Нужно все это сжечь, смеется она.
И я согласен. На все согласен, ради того, чтобы она вот так стояла посреди моей комнаты и так заливисто хохотала.
Мы вытаскиваем вещи прямо на пол, яростно топчем их, отрываем рукава и пуговицы. Скидываем в кучу у двери. Эй Джей обещает достать мне нормальную одежду, а я киваю, понимая, что готов ради нее облачиться хоть в картонную коробку.
Вот здесь закатаем, она расстегивает манжеты и подгибает рукава рубашки, в которую я одет. Расстегнем верхнюю пуговицу. Так-то лучше.
Снова улыбается, а я понимаю, что пьян от одного ее присутствия. От легкого лавандового аромата, источаемого ее кожей, от нежного запаха волос. И дико рад тому, что кто-то еще в этом мире разглядел во мне «чувака», а не ботаника.
А потом она уговаривает меня показать ей комнату моей мамы. Мы заходим в матушкину спальню, и Эй Джей бесцеремонно лезет в платяной шкаф. Примеряет платья, а я лежу на кровати и хохочу. Не могу остановиться. Так забавно она в них смотритсяточно пришелец из семидесятых.
Девчонка наматывает на шею длинные бирюзовые бусы, напяливает берет, повязывает шарфик на шею и дефилирует по комнате взад и вперед. Я громко аплодирую, и наряд снова меняется: теперь на ней платье-халат и широкополая шляпа. И мы смеемся уже до слез, потому что Элис копирует походку моей мамы. Она извиняется, но мне все равно. Ведь это правдамама так и ходит. Будто ей швабру меж лопаток загнали.
А когда к дому подъезжает мамин автомобиль, мы начинаем судорожно развешивать ее юбки и костюмы обратно на плечики. Закрываем шкаф, поправляем бутылёчки на туалетном столике и расправляем складки на бархатном покрывале. Хрюкая от смеха, слетаем вместе вниз по лестнице и застываем посреди гостиной как раз в тот момент, когда входная дверь распахивается.
Миссис Салливан, приветствует мою мать Эй Джей. Рада вас видеть!
И громко шмыгает носом, чтобы не рассмеяться и нагнать серьезности виду.
О, ты, должно быть, Элис? Слегка склоняет голову маман.
Ее руки, облаченные в белые перчатки, сжаты на поверхности модной сумочки.
Да. Я приходила познакомиться с вашим сыном.
Привет, мама, краснею я, когда родительница переводит на меня холодный взгляд.
Майкл любезно согласился подтянуть меня по учебе, Эй Джей чешет за ухом.
Вот как. Матушкиных губ касается кривая улыбка, больше похожая на ухмылку.
Ее глаза буравят гостью, забираясь, кажется, даже под кожу.
Да. Улыбается девчонка. Но мне уже пора. Обходит ее бочком и направляется к выходу. Всего доброго! Пока, Майкл!
Пока
До свидания, мама сдержанно вежлива.
Держит марку.
Дверь захлопывается, заставляя меня вздрогнуть и быстро прийти в себя.
Мамин взгляд бросается на меня, точно коршун на добычумолниеносно и эффективно. Проникает в самое нутро. Я тяжело вздыхаю и понимаю, что, пожалуй, придется туго. Хотя бы, потому что в воздухе стоит плотный удушливый аромат маминых любимых духов, которые Элис щедро лила на себя буквально десять минут назад.
Джеймс
В этом районе всегда шумно по вечерам. А еще темно, как в самой темной дыре на свете. Ни одного чертового фонаряздесь о них как будто и не слышали. Единственное освещенное местобар, в котором собираются все пьянчуги с округи. Сегодня, как и всегда, там будет не протолкнуться.
Подхожу ближе. Здание представляет собой одноэтажную хибару с покосившейся дверью и огромной вывеской «Бар у Эдди». Возле входа пританцовывают от холода местные шлюхи. Они жадно дымят и приглядывают себе клиентов. Не обходят взглядом и меня: я хоть и худой, но для своего возраста довольно рослый.
Малыш, не хочешь развлечься? Выдохнув струю дыма, мурлыкает старая шалава с лошадиным лицом. И, выставляя вперед ногу, обтянутую сетчатым чулком, зазывно гладит себя по бедру.
Но, стоит мне выйти из тени, как улыбка на ее густо покрытом косметикой морщинистом лице сменяется кислой миной:
А, это ты
Как дела, Шелли? Усмехаюсь.
Меня здесь все знают. А еще они все в курсе, что с меня нечего взятьмы бедны, как диванные клопы. И воняем также.
Все нормально, Джимми. Она затягивается, демонстрируя длинные ногти с облупившимся по краям маникюром. Только вот с клиентами тухло, сам видишь.
Ничего, будто бы утешаю ее, еще ведь только начало вечера.
И прячу руки в карманы.
Кроме шерифова сынка сегодня еще и не было никого. Вздыхает Шелли, небрежно приваливаясь к стене. Ее юбка шириной с мою ладонь задирается, обнажая край коралловых трусиков. Парнишка пришел расставаться с девственностью. Большое дело. Видать специально копил, откладывал со школьных завтраков или карманных денег. Шлюха смеется, отгоняя рукой сизый дым. Мятые пятерки, замусоленные десятки. Умора! Вывалил все это передо мной и покраснел. Она закатывает глаза. Пришлось, как следует, поработать, чтобы расшевелить его дружка. Пока в рот не взяла, он и не проснулся. Забавный мальчишка.
Ясно. Прочищаю горло, старательно отгоняя от себя яркие картинки того, как Чарли Андерсон развлекается со старой проституткой на папины деньги. Я ищу свою мать. Не видела ее?
Шелли тушит бычок о стену и швыряет прямо на землю.
Малыш, не совался бы ты туда. Кивает на бар. Этот ублюдок Джо настоящий псих. Я начинаю переживать за тебя.
Все будет нормально, Шелли. Обещаю.
Не уверена. Она поправляет титьки, затянутые в блестящий розовый топик, и складывает руки на жирной талии.
Я тебе говорю.
В прошлый раз он вышвырнул тебя отсюда пинком под зад, малыш. И выбил твоей матери зуб.
При мысли о возможной встрече с хромым Джо у меня желудок начинает колотить нервной дрожью.
Просто спрошу, не собирается ли она домой. Ее трое суток уже не было.
Шлюха цокает языком.
Ну, окей. Мое-то какое дело? Пожимает плечами. Удачи тебе. Делает несколько шагов по направлению к своим товаркам и оборачивается. Если тоже надумаешь ну, я насчет того, чтобы обкатать твоего жеребца в первый раз, приходи, сделаем в лучшем виде.
О, спасибо Теряюсь я, еще раз оглядывая ее с ног до головы.
Она подмигивает.
Всего за пол-цены, Джимми, ведь ты такой хороший и сладкий мальчик. Мне даже будет приятно сделать это для тебя.
Отворачивается и выходит под свет вывески. А я толкаю дверь в бар и окунаюсь в запах пота, мочи и чьей-то кислой отрыжки. В баре темно, как в уличном сортире. Свет идет только от барных полок и единственной лампы над потертым бильярдным столом. Посетителей не так много: трое доходяг отхлебывают пиво за столиками, двое трутся возле музыкального автомата, еще один спит, наклонившись на стену.
Привет, Джимми, прорывается сквозь музыку голос хозяина заведения.
У меня во рту пересыхает, потому что я боковым зрением уже вижу мою мать, развалившуюся в глубине зала на скамейке. Похоже, она в отключке. Пытаюсь взять себя в руки и дышать глубоко, но грудная клетка сжимается с такой силой, что не получается даже вдохнуть.
Давно она в таком виде? Спрашиваю у него.
Эдди наваливается на стойку и смеряет меня полным сочувствия взглядом:
Пару часов, сынок.
Я заберу ее.
Джо просил ее не трогать. Он выпрямляется и нервно поправляет закатанные до локтей рукава клетчатой рубашки.
Мне плевать, что он просил. Сжимаю зубы.
Не получилось бы как в прошлый раз, Джимми.
Не получится. Сколько она должна тебе, Эдди?
Он усмехается и качает головой.
Нисколько, пацан. Это не твоя головная боль, в любом случае. Хозяин заведения стучит пальцами по стойке. Самому-то есть, что пожрать?
В этот момент у меня начинает громко урчать в пустом желудке, но в таком шуме никто бы этого и не услышал.
Все нормально, Эдди.
Не похоже. Бросает взгляд на мою грязную футболку, затем на рваные кеды. Ты ж тощий, как клюка моей бабки.
Скажешь ему, что она сама ушла, ладно?
Неохотно кивает.
Разумеется.
И я иду к лавке, на которой воронкой кверху, прислонившись к облезлой стене, дрыхнет моя мать.
Мам Зову, присаживаясь на корточки, и тормошу ее.
Она выглядит настоящей старухой. Поседевшие волосы свалялись, по лицу протянулись сухие морщины, губы обветрились и сильно потрескались. Еще и бледная, как труп.
Мам мне становится страшно.
Сердце сжимается и испуганно жмется к ребрам.
Мам! Трясу за плечи, глажу по щекам.
Наконец, ее веки шевелятся. Она щурится, будто от солнечного света. Открывает рот и беззубо улыбается:
Джеймс
Меня трясет. Оглядываюсь по сторонам. Если она не в состоянии идти сама, то мне придется туго. Пожалуй, утащить ее на себе будет не по силам.
Мам, кладу голову ей на грудь.
От нее пахнет бухлом, потом и травкой. Мне хочется реветь от отчаяния. Почему? За что мне это все? Я еще помню ее цветущей молодой женщиной. До того, как отец ушел. Да, мы жили бедно, но мы жили. А теперь что это? Разве жизнь? Это настоящий ад. Она и прежде часто меняла приятелей, чтобы свести концы с концами, забыться или не чувствовать себя одинокой, но теперь Она же скатилась совсем.
А главноепочему Джо? Почему этот мерзкий ублюдок?
Мой Джеймс, она проводит рукой по моим волосам, смотрит так нежно, с такой любовью, что у меня щемит в груди от боли, я так соскучилась, сынок
Ее пальцы мечутся по моему лицу суетливо и хаотично. В покрасневших глазахсмесь безумия, смятения и кайфа, поэтому я качаю головой, пытаясь сдержать слезы и рвущиеся наружу ругательства.
Пойдем отсюда. Прошу тихо.
В ее взгляде остатками сознания вспыхивает беспокойство.
Нет. Мотает головой, оглядываясь. Я не могу.
Можешь, пошли.
Нет, сынок. Упирается ладонями в мою грудь.
Идем. Прижимаю ее к себе.
Но Джо
Плевать на Джо!
Не говори так, отстраняется она. Он очень щедрый, он любит меня!
Он бьет тебя! Вцепляюсь пальцами в ее запястье.
Она уставляется на мои руки. Хлопает глазами непонимающе, и мне приходится разжать захват.
Прости. Прости, сынок С ней вдруг приключается какая-то резкая перемена. Веки наполняются слезами, подбородок дрожит.
Все хорошо, мам. Морщусь я. Сглатываю свои обиды и переживания. Пытаюсь отдышаться. Только пойдем отсюда, ладно?
Боязливо оглядываюсь по сторонам.
Любимый мой мальчик, шмыгает носом мама.
Гладит меня по лицу и волосам. Ее трясет. Она рыдает, затем улыбается. Утирает рукавом пузырящуюся под носом зеленую соплю.
Мой Джеймс, моя радость, моя гордость.
Прошу тебя, мама, пошли.
Нельзя переходит на шепот она. Джо сказал, чтобы я ждала его здесь. Надо остаться, иначе, он разозлится, и тебе тоже попадет
Господи Я оседаю на пол и громко вдыхаю, чтобы не разрыдаться вслед за ней.
Мне словно раскаленную магму пустили по венам, я горю изнутри, меня душат злость, обида, разочарование. Закрываю ладонями лицо, давлю пальцами на веки и бессильно рычу.
Нужно взять себя в руки. Успокоиться и действовать. Ну, же! Ты же мужчина, давай! Ну!
Так. Вскакиваю на ноги. Пошли, я сказал.
Нет, Джимми
Пошли! Подхватываю ее подмышки. Больше никаких Джо, понятно?
Но
Мы с тобой и вдвоем справимся, ясно? Больше никакой дряни, никаких баров и попоек с твоим дружком. Это я тебе говорю, твой сын!
Она плачет и упирается. Я вижу, как Эдди отворачивается, но остальные смотрят прямо на нас, а, значит, дело худо. Тихо улизнуть уже не получилось.
Сынок. У матери подгибаются колени. Лучше уйди. Прошу.
Взваливаю ее на свое плечо и сжимаю челюсти.
Мы уйдем отсюда только вместе.
Мать рыдает, отбрыкивается, но я держу ее из последних сил. Будь, что будет. Я не могу оставить ее здесь подыхать. О ней нужно заботиться, мыть, кормить, оплачивать счета, наконец. Пусть этот урод убьет меня, но в обиду мать больше не дам.
Ногой открываю дверь, и мы вываливаемся на улицу. Шелли, садящаяся в машину к клиенту, качает головой, затем отводит глаза. Я расталкиваю шлюх и пробиваю нам дорогу к тропинке, ведущей через кусты к трейлерному парку.
Все будет плохо будет очень плохо всхлипывает мать, опираясь на меня.
Еле передвигает ногами.
Все будет хорошо.
Она начинает смеяться. Мне хочется ее ударить, чтобы успокоилась, но вместо этого я до крови прикусываю свою губу.
«Долбаный Джо, на какую дурь ты ее посадил?»
Обещаешь? Мать утыкается носом в мою грудь.
Меня мотает из стороны в сторону, потому что больше нет сил, ее удерживать. Слезы разъедают глаза, руки и ноги трясутся, дыхание сбивается.
Обещаю.
Майкл
Ладони потеют. Вечернее солнце обволакивает ласковым светом, но в городе стоит такая духота, что начинаю переживать, вдруг вот-вот у меня подмышками по ткани рубашки расплывутся позорные круги? Чувствую, как по позвоночнику медленно сползают две предательские капли, и начинаю нервничать еще сильнее.
Она сказала, что придет в семь. Уже десять минут восьмого, а ее все еще нет. Попросила подождать ее возле магазина. С обратной стороны. Где я и стою, переминаясь с ноги на ногу, ощущая себя полным дебилом, которого вероломно обманули.
Конечно, она не придет. Просто поиздевалась надо мной. А ведь вчера мне казалось, что мы поладили. Меньше нужно доверять людям, будет мне урок.
Надо признаться, после знакомства с Элис я всю ночь не мог уснуть, периодически вставал и подходил к окну, чтобы посмотреть, не спит ли она. Но за стеклами ее дома всякий раз стояла непроглядная темень. А я все вглядывался и вглядывался, пока не начинало казаться, что тень за ее шторкой шевелится.
Конечно, я все себе выдумал, но мне нужно было снова почувствовать этобезумное, почти нереальное ощущение свободы, которое эта девочка привнесла в мою жизнь. Настоящий ураган эмоций.
Мама тоже сразу поняла все по моему взгляду. Пыталась отчитывать, затем вела задушевные беседы, внушала, что главное для меня сейчас учеба, а дружба с хулиганкой только навредит.
Черт, да она смотрела на загнутые рукава моей рубашки, как на что-то неумолимое и страшное. Для нее это не было просто дурачеством, мама будто в один момент поняла, что теряет контроль над всей моей жизнью. Очень сильно испугалась. Она не стала делать мне замечаний или заставлять переодеться, даже не орала по поводу горы выброшенных вещей.
Матушка была просто в ужасе. Утирала слезы, ходила за мной по пятам, показывала, какой хорошей и ласковой может быть. А я видел в ее поведении лишь смену тактики. Видел в ее глазах страх потерять меня, своего мальчика, который был таким послушным звеном вгодами выстраиваемой ею модели идеальной жизни, а теперь решил проявить волю и подать голос.
Но с появлением в моей жизни Элис и Джимми я словно проснулся от долгого сна. Вдохнул свежего воздуха, размял кости, ожил. Я почувствовал силу, которая копилась во мне все эти годы. Сила, о существовании которой даже не подозревал.
Эй, раздается голос Эй Джей где-то рядом.
В груди перехватывает, мозг резко возвращается в состояние беспокойства, кожу покалывают тысячи мелких иголок. «Что это? Где она?» Оборачиваюсь. Возле здания пусто, на парковке всего с десяток машин, и ни одной живой души.
Эй, пфс! Свистит.
И я понимаю, что эти звуки раздаются откуда-то сверху. Задираю голову.
Оглох? Смеется Элис.
Меня словно с ног сбивают. В присутствии этой оторвы сложно оставаться вменяемым: мысли путаются, ноги предательски трясутся, кишки завязываются в узел, а желудок вообще колом встает. Меня плющит.
Майки Рычит она, высовывая голову из маленького узкого оконца в метрах трех от земли.
Пытаюсь сфокусироваться на ее лице. В груди, как волна, вспыхивает смущение.
А? Моргаю, как последний придурок.
Щурюсь от солнца, невольно строя забавные рожи. Пальцы взъерошивают прическу, над которой я трудился не меньше часа, а затем сами находят убежище в карманах брюк. Это вызывает у Элис улыбку.
Я ошибался.
Ее улыбкаона не просто сияющая. Она живая, теплая, ласковая. К ней безумно тянет. В ней нет фальшивости, вымученности, наносной учтивости. Эта улыбка честнее всего на свете. Она лишает воли, но вместе с тем дарит и какое-то необыкновенное чувство легкости и уверенности, чего я раньше совершенно не знал.
А еще она предназначена мне.
И это убийственно нереально.
Майки, лови скорее!
И я едва успеваю среагировать: сверху на меня летит что-то маленькое, прямоугольное и блестящее. Выбрасываю вперед руки и ловлюэто шоколадка в обертке из светло-коричневой фольги.