Моя мать придерживалась этого принципа, с юных лет взращивая во мне осознание того, как важно предоставить женщинам безопасную гавань, место исцеления. Лондон мало что может предложить женщинам, нуждающимся в бережной заботе; вместо этого он кишит врачами-джентльменами, и каждый так же бесчестен и развращен, как прочие. Моя мать посвятила себя тому, чтобы дать женщинам убежище, место, где они могли бы и открыто говорить о своих недугах, не возбуждая мужской похоти.
С положениями медицины джентльменов моя мать также не была согласна. Она полагалась на проверенные средства прекрасной плодородной земли, а не на схемы, расписанные в книгах, которые изучают джентльмены в очках и со вкусом бренди на языке.
Девочка осмотрела мою лавку, в ее глазах отразилось пламя.
Как умно. Мне здесь нравится, хотя и темновато. Откуда вы знаете, что уже утро? Окон-то нет.
Я указала на часы на стене.
Время можно определить разными способами, сказала я. А окно мне совсем ни к чему.
Наверное, вы устаете от темноты.
Бывали дни, когда я не отличала день от ночи, потому что уже давно утратила природное ощущение бодрости. Мое тело, казалось, вечно пребывало в усталости.
Я привыкла, сказала я.
Так странно было сидеть напротив этого ребенка. Последним ребенком в этой комнате была я, десятилетия тому назад, наблюдала за работой матери. Но я не была этой девочке матерью, и ее присутствие начинало меня тревожить. Ее наивность была так мила, и все же она еще совсем ребенок. Что бы она ни думала о моей лавке, ей еще не могло быть нужно ничего из того, чем я торговала, средства от бесплодия, кора от колик. Она пришла только ради яда, так что я решила вернуться к тому, что было под рукой.
Ты не притронулась к отвару.
Она посмотрела на него с сомнением.
Я не хочу показаться невежливой, но миссис Эмвелл велела мне быть очень осторожной
Я остановила ее, подняв руку. Она была умной девочкой. Я взяла ее кружку в руки, сделала большой глоток и снова поставила перед ней на стол.
Она тут же схватила кружку и, поднеся ее к губам, выпила все до дна.
Я умирала от жажды, сказала она. Спасибо, это так вкусно! Можно мне еще?
Я поднялась со стула, сделала два шажка к очагу. Постаралась не поморщиться, поднимая тяжелый чайник, чтобы вновь наполнить ее чашку.
Что у вас с рукой? спросила она у меня из-за спины.
О чем ты?
Вы ее странно держите все время, как будто вам больно. Вы ее повредили?
Нет, ответила я. И подсматривать некрасиво.
Но я тут же пожалела, что заговорила с ней таким тоном. Она просто была любознательной, как я когда-то.
Сколько тебе лет? спросила я, смягчив голос.
Двенадцать.
Я кивнула, чего-то в этом роде я и ожидала.
Совсем юная.
Она замешкалась, и по мерному покачиванию ее подола я поняла, что она постукивает по полу ногой.
Я никогда Она замялась. Никогда никого не убивала.
Я чуть не рассмеялась:
Ты еще ребенок. Я и не ждала, что ты за свою недолгую жизнь поубивала множество людей.
Мой взгляд упал на полку за ее спиной, на которой стояло фарфоровое блюдце цвета молока. На блюдце лежало коричневое куриное яйцо, скрывавшее в себе яд.
Как тебя зовут?
Элайза. Элайза Фэннинг.
Элайза Фэннинг, повторила я. Двенадцати лет от роду.
Да, мисс.
И тебя сюда прислала твоя госпожа, так?
По этой договоренности я поняла, что хозяйка должна очень доверять Элайзе.
Но девочка помолчала, нахмурившись, и то, что она сказала следом, удивило меня.
Изначально да, это была ее задумка, но это я предложила сделать все за завтраком. Мой хозяин предпочитает ужинать в закусочных, иногда его не бывает по две ночи кряду. Я подумала, что завтрак самое удобное.
Я взглянула на письмо Элайзы, лежавшее на столе, и провела большим пальцем по его краю.
Ты понимаешь, что это не просто ему навредит? Он от этого не просто заболеет, но Я произнесла это медленнее. Это убьет его, как убило бы животное? На это рассчитывает твоя госпожа?
Элайза подняла на меня глаза, пристально посмотрела. Сложила перед собой руки.
Да, мисс.
При этих словах у нее даже не дрогнуло лицо.
4. Кэролайн. Наши дни, понедельник
Не смогли устоять перед древним зовом реки, да? произнес знакомый голос.
Гид стоявшей передо мной группы сделал шаг ко мне; на нем были огромные, доходившие до колена резиновые сапоги и голубые резиновые перчатки.
Судя по всему, не смогла.
Сказать по правде, я по-прежнему не догадывалась, чем мы собирались заняться у реки, но это меня отчасти и привлекало. Я невольно улыбнулась гиду.
Мне тоже такие понадобятся? Я кивнула в сторону его сапог.
Он покачал головой.
Ваши кроссовки подойдут, но возьмите вот что. Он вынул из рюкзака пару бывших в употреблении, заляпанных грязью резиновых перчаток, таких же, как у него. Вы же не хотите порезаться. Идемте, мы там, подальше.
Он зашагал по берегу, потом обернулся ко мне:
Да, кстати, я Альфред. Но меня все зовут Альф Холостяк. Смешно, если учесть, что я женат уже сорок лет. Но это старое прозвище, мне его дали за то, что я нашел кучу гнутых колец.
Заметив, с каким ошарашенным лицом я натягиваю перчатки, он продолжил:
Сотни лет назад мужчины сгибали металлические кольца, чтобы показать, насколько они сильны, а уж потом просили руки дамы. Но если дама не хотела идти за мужчину, она, понимаете ли, бросала кольцо с моста и отказывала. Я нашел сотни таких колец. Похоже, много джентльменов ушло от этой реки холостыми, если вы следите за моей мыслью. В общем, странная традиция.
Я посмотрела на свои руки. Мое собственное кольцо сейчас было спрятано под грязной резиновой перчаткой. Мне традиция тоже на пользу не пошла. Несколько недель назад, прежде чем моя жизнь внезапно дернулась и замерла, я купила Джеймсу старинную шкатулку для новых деловых визиток. Шкатулка была жестяная, традиционный подарок на десятую годовщину, это должно было символизировать прочность нашего брака. Я заказала на ней гравировку с инициалами Джеймса, и посылку с ней доставили вечером накануне нашего предполагаемого отъезда в Лондон как раз вовремя.
Но с тех пор все пошло наперекосяк.
Как только шкатулку принесли, я побежала с ней наверх спрятать ее в свой чемодан. Пока я возилась в гардеробной, нашлось несколько вещей, которые я еще не уложила: кое-какое белье, пара босоножек на каблуках, флаконы с эфирными маслами. Я перебрала их и отложила лаванду, абсолют розы и сладкий апельсин. Джеймсу особенно нравился сладкий апельсин.
Сидя по-турецки на полу в гардеробной, я подняла белье не могла решить, брать его или нет, клубок ярко-красной ленты, которая каким-то образом укладывалась вокруг попы и между ног. Я пожала плечами и бросила его в чемодан рядом с аптечным тестом на беременность, который я в то время отчаянно надеялась использовать в Лондоне, когда у меня не начнутся месячные. И тут я вспомнила: витамины для беременных. По рекомендации врача я начала принимать их, как только мы стали пытаться зачать.
Когда я пошла в ванную за витаминами, мое внимание привлекло жужжание мобильник Джеймса на комоде. Я мимоходом взглянула на него без особого интереса, но он зажужжал снова, и я увидела две буквы: XO.
Вся дрожа, я наклонилась, чтобы прочесть сообщение. Оно было от кого-то, записанного в контактах Джеймса как «Б».
«Я буду так по тебе скучать», это первое.
И дальше:
«Не пей столько шипучки, чтобы забыть, что было в пятницу. ХО».
Во втором сообщении, к моему ужасу, была еще и фотография черных трусиков в ящике письменного стола. Под трусиками я узнала яркий буклет с логотипом работодателя Джеймса. Судя по всему, фотография была сделана у него на работе.
Я в оцепенении смотрела на телефон. В прошлую пятницу я провела вечер в больнице с Роуз и ее мужем, пока Роуз рожала. Джеймс был в офисе, работал. Или не работал, как я теперь начала подозревать.
Нет, нет, это, должно быть, какая-то ошибка. Ладони у меня стали липкими. Я услышала, как Джеймс внизу ходит по кухне. Сделала несколько медленных вдохов и взяла телефон, сжав его, как оружие.
Я сбежала по лестнице.
Кто такая Б.? спросила я, показывая Джеймсу телефон.
По его лицу все было понятно.
Кэролайн, сказал он ровным голосом, словно я была клиентом и он собирался изложить мне анализ коренных причин. Это не то, что ты думаешь.
Трясущейся рукой я открыла первое сообщение.
«Я буду так по тебе скучать»? прочитала я вслух.
Джеймс уперся ладонями в столешницу, подался вперед.
Она просто коллега. Несколько месяцев, как запала на меня. Это предмет шуток в офисе. Серьезно, Кэролайн, полная ерунда.
Откровенная ложь. Я пока не обнародовала содержание второго сообщения.
У вас что-то было? спросила я, стараясь говорить спокойно.
Он медленно выдохнул, зачесал волосы пальцами назад.
Мы встретились на мероприятии по продвижению пару месяцев назад, наконец сказал он. Его фирма проводила обед для новых выдвиженцев в Чикаго; супругам тоже можно было прийти, за отдельную плату, но мы тщательно копили на Лондон, и я с легким сердцем решила не ходить. В тот вечер мы поцеловались, всего разок, потому что слишком много выпили. У меня перед глазами все плыло.
Он шагнул ко мне, посмотрел мягким умоляющим взглядом:
Я совершенно по-идиотски ошибся. Больше ничего не было, и с тех пор я ее не видел
Новая ложь. Я снова ткнула в него телефоном, показывая пару черных трусиков в ящике стола.
Уверен? Потому что она только что прислала тебе вот эту фотографию, попросив не забывать прошлую пятницу. Похоже, она теперь хранит в твоем столе свое нижнее белье?
У него заблестел от пота лоб, пока он придумывал объяснение.
Это просто розыгрыш, Кэ
Вранье, перебила его я, и по лицу у меня полились слезы.
В мозгу у меня нарисовалась безымянная фигура женщина, которой принадлежали эти крошечные черные трусики, и я впервые в жизни поняла необъятную ярость, которая доводит некоторых до убийства.
Ты не очень-то работал в офисе в пятницу, да?
Джеймс не ответил; молчание было таким же признанием вины, как согласие.
Я поняла, что не могу больше верить ничему, что он говорил. Я подозревала, что он не только видел черные трусики своими глазами, но и сам их с нее снял. Джеймс редко не находил слов; если бы между ними не произошло ничего серьезного, он бы сейчас непреклонно защищался. Вместо этого он молчал, и на его потухшем лице большими буквами была написана вина.
Сам по себе секрет то, что Джеймс мне изменил был уже плох. Но в тот момент отвратительные болезненные вопросы о той женщине и серьезность их отношений казались не такими критичными, как то, что он несколько месяцев хранил эту тайну. А если бы я не нашла его телефон? Сколько бы он еще это от меня скрывал? Мы только прошлой ночью занимались любовью. Как он смел притащить в нашу постель тень этой женщины, в священное место, где мы пытались зачать ребенка.
У меня тряслись плечи, руки дрожали.
Все эти ночи, когда мы старались зачать. Ты думал о ней, а не
Но я подавилась словами, не в силах выговорить «обо мне». Я не могла связать эту пародию с нами, с моим браком.
Прежде чем он успел ответить, меня накрыла неукротимая тошнота, и я рванулась в туалет, захлопнула за собой дверь и заперла ее. Меня вырвало пять, семь, десять раз, пока совершенно не опустошило.
Рев лодочного мотора на реке выдернул меня из воспоминаний. Я подняла глаза на Холостяка Альфа он смотрел на меня, разведя руки в стороны.
Готовы? спросил он.
Я смущенно кивнула и пошла за ним к группе из пяти-шести человек. Некоторые стояли на коленях, перебирая гальку. Я подошла поближе к своему гиду и тихонько сказала:
Простите, но я не совсем понимаю, что такое мадларкинг. Мы что-то ищем?
Он взглянул на меня и рассмеялся так, что затрясся живот.
Я вам так и не сказал, да? Ну, вот все, что вам нужно знать: Темза протекает через Лондон, и это довольно протяженный участок. Прямо здесь, в грязи, можно найти мелкие осколки истории, вплоть до римского периода, если достаточно долго искать. Мадларкеры с давних пор находят монеты, кольца, керамику, раньше они все это продавали. Об этом писали викторианские авторы о бедных детишках, пытающихся заработать на хлеб. Но теперь мы ищем просто потому, что нам это нравится. Найденное оставляем себе, это наше правило. Смотрите, вот, сказал он, указывая на мою ногу. Вы почти наступили на глиняную трубку.
Он нагнулся и поднял ее. Мне она показалась тонким камешком, но Альф Холостяк улыбался во весь рот.
За день их можно тысячу найти. Ничего особенного, если только ты не новичок. Вот сюда набивали табачные листья. Видите ребра вдоль корпуса? Я бы отнес ее к 17801820 годам.
Он замолчал, ожидая, как я отреагирую.
Я подняла брови и внимательнее взглянула на глиняную трубку, меня внезапно охватило волнение от того, что я держу в руках предмет, которого в последний раз касались столетия назад. Альф Холостяк уже сказал, что прилив и отлив каждый раз выносят новые тайны. Какие еще старинные артефакты могут оказаться неподалеку? Я убедилась, что перчатки плотно сидят у меня на руках, потом опустилась на колени; возможно, я найду еще пару глиняных трубок, или монету, или гнутое кольцо, как сказал Альф Холостяк. А может быть, можно снять свое собственное кольцо, согнуть его и бросить в воду, к прочим символам рухнувшей любви.
Я медленно осматривала камни и проводила кончиками пальцев по блестящей гальке цвета ржавчины. Но через минуту нахмурилась; все казалось таким одинаковым. Даже если бы в иле лежало брильянтовое кольцо, сомневаюсь, что я бы его заметила.
А подсказку вы дать не можете? крикнула я Альфу Холостяку. Или, может, лопату?
Он стоял от меня в нескольких метрах, изучая яйцевидный предмет, найденный кем-то другим.
Он рассмеялся:
Управление Лондонского порта, к несчастью, запрещает пользоваться лопатами, да и вообще копать. Нам разрешено только осматривать поверхность. Так что, если что-то находишь, это судьба; ну, по крайней мере, мне нравится так думать.
Судьба или пустая трата времени. Но или берег, или холодная, пустая огромная кровать в гостинице, так что я переместилась поближе к воде и опять опустилась на колени, отмахнувшись от стайки мошек, вившихся у моих ног. Я медленно обвела взглядом камни и уловила блеск чего-то гладкого и зеркального. У меня перехватило дыхание, я уже готова была позвать Альфа Холостяка, чтобы показать ему свою находку. Но, подойдя поближе и потянув к себе тонкий блестящий предмет, я поняла, что ухватилась всего лишь за перламутровый гниющий хвост дохлой рыбы.
Фу, простонала я. Гадость.
Внезапно за спиной у меня раздался взволнованный вскрик. Я обернулась и увидела, как одна из участниц женщина средних лет, склонившаяся так низко, что концы ее волос почти касались мокрого песка под ногами подняла белесый камень с острыми краями. Она яростно потерла перчаткой его поверхность, а потом гордо вскинула руку.
А, фрагмент дельфтской керамики! воскликнул Альф Холостяк. И прекрасный, сказал бы я. Такого синего теперь не найдешь. Церулеум, открытый в конце восемнадцатого века. Теперь это дешевая краска. Посмотрите, он показал взволнованной женщине узор, похоже, это край каноэ, возможно, лодки-дракона.
Женщина радостно сунула фрагмент в сумку, и все вернулись к поискам.
Послушайте, все, пояснил Альф Холостяк. Суть в том, чтобы дать вашему подсознанию уловить аномалию. Наш мозг заточен на то, чтобы выявлять сбои в последовательности. Это результат эволюции, мы стали такими много миллионов лет назад. Вы ищете не столько предмет, сколько нестыковку или отсутствие.
Ну, у меня в тот момент отсутствовало довольно много всего, не в последнюю очередь ощущение безопасности или уверенность в том, что принесет мне остаток жизни. Когда я, узнав о Джеймсе, заперлась в ванной, он попытался туда вломиться, пока я лежала, свернувшись на коврике. Я умоляла оставить меня в покое; каждый раз, когда я просила, он отвечал какой-то мольбой, вроде «Позволь мне все исправить» или «Я всю жизнь буду это заглаживать». Я хотела одного чтобы он ушел.
А еще я позвонила Роуз и рассказала ей обо всем этом кошмаре. Она совершенно ошалела, на заднем плане плакал ребенок, но она терпеливо слушала, и, когда я сказала ей, что не могу представить, как завтра полечу с ним в Лондон отмечать годовщину, она ответила: