Алена ЗанковецПодглядывающая
Глава 1. День 29
Она появилась после полуночи. Прошла к барной стойке, расстегивая пуговицы пальто таким легким движением, будто и не касаясь. Заказала бокал «Пино нуар».
Я никогда не сажусь за барную стойку. Предпочитаю наблюдать за людьми в отражении стекла. Столик у окна, спиной к залу.
Сквозь тонкие кружева сигаретного дыма я слежу за прозрачным двойником женщины, сидящей на высоком стуле. Она закидывает ногу на ногу, платье скользит выше, приоткрывает колени.
Женщина поправляет очки в тонкой черной оправе.
Бармен опускает на стойку бокал с вином.
Саксофонист пробует джаз.
У нее густые темные волосы чуть ниже плеч и чувственный рот. Глаза не рассмотреть: между нами слишком много стекол, они отражают слишком много предметов. Но очки ей к лицу. Возможно, стекла без диоптрий. Я отчетливо представляю ее лицо без очков. Оно становится простым, не подходящим ни к элегантному пальто, ни к строгому платью с декольте.
Звуки окрепшего джаза отскакивают от сцены и рассыпаются по танцполу. Не меняя положения, перевожу взгляд на отражение саксофониста. Он зачарован своей музыкой. Двое мужчин за столиком в первом ряду повернулись к сцене, я вижу их стриженые макушки. Официантка коротким движением сметает с соседнего стола чаевые.
И только потом я замечаю свое отражение. Неподвижный серый призрак, заточённый в пластину стекла.
Быть незаметнойя освоила это искусство.
У моего призрака волосы до плеч. У блузки расстегнута верхняя пуговица. Юбка до щиколоток. Замшевые сапоги без каблука. Никакого макияжа. Никаких крайностей.
Итак, женщина за стойкой, бармен, саксофонист, двое посетителей и официантка. Кто из них?
Я бы поставила на женщину за стойкой. Но саксофонист сквозит одиночеством, а у одного из посетителейтрость, это тоже может что-то значить. Так кто же?
Я жду. Что-то должно произойти. Пока всё в равновесии, всё на своих местах, словно играется сцена в спектакле. Но в этом спокойствии что-то назревает. Не хватает толчка: звона разбитого бокала, или звука пощечины, или остановки джазавнезапной, как остановка сердца.
Что-то должно произойти.
Непроизвольно я чуть подаюсь к окну, чтобы оказаться ближе к происходящему в баре, хотя на самом деле отдаляюсь. Я так напряжена, что начинает казаться, будто движение вокруг замедляется, звуки музыки приглушаются и растягиваются.
Вам повторить? официантка склонилась к моему уху, чтобы перекричать джаз.
Я вздрагиваю. Ложечка в руке громко, до звона в ушах, звякает о кофейную чашку.
Киваю.
И едва не пропускаю, как в бар, запустив стаю снежинок, входит еще один посетитель, молодой мужчина с выбритой полоской на виске.
Бармен разбивает бокал.
Саксофонист заходит на вираж.
Женщина за барной стойкой достает из сумочки книгу.
Я всятолько зрение и слух. Даже мое отражение на стекле словно истончается.
Сцена разворачивается, будто запущенное маховое колесо.
Женщина в очках, неторопливо пьющая вино и читающая книгу за стойкой бара Мужчина не может пройти мимо, медлит: видимо, не знает, что сказать. Но вот он распахивает пальто, делает шаг по направлению к нейи вплетается в мою историю.
Какие на ощупь страницы в вашей книге? спрашивает мужчина.
Судя по ошеломленному лицу брюнетки, он внимание привлек. Наверное, к ней редко обращаются с такими странными фразами.
Брюнетка молчит.
Я не выдерживаюи оборачиваюсь.
Мужчина не отступает, он применяет более верное оружиеобворожительную наглую улыбку и предельно честный взгляд.
Хотите потрогать? спрашивает женщина. И я облегченно выдыхаю.
Простите мою назойливость. Просто сейчас редко встретишь людей, читающих настоящие книгитем более в баре. Я могу присесть?
Только если скажете, какая у вас любимая книга
А дальше нить беседы ускользает от меня, потому что их чувства заглушают слова. Будь я менее проницательной и более романтичной, назвала бы это любовью с первого взгляда. Но пока это взаимное притяжение. И оно стремительно усиливается: воздух электризуется, кровь приливает к щекам. Открытые жесты, полуулыбки, взгляды глаза в глаза.
Я чувствую: его влечет к ней. Ему хочется дотронуться до ее волос, ощутить кожу кончиками пальцев. Женщина отвечает взаимностью: держит дистанцию, обжигающую их обоих.
Потанцуем? спрашивает мужчина.
В ответ она легко касается его запястьяи я прячу под столом ладони, будто сама ощутила прикосновение.
Их влечение настолько сильное, что выжигает воздух в баре. Посетители уходят, исчезает официантка, скрывается в подсобке бармен. И мне бы стоило сбежать. Но я все еще ничего не знаю о ней. Совсем ничего.
А он уже держит брюнетку в объятиях, вдыхает запах ее волос, и, кажется, его скоро начнет трясти от желания. Это чувство настолько сильное, что на какое-то время меня выбрасывает из реальности.
Когда я возвращаюсь, они уже снова у барной стойки. Женщина сидит на стуле, а мужчина медленно склоняется к ней. Ее голова чуть запрокинута, глаза прикрыты. Я неосознанно облизываю губы
Это слишком!
Побочный эффект.
Пока я пытаюсь осознать, что происходит, мужчина притягивает брюнетку к себе. Пробует ее губы на вкус, на ощупь. Я словно сама ощущаю, какие они мягкие, податливые. Он слегка прикусывает ее нижнюю губу
Я вскакиваю, уже не заботясь о том, громко ли отодвигается стул. Они смеются. Или мне это кажется. Все равно.
Вырываюсь из бара и глубоко вдыхаю свежий морозный воздух. Едва не бегу по улице, застегивая на ходу куртку. А вместо промозглого пейзажа вижу, как руки женщины путаются в волосах мужчины.
Мне следовало остановиться раньше. Нельзя доводить ситуацию до такого. Это неправильно.
Он откидывает ее волосы за плечо и ласкает губами мочку уха. Очень нежно, очень медленнотак, будто женщина полностью в его власти: не увернуться, не ослабить напор.
Я трясу головой. Хватит!
Любишь подглядывать?!
Кто-то хватает меня за плечо, резко разворачивает к себеи я оказываюсь лицом к лицу с мужчиной из моей последней фантазии. Светло-русые волосы, зачесанные назад, растрепались. Губы сжаты, глаза гневно пылают. Пальто нараспашку, рубашка расстегнута на две пуговицы. Ее прикрывает черно-серое кашне с золотистой нитью. Пижон. В баре он показался куда интереснее.
Изо всех сил трясу головой. Нет, не люблю!
Отвечай! требует он.
Я л-люблю слова липнут к горлу, я выталкиваю их изо рта с огромным усилием, будто вырываю с корнем, ч-чай с к-корицей!
Обычно я стараюсь не произносить такие длинные фразы, но сейчас тот редкий случай, когда дефект мне на руку.
Озадаченный моей речью, пижон ослабляет хватку.
Ты пила латте!
И к-кто я продолжаю пытать нас обоих, из н-нас л-любит п-подглядывать? резким движением сбрасываю его ладони со своих плеч и мчусь дальше, задыхаясь от стыда, гнева и усилий, которые пришлось приложить для общения.
Пижон догоняет меня.
Понаблюдай за кое-кем для меня, предлагает он так просто, будто мы сто лет знакомы. И будто не он только что тряс меня, как яблоню.
Идиот.
Даже не останавливаюсь.
Понаблюдай! Тогда я никому не расскажу о твоем маленьком секрете.
Я бросаю на него такой красноречивый взгляд, что слова становятся неуместными: кому в этом городе нужны мои маленькие секреты?
Я могу заплатить.
Уже интересней.
На мгновение замедляю шаг.
Нонет.
Ты, долбаная извращенка! шипит он мне на ухо.
Я морщусь.
Стандартная реакция мужчины после пары «нет» подряд. Если не вслух, так про себя.
Мы идем вдоль длинного дома, у которого подъездов, как лапок у гусеницы. Наконец, дверь одного из них открывается. Делаю рывоктакой неожиданный, что пижон не сразу реагирует. А когда бросается за мной, едва не сбивает с ног парня, вышедшего из дома.
Влетаю в подъезд и успеваю закрыть дверь.
Меня мутит из-за сегодняшней осечки. Потому что меня разоблачиливпервые. Потому что я перешла дорогу мужчине, от которого сложно отделаться. И потому, что неприятности редко ходят поодиночке.
Выглядываю в дверное окошко. Пижон буравит меня таким взглядом, что подъезд начинает казаться не убежищем, а мышеловкой.
Черт знает, что у него на уме.
Я в безопасности до тех пор, пока кто-нибудь не откроет дверь подъезда.
Сейчас глубокая ночьи мне это на руку. Но лучше выбираться отсюда. Только вот как? Если б я могла просто вызвать такси и уехать домой!
Впрочем
Окрыленная идеей, я поднимаюсь на несколько этажей и выхожу на общий балкон. Сливаясь со стеной, выглядываю на улицу. Пижон сидит через дорогу, на скамейке детской площадки. Ждет. Он, конечно, перехватит меня до того, как я сяду в машину.
Если успеет понять, что яэто я.
Может прокатить!
Вызываю «Убер».
У меня три минуты.
Стаскиваю юбку и запихиваю ее в сумку. Куртку выворачиваю наизнанкуподкладка гораздо светлее. Оглядываю себя: темная блузка и бежевые капроновые колготки. Усмехаюсь: глаз не отвести от этого зрелища. Но если запахнуть куртку, то со стороны должно казаться, будто я в юбке, которая не видна, потому что слишком короткая.
Что еще Подворачиваю рукава куртки, снимаю пояс. Нужные мелочи из сумки распихиваю по карманам.
Теперь последнее. Снимаю с головы парик и достаю шпильки из прически. Волосы обрушиваются на спину. Хорошенько ими трясу. Они длинные, ниже лопаток, и рыжее, чем парик.
Должно получиться.
Теперь яэто я. Если не считать отсутствия юбки и куртки, одетой наизнанку.
Как же мне не по себе!
Выдыхаю.
Очки!
Линзы получается снять только с третьей попытки: руки дрожат.
Сумку прячу за листами фанеры в коридоре.
Надеваю очки. Спускаюсь на лифте. Замираю у двери.
Пижон встал со скамейки. Наблюдает за такси.
Я так хорошо играю женщину-призрака, так неужели не смогу сыграть себя?
Распахиваю дверь. Прикладываю телефон к уху, будто с кем-то общаюсь.
Расплываюсь в улыбке.
Только не смотреть на него
Ага Ага соглашаюсь я с несуществующим собеседником. То немногое, что могу произнести свободно. У меня получается даже хохотнутьнервно, но и так сойдет.
Не отнимая телефона от уха, сажусь на заднее сиденье. Касаюсь плеча водителя. Поехали!
И только когда машина трогается, я оборачиваюсь.
Узнавание происходит не сразу. Но вот застывшая, припорошенная снегом фигура пижона оживает. Он выпрямляется и чертыхается.
Я откидываюсь на спинку кресла.
Получилось!
Щеки горят от переживаний. Улыбаясь, смотрю в окно.
Все могло быть намного хуже. По правде говоря, все каждый раз может быть намного хуже. Но мне везет. Возможно, мне слишком не везло в другом, чтобы Вселенная не додала еще и в этом.
За окном стелются черные озябшие улицы. Метет мелкий снег, забивается под скамейки, жмется к стенам домов. Одиноко. Красиво.
Я выхожу возле арки, не доезжая квартала до моего дома. Дальше бреду пешком. Волнение прошло, осталось ощущение незавершенности, но оно размывается желанием забраться под теплое одеяло.
В мою двухкомнатную квартиру на первом этаже «сталинки» в мою крепостья возвращаюсь к трем часам ночи. Публикую пост в соцсети: как всегда, цифра и одно предложение. Из последних сил переодеваюсь в пижаму и сворачиваюсь клубком под одеялом.
Зависимостьвраг, который выковывает в тебе стержень, учит держать ухо востро, то есть почти друг.
Зависимость неопасна. Опасно не уметь с ней справляться. А я умею.
Глава 2. День 28
Мое обычное зимнее утро.
Открываю глаза и вижу сети, сплетенные из веток замерзших каштанов. В ячейки пробивается зимнее небо: где-тобелое, где-топепельное, где-тос желтизной, как старая бумага.
Я потягиваюсь под теплым одеялом. В комнате светло, прохладно и тихо. Надеваю на пижаму свитер крупной вязки, на два размера больше моего. Включаю на ноуте Келли Кларксон и готовлю растворимый кофе с молоком. Затем, натянув рукава на ладони, с полной чашкой отправляюсь в комнату для чтения. Там я забираюсь в кресло с широкими подлокотниками. Пью кофе, жую бутерброд и читаю книгу.
Но сегодня не такое утро.
Я открываю глаза. И тотчас вскакиваю с кровати. За окном плотный дневной свет. Это очень, очень плохо.
Хватаю мобильникточно, проспала.
Почти синхронно сбрасываю с себя верх и низ пижамы. Чищу зубы, суматошно перебирая вешалки-плечики в гардеробной. Расчесываюсь, свободной рукой натягивая джинсы. Закрываю дверь на ключ, застегивая молнию сапога. Любимую пушистую шапку надеваю на улице.
Свежий воздух. Глубокий вдох.
Проношусь два квартала и врываюсь в полупустой «Бургер Кинг». Золотоволосая Лейла ждет меня за столиком, попивая кофе из стаканчика. Она, как и я, не пользуется косметикой, предпочитает неброскую одежду, но от ее волос словно исходит сияние, даже в такой пасмурный день.
Лейламоя работодательница. Она феминистка, вегетарианка и кандидат в мастера спорта по дзюдо. А еще ведущая кулинарных рубрик в нескольких европейских журналах. Я перевожу ее тексты на немецкий и шведский. Переводымоя работа. И немного хобби. Ирония судьбы: человек, работающий с иностранными языками, плохо владеет тем языком, что у него во рту.
Я с трудом запоминаю цифры. Все номера телефонов, пароли и даты всегда записываю. Но очень хорошо помню слова. Тексты запечатлеваются в моей голове целыми абзацами, слету. Так что не мне пришлось выбирать профессиюона выбрала меня.
Лейла выкладывает на стол стопку журналовбонус к гонорару. В моей жизни столько всего виртуального, иллюзорного, что посмотреть и потрогать переведенные текстыогромное удовольствие. Лейла это знает.
Твои журналы и гонорар вот здесь, в конверте, среди страничек, она поднимается и надевает беретизящно и аккуратно, будто кладет на торт вишенку. Мне пора, Эмма. А ты, как всегда, молодец! С тобой невероятно приятно иметь дело.
«Не потому ли, что помалкиваю?» по-доброму иронизирую я.
Она неправильно расценивает мою улыбку.
Правда, ты лучшая из всех, с кем мне доводилось сотрудничать. Завтра пришлю новый текст.
«Окей», я беззвучно шевелю губами и киваю. Вполне себе реплика. Почти как у нормальных людей.
Лейла скрывается за колонной, затем меркнет свет ее волос.
Я притягиваю к себе журналы. Совсем новые, пахнут краской. Гладкие, скрипят под пальцами. Свет отражается от глянца, режет глаза. Приподнимаю страницы, отпускаю, они падают, почти льются, и запах краски усиливается.
Покупаю стаканчик латте и, держа журналы под мышкой, бреду за сумкой, которую вчера оставила в чужом подъезде. Затемдомой.
Слякотно. Редкий снежок тает, подлетая к земле.
По привычке я стараюсь смотреть под ноги, чтобы не цепляться за взгляды прохожих, выражения лиц, движения рук.
Я столько всего вижунамного больше, чем хочу. Но, увы, только не то, что нужно на самом деле. Я скучаю по близкому человеку. Он нужен мне настоящий: с теплом кожи под шарфом и запахом шампуня. С холодными ушами, потому что вечно ходит без шапки, и приглушенным голосом, от которого мурашки по коже.
Блуждая в своих мыслях, я не сразу осознаю, отчего щекочет между лопаток. Замедляю шаг. Но не оглядываюсь.
Я достаточно долго подглядываю за другими, чтобы мгновенно почувствовать, когда подглядывают за мной. Ощущения разные. Иногдабудто паутинка прицепилась: что-то невидимое, невесомое, но осязаемое. Иногдажжет красной точкой прицела. А бывает, как сейчаспросто щекотно.
До моего дома всего квартал. Сворачиваю в арку, прохожу ее почти насквозь и скрываюсь в темноте за колонной.
Вскоре раздаются шаги преследователя. Они становятся громче, чаще, множатся гулким эхоми появляется он. Добегает до конца арки и останавливается в паре метров от колонны, за которой скрываюсь я. Рыскает взглядом по сторонам, а затем бросает сквозь зубы такое ругательство, что у меня вспыхивают щеки.
Все же он выследил. Наверняка сочинил историю и выведал адрес у оператора службы такси. Хорошо, что я всегда выхожу на квартал раньше. Плохо, что только на квартал.
«Ну, давай, иди, ищи меня», я мысленно подталкиваю его в спину, но мужчина не уходит. Стоит неподвижно, засунув руки в карманы пальто.
Я стремительно замерзаю. Пальцы, сжимающие журналы, едва разгибаются, хотя и в перчатках.
Наконец, пижон отмирает. Но вместо того, чтобы уйти, достает из кармана пальто пачку сигарет. Одну закладывает за ухо, вторую прикуривает.
Твою ж!..
Я хмурюсь и жду дальше. Он надевает перчаткитоже мерзнет. Медленно курит, смотрит в глубь двора, будто прощупывает взглядом каждое окно. Моего, к счастью, среди них нет.