке. То, что я сказал в кладовке

 Забудь об этом,  прервал его я и подался вперед, внезапно испугавшись, что весь класс нас слушает.

 Но я

 Сказал же, забудь. Ничего не произошло. Я был пьян в стельку. И ничего не помню, так что просто забудь, черт возьми.

 Мистер Уитмор,  окликнул меня Рейнольдс с доски.  Раз вы сегодня такой разговорчивый, возможно, сможете поделиться и с классом. Не могли бы вы, пожалуйста, назвать мне все значения x, при которых f является непрерывным, но не дифференцируемым?

Холден откинулся на спинку стула с приводящей в бешенство улыбкой на губах. Я оторвал от него свой сердитый взгляд и изучил небольшой график с изогнутыми и V-образными линиями, а затем сделал кое-какие вычисления в блокноте. Точные ответы, которые никогда не изменятся.

 Минус два и ноль,  ответил я.

Мистер Рейнольдс просиял.

 Превосходно!

Многие ученики в классе тоже улыбнулись. Девушки восхищенно, парни с уважением.

 Слава королю,  пробормотал Холден.  Я удивлен, что класс не разразился аплодисментами.

 Так обычно и бывает,  возразил я.  Когда я на поле.

Холден выгнул бровь.

 Туше, Уитмор.

 И, мистер Пэриш,  громко позвал мистер Рейнольдс.  Как вы думаете, какое правило помогло Риверу прийти к такому ответу?

Холден не ответил, а я не отвел взгляда. Мы не могли оторвать глаз друг от друга, даже если бы от этого зависела наша жизнь, и в течение нескольких драгоценных мгновений мне было все равно, что кто-то о нас думает. Застенчивость улетучилась, и мы просто наблюдали друг за другом, губ коснулись улыбки, и что-то незнакомое зародилось в моем сердце.

 Мистер Пэриш?

Холден не сводил с меня глаз.

 Не всякая непрерывная функция дифференцируема, но любая дифференцируемая функция непрерывна.

 Очень хорошо! В этом году у нас отличное начало. Вы двое  перспективный дуэт.

Я быстро опустил взгляд на свой блокнот. Ко мне снова вернулась застенчивость, сжала мое сердце и захлопнула готовые открыться двери.

 Слышал?  задумчиво протянул Холден.  Мы дуэт.

 Нет,  отрезал я тихо и холодно. Не дуэт.

Как в математической формуле. Мы не можем превратиться во что-то другое.

Я больше ничего не сказал за все время урока. Одна часть меня чувствовала себя дерьмово из-за того, что я игнорировал Холдена, а другая половина отрицала, что мне на это не насрать. Он разгромил дом моего лучшего друга. Он был напыщенным придурком, который думал, что знает меня. Я ничего ему не должен.

Я повторял это снова и снова, чтобы заглушить другие нежелательные чувства. Например, сверхчувствительность моего тела к близости Холдена и постоянное желание на него посмотреть. Впитать в себя его образ. Как будто он был картиной с тысячью деталей, ожидающих, чтобы их обнаружили под всеми этими слоями

Хватит.

Когда прозвенел звонок, я собрал свои вещи и попытался поскорее уйти, задаваясь вопросом, как пережить семестр, сидя рядом с Холденом. У двери образовалось столпотворение, пока Рейнольдс раздавал учебные пособия. Холден развалился на стуле, не прилагая ни малейших усилий, чтобы скрыть, за кем он наблюдает.

Я почувствовал досаду. Тот же самый привкус недовольства собой, которое испытал на вечеринке, когда мне захотелось схватить его за лацканы его модного пальто и

Сорвать его?

Черт возьми, у меня не должно возникать таких мыслей и реакции на него. До Холдена у меня их и не было.

Не было или я их не слышал?

Не нужно об этом.

Пара учеников спросила меня о шансах команды «Центральных» в этом году на еще один чемпионат и смотрел ли я последний сезон Озарка. Я пробормотал несколько вежливых ответов и пожелал, чтобы чертова очередь ускорилась. Холден поднялся со своего места и стоял всего в нескольких шагах позади меня.

Назад Дальше