Но и на этом папочка не спешит останавливаться. Выдувая из ноздрей пар, как огнедышащий дракон, бросается к моему гардеробу. В коробку летят рваные джинсы, косуха, клетчатые рубашки, многочисленные черные кофточки и даже тяжелые ботинки в количестве трех пар.
Вау, тихо произношу я, выдавливая из себя смешок. Какая экспрессия
На самом деле, не так уж и смешно. Давненько я не видела его в таком состоянии.
Больше никаких этих рычит, оглядывая и швыряя мои тряпки в коробку, загробных штучек!
Его глаза краснеют настолько, что, того и гляди, лопнут.
Окей окей театрально поднимаю руки, ты бы так не кипятился, ладно? В твоем возрасте вредно. Может случиться инфаркт, и все такое. Пожимаю плечами, любуясь тем, как раздуваются его ноздри. Ну, ты ведь врач, должен и сам знать. Чего это я тебе рассказываю
Еще слово, и Папочка с глухим стуком обрушивает коробку на пол.
И, кстати, они не загробные. Складываю руки на животе. Скорее поминочные. Но тебе не понять. Ты же никого не терял, правда?
Всё. Он подхватывает мои шмотки и тащит прочь из комнаты. Я думал, это всё блажь. Думал, что пройдет, что ты перебесишься. Но, видно, с тобой нужно по-другому!
Шаркая ногами по полу, плетусь следом. Скорей бы ушел на смену. Мне очень необходимы сорок, а то и восемьдесят часов божественной тишины, во время которых меня никто не будет беспокоить.
Больше никаких карманных денег! Продолжает родитель.
Напугал. Бормочу я, хмыкнув.
Никаких поблажек. Он закрывает коробку, хватает скотч и опечатывает ее. Будешь выглядеть так, как я тебе скажу. Отпинывает коробку в коридор. Делать будешь, как я велю. И только попробуй еще раз мне дерзнуть
Лицо папочки так близко, что я едва не прикусываю язык. Вжимаюсь в стену и не знаю, чего еще можно от него ожидать. Наверное, не плохо, что он наконец-то вышел на эмоции. Я-то думала, внутри его брони давно все окаменело.
Окей, мистер. Снова вскидываю руки и пытаюсь сделать безразличное лицо.
С непривычки выходит паршиво.
Сейчас же ты смоешь со своего лица эту гадость, и мы поговорим!
Еще чего, усмехаюсь я.
По спине в это время бегут оголтелые мурашки.
Захотела в закрытый интернат для девочек? Прищуривается он. Мне такой вариант предлагали. И не раз. Вскидывает брови. Для трудных подростков там особые условия. Весьма комфортные.
Какие? Вся моя решительность улетучивается. Решетки на окнах? Так это замечательно. Зато будет с кем поговорить. Надзирателям явно будет больше дела до меня, чем тебе!
Ты сейчас умоешься. Говорит он тихо. В его взгляде застывает лед. И мы поговорим. Выполняй, не то будет хуже.
И я понимаю, что на этот раз папуля не шутит. Хотела вывести его из себяпоздравляю, вывела.
Я умоюсь. Отвечаю, задрав подбородок. Но только потому, что сама так хочу.
И это определенно не фраза победителя.
Но я ухожу в ванную комнату, продолжая глупо улыбаться. И ничего, что улыбка эта похожа на кривой оскал, а мне самой ужасно хочется выть. Зато это интереснее, чем лежать в пустом доме и молча глядеть в потолок. Наконец-то между нами хоть что-то происходит. Меня заметили. Круто, очень круто.
Ты была сегодня на занятиях в новой школе? Спрашивает отец, наливая в мою тарелку молоко, когда мы уже сидим вдвоем в столовой.
Да. Кривлю лицом. А ты был на новой работе? Как тебе?
Ненавижу эту гадостьмолоко. Почему для того, чтобы изобразить идеальный семейный завтрак, нужно сидеть и делать вид, что тебе вкусно и интересно? Да папашке наплевать и на меня, и на чертовы хлопья в моей тарелке. К чему все это?
И как тебе? Игнорирует мой вопрос.
Пожимаю плечами.
Нормально.
Семья должна общаться. Должна собираться за общим столом. Вот для чего папочка насилует себя совместным завтраком. Ради того, чтобы я могла чувствовать себя нормальной. Такой же, как все.
Ужасно мило.
Мне звонили из школы. Его взгляд пронизывает меня насквозь, а тон заставляет вздрогнуть и напрячься. Ты ушла после первого урока, Элис.
Я открываю рот, чтобы поправить его, но тут же закрываю. Черт с ним. Кто знает, как сильно он может взбеситься на этот раз?
Было скучно, вот я и ушла. Говорю обыденно и сразу впиваюсь глазами в тарелку.
Мы пообщались с твоим учителем, с мисс Джонсон.
О, а вот это совсем непривычно. Он интересуется моими делами. И это очень пугает.
И? Сглатываю.
Тебе нужно подтянуть учебу, чтобы не пришлось сдавать заново все тесты за прошлый год.
Медленно бултыхаю ложкой в тарелке, боясь дышать. Все было гораздо лучше, пока ему было по фиг.
Угу. Цокаю языком.
Это должно означать что-то типа «я подумаю, но сделаю по-своему».
Вчера я познакомился с миссис Салливан, ее семья живет в доме напротив.
Я думала, брюнетки не в твоем вкусе. Не выдерживаю я.
Моя язвительность заставляет папочку сжать пальцы в кулаки.
Мы решили, что ее сын Майкл мог бы помочь тебе с учебой.
Что?! Этот рыжий очкарик, одетый по моде шестидесятых?! У меня хлопья застревают комом в горле.
Нет, только не это
Ты должна понимать, что я не шучу, Элис. Папа наливает себе сока, продолжая сверлить меня внимательным взглядом. Если ты ослушаешься, буду вынужден принять меры.
Ты только это и умеешь. Выдыхаю я, бросив ложку. Ты вообще слышал что-нибудь когда-нибудь о простом человеческом отношении? А? Знаешь, что такое быть нормальным? Быть просто отцом? Встаю и швыряю на стул салфетку. Хотя, о чем это я? Ты же забрал меня у нее, чтобы сделать ей больнее. Только вот ей я была нужна, а тебенет!
Элис, если я еще раз узнаю, что ты пропустила уроки Рычит он мне в спину.
И меня это жалит больнее кнута.
Разворачиваюсь и ору ему в лицо:
Да буду я ходить в твою чертову школу! Ни одного гребаного урока не пропущу! И с ботаником этим твоим буду заниматься! Все ради того, чтобы выучиться и скорее свалить из этого дома и из твоей никчемной жизни, хренов эгоист!
Вижу, как отец краснеет от гнева и медленно поднимается из-за стола, поэтому спешно добавляю:
Прямо сейчас и пойду.
И, высоко подняв подбородок, топаю к двери. Распахиваю ее и вываливаюсь на улицу. Сердце стучит где-то в горле, коленки трясутся. У меня всего секунда, чтобы решить: идти поперек его воли или позорно подчиниться. Но ноги сами уже несут меня к большому светлому дому напротив.
Иду. Быстро стряхиваю слезу и отгоняю воспоминание, которое преследует меня последние восемь лет.
Мы в суде. Родители разводятся. Удар молотка, и меня начинают оттягивать назад, отнимают от мамы. Я тяну и тяну к ней свои тощие ручки, плачу, не понимаю, как такое может быть. Почему нас разлучают? А она виновато закусывает губу и прижимает ладони к своей груди. Словно ей сердце вырезали.
Мы смотрим друг на друга очень долго, наши взгляды не разорвать, как и нашу связь. Мы едины. Но ровно до того момента, пока отец не выносит меня из зала на своих руках.
Я останавливаюсь, выдыхаю и решительно стучу в дверь напротив, умоляя, чтобы внутри никого не оказалось. Незаметно смахиваю еще одну подступившую слезинку. Робко оборачиваюсь и вижу папочку, застывшего у окна.
«Пусть никого не будет дома. Пусть не будет».
Но из-за двери доносятся неторопливые шаги. Три, два, один. Сердце замирает.
Привет, хмыкаю я, когда передо мной предстает мальчишка.
Выше меня на полголовы. Медно-рыжая копна волнистых волос, тонкий, прямой нос, сжатые в линию искусанные губы и пронзительные зеленые глаза.
Сначала он бледнеет, словно привидение увидал, а затем начинает медленно покрываться краской. Сперва краснеет его шея, затем подбородок, щеки, лоб. Совершенно белая кожа вмиг становится пунцовой, и выглядит это так, будто он сейчас закипит, как чайник. Вот-вот пар из ушей повалит.
А Э мычит он, выпучив глаза.
Приступ у него, что ли, какой? Начинаю переживать за парня.
Слушай, говорю, оглядываясь назад, ты бы хоть улыбнулся, а?
Э Точно немой, блеет он.
Сглатывает неприлично громко и широко распахивает свои глазищи.
Понятно. Нервно почесываю свой лоб, а затем пристально смотрю в его лицо. Ты Майкл, да?
А да
Значит, так, Майкл. Ты сейчас улыбаешься, делаешь вид, что рад меня видеть. Я улыбаюсь тебе в ответ и вхожу, потому что моему папочке позарез нужно, чтобы я подружилась с кем-то из местных. Лады?
Ы коротко кивает парень, делая неуверенный шаг назад.
Наверное, это означает «лады».
Поэтому я с облегчением шагаю внутрь. Уши рыжего к этому времени делаются уже адски пунцовыми. Боюсь, если прикоснуться к ним, можно знатно обжечься.
Ну, привет, сосед. Оглядываюсь по сторонам. Рассказывай, как жизня?
Майкл
Она проходит в гостиную, а я наваливаюсь на дверь, чтобы не потерять сознание. Пользуюсь тем, что можно отвернуться и отдышаться. А еще несколько раз проорать про себя: «Господи, это что, все реально?!»
Медленно тяну носом воздух, выдыхаю, оборачиваюсь и застываю. Элис стоит, сложив руки на груди в замок, и пристально смотрит на меня. У меня в горле моментально пересыхает, ноги делаются ватными, а мозги, которые способны в уме складывать шестизначные числа, напрочь отказываются подчиняться.
Стесняюсь спросить, вздыхает она, продолжая гипнотизировать взглядом, как ты живешь в этом музее? У моего отца в операционной не так чисто, как у вас.
Хм. Мысленно умоляю дар речи вернуться ко мне. И желательно побыстрее. На самом деле, в операционной гораздо чище, потому что стерильность там обеспечивается за счет предупреждения занесения микроорганизмов из других помещения и распространения их по операционной. Выпалив это, я поправляю новенькие очки и продолжаю: Важную роль также играет вентиляция
Стоп. Девчонка таращится на меня во все глаза. А они у нее, надо признать, просто магические. Черные, большие, с длинными пушистыми ресницами. Стоп, стоп! Она вскидывает руки. Вот этого всего не надо, ладно? Давай договоримся сразу: или ты разговариваешь со мной как нормальный чувак или я, на хрен, ничего не пойму из твоей речи.
А ей идет без косметики. Не понимаю, зачем она так густо мазала губы и брови черным. Теперь, в простых синих джинсах, широкой серой футболке, с распущенными волосами и чистым лицом она кажется мне настоящим ангелом. Не важно, что за словечки слетают с ее красивых пухлых губ, я-то вижуглаза у нее добрые. А от улыбки в помещении становится светлее и теплее.
Я просто хотел сказать, что в операционной точно чище.
Ага. Она морщится, словно ожидая от меня еще каких-то непонятных для нее фраз.
Чистота для мамы очень важна. Продолжаю молотить языком, точно в бреду. Она строго следит, чтобы приходящая прислуга до блеска полировала полы, и заставляет их использовать для этого специальное средство, которое заказывает из Германии. Часто-часто моргаю, не в силах успокоиться. Прячу руки в карманы брюк. Поэтому у каждого из нас есть пара домашней обуви.
Чувак Она прикусывает губу. Несладко тебе живется. М-да
А я считаю складочки на ее лбу, пока они окончательно не расправляются и не исчезают.
Так Делаю вдох, но в легкие врывается слишком много воздуха, и мне приходится кашлянуть. Так ты Элис, да?
Качает головой:
Меня зовут Эй Джей.
Разворачивается и идет в гостиную, по пути оглядывая обстановку.
Присаживайся, говорю я, вспомнив, что нужно быть гостеприимным хозяином.
Не-а. Помедлив, говорит девчонка. Не буду пачкать ваш белоснежный диван. Есть в этом доме другое место, куда можно кинуть жопу, не боясь что-нибудь испачкать?
Ругательство вылетает из ее рта, а щеки жжет у меня. Это так ужасно волнительно и захватывающе. То, как она ругается, и насколько гармонично при этом смотрится. Сквернословие в нашем доме всегда было под запретом, но у меня мурашки бегут по коже, потому что я вдруг осознаю, что хочу слышать эту гадость из ее уст снова и снова. И сам хочу быть таким же гадко крутым.
А Веду взглядом по гостиной, в панике отыскивая такое место.
Идем на кухню. Предлагает Эй Джей по-хозяйски. Кстати, где она у тебя?
Указываю жестом, и мы идем туда.
Так. О, неплохо. Радуется она, распахивая холодильник. Ты уже завтракал, Майкл?
А я? Э нет.
Тогда садись, я накрою на стол.
Топчусь на месте, пока гостья достает продукты с разных полок. Жду уточненияв столовую мне пройти или остаться здесь, чтобы помочь донести тарелки.
Э-э, ты куда? Окликает она меня, когда делаю шаг в сторону. Сюда падай, Майки. Мы просто пожрем, окей? Не нужно для меня накрывать в этом траурном зале и тащить на стол лучший мамочкин сервиз, ладно? Просто расслабься.
Х-хорошо. Киваю я.
Тяну за спинку стула, и тот громко скрипит по полированной поверхности пола.
Уоу Морщится девчонка, прижимая ухо к плечу, потому что руки ее заняты тарелками.
Прости Мямлю я.
Незаметно, (как мне кажется), вытираю каплю пота со лба. Сажусь, придвигаю стул к столу и громко сглатываю.
Молока? Предлагает она.
Нет, спасибо. Отказываюсь. Вспоминаю, что мамочки нет дома, и тихо добавляю: Ненавижу эту гадость.
Ого. Гостья замирает и довольно хмыкает. А у нас с тобой много общего. Проходится глазами по моему лицу, затем по фигуре. Намного больше, чем может показаться на первый взгляд.
Спасибо.
Она улыбается, берет нож, режет хлеб и мясо.
Я наблюдаю. Я ослеплен ее улыбкой. Она кажется такой искренней, поэтому мне, наконец, удается немного расслабиться. И, надо признать, так легко и хорошо мне бывает только с Джимми.
Держи. Эй Джей с грохотом ставит передо мной тарелки с сэндвичами.
Разглядываю толстые куски бекона и говядины, зажатые между треугольничками хлеба, зеленью и дольками томатов. Они такие не совершенные. Все разной толщины, кривые. Но от этого, почему-то, не менее прекрасные. Возможно, со мной что-то не то происходит, но, кажется, все, к чему эта девчонка не прикоснется, становится лучше.
Так почему ты зовешь себя Эй Джей? Решаюсь задать вопрос. Я слышал, как твой отец называл тебя Элис.
Она садится напротив меня и ставит на стол банку с арахисовым маслом.
А почему ты носишь эти стремные шмотки? А? Кладет локти на стол и упирается подбородком в кулачки. Вот точно в такой же рубашке моего деда хоронили. Зуб даю. А брюки Приподнимается, чтобы взглянуть на мои ноги через стол. Парень, должна тебя огорчить. Фасончик у них такой, будто ты кучу наложил, сечешь?
Меня бросает в жар.
Мама говорит, это классика Аккуратно, элегантно, практично. Еще она никогда не выходит из моды. Заливаюсь краской.
Тебя обманули.
Но мама
А ты за мамкину сиську до старости собрался держаться? Усмехается она.
Зачерпывает арахисовое масло указательным пальцем и слизывает языком.
Я не У меня дыхание перехватывает, когда ее язык прячется меж пухлых розовых губ.
А завтра она тебе невесту выберет. Из своих. Ну, из роботов, помешанных на чистоте и этикете. Эй Джей деловито зачерпывает новую порцию масла. И сосватает. Ты согласишься?
Н-нет Выдыхаю я. Не-е-т!
Беру дрожащими пальцами сэндвич.
Не хочу робота. Только не это.
А теперь давай, рассказывай, она берет ложку и мажет масло на хлеб, что у вас приключилось пару дней назад?
Впивается зубами и откусывает большой кусок хлеба. Жует, облизывает губы. Меня это зрелище завораживает. Заставляет забыть, как нужно дышать.
Ты о чем? Еле выдавливаю.
Ну, о том, как ты притащился домой во рванье со сбитыми коленями. Эй Джей одаривает меня очередной сияющей улыбкой. Я все видела. Довольно кивает. И слышала. Твоя мать визжала так, будто ее индюк в задницу клюнул!
И я невольно начинаю смеяться. И рассказываю все, как на духу. И вижу, как она реагирует: ее зрачки расширяются, рот открывается от удивления, сэндвич падает на тарелку и разваливается.
Для меня заявиться домой в таком виде было настоящим геройским поступком, но, увидев одобрение в глазах этой девчонки, я понимаю, что оно того стоило. И говорю, говорю, снова и снова расписываю все в деталях.
А потом мы поднимаемся вместе наверх. Элис рассматривает учебники на полках, мои дипломы за победы в научных состязаниях, переставляет вещи с места на место, открывает гардероб.