Конечно, слабо ответила я. Спасибо, Лола. И скажи Джимми
Что тебе жаль? Да, да. Думаю, пора закрыть эту тему, Кейс. Поговорим позже.
Я вернула телефон Джоне.
Благодарю.
Копы могут ворваться в дверь в любую минуту? мрачно спросил он. Или я потеряю работу? Или и то и другое?
Нет, ну может быть.
Глаза Джоны расширились.
Что из того, что я сказал «может быть»?
Стыд и унижение заставили меня покраснеть.
Второе. Слушай, я поговорю с твоим боссом насчет лимузина начала я, когда Джона с проклятием выскочил из кресла.
Он проигнорировал меня и начал тыкать в свой телефон.
Гарри? Это я, Джона. Я он бросил на меня свирепый взгляд, прислушиваясь к тому, что говорили на другом конце.
Я обхватила свою голову руками, пока Джона пытался объяснить ситуацию. Наконец, в поле моего зрения появился сотовый телефон.
Не могла бы ты объяснить моему боссу, почему я не смог закончить работу вчера вечером? Натянуто спросил Джона.
Да, конечно. Я взяла трубку, эм привет. Гарри, да? Я Кейси. Из Rapid Confession. У меня была непростая ночка, и Джона был достаточно мил, чтобы позволить мне переночевать на его диване. Ничего не случилось, добавила я, вызвав странный взгляд Джоны. Он хотел вернуться, чтобы забрать остальную часть моей группы, но мне было не очень хорошо. Он заботился обо мне. Порядок?
Гарри пообещал не увольнять Джону и рявкнул, что хочет вернуть лимузин как можно скорее. Потом он повесил трубку.
Джона уставился на меня.
Ну что?
Ты не уволен. Но Гарри хочет вернуть лимузин. Вроде как сейчас. Он кивнул.
Ладно, хорошо. Пойдем. По дороге я отвезу тебя домой к твоей группе.
Эм я дернула за ниточку на пледе.
Что? резко спросил Джона. Ты слышала моего босса. Я должен вернуть эту чертову машину, он склонил голову набок, разве тебе не нужно возвращаться?
Нет, подумала я. Я действительно не хочу возвращаться, просто не была готова к этому. Ни к чему из этого. Еще нет.
Я слабо улыбнулась Джоне.
Аспирин никак не помог с моей головной болью. Ты не против, если я вздремну, пока ты будешь отвозить лимузин? Я вызову такси позже и не буду тебе мешать, обещаю.
Темные глаза Джоны расширились.
Ты хочешь, чтобы я оставил тебя одну в моем доме, пока я буду возвращать лимузин, в который тебя вырвало, кстати, чтобы ты могла вздремнуть?
Я обещаю, что просто вздремну и уйду, сказала я и почувствовала, как у меня свело живот. Подожди. Меня стошнило в твоем лимузине?
Джона выглядел так, будто у него уже готов остроумный ответ, но он пожалел меня, потому что сказал мягче:
У тебя нет концерта сегодня?
У меня есть немного времени, прежде чем мне нужно будет вернуться.
Джона потер подбородок, выглядел он измотанным.
Я планировал пойти на работу после того, как вернул бы лимузин. Мою другую работу, пояснил он. У меня плотный график, очень плотный, и я должен придерживаться его.
Мне жаль. Я не хочу мешать. Я посмотрела на него и улыбнулась. А чем ты занимаешься на других работах?
Джона махнул рукой в сторону пресс-папье на кофейном столике.
Ты коллекционер?
Нет, я делаю это.
Мои глаза расширились, когда я посмотрела на стеклянные вещицы другим взглядом. Там были два сферических пресс-папье, одно выглядело так, словно внутри живет кусочек кораллового рифа, а другое заключало в себе невероятно сложный водоворот цвета. Рядом с пресс-папье стояла бутылка, усыпанная золотой пылью с красными лентами вокруг.
Я подняла пресс-папье, наполненное морской жизнью: анемонами с белыми и желтыми щупальцами, кружевными полосами рифа различных цветов и пестрыми тропическими рыбами.
Кусочек океана в моей руке, пробормотала я и посмотрела на него снизу вверх. Это ты сделал?
Да. Это то, чем я занимаюсь. Я не водитель лимузина. Это моя ночная работа. Днем я промышленный художник. Освещение, металл, стекло. В основном стекло.
Ты действительно хорош, сказала я, более чем хорош. Это удивительно.
Да, спасибо. Он потер затылок, наблюдая, как я держу стеклянный шар.
«Он, наверное, думает, что я его разобью». Я осторожно положила пресс-папье обратно.
Мне пора в горячий цех, сказал Джона. Там я их делаю, эти шары. Я буду там примерно до двух часов дня, он поджал губы, размышляя. И, наконец, произнес: Я думаю ну, я думаю, ты можешь остаться здесь до этого времени.
Да? Ты не против?
Не думал, что зайду так далеко, сухо улыбнулся Джона, в холодильнике есть кое-какая еда, если захочешь поесть. Можешь пить воду из тех бутылок. Если тебе понадобится покурить, есть небольшой двор в центре комплекса. Поверни направо, как только выйдешь. Там есть скамейки и пепельница.
Ладно, конечно. Поняла, сказала я, чувствуя облегчение. Несколько часов, прежде чем мне снова нужно будет вернуться к музыке.
Подойдя к кухонному столу, Джона нацарапал что-то на листке бумаги и дал его мне. Это номер моего мобильного. Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони. Телефон на кухне.
Я взяла листок и встретилась с ним взглядом. Вблизи его глаза казались теплее. Глубокий, насыщенный карий.
Огромное спасибо, что разрешил мне остаться. Я действительно ценю это. Немногие люди позволили бы совершенно незнакомому человеку болтаться в их доме без присмотра.
Джона натянуто улыбнулся:
Ага, это точно.
Он сунул ключи в карман и вышел, заперев за собой дверь. Оставил меня одну у себя дома. Меня. Девушку, которая всего несколько часов назад участвовала в разгроме клуба, блевала в его машине, вторглась в его пространство и почти стоила ему работы. Он так спокойно к этому отнесся. Более чем круто.
«Он доверяет мне. Ну, типа того».
Не то чтобы я заслуживала доверия. Я вздрогнула при мысли, как сегодня будет выглядеть зеленая комната. Необходимость пойти и устроить еще одно шоу наполнила меня странным страхом.
«Что со мной не так?»
Я решила, что если посплю, то у меня будет меньше проблем, и я не лгала Джоне мне действительно нужно было поспать. Голова раскалывалась, и мне хотелось проспать миллион лет. Я легла на диванную подушку и натянула на плечи старый плед. Он был не таким уродливым, как мне сначала показалось. К тому же он был большим и уютным. Это успокаивало.
Взглянув из-под отяжелевших век, я увидела прекрасную коллекцию выдувного стекла на кофейном столике. Великолепные завихрения цвета и дизайна, пойманные в ловушку и плавающие в центре пресс-папье или обернутые, как ленты, вдоль бутылки.
Прекрасно, пробормотала я, рассеянно представляя, что внутри одного из этих пресс-папье будет тихо и спокойно. Я могла плыть, невесомая, в стеклянном океане, зависнув среди красоты, окруженная цветом и тишиной. Никакого шума. Ни стучащих барабанов, ни бешеных риффов, ни орущих фанатов. Просто тишина.
И безопасность.
Через несколько секунд я уже спала.
Глава 6. Кейси
Я проснулась, не в силах вспомнить, где нахожусь, пока мой взгляд не упал на стеклянные пресс-папье. Квартира водителя лимузина. Джоны Флетчера. Флетч, как в фильме Чеви Чейза. Я улыбнулась сама себе и потянулась.
Свет, льющийся из окна, был резким и белым таким, какой бывает только в полдень. Электронные часы показывали час. Я проспала шесть часов. Меня больше не тошнило, но желудок требовал еды.
А еще хотелось курить. Я взяла свой рюкзак и направилась на улицу, во двор, о котором говорил Джона.
Жара ударила сверху по голове, и головная боль угрожала вернуться. Я не представляла, как можно привыкнуть к климату пустыни. Как человек, который родился и вырос в Сан-Диего, где почти всегда было двадцать три градуса и ветрено, я не могла терпеть этот вид резкой, сухой жары дольше, чем день или два. Это напоминало жизнь в духовке. Хотя мне казалась ненавистной сама идея воссоединения с группой, я была рада, что мы уезжаем из Невады во вторник.
Я сидела на одной из кованых железных скамеек в темном дворике, на который падала тень от жилого комплекса, напоминающего по форме «Г». Двор был покрыт грязью и толченым известняком, вдоль росли кактусы и еще какие-то пустынные кусты, названия которых я не знала. Здесь не было ничего по-настоящему зеленого. Все было бледно-зеленым, словно покрытым песком пустыни.
Я вдохнула дым и обдумала мысль о возвращении к группе. Неужели мне действительно была противна эта идея? Мы находились на грани мега-известности. Впереди нас ждали ведра денег и горы славы.
Так почему же мне казалось, что я хочу уйти?
«Потому что ты не хочешь умереть», пришла полезная мысль.
Я задрожала, несмотря на безумную жару, и глубоко затянулась. Дверь квартиры, выходящая во двор, открылась, оттуда вышла пожилая дама в домашнем платье персикового цвета, тапочках и бигуди в коротких волосах. Увидев меня, она остановилась.
Я помахала рукой:
Жарковато сегодня, да?
Женщина фыркнула и замахала на меня обеими руками, а затем с грохотом захлопнула дверь.
Я посмотрела на свою грудь, которая торчала из бюстье, и рассмеялась. Я все еще была затянута в латекс и винил моего костюма и ужасно потела. Старушка, наверное, решила, что я проститутка. Пот стекал по моей спине, и я чувствовала его под корсетом. Выходить на улицу в такую жару было плохой идеей.
Я раздавила сигарету каблуком и направилась обратно в квартиру Джоны, надеясь, что смогу попасть внутрь. Я не только не заперла дверь, но и оставила ее слегка приоткрытой.
«Прелестно, подумала я. Он позволяет тебе остаться, а ты оставляешь дверь открытой».
Обстановка жилого комплекса вовсе не говорила о богатстве и обеспеченности живущих здесь людей, но у Джоны в квартире было полно красивого выдувного стекла. Оно казалось мне очень ценным.
Сев под кондиционером, я откинулась на спинку дивана и стянула сапоги. Чулки «рыболовные сети» были порваны в дюжине мест. Сняв их, я с облегчением закрыла глаза и вытянула ноги. Сигарета не помогла справиться с похмельем. Язык казался слишком большим, а зубы будто я не чистила их целую неделю. Может быть, у Джоны был ополаскиватель для рта. Или я могла бы почистить зубы его зубной пастой.
В единственном санузле я быстро пописала и подошла к раковине, чтобы помыть руки. Я ожидала найти всю ту гадость, что обычно оставляют парни, живущие одни: волосы после бритья и плевки. За то короткое время, что я жила с Четтом, он всегда оставлял после себя в ванной комнате отвратительный беспорядок.
Джона не был Четтом.
Раковина оказалась чистой и не загроможденной лишними вещами, что можно было сказать обо всем его доме. Я начала мыть руки, но отражение в зеркале остановило меня.
То, что осталось от подводки на глазах, размазалось по щекам, как будто я плакала. Помада оставила бледно-красное пятно под нижней губой, словно какая-то сыпь. Волосы были спутаны, а бледная кожа казалась желтоватой в свете флуоресцентных ламп. Чувство стыда, охватившее меня, как только я представила, как все утро сидела и разговаривала с Джоной в таком виде, ударило меня в живот.
«Боже мой, Кейси»
Я вытерла размазанную подводку и помаду туалетной бумагой, затем открыла аптечку в поисках зубной пасты. Я застыла в удивлении. Паста и ополаскиватель были там, но полки заполняли ряды лекарств. Оранжевые пузырьки с белыми крышками, которые сложно было пересчитать.
Гребаная аптека, Бэтмен.
Я повернула несколько пузырьков к себе, чтобы прочитать названия. Ни одно из них не было даже отдаленно знакомым.
Что за черт? Я стала читать надписи на других этикетках. У некоторых лекарств были названия, которые, как мне показалось, я видела по телевизору: болеутоляющие, несколько от высокого кровяного давления, два для снижения уровня холестерина и флакон антибиотиков.
«Зачем молодому парню нужны лекарства от холестерина и от повышенного артериального давления?»
Я вспомнила розовый шрам на груди Джоны. Какая-то болезнь сердца? Это объяснило бы его непереносимость курения и целую аптеку в ванной комнате.
Я быстро закрыла дверцу шкафа, забыв о зубной пасте, чувствуя, словно только что наткнулась на кого-то голого или прочитала очень личную запись в дневнике. Выйдя из ванной, я направилась на кухню в поисках воды. Мне нужно было смыть неприятный привкус от того, что я влезла в чужую жизнь.
В холодильнике я нашла бутилированную воду, о которой упоминал Джона, и больше ничего. Пара увядающих овощей, готовые салаты и, по крайней мере, три подноса с различными запеканками, покрытыми фольгой. Я заглянула в морозилку, чтобы подышать холодным воздухом, и нашла другую упакованную еду: постная кухня и бренд «Здоровое сердце» кажется, Джона был на диете.
Это не был холодильник типичного холостяка из Лас-Вегаса.
«И та аптечка»
Мой желудок скрутило от тревоги, не от голода. Я никогда не чувствовала себя комфортно рядом с больными людьми. Я не знала, что сказать, не могла найти правильный баланс между сочувствием и жалостью.
Я замолкала во время любой дискуссии о здоровье, а больницы вызывали головокружение.
«Ты ведешь себя глупо. Нужно поесть. Ты не ела с тех пор, как»
Я не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Видимо, я тоже сидела на диете. Жидкой диете.
Миска хлопьев, наверное, была бы лучшим вариантом. Я открыла несколько шкафчиков в поисках простой коробки кукурузных колечек Cheerios. Но вместо этого нашла кучу витаминов, добавок и протеиновых порошков.
Я поспешно все закрыла.
Черт возьми.
Джона сказал, что я могу найти что-то съедобное, но теперь мой аппетит полностью пропал. Он был не просто совершенно незнакомым человеком; он был совершенно незнакомым человеком с серьезным заболеванием. Казалось чем-то наглым узнать все это едва встретившись. Я проходила ускоренный курс по крайне личным обстоятельствам его жизни, а он почти ничего не знал обо мне. Жаль, что у меня не хватило смелости просто позволить ему отвезти меня в дом Саммерлин.
Я побрела обратно в гостиную, не совсем понимая, что делать. По телевизору, возможно, показывали новости о том, что произошло в клубе Pony прошлой ночью, поэтому я оставила мысль включить его и попыталась просто успокоиться, посидев в тишине квартиры Джоны.
Но я не могла усидеть на месте. В детстве мать быстро диагностировала у меня СДВГ, используя его, чтобы оправдать мое буйное поведение перед моим отцом, который раздражался при малейшем шуме или признаках несдержанности. Мне всегда было не по себе в собственной шкуре. Став старше, я поняла, что в моем теле заперто две личности: интроверт, который избегал сердитых лекций отца, и экстраверт, который практиковался в игре на электрогитаре в гараже так громко, как только мог, чтобы разозлить его. Постоянная война с самой собой.
Прямо сейчас интроверт во мне шептал, что нужно насладиться тишиной.
Экстраверт хотел выпить.
Вдоль стены гостиной Джоны тянулись книжные полки: промышленное искусство, история искусств, биографии художников, о некоторых я слышала, о большинстве нет. У него не было художественной литературы. Скучно.
Я продолжала двигаться.
На противоположной стене висело множество фото в рамках. На большинстве фотографий Джона улыбался вместе с родителями, насколько я поняла, и симпатичным, задумчивым парнем. Может быть, братом? У него была та же форма лица, что и у Джоны, те же темные волосы, но он был ниже и крупнее. Черты его лица были более резкими, глаза более светлыми и жесткими. Темные татуировки змеились по его сильным рукам.
Он выглядел как один из тех парней, которых я любила приводить домой на ночь, утопая в их мужественности, силе и властности. И которые сбегали с первыми лучами солнца, и никаких привязанностей, как мне и нравилось.
Джона выглядел как парень, которого хочется встретить на обочине дороги ночью, если у твоей машины спустит колесо.
«Или если ты напилась до потери сознания и разнесла клуб в Вегасе».
И это тоже, рассеянно пробормотала я, продолжая изучать фотографии.
Горячий брат, два друга-афроамериканца и симпатичная девушка с длинными волосами были на многих фотографиях: в клубе, на вечеринке, в окружении высоких зеленых деревьев в походе или на пустынной равнине с восходящим или заходящим солнцем позади.
Почти на каждой фотографии Джона ярко, открыто улыбался, и его лицо светилось. Такой контраст с жестким, серьезным выражением, застывшим на его лице этим утром. Я не могла не улыбнуться ему в ответ, рассматривая фото.
Я заметила, что одна девушка красивая брюнетка с тонкими чертами лица часто была рядом с Джоной. Обычно он обнимал ее одной рукой, все так же счастливо улыбаясь, в то время как девушка выглядела так, будто ей причиняют страдания, и позировала, повернувшись к камере своей «лучшей стороной».