Да я что, я могила.
Ну бывай, до связи.
Держись там.
Ладно.
Михаил выехал из города, ветер приятно обдувал разгоряченное лицо в открытое окно, Rammstein разгонял тучи на душе. До «Лесных озер» он доехал минут за сорок, заполнил бланк, взял ключ, заказал на вечер кучу бутербродов и отправился в коттедж. Домик действительно стоял в самой глубине территории, за ним виднелся сруб небольшой баньки. Он вошел, огляделся, бросил сумку и отправился в душ. Вода была горячей, уставшее тело расслаблялось, он растерся полотенцем, забрался на кровать и решил почитать, нашел в планшете «Песнь Ахилла» Мадлен Миллер, во, в самый раз, расслабился, глаза его сами закрылись, и он заснул.
Снились ему кони, запряженные в боевые колесницы, дико скачущие с пеной на удилах, звон бронзовых мечей и дальнее зарево пожара. Солнце садилось за стены крепости, тело его все ныло, пот струился по груди, кожаные ремни сандалий сдавливали икры, вожжи натерли ладони. У колесницы не было рессор, она подпрыгивала на ухабах, сзади раздавался стук. Он оглянулсятело его врага было привязано за ноги к днищу, голова в медном шлеме болталась и колотилась о камни; мрачное удовлетворение заполняло его душу.
Михаил расплющил глаза: напротив него в кресле сидела Белка, засунув ладони под ляжки, по лицу ее текли слезы, она смотрела прямо на него. Он глянул в окноуже почти стемнело.
Ты как тут оказалась.
Приехала.
Тимка разболтал?
Нет. Обзвонила все отели.
Есть хочешь?
Миша. Мы правда расстались?
Правда.
Ну я не хочу.
Да ерунда. Перемелетсямука будет. Езжай домой.
Ну прости меня, дуру набитую!
За что? За что тебя простить, деточка?
Нууу за все.
За твою вчерашнюю радость от чата? За это не нужно просить прощения. Это возникает в тебе и живет независимо от тебя. Ты даже и не виновата. Так оно и происходит в жизни: появляется росток нового цветка, пробивается через асфальт и тянется к солнцу, а ты радуешься ему, потому что любишь цветы и думаешь, что пусть их будет у тебя много, пусть они все, такие разные, цветут в твоем саду, а ты будешь порхать от одного к другому как бабочка и слизывать со всех нектар.
Мишка. Дай мне свой нектар. Давай я у тебя отсосу.
Как-то совсем нет желания. Прости. Найдешь себе кого другого. По сети.
Ну я не хочу другого! Я хочу тебя!
Ну вот нету меня. Уплыл за море с ахейцами. А ты совсем не Пенелопа. Твой Парис тебя ждет. Покопайся в своих аккаунтах, да и начинай веселиться.
Да нет у меня никого, клянусь тебе! Это все чтобы время убить на работе и перед девчонками похвастаться. Я никогда себе ничего такого не позволяла.
Может, ты себе и не позволяла. Но ты принимала. И тебя это радоваловот в чем проблема. Самая большая.
Но это же все так невинно. Детское развлечение.
Ты меня извини, но твои детские развлечения напоминают мне Gang Bang порнуху: все эти дрочеры со своими бьютифул в комментах, потом чат потом фото Потом кончила и легла спать.
Ну я не кончала! Ну что ты такое говоришь! Я только с тобой кончала, ты же знаешь!
В том-то и дело, что теперь я уже не все знаю. Как в английском суде: закона нет, а судят по прецеденту. Он был. Вердикт: виновна. Только отправляешься ты не в тюрьму, а на свободу. Ты свободна.
Ну я не хочу никакой свободы! Я хочу быть с тобой, быть твоей рабыней, если захочешь. Только не выгоняй меня! Ну я прошу тебя! Ну накажи меня, побей, тебе станет легче. Ну давай. Ты же мой любимый пиратище. А я буду твоя пленница. Ты меня привяжешь к пальме, накажешь, а потом вые*бешь как сидорову козу.
Зазвенел телефон на прикроватной тумбочке, Михаил взял трубку. «Хорошо, спасибо». Он поднялся, натянул джинсы и футболку, подошел к девушке и взял ее за руку.
Пошли.
Они вышли из домика и направились к срубу за домомиз трубы валил дым.
Мы чтов баню?!
Чем дурью маяться, лучше в бане париться.
Они зашли в баню, в нос им ударил запах горячей липовой доски.
Раздевайся.
Михаил стянул с себя одежду и повесил на крючки, Белка безмолвно разделась и выжидательно смотрела на него. Он взял ее за руку, открыл дверь парилки и вошел внутрь. Там пахло травами, развешенными по стенам. Над печкой возвышалась кованная клетка с камнями, рядом стояла миска с квасом. Михаил плеснул черпак на камни, поднялся душистый пар.
Ложись на живот.
Девушка послушно легла на полок, вытянула руки вверх и закрыла глаза, Михаил побродил взглядом по стенам, снял дубовый веник, вымочил его в шайке и приступил к Белке. Он гладил ее тело ладонями, сверху вниз, растирал, пощипывал и мял, потом взял веник и стал водить им над телом девушки, затем прошелся им по коже, слегка похлопывая, постепенно усиливая удары. Кожа девушки заметно покраснела, он перевернул ее на спину и стал ходить ладонями по ее шее, грудям, животу и бедрам, раздвинул ее ноги и запустил пальцы между губ, ощутил знакомую густую влажность, похлопал веником по грудям, животу и венерину холмику, снова перевернул Белку на живот, опустил ее вниз, поставил на четвереньки и раздвинул коленом ноги. Правая рука его взялась за веник, а левая проникла в священный источник удовольствия, нашла клитор, стала теребить его и гладить, временами сжимая. Девушка застонала, стала медленно двигаться, соски ее терлись о полок, Михаил стегал ее веником все сильнее, член его упрямо торчал как шкворень. Белка попыталась нанизаться на него, но Михаил отстранился и хлопал ее по попе веником, не забывая трогать клитор, пальцы его левой руки стали липкими, уши впитывали все нарастающие стоны, он со свистом рассекал воздух дубовым веником. Вдруг Белка замерла, напряглась, повернула к нему лицо и выбухнула из себя крик оргазма. Он схватил ее за волосы, поднял голову, глаза его жадно впитывали следы страсти на лице девушки, он впивал в себя ее громкие стоны, отбросил веник, гладил ее спину ладонями, опускал их вниз, водил по ляжкам и икрам. Белка развернулась и села, раздвинув ноги.
Господи, как мне хорошо! Ну неужели ты думаешь, что мне еще кто-то нужен? Ты же слышал все и видел. И ты меня хочешь. Вот он, мой любимый торчунчик, иди к маме, иди мой хороший, я тебя поцелую и пососу а ты кончишь мне в ротик и я буду тебя пить да, да давай молодец еще еще
Член Михаила дергался вперед как поршень паровоза, сперма била фонтаном в нёбо девушки, она сглатывала, обнимала головку губами, сосала ее, ласкала языком, вынимала, водила ею по щекам, по шее, вдавливала в соски, потом намотала на член прядь рыжих волос и стала дергать головой назадчлен послушно двигался вперед.
Видишь, он меня любит. И я его люблю. И тебя люблю. Больше всего на свете. Ты не злишься уже?
Белка. Будешь ты у меня не глупой кошечкой работать, а сидоровой козой.
Ну хорошо, мой родной, я согласна. Так классно ты меня попарил. Почему мы раньше сюда не ездили?
Так тебе понравилась баня?
Ооочень!
Везде? И на попе?
Дааа!
Не врешь?
Ну мы же всегда говорим друг другу правду. Вот я тебе сейчас самое сокровенное желание скажу. Хочешь?
Говори.
Есть хочуумираю прямо!
Вот ты дурында у меня. Еды навалом. Пошли?
Ну дурында тебе попалась. Такая твоя планида. Но я же твоя дурында. Только твоя. Идем, накормишь меня. А потом Я буду исполнять все твои желаниякак в арабских сказках.
Все?
Все-все! Хоть в попу.
***
Михаил лежал на спине на широкой кровати, Белка сидела на нем верхом и мерно двигалась вверх-вниз, на ней был черный лайковый топ, от которого поднимались тонкие полоски к кольцу на кожаном же чокере с блестящими заклепками, зиппер на топе был почти расстегнут, видно было как прыгают груди, голову она откидывала назад, поднимала руки и убирала с лица темно-рыжие волосы, капельки пота покрывали ее кожу, стоны отскакивали от стен теннисными мячиками. Михаил большим пальцем левой руки трогал ее клитор, а правой рукой пытался поймать в кадр на смартфоне ее движущийся торс, уловить мгновенье наибольшего наслаждения и остановить его, зафиксировать, запомнить, сохранить и повесить в фейсбук; его Белку, с его членом внутри, чтобы все эти олигархи и меценаты, барды и художники, адмиралы и мэры знали, кому она принадлежит, от кого она кончает, и кто хозяин ее души. Но камера прыгала, снимки выходили размытыми, потом он никак не мог найти ярлык фейсбука, потом тот не открывался, затем выяснилось, что это и не его фейсбук, а Steppenwolfа, по экрану побежали черные окна с кодом, возникла пентаграмма Пентагона, начали выскакивать сообщения на немецком, и вдруг Тилль Линдеманн запел «Bestrafe mich», что уже ни в какие ворота не лезло, и Михаил понял, что это сон.
За окном мерцали звезды, Михаил лежал с открытыми глазами, Белка, свернувшись калачиком, умостилась у него подмышкой. Ну как за*бал этот фейсбук уже! И ночью от него покоя нет. Включи уже CCleaner в своем дуридомском чайнике и дай себе покой. Хватит. Подумай о вечном. Ладно, думаем. Господи, спасибо за все, что ты мне дал. Прости мне мои грехи и успокой мою дуридомскую душу. Аминь. Живем дальше, товарищ майор? Все понял: по субботам в баню, фейсбук угрохать, и все будет хорошо.
***
***
В былые времена.
2.Пик наслаждения
Алмазным пиком
пирамиды наслаждений
не секс являетсялюбовь -
она его кристалл бесцветный
затопит морем красок.
Михаил Дуридомов проснулся, отогнал марево витавших в голове образов, ой, вот бляд*тво какое вчера было, разлепил глаза и уставился в потолок, хрустальные подвески на люстре подмигивали ему зайчиками, потолок шатается, что ли, трубы горят. Он встал и пошляпал в кухню, достал из холодильника бутылку газированной «Бонаквы», влил в себя сразу половину, икнул и пошел в душ.
***
Вчера они с Белкой были на свадьбезамуж выходила Марина Курганова, она работала в больнице, и Белка была у нее свидетельницей. Роспись была в двенадцать, и с восьми начался дурдомБелка собиралась. Она носилась по дому в одном белье, рыжие волосы были накручены на бигуди, посередине комнаты стояла гладильная доска, под ноги Михаилу то и дело попадались обувные коробки. Кофе с бутербродом он пил из бабушкиной кружки один, потом курил, тынялся по дому без дела, примерил новую белую рубашку, достал черные джинсы «Boss», прошелся щеткой по черному пиджаку, нашел свои парадные туфли. Делать больше было нечего, он опять курил, шлепал пробегающую мимо Белку по попке, получал по рукам, валялся на диване и тупо смотрел новости. К одиннадцати в комнату вошла одетая Белкаона была в бледно-бирюзовом воздушном шифоновом платье с одной бретелькой и скошенным клином подолом, на поясе был бант, волосы были убраны на одну сторону и спускались на обнаженное плечо, в ушах и на груди покачивались жемчужины, купленные им в Шарме.
Ну как?
Тебя вместо невесты украдут, Бельчонок. Ты подвязку надела?
Ну серьезно, Мишка.
Тебе очень идет это платьеоно подсвечивает твои глаза, они у тебя сегодня цвета морской воды.
А ты чего голый валяешься? Сейчас такси придет. Одевайся бегом!
Да что мне одеваться. Вот я уже и все.
А галстука у тебя нет?
Галстуки сейчас носят только чиновники Комунхоза. Если он еще есть.
Ладно, идем.
Ну пошли.
В ЗАГСе Михаил сначала пытался слушать наставления толстой тетки «брачующимся», потом заскучал и стал разглядывать людей. Жених Николай был в бежевом костюме и золотистой бабочке, соломенные вихры его торчали на затылке, на лице блуждала счастливая улыбка. Марина была в белом гипюровом платье со шлейфом, плечи были открыты и оттенялись черными кудряшками, лицо было серьезным, белый букет, прижатый к животу, навевал мысли о невинности. Белка стояла справа от Николая в туфлях на высоченных каблуках и была даже слегка выше него, щеки ее розовели, она пыталась сохранить на лице серьезную мину, но постоянно забывалась, и улыбка озаряла ее физиономию, слегка забрызганную веснушками. Свидетель лопух, что с него взять. « а теперь обменяйтесь кольцамисимволом супружеской верности на всю жизнь жених, поцелуйте невесту», все хлопали, смахивали подступившую внезапно слезу, дарили цветы, обнимались, пили шампанское, фотографировались.
Фотографировались потом еще долгоездили по городу в неизвестно откуда взявшейся в Мухосранске открытой «Чайке», возлагали цветы к обелиску Неизвестному солдату на площади Согласия, заезжали в храм святого угодника Варфоломея, ставили свечки; поставил и Михаил. Господи, сделай так, чтобы все было не хуже, чем сейчас. И ничего мне больше не надо. Фотографировались в городском парке у памятника Пушкину, на центральной площади у памятника Марксу и Энгельсу и, наконец, у входа в ресторан «Салют», куда попали уже часам к четырем. Потом в холле ресторана рассредоточились, Михаил вытер лоб, снял пиджак и поймал за руку Белку.
Пойдем попьем чего-нибудь, Бельчонок.
Ну еще рано, не готово еще, надо подождать.
Да есть же у них тут какой-нибудь бар.
Бар они нашли, Михаил взял стакан колы со льдом и высокий бокал «Карлсберга», они вышли на открытую террасу, уселись за столик и вытянули ноги.
Ох, хорошо. Закурить надо. Как твоя Маринасчастлива?
Не знаю, не спрашивала еще. Наверно.
А больничное ваше начальство будет?
А как же, конечно, будет.
Прощальный танец невесты с Вячеславом Иванычемпервый?
Ну Мишка, ну перестань. Что было, то прошло.
Так была у них любовь или как.
Ты знаешь, я у нее потом расспрашивала, когда ты фотки поудалял у него с компа Он-таки был у нее первым. Она-то его точно любила.
А сейчас?
А сейчас она замуж вышла, Миша.
Кончилась?
Не знаю. Я думаю, это навсегда в тебе остается. Хоть как-то.
Не надо бы ему сюда приходить.
Нууу никак нельзя. Некрасиво.
Да. Некрасиво. А в кабинете у него под столом ей красиво было.
А ты откуда знаешь, что она под столом была?!
Журнал Windows прочитал, когда комп чистил.
Ну не ври, Мишка, скажи! Ты в компе нашел? Фото?!
Видео.
Точно?
Ну да.
И что она делала?
Да зачем тебе. На свадьбе. Что было, то прошло.
Ну скажи! А то умру!
Ну пососала немножкочто еще там можно делать.
Правда? Ужас!
И чего ужас, если любовь была. Ты что не помнишьты тоже под тем столом была, когда мы с тобой к сессии готовились. В его кабинете. Ночью.
Ну не говори так! Белка тревожно оглянулась по сторонам.
Да что такого. Тут другое интересно. Любил ли он ее. Или просто пользовался. Надо будет спросить.
Ну не надо, Мишутка!
Ладно, не буду.
Мне в туалет надо. Посиди один.
Михаил допил пиво, докурил сигарету и загасил окурок. Холл наполнялся гостями, некоторые выходили на террасу. Он поднял глазаони уперлись в чуть выпуклый живот красного велюрового платья, поднялиськолыхание холмов царицы Савской в декольте заворожило его, приковало взгляд, чудесное видение приближалось, пока он не услышал откуда-то сверху:
Здравствуйте, Михаил! Знакомьтесь, это мой муж, Владимир.
Здравствуйте, Анна Сергеевна. Приятно познакомиться, он поднялся, ощутил вздутие в паху, запахнул полы пиджака и пожал руку высокому худощавому мужчине в очках, мужу заведующей терапевтическим отделением.
Вот, надела новое платье первый раз. Не очень яркое?
Нет, роскошное! Вы вся такая нарядная.
Спасибо. А Бэла где?
Она свидетельница. Я ее сегодня, может, и не поймаю больше.
Аня, ты что выпьешь. Я в бар схожу.
Шампанского. Холодного. Я тут с Вами посижу, Миша?
Конечно, Анна Сергеевна, присаживайтесь.
Давно мы с Вами не видались. На чай не заходите.
Да я работы много. Да и ремонт был всякое такое.
Как Ваши гаджеты? Продаются?
Как горячие пирожки.
Да, я видела, у Вас много нового интересного.
С мужем смотрели?
Нет, Миша. Я же Вам говорила
Да. Я помню. Извините.
Да ничего. О, смотритенаш Главный, Вячеслав Иванович.
На террасе появилась новая пара: полная женщина в золотом парчовом платье без рукавов и мужчина с висячими усами и круглыми глазами в сером костюме, полосатый галстук вальяжно разлегся у него на внушительном животе. Михаил поднялся, Анна Сергеевна представила его главврачу как парня Бэлы Бурлаковой, « а где же наша главная красавица», вернулся муж Анны Сергеевны, « вот, шампанского бы кстати сейчас, жарко», из дверей появилась Белка и с тревогой посмотрела на образовавшуюся группу. Она подошла и взяла Михаила под руку, «Вы такая красивая, Бэла, словно невеста», «ну мне еще рано», все здоровались, знакомились, «а где же жених с невестой», от двери донеслось:
Дорогие гости, прошу в зал, к столу!
В зале столы были составлены буквой П, Белка оказалась в центре, а Михаила усадили слева, с молодежью, он разместился между двумя девушками, как потом оказалось, Таней и Лорой, блондинкой и брюнеткой. Отзвучал марш Мендельсона, тамада, парень с толстыми ляжками в белых джинсах, объявил первый тост, гости зашевелились, Михаил налил себе холодной водки и зацепил кусок семги, « а вы что пьете, девушки», водка пошла за милую душу, «а вот салат попробуйте», «а я вино люблю, сладкое», «не, ну сладкое с грибами нельзя, надо вооодки!» Застучали ножи, вилки зашкрябали по фарфору, «а теперь тост скажет», «а под соленый огурец? Ну, будем! За молодых!», «Горь-ко! Горь-ко!» Марина с Николаем вставали, соприкасались губами, гости хлопали и свистели, требовали ещё. Ну вот и хорошо уже. Еще бы покурить.