Сара ПаборнКолючий мед
Посвящается друзьям, осветившим дремучие заросли, Анне Вильсон и Паулю Даниэльссону
Такую подпись отправителя редко встретишь в подобных еженедельных изданиях. Я листаю журнал, сидя в холле перед кабинетом врача. Колонка, на которой остановился мой взгляд, называется «Задайте вопрос медиуму», заголовок гласит: «Помнит ли меня предмет моей девичьей любви?» В конце подпись: «Видящая сны». Возвышенный и серьезный, текст выделяется среди многочисленных рецептов кексов и советов о том, как сохранить луковицы гиацинтов зимой и вывести пятна с шелковой ткани. Начинаю читать с нарастающим интересом:
Уважаемая Моника,
Пишу Вам в связи с тем, что в последние месяцы меня посещают все более яркие воспоминания о молодом человеке, с которым я общалась в юности. У нас был короткий, но бурный роман летом 1955 года. Он учился в Высшей художественной школе и провел пару недель в принадлежавшем моей матери пансионате на полуострове Бьерё. Расставшись при достаточно драматичных обстоятельствах, мы никогда с ним больше не виделись.
Год назад скончался мой муж. Мы прожили вместе шестьдесят лет, и наша совместная жизнь была плодотворной и счастливой, даже несмотря на отсутствие детей. В те годы я редко вспоминала другого, но последнее время мысли о нем приходят на ум все чаще, и он начал сниться мне ночами. Что это означает? Пытается ли он связаться со мной или это просто иллюзия, возникшая в моем мозгу? Мне 79 лет. Благодарю за скорый ответ.
И ответ медиума, мягко говоря, удивляет; вот она на фотоупитанная женщина с гладким лицом и каким-то подобием тиары на голове.
Уважаемая Видящая сны,
Ваша старая любовь жива! Я отчетливо вижу стильного мужчину, теперь седовласого. На нем рубашка светло-голубого цвета, и он радостно машет рукой. Иногда люди, которые были близки друг другу, могут оставаться в тесном духовном контакте даже спустя много лет. Довольно часто случается так: человек чувствует, что другой попал в затруднительное положение и нуждается в его помощи. А еще, вполне возможно, у Вас остались непроработанные эмоции. По какой причине вы разорвали отношения? Вы пишете, что расстались при драматичных обстоятельствах. Может быть, Вам необходимо глубоко разобраться в этом, чтобы обрести душевный покой? Вы не знаете, где находится возлюбленный Вашей юности? Если нет, не пробовали ли Вы такой простой способ, как поискать данные о нем в интернете? Желаю Вам большой удачи!
С наилучшими пожеланиями,
Увлекшись, я не сразу слышу, как меня вызывает психотерапевт. Прошло целых шестьдесят лет. И потом, как этозадать вопрос человеку, с которым автор письма незнаком и даже никогда не встречался? А что, если медиум ответила бы: «Он давным-давно тебя забыл. Да и никогда особенно тобой не интересовался. И, кстати, он уже на том свете».
С неохотой оставляю журнал на столике и здороваюсь за руку с Йуаром. Я приходила к нему всего несколько раз, но он уже кажется мне старым знакомым. Возможно, Йуар напоминает мне кого-то из участников «Евровидения» времен моей молодости. Вьющиеся каштановые волосы подстрижены под пажа, слегка сутулый, одет в черные облегающие джинсы, и удивительно добрые глаза создают приятное ощущение, будто давно знаешь этого человека. Врач распахивает передо мной дверь в кабинет, где уместились два синих кресла и большой письменный стол. Солнечный свет падает на маленький фанерный столик, на котором стоит обязательная коробка с бумажными носовыми платками. Достав медицинскую карточку, успевшую, к моему беспокойству, растолстеть, Йуар присаживается. На поясе джинсов побрякивает связка ключей.
Ну, как ваши дела? спрашивает он, приветливо глядя на меня.
Ужасно, отвечаю я.
Йуар улыбается.
Вы делали упражнения на расслабление, о которых мы договаривались в прошлый раз?
Да, но мне очень трудно сосредоточиться. И потом, я не чувствую разницы. Кажется, все безнадежно.
Я начинаю ерзать в кресле.
Если что-то кажется безнадежным, это еще вовсе не значит, что оно действительно безнадежно, напоминает мне Йуар. Эффект от упражнений обычно появляется спустя несколько недель. Дайте им шанс. А иначе мы так никогда и не узнаем, могут ли они помочь вам.
Я смотрю на врача с недоверием. Йуар молод, ему, наверное, лет тридцать, но создается впечатление, будто он обладает незыблемой репутацией. На стенах висят репродукции картин. Письменный стол красиво убран. На доске нарисовано несколько треугольников с подписью: «Автоматические мысли».
А этот звук вообще существует? Или я сама его выдумала?
Вы его ощущаете, значит, он существует. Разве нет? Йуар внимательно смотрит на меня. Некоторым очень мешает даже еле уловимый звук, а другие слышат его громко и отчетливо, но почти никак не реагируют. Все зависит от личного восприятия.
Доктор начинает листать лежащую на коленях папку. Я обращаюсь к нему по такому количеству поводов, что их необходимо регистрировать по порядку. Звон в ушахэто, наверное, самая маленькая из моих проблем. Мы имеем: вину за то, что я бросила Тома, наградив Оскара разведенными родителями; роман с Эриком и разрыв отношений; последовавшее за этим публичное унижение, утрату Эрика и вялотекущую депрессию. Добавьте сюда тревогу по поводу работы, точнее, ее отсутствия. Звон в ушахскорее, вишенка на торте.
После вашего последнего визита я почитал про звон в ушах, говорит Йуар, кивая. Многие думают, что это проблема современности, связанная с шумовыми травмами, но, похоже, она существовала на протяжении всей истории человечества. Я наткнулся на несколько интересных вещей. Например, на текст о медицинских методах лечения эпохи фараонов в Древнем Египте. Страдающим этим недугом в ухо наливали специальное масло, чтобы расколдовать.
Вытащив листок из стопки бумаг, Йуар продолжает:
А Аристотель полагал, что это звенит заблудившийся в ухе ветер. Считалось, что человек со звоном в ушах обладает сверхъестественными способностямидаром предвидения, способностью путешествовать во времени и так далее. Другими словами, это было по-своему круто. Правда, принятый тогда метод лечения нельзя назвать эффективным. Просто в черепе сверлили отверстие, чтобы выпустить застрявший там ветер. Пациент, понятное дело, в процессе операции умирал. Так что врачи с этим покончили. Дырок больше не сверлят.
Йуар улыбается, обнажая щель между передними зубами.
Кстати, попить не хотите? Здесь жарковато.
Он наливает в стакан воды из кувшина.
Йуар обручен, на пальцескромное кольцо. К осени станет отцом. Мне кажется, он счастлив, по крайней мере, создается такое впечатление. Я представляю себе, как заботливо относятся друг к другу Йуар и его девушка. Как прислушиваются друг к другу. Пара, в которой партнеры никогда без необходимости не повышают голос и способны обеспечить друг другу ощущение безопасности. Я задумываюсь: а есть ли у Йуара старая любовь, которая подспудно не дает ему покоя? Не думаю. Если и была, он наверняка давно уже разобрался с ней, расставив все точки над «и». Йуар предпочитает жить настоящим, он не из тех, кто пережевывает прошлое. Такие люди верят, что главноеопределиться.
Во время наших встреч я делаю записи, которые потом, как правило, прибираю в «надежное» место. Мне кажется, если я все равно без дела слоняюсь по дому, у меня может возникнуть желание взять и начать применять подходящие советы, но почему-то так не получается. Я забываю, куда кладу их, впрочем, как и другие вещи. Хотя некоторые советы я, похоже, запомнила наизусть:
Создавай спокойствие.
В ожидании улучшения погодных условий подыщи тихую бухту.
Когда эмоции накалены, ничего не предпринимай.
Посмотри на все со стороны!
Универсальный совет: не торопи время.
Эти советымаленькие проблески надежды, которые, по крайней мере ненадолго, вселяют в меня веру в лучшие времена. К сожалению, эффект от них часто пропадает, как только я покидаю приемную врача. Я плохо представляю себе, как претворить рекомендации в жизнь. Между разумом и душой лежит пустошь, которую не возделать. Все дороги моего внутреннего мира изъезжены вдоль и поперек, а проложить новыевыше моих сил. И все же здесь, в маленьком кабинете Йуара, я чувствую, что изменения возможны.
Он тянется за лежащей на письменном столе брошюрой.
Вот, только что вышла в печать. Возьмите, может быть, пригодится.
Доктор протягивает мне брошюру «Звон в ушах, краткое руководство».
Когда к Йуару заходит следующий пациент и в холле опять становится пусто, я украдкой подхожу к столику, незаметно вырываю из журнала страницу с письмом читателя и прячу в карман. Потом покидаю консультацию, спустившись на лифте в темный вестибюль и выйдя на ярко освещенный солнцем тротуар.
* * *
Мы думаем, что запомним ощущение одиночества. Мы думаем, что запомним, каково этобыть любимыми. Оба эти представления ошибочны. Мы помним очень мало, даже из того, что обещаем себе никогда не забывать.
Я помню отдельные моменты, когда думала: «Это ощущение нужно сохранить». Например, стоя на пешеходном переходе под проливным дождем в ту осень, когда только что встретила Эрика. «Запомни, как ты сейчас счастлива, говорила я себе. Постарайся запомнить этот момент».
Потом я его забыла.
Теперь бо́льшую часть времени я провожу в спальном районе, в душной двушке, купленной вместе с Эриком, и пытаюсь найти соломинку, за которую можно хоть как-то ухватитьсябудущее, некий план действий, способ прожить оставшуюся жизньиначе говоря, всякие мелочи. Двадцать лет назад я твердо верила в то, что меня никогда не подведет способность выбирать для себя из всех дорог правильную. А сейчас я стою в заросшей канаве, сбившись с пути, и уже даже не знаю, где проложены дороги. Мне кажется, будто вдалеке что-то происходит, я слышу шум, но вокруг столько преград, что ничего не разобрать. Кроме того, вполне возможно, что это шумит у меня в ушах.
Без всякого преувеличения, я терзаюсь муками и нахожусь в полной растерянности.
По дороге домой заскакиваю в кондитерскую. Заказав кофе и пирожное, усаживаюсь за столиком на террасе на углу улицыкак раз там, куда раннее летнее солнце робко бросает свои лучи. Выезжать в центр и заходить в разные кондитерские, притворяясь, будто мы живем в этом квартале, было одним из наших с Эриком воскресных развлечений. Он всегда заказывал что-нибудь из приторно сладкой выпечки с зеленым марципаном или дрожащим желе. Я обычно брала пропитанное пуншем или миндальное пирожное. Мы оба читали газету и обменивались прочитанными страницами. Оба пили кофе ведрами. Обоим нравилось зависать по воскресеньям без особой цели в чужом квартале.
Сегодня поездка на автобусе и метро в центр Стокгольма кажется мне путешествием во времени, возвращением в эпоху, когда я еще работала радиоведущей и никогда бы не смогла себе позволить сидеть в кофейне в разгар рабочего дня. Возвращением к самой себе, только молодой и не отягощенной тревогами. Может быть, поэтому я и стремлюсь попасть в эти края, езжу сюда к тому же стоматологу, к которому ходила раньше, и теперь еще к Йуару. На самом деле ни сеансы когнитивно-поведенческой терапии, ни пирожные в одной из самых дорогих кондитерских города мне не по карману. Но я предпочитаю смотреть на это как на пусть и маленькую, но волю к жизни: несмотря ни на что, я сижу тут и притворяюсь, будто этот краткий перерыв на кофечасть моего заведенного ежедневного распорядка.
Тридцать две кроны за пирожное. Тридцать восемь за самый обычный кофе. Хорошо еще, что можно подливать бесплатно. И маленькие квадратные салфетки с выбитым кобальтовыми буквами названием кондитерской «Тёссе». Я прячу несколько таких салфеток в карман куртки вместе с пакетиком сахара. Мало ли, пригодятся.
Краем глаза замечаю, что на меня подозрительно смотрит аккуратно причесанный седовласый мужчина. Десять лет назад он, наверное, наклонился бы ко мне и, слегка смущаясь, спросил: «Извините, что отвлекаю вас, но не вы ли написали книгу о том, как сохранить отношения? Я видел вас по телевизору».
А я бы снисходительно ответила: «Да, все правильно. Надеюсь, книга доставила вам удовольствие. Спасибо, что читаете!»
И после этих слов, улыбаясь, продолжила бы греться на солнышке. А сейчас все по-другому. Меня больше никто не узнает. В студийных фотографиях, опубликованных на последних страницах обложек моих книг по практической психологии, мало общего с моим нынешнимбледным и угловатымлицом. «Не засыпайте, не помирившись», «Любите будни» и «Лучшее из лаборатории любви» это все мои книги. Бестселлеры. По крайней мере, по шведским меркам.
К сожалению, книгу «Разведись и будь счастлива», в написании которой я раскаиваюсь с учетом всего, что произошло после, больше обсуждали, чем покупали. В связи с моим собственным грязным разводом всегда можно было поиздеваться над каким-нибудь тривиальным советом.
Все эти книги я писала в своей прежней жизни, когда полагала, будто практически все можно вылечить доброй волей и упорством. Именно это люди и хотят слышать, как ничто другое. Что все устроится, стоит только достаточно сильно захотеть. Что нам все подвластно. Что мы можем стать кем пожелаем. Решать свою судьбу. Только все этонеправда, и мне это известно как никому другому.
Есть еще непредвиденноеручей жизни, стремящийся к неведомому морю, о существовании которого мы и не догадываемся.
Налив себе еще кофе, я достаю из кармана письмо в редакцию, разглаживаю на столе и перечитываю. Задумываюськак она выглядит, эта женщина, написавшая письмо? Как ее зовут? Где находится? Проживает ли она в отдельном доме, или квартире, или, может быть, в доме престарелых? Интересно, их по-прежнему так называют? Я задаюсь вопросом: хочет ли она попытаться найти любовь своей юности и что скажет ему, если ей удастся с ним связаться? Что говорят после шестидесяти лет разлуки? «Мне тебя не хватало»? «Где ты был все эти годы»?
Автор письма потеряла мужа тогда же, когда и я. Ее муж умер, а мой меня просто бросил.
Но только я пока с трудом могу заставить себя взглянуть в зеркало, а она начала строить фантазии о любви своей юности. Видящая сны. О том, что предмет ее девичьей любви все еще думает о ней и пытается найти спустя все эти годы. Попадись мне это письмо на глаза несколько лет назад, я бы не приняла его всерьез, сочтя бредом сумасшедшей. Не знаю, с чем это связанос возрастом ли, с кризисом или внезапной сменой характера, но я уже не могу с прежней легкостью отмахиваться от других людей. Было так приятно с полной ясностью осознавать, кто из окружающих умен, а ктонет. Быть убежденной в своей способности к здравым суждениям и держать все под контролем. Видя, как кто-то другой оступился, я даже могла испытывать какое-то злорадство. Лишиться такого развлеченияуже само по себе чертовски обидно. Сейчас я в лучшем случае смеюсь в компании других. Если я и смеюсь над кем-нибудь, то только от испуга, что лишь тонкая грань отделяет их напасти от моих собственных.
Я никогда особо не стремилась проявлять солидарность с попавшими в трудную ситуацию. Просто так сложилось.
Видящая сны хочет разглядеть мерцание в старой ряби на воде.
Видящая ищет способ обрести душевный покой. В этом она не одинока.
Я не могу отделаться от мысли, что, вопреки всему, в людях, готовых отдать свою жизнь в руки совершенно чужого человека, есть нечто трогательное, лишь бы речь не шла о пустяках.
* * *
Я много лет проработала репортером в популярной радиопрограмме, куда люди звонили, чтобы поговорить о любви и отношениях. Получалось настолько хорошо, что мне дали возможность запустить собственную программу«Лаборатория любви» с участием экспертов. Еженедельно мы старались помочь одинокому человеку найти подходящую пару, шутили на тему промахов первого свидания и давали советы о том, как выстраивать отношения. Когда одно издательство обратилось ко мне с предложением издать книгу, это казалось естественным шагом вперед. За первой книгой последовала вторая. Обе имели большой успех. Я считала, что так будет и впредь. Полные залы на моих выступлениях. Постоянные напоминания об участии то в одних, то в других проектах. Мой муж Том и я служили доказательством тому, что любовь можно сохранить с молодости. Мы встретились, когда нам было немного за двадцать, и, будучи упорной парой, построили прочный союз. В своих книгах я часто использовала мужа в качестве примера и черпала из нашей совместной жизни комичные и поучительные истории. Такие, чтобы речь (желательно) шла о небольшом разногласии, которое успешно разрешалось. Мы страстно соглашались с тем, что прекрасно дополняем друг друга. Для меня характерна спонтанность, для неговдумчивость. Он планировал на длительную перспективу, яна короткую. Цвет его личностисиний. Мойкрасный. И обоим было скучно.