Конечно, она в этом никогда не сознается. Будет отрицать до последнего, даже если все уже очевидно, и доказательства налицо. Слишком много времени и чужих средств было потрачено на то, чтобы вылечить ее от пагубных пристрастий и научить жить в трезвом сознании.
Не хочется думать, что все было зря, но, когда я возвращаюсь в нашу дыру поздно ночью, то все чаще даже через аромат подгорелого овсяного печенья, пропитавшего насквозь занавески и постельное белье, чувствую едкий дух перегара, стоящего в воздухе. Она выпивает. Где-то, с кем-то. Может, одна. Пьет и ложится спать, чтобы я не видел, как она шатается, спотыкаясь о собственные ноги.
А утром мать обычно невинно улыбается. А потом злится, что цепляюсь зазря. Снова винит меня в том, что Джо посадили, и ей теперь приходится дожидаться его из тюрьмы. Выговаривает за то, что не бываю дома, что плохо учусь, что мало приношу денег.
Но у меня нет выбора: тот труд, на который меня берут, низкооплачиваемыйсобрать мусор на пляже, покрасить ограду, постричь газон или разгрузить товар в местной лавке. Грязно и не особо доходно. Поэтому нормального разговора у нас с мамой так и не выходит. Каждый стоит на своем, а потом мне снова пора уходитьпотому что я в очередной раз подрядился, чтобы подзаработать.
А-а-а!!! Джимми-и!!! Разносится на весь пляж.
Клянусь, я узнаю этот голос из тысячи.
Оборачиваюсь. Эта сумасшедшая бросает свою сумку в руки Майки, оббегает лежаки и несется ко мне.
Дело такое. Я человек, закаленный жизнью. Мне некогда хихикать на переменках, обсуждая, кто в каком наряде пойдет на долбаный выпускной. Мне вообще до этого дела нет. Ровно, как и до пьянок, гулянок, покатушек на машинах, фестивалей и прочей херни. У меня есть четкий план в жизни, и мало что может от него отвлечь.
Тем более, девочки. Даже хорошенькие. Даже самые лучшие, фигуристые и откровенно зазывающие познакомиться с ними поближе. Флиртовать, гулять за ручку и вешать лапши на уши, чтобы трахнуть кого-то из них, не мой вариант, даже близко.
Но Элли Черт возьми, это единственное, что может пронять меня до самых костей. У меня не просто все внутри трепещет, когда я ее вижуу меня на хрен все переворачивается в душе и горит смертельным пламенем. Все внутренности разом превращаются в густой, вязкий и приторно-сладкий горячий шоколад. Так меня торкает от этой маленькой и самой родной на свете черноглазой стервочки.
Она бежит ко мне по обжигающе горячему песку. Волосы черные, гладкие и блестящие, как вороново крыло. Теловоплощение женственности и сексуальности. Плавные изгибы там, где нужно, заманчивая ложбинка в вырезе хлопкового платья, тонкая шейка.
Черт
Обвожу взглядом ее бедра и длинные, стройные ноги. Единственная мысльсейчас мы пойдем купаться, и она снимет платьеэтот ненужный кусок ткани. И я снова смогу любоваться подтянутой, округлой задницей, впалым животом с аккуратной ямкой пупка и аппетитными грудками, выпирающими из-под мокрого купальника.
И, сглотнув, приваливаюсь к поручню газонокосилки, чтобы не упасть в обморок. Наблюдаю, как расстояние между нами сокращается, и буквально отскребаю себя от железной машины, чтобы выпрямиться и приготовиться к ее прыжку.
Она всегда так делает. Разбегается и прыгает ко мне в объятия. А когда я ловлю ее и прижимаю к себе, то непременно чувствую, как меня переполняет счастье. Оно буквально льется через край, бурлит, пузырится, простреливает меня насквозь.
Элли приближается. Ее длинные темные волосы колышутся мелкими волнами на ветру. Платье идет складочками и поднимается при ходьбе чуть ли не к узкой талии, обнажая смуглые икры и гладкие бедра.
Три, два, один
Подхватываю ее и крепко сжимаю. От этой близости меня бьет ударной волной, тело охватывает жар. Руки Элли скользят по моей потной, липкой коже и смыкаются на спине, ноги беззастенчиво обхватывают мою талию, а подобные спелой малине губы впиваются в мои губы. Это так сладко, и длится всего лишь секунду, а может и меньше, но у меня искры летят из глаз от блаженства и возбуждения.
Я прижимаюсь к ней и закрываю глаза на это короткое, но острое мгновение. Единственное мое желание сейчасне размыкать объятий. А еще хочется просунуть свой язык в ее рот и целовать жадно, дико, неистово. Так долго и горячо, пока вдоволь не напьюсь ее сладостью. Она нужна мне как воздух, как самый сильный и действенный наркотик. И совершенно ничто не мешает осуществить желаемое, но в последний момент я все-таки сдерживаюсь и с трудом отрываюсь от нее.
Это так больно, словно отдираю ее от себя прямо с кожей. На мое лицо спадает черный локон, пахнущий свежими лесными ягодами, кожу опаляет ее горячее дыхание. Она рвано выдыхает, глядя мне прямо в глаза, и я не понимаю, что этовздох ли разочарования или радость от встречи. Эллиединственная, кого так и не получается разгадать.
Ты ужасно липкий, МакКиннон! Она закатывает глаза.
Ее руки соскальзывают с моих плеч прямо к груди. Девчонка намеренно прислоняет ладони к моей коже еще раз, прижимает, а затем отлепляет. Демонстрирует мне, как я вспотел.
Я же работал. Оторваться от ее хитрых глаз нереально.
Элли смеется, обнажая ряд ровных белых зубов.
Ты воня-я-ешь!
Тону в ее глазах.
Да пошла ты! Бормочу.
Липкий, грязный, вонючий. Ее губы проговаривают все эти слова, а я слежу за ними, не отрываясь. Эти губы только что целовали меня, и могли бы целовать еще. По крайней мере, именно этого я и хотел. Фу-у Кривится она.
Пошла ты, Элли! Я и снова притягиваю ее к себе, вдавливая лицом в собственную грудь.
Какая гадость Смеется она.
А у меня сердце заходится, потому что ее губы в этот момент касаются моей кожи.
Мерзость, ржет она, отталкивая меня и кривя лицом. Всё, рабочий день окончен, бросай свою телегу и пошли купаться!
Наигранно вытирает щеки ладонями.
Здорово, брат. Добирается до нас Майкл.
Жмет мне руку, касается плечом плеча.
Привет, дружище. Я тоже рад его видеть.
Притягиваю к себе и крепко обнимаю.
Помочь тебе оттащить эту махину обратно на склад? Спрашивает он.
Был бы благодарен.
Мы еще раз встречаемся взглядами с Элли, и я не могу не заметить огонь в ее глазах.
Жду вас там. Она указывает на песок и отворачивается.
А во мне все еще бьется прилив адреналина. Дышу тяжело и кусаю губы.
Эй, красотка! Зовет ее Майкл.
Элли оборачивается. На ее щеках милыми ямочками обозначается улыбка.
Что, красавчик? Откидывает голову назад и от души хохочет.
Возьми свою сумку! Он швыряет ей ее вещь.
Она подпрыгивает, но подхватить на лету не получается. Сумка пролетает над ее макушкой и с размаху ныряет в мягкий песок. С ангельских губ Элли срывается грязное ругательство.
Коротышка, смеется Майки.
Она злобно прищуривается и показывает ему средний палец. Разворачивается и, виляя бедрами, спешит поднять упавшее.
Обожаю ее. Говорит друг.
Еще бы вздыхаю я.
Через полчаса мы с Майком уже выходим из прохладной воды и падаем спинами на горячий песок. Зарываемся руками и ногами и несколько секунд молча смотрим в небо, расчерченное пушистыми линиямиследами от пролетающих в вышине самолетов.
Элли отстаетона, как обычно, выиграла у нас заплыв, поэтому и возвращается последней. Мы приподнимаемся и смотрим, как она медленно выходит из реки. Капли сбегают по ее смуглой коже, устремляются в треугольнички ткани, которыми прикрыта упругая девичья грудь, собираются во впадинке пупка, скользят по бедрам.
У меня сердце больно стучится в ребра, громыхает в ушах от этого зрелища. Дыхание перехватывает.
Я люблю ее. Отрывисто произносит Майкл, не глядя в мою сторону.
Его грудь вздымается высоко, кадык дергается от волнения.