- Это долгий разговор, я много могу рассказать об Але. Давай отложим его на другое время. Уже поздно, ты наверняка устала (он как бы не заметил, что обратился ко мне на «ты», а я тоже глазом не моргнула). Пойдем-ка сейчас домой, а наговориться еще успеем. Слишком печальные воспоминания А теперь давай переключимся и побеседуем лучше о бабочках и птичках.
Он проводил меня до дома; с утра чуть покапало, но к вечеру погода устоялась, и мы прошли пешком несколько остановок по маршруту моего троллейбуса - я согласна была идти и до самого Сокола, но дома меня поджидал невыгулянный Гришка. По дороге мы вели легкую светскую беседу; как всегда, когда сталкиваются друг с другом жители Первопрестольной и северной столицы, речь зашла о том, чей город лучше. Володя знал и любил Питер, но полагал, что есть вещи несравнимые, и у Москвы свой шарм, который не стоит сравнивать с холодным очарованием моего родного гнезда. Мне пришлось с ним согласиться: Москва так похорошела и расцвела за последнее время, чего не скажешь о Питере, а при мысли об отдаленном районе, в который переселили моих родителей, у меня до сих пор мурашки пробегают по коже - такие безликие и невыразительные дома есть, наверное, во всех городах бывшего Союза. Так что мы друг с другом почти во всем согласились, и обошлось без яростных споров, которые нередко возникали у меня с моими московскими родичами. Впрочем, за мирным течением разговора угадывался подтекст: Володя старался «прощупать почву» и в ненавязчивой форме пригласил меня пойти с ним посмотреть возрожденный храм Христа Спасителя - так, чтобы в случае, если я откажусь, мой отказ не прозвучал бы обидно для него. Но я согласилась - опять-таки ему в тон, неопределенно, «когда выберем время». После этого он осмелел и, когда на пути у нас встретилась лужа, взял меня под руку - и не отпускал до самой двери моей квартиры.
Как ни странно, пес воспринял его хорошо. То ли Володя вообще любил животных, а Гриша это почувствовал, то ли пахло от него на собачий вкус приятно - но только он не стал вредничать, дал ему спокойно пройти в дверь, а потом даже подставил голову, чтобы Володя почесал ему за ухом. Я обрадовалась - вот с кем можно будет отправлять пса на прогулку! Впрочем, на первый раз мы гуляли вместе; когда пора было возвращаться, а Гришка не захотел, то Володя просто с ним сурово поговорил, и тот послушно побрел домой - вот что значит мужская рука!
Впрочем, Грей не доставлял мне излишних хлопот - мне, как всегда, повезло. Постепенно я знакомилась со своими соседями по дому; самым важным из них для меня оказался долговязый паренек в очках, лет пятнадцати, который однажды сам позвонил мне в дверь. Гриша (тоже Гриша!) жил в соседней квартире и был страстным собаколюбом. Эта его любовь-страсть усугублялась тем, что он жил с родителями и двумя сестрами в двухкомнатной квартире, в которой помещался вместе с ними только небольшой русский спаниель Гоша. Гриша-мальчик, как выяснилось, давно выбрал себе профессию: он собирался стать кинологом. Он, собственно говоря, пришел познакомиться не со мной, а с Греем; они обнюхались - и остались довольны друг другом. Гриша сам предложил мне гулять с собакой, когда мне будет некогда, и я с радостью схватилась за его предложение. Со стареньким Гошей мой Грей нашел общий язык - вернее, он воспринимал его как пустое пространство (мой пес считал себя не собакой, а человеком, он был оторван от материнской груди в чересчур юном возрасте и воспитан в людском окружении, а потому был равнодушен к своим сородичам), и они вполне мирно вели себя на улице - насколько Гриша мог вести себя мирно и тихо. Я не злоупотребляла добрым расположением Гриши (человека); более того, Витины уроки не прошли даром - я платила юному кинологу за каждую прогулку. Гриша сначала отказывался, но недолго - кому сейчас не нужны деньги? Таким образом, я могла спокойно дежурить в больнице и навещать родителей в Питере по уик-эндам - и главное, мне вовсе необязательно было сломя голову вечером мчаться домой.
Но Грей был такой пес, что вокруг него всегда должно было плясать множество людей. Любая связанная с ним проблема возрастала до грандиозных масштабов. Например, обычно мы гуляли с ним в парке, он бегал по мягкой земле, и поэтому когти его отросли так, что причиняли ему боль при ходьбе, и пальцы даже кровили.
Но как сделаешь маникюр этому черному чудовищу, которое рычит и огрызается! И мы поехали с ним в ветеринарную лечебницу. Бедный Эрик! Никогда еще его «шестерка» не знала столь беспокойного пассажира. Мы с Гришей забрались на заднее сидение, но лежать спокойно он не желал - он бродил по мне, то и дело высовывал голову в окно и беспрерывно лаял. Это было еще ничего до тех пор, пока он брехал в окно; но, к сожалению, ему больше нравилось ставить лапы на плечи Эрика и гавкать прямо ему в ухо. Так как голос у него был вполне под стать массе, то мы несколько раз чуть не попали в аварию - детектив от неожиданности бросал руль и затыкал себе уши. Вообще мне показалось, что руки у него дрожали, и неудивительно - ему все время чудилось, что я пса не удержу и его съедят прямо на ходу. Как мы вернулись обратно целые и невредимые, только слегка оглохшие - ума не приложу. Я боялась, что после этой поездки я потеряю поклонника и одновременно личного сыщика, но этого не произошло: Эрик оказался более стойким, чем я считала.
Самое обидное, что съездили мы напрасно: кто-то из опытных ветеринаров еще не вышел из отпуска, кто-то заболел, а единственная оставшаяся на рабочем месте девчонка-практикантка смотрела на Гришу с неприкрытым ужасом - да я бы и сама ей его не доверила. В другой звериной поликлинике был перерыв - то ли на обед, то ли на ужин. Я решила, что не судьба, и мы поехали домой (к тому же нельзя было до бесконечности испытывать нервы Эрика).
По счастью, второй поездки не понадобилось. Я рассказала про наш неудачный поход Володе; он долго хохотал, а потом сходил к нашим соседям-хирургам и принес от них какой-то блестящий никелированный инструмент - нечто среднее между клещами и маникюрными щипчиками. В тот же вечер он постриг Грише когти. Как ни странно, при этой операции пса не понадобилось ни привязывать, ни даже держать: он покорно подавал Володе лапу и лишь иногда глухо ворчал.
Нет, я не пожалела о подаренной Володе улыбке номер пять; более того, после окончания сей сложной процедуры я точно так же улыбнулась ему еще раз - надеюсь, это было достаточной платой.
Я и не заметила, как за два месяца привязалась к Грише так, как будто воспитывала его с щенячьего возраста, и потому звонок тети Лены, вернувшейся из Карловых Вар, оказался для меня полной неожиданностью. После первых приветственных слов она твердо произнесла:
- Я готова забрать Григория хоть завтра, - потом в ее голос закрались умоляющие нотки:
- Конечно, если бы ты смогла подержать его еще недельку
Я хотела уже выпалить, что никогда его не отдам, но вовремя вспомнила о дипломатии и о том, что запасы сухого корма подходят к концу, а генерал тети Лены -
человек не бедный и вполне может немного заплатить за свой покой, поэтому я ответила:
- Конечно, тетя Лена, я могу продержать его у себя хоть месяц, хоть больше. Мы с ним сошлись характерами и прекрасно вдвоем уживаемся. Кстати, ты не знаешь, где подешевле купить «Педигри»?
Как я и рассчитывала, на следующий же день тетя Лена примчалась ко мне со своим женихом, плюгавеньким мужчиной лет шестидесяти (на мой взгляд, он не тянул и на полковника) с мощным басом и завалили всю кухню собачьей едой.
Гришка вполне меня удовлетворял как компаньон, я понимала, что ни за что с ним не расстанусь, а это означало, что нам предстоит прожить вместе бок о бок лет десять. Соответственно, его взгляды на моих друзей имели для меня большой вес - ясно было, что если бы ему пришлось часто общаться с Эриком, эта ситуация была бы чревата постоянными конфликтами. Если бы среди моих поклонников выбор делал Гриша, то можно было не сомневаться, кого он выберет, - Володю он признал с первого взгляда. А вот к Вите, появившемуся у меня в квартире в первые осенние дни, он отнесся совершенно равнодушно - как к соседскому спаниелю Гоше.
Витя, конечно, не предупредил меня о приезде. Как-то утром в воскресенье раздался звонок, я открыла дверь, придерживая Гришу за ошейник - и на пороге стоял он, загорелый и сияющий, с огромным букетом гладиолусов.
Сперва я разозлилась, потом поняла, что сердиться на него бесполезно. Витя из тех зануд, с которым, по известному анекдоту, легче переспать, чем объяснить, почему нельзя. Чем больше его отвергаешь, тем больше он к тебе липнет, и ничего тут не поделаешь! В течение двух часов я пыталась объяснить ему, что я его люблю исключительно как друга Тут может помочь одно - сказать мужику, что сам запах его тебе отвратителен, что тебе легче прикоснуться к дохлой лягушке, чем к нему, и у тебя в данное время есть любовник, который может дать ему сто очков вперед. В общем, смертельно оскорбишь его - и он, может быть, и уйдет. Но не могла я такое сделать с Витей - приходилось терпеть. К тому же мне не хотелось ему врать - я не такая правдолюбка, как Аля, но что-то от сестры во мне все-таки есть.
Когда мы прошли все еще раз по пятому кругу, оба были выжаты, как лимон; по лицу Вити стекали капельки пота - не от жары, хотя сентябрь выдался на удивление теплый. Вытирая лоб носовым платком, он вдруг сказал своим обычным тоном:
- Ну ладно, хоть сполоснуться в душе ты мне разрешишь? Я только что с «Красной стрелы» - хоть и не самый худший поезд, но все же
Уж в этом я ему отказать никак не могла. Когда он отправился в ванную, я сделала себе кофе и уселась, чтобы слегка отдышаться. Увы, передохнуть мне так и не удалось - снова зазвучал дверной звонок. По тому, как злобно зарычал Гриша и шерсть встала дыбом у него на загривке, я поняла, что этот новый посетитель - Эрик. Тут мне самой в пору было ощетиниться: ну и ситуация!
Я совсем позабыла, что мы с Эриком договорились сегодня пойти на выставку в одной из модных московских галерей.
Прежде чем отворить ему дверь, я закрыла Гришу в маленькой комнате. Эрик, элегантный до невероятия, склонился надо мной и нежно поцеловал в щечку; с каждой нашей встречей его поцелуи становились все нежнее и ласковее, он как бы поддразнивал меня - и это меня пугало. Вернее, пугала меня моя собственная реакция: все последние годы мы с Витей чуть ли не каждый день занимались сексом, и несмотря на всю мою отчаянную решимость жить одной и ни с кем не связываться, ночами я изнывала от желания и вспоминала Алину пациентку Настю, готовую изнасиловать всю мужскую палату. Что бы там ни творилось на высших уровнях нашей психики, физиология есть физиология.
Так вот, Эрик, выпрямляясь и слегка кося глазом на дверь, за которой заперт был Гришка, вдруг застыл. К таким знакомым лаю, рычанию и скулежу примешивался еще один звук, который не должен раздаваться в квартире одинокой женщины в субботнее утро, даже позднее - лилась вода в душе.
- Что это? - спросил он меня, вопросительно изогнув одну иссиня-черную бровь; за такие брови многие знакомые мне девушки отдали бы очень многое, в том числе и честь.
- Ты понимаешь, это ко мне заехал в гости мой бывший муж Он с дороги, только что из Питера, и попросил разрешения помыться
Я и сама понимала, как беспомощно это звучит. Вторая бровь Эрика тоже поплыла вверх, но он промолчал; пауза затянулась, и, как на сцене, в самый подходящий момент наступила кульминация - из ванны появился Витя.
Я готова была его убить! Вальяжный, в самом шикарном своем халате, который он умудрился протащить ко мне контрабандой в маленькой дорожной сумке, с мокрыми волосами, он ослепительно улыбался и весь сиял - другого слова не подберешь.
С протянутой рукой он подошел к Эрику, и мне ничего другого не оставалось, как их познакомить:
- Это мой бывший муж, Виктор Костенко, а это - Эрик Хачатрян, частный детектив: он занимается расследованием обстоятельств смерти моей старшей сестры.
- Очень приятно, - проговорил Витя, энергично тряся руку Эрика.
- Очень приятно, - ответ Эрика, вроде бы вежливый, прозвучал так, как будто он посылал моего бывшего на все буквы алфавита сразу.
Мне казалось, что это происходит не наяву, просто я наблюдаю за инсценировкой анекдота про мужа и любовника в телевизионном «Городке» Наконец, опомнившись, я заявила:
- Извини, Витя, мы с Эриком уже давно договорились пойти на вернисаж Боюсь, что мне придется тебя выгнать. Или сделаем так: мы пойдем, а ключ ты потом отдашь моему соседу Грише, в четырнадцатую квартиру.
Эрик слегка приободрился, но Витю нелегко выбить из колеи - так же, как и вытолкать из квартиры.
- Дорогая, я не знал, что ты торопишься Но ничего страшного, я тебя долго не задержу. Вот только обсохну - и мне надо ехать по делам. Если бы ты угостила меня чашечкой кофе, я был бы тебе очень благодарен
- Нам некогда ждать, - отрезала я, но неожиданно меня подвел Эрик: он решительно уселся на софу и объявил:
- Ничего страшного, если мы задержимся - хоть хепенинг ожидается с утра, но эта богема встает только к обеду
- Что такое «хепенинг»? - живо заинтересовался Витя.
Эрик открыл рот, чтобы ответить, но тут уж я сорвалась с цепи:
- Это когда голые мужики, совсем как ты, но без купальных халатов, бегают на четвереньках и лают, как Гриша, - и с этими словами я удалилась на кухню.
Я была уверена, что в мое отсутствие бывший супруг и новый поклонник будут настороженно изучать друг друга. На стороне Эрика - потрясающая внешность, Виктор силен своим опытом, наглостью и деньгами Может быть, они подерутся? Два самца в схватке за женщину Не выпустить ли мне к ним Гришу - он создаст, конечно, жуткую суматоху, но это сможет разрядить обстановку.
Минут через двадцать я вплыла в гостиную, толкая перед собой сервировочный столик с кофе и яичницей. Я была так зла, что даже успела привести себя в порядок за то время, пока готовился завтрак - я вообще-то быстрая, но злость, нечасто меня посещающая, как будто придает дополнительное ускорение всем моим действиям.
Они сидели рядом на софе и ворковали, как голубочки.
Эрик, у которого друг детства, неудачливый художник, служил уборщиком в галерее Вельмана, со знанием дела рассуждал о современном авангарде; Виктор, который разбирается в искусстве, как свинья в апельсинах, с важным видом ему поддакивал. Я буквально швырнула чашки и тарелки на обеденный стол и снова удалилась; когда я вошла в комнату снова, беседа уже перекинулась на Шемякина. Эту фамилию Костенко уж точно знал - мы с ним оба возмущались памятником Петру-анацефалу в Петропавловской крепости. И что же я услышала?
- Конечно, это гениально, но не самое лучшее из его произведений, - так говорил мой Витюша об этой самой ужасной скульптуре. Если раньше я готова была убить одного Витю, то теперь у меня возникло желание облить кипятком обоих этих «светских львов»!
В конце концов мы все вышли через час. Мой день был безнадежно испорчен. Эрик любезно подвез своего нового знакомца до метро и поехал по направлению к галерее; на полпути я вдруг скомандовала ему:
- Стой! Мы едем в зоопарк - или мы никуда не едем!
Меня внезапно осенило, что больше «околоискусственных» разговоров я сегодня не выдержу.
Необычно молчаливый Эрик повернул, и мы поехали на Пресню, где роскошные башенки у ворот, построенные только в этом году, зазывали пообщаться с животными. Мы смешались с толпой детей и их родителей, и звери быстро привели меня в порядок. Я как безумная хохотала над орангутангом, которого кормили кашей с ложечки, над изумительно артистичным мишкой-попрошайкой, над несчастным фотографом, которого на наших глазах с ног до головы облил морж - и все это время я прекрасно понимала, что смеюсь над собой. Давно в моей жизни не случалось ничего столь же комичного!
Эрик оказался еще более стойким, чем я ожидала: он выдержал не только Гришу, но и Витю. Правда, первое время он заходил ко мне реже. Впрочем, я была убеждена, что у него параллельно со мной есть кто-то еще - на таких мужчин, как он, женщины падают сами. Но об искусстве мы с ним больше не говорили и выставок не посещали.
Впрочем, тот день для меня так просто не кончился. После зоопарка мы с Эриком зашли в недорогой ресторанчик типа «Макдональдса», потом Эрик куда-то заторопился, что было в данных обстоятельствах совсем не странно - а я тоже спешила, мне надо было выгуливать Грея. Открыв дверь своим ключом, я увидела на вешалке Витину куртку - у него, оказывается, был запасной ключ от моей квартиры! Я рассвирепела, но выгнать его так и не смогла: он смиренно просил у меня разрешения остаться, потому что номера в гостинице он не заказывал, а вести он себя будет исключительно смирно, он согласен спать даже на коврике в ванной Кончилось все тем, что я постелила ему в комнате бабки Вари - и он, конечно же, пришел ко мне ночью. Собственно говоря, к этому все и шло. У меня было двойственное чувство: тело пело, а душа молчала. Наутро, проснувшись, я почувствовала на себе чью-то тяжелую руку; рука была чужая, и рядом со мной лежал совершенно чужой мужчина. Мне захотелось, чтобы он поскорее ушел.