Максим нутром чувствует мою истерику. Он поворачивает голову и еле слышно шепчет:
Ляпнешь хоть словоя тебя ударю.
Я киваю и трясусь. Я смотрю, как обхаживает девушек Белка, как вьется возле них Низкий, как отрывает от пола глаза Молчун, становясь Егором. Я чувствую, как по рукам струится теплая кровья отправляю вас на смерть, я смотрю, как вы идёте на плаху, я знаю, что будет с вами знаю и молчу. Простите меня, девочки! Простите, но я тоже хочу жить, и эта сволочь, что прикрывает меня своим телом, тысячу раз правмоя жизнь мне гораздо дороже, чем четыре ваши. Мои руки по локоть в крови, я ненавижу себя. Я не могу дышать. Упираюсь лбом в плечо Максима, закрываю глаза и слушаю своё истеричное, рваное сопение.
Это тебя возбуждает, Кукла? тихо смеется он.
Ненавижу его.
Открывается железная дверь и девушки, переполненные предвкушением, перешагивают порог.
Теперь тыхищник, говорит Максим. Идем.
Нет, я даже не говорю, я задыхаюсь, хриплыми толчками извергая из себя воздух.
Все, кто был, зашли внутрь. Снаружи остается лишь Рослый, Максим и я. Он поворачивается ко мне:
Ты знаешь, я могу заставить.
Он медленно шагает назад, туда, где за его спиной на нас смотрит Рослый, и тянет меня за руки. Я мотаю головой и упираюсь.
Заставить убивать нельзя.
Можно. Если я выставлю ТЕБЯ, в качестве кролика, он смеется. Ты представляешь, что начнется, если мы сейчас во всеуслышание заявим свободу всем четырем в награду за твою голову? а потом голосом нежным и тихим он говорит. И тогда ты будешь убивать. Никуда ты не денешься
И что же тогда? спрашиваю я и слышу, как сквозь истерику прорывается, наконец, та сука, которой он хочет меня видеть. Что тогда, щенок? Кем ты будешь помыкать? Кого запугивать? мой голос натягивается струной. Ты любишь за возможность устраивать персональную «Сказку» в своей спальне, и если меня не станет, что тогда?
Он останавливается и смотрит на меня. Он не улыбается, он внимательно слушает, пока я, осмелев до безумия, шагаю к нему навстречу, хватаю мелкую шавку за горло и вцепляюсь когтями в выбритый бархат кожи. Так, чтобы он чувствовал меня.
Ты теперь зависим от меня не меньше, чем я от тебя. Я-то без тебя проживу, а вот ты без меня, ублюдок, сожрешь сам себя за неделю. Ты спать нормально начал только после того, как я появилась в твоей берлоге.
Он смотрит на меня, серые глаза становятся огромными, стекляннымизлоба и удивление взрывают его пульс. Он шарит глазами по моему лицу, глядя, как я остервенело, сквозь слезы, скалю на него зубы:
И ты ни за что меня теперь не отдашь, тварь. И если хоть одна живая душа за тем забором набросится на меня, ты первый рванешь закрывать меня грудью, я рыдаю, всхлипываю и, сжимая зубы, шиплю из последних сил. Ничего ты со мной не сделаешь, потому никто не умеет бояться тебя так, как я! Без меня ты вздернешься в своей шикарной норе, тут я истерично смеюсь и сквозь смех, сквозь слезы он слышит. Как твоя мать. В свой собственный день рождения. Потому что ты такой же несчастный, как она
Нечеловеческий рык, и дикая боль пронзает мою шеюон вцепляется в меня железной лапой, дергает и изо всех сил, со всей ненавистью, на какую способен, и тащит меня к металлической двери. Я вскрикиваю и плачу. Он зажимает мне рот. Он тащит меня и рычит, как самая настоящая псина.
Мы залетаем в дверь и оказываемся в темноте.
Заткнись и смотри! рычит он мне.
И там за кулисами самого жуткого в мире аттракциона, он прижимает меня к себея слышу его рваное дыхание, чувствую боль от его рук, которые рады бы вырвать из меня куски плоти, да не могут, чувствую, как долбит отбойный молот внутри его груди. И смотрю.
На арене, в полукруге смерти, слабым светом фонаряполоса смерти на земле. Теперь я вижу, как это выглядит изнутри. Когда ты охотник. Там, где козырек бросает густую тень, стоят троевысокий и худой, стройный и гибкий, низкий и крепкий, и их фигуры ярко очерчивает свет в нескольких шагах от нихчерное на белом. Они смотрят на четырех девушек, которые еще не знают, что они на арене, и жить им осталось одну ночь. Они озираются, они оглядываются, они еще не знаютэто последние минуты их беззаботного существования. И когда появляются собаки, животные куда более благородные, чем двуногие звери, начинается самая увлекательная их охот
ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА.
Взрыв безумных глоток, и крики восторга, лай бешенных псов и истеричные визги четырех женщин, разрезающие ночьони делят жизнь на «до» и «после». Я скулю и плачу, я чувствую его руки на мне, я смотрю, как четыре девушки рванули вперед, изо всех сил молотя ногами по земле, и я радуюсья испытываю невероятное облечение, восторг на грани оргазмая на этой стороне, я в безопасности. Яздесь, а онитам. И вид девушек, уносящихся в темноту ночи, собак, бегущих по следу и трех безумных тварей, исчезающих в каменном лабиринте, заставляет меня чувствовать вину и боль, жуткий страх и ненависть за мое бессилие. А еще я чувствую облегчение. Облегчение, окрашенное безумным восторгомжеланием жить. Вот что они чувствуют, приводя сюда людейбезумное, неистовое, яркое как атомный взрыв, чувство жизни. Я чувствую, как немеет моя душачто-то ломается, что-то с хрустом крошится, разлетаясь тысячами осколков. Я уже никогда не буду прежней. Я отравлена. Я стала такой же, как он. Он изменил меня, разбил, сломал и выплавил заново, превращая меня в то, что нужно ему. Ятакая же тварь и сволочь, мне так же нет дела до чужой боли. Ясолнце, и мне не важна чужая жизнь. ЯФеникс. Я восстала из пепла сожженных человеческих душ.
Он разнимает тиски рук. Я разворачиваюсь и вцепляюсь в него, чувствуя, как он дрожит, как он прижимает меня к себе. Его губы целуют мое лицо, мою шею:
Я знаюты презираешь меня, шепчет Максим, и голос его дрожит. И презирала с самого первого взгляда. Ну и пусть! его голос заходится в истерике. Слышишь меня? Мне плевать, потому что я так долго ждал тебя. Я умолял и просил Всевышнего, чтобы он послал мне тебя, и, наверное, я не такая жуткая тварь, раз он услышал меня
* * *
Максим разбудил меня рано утром. Легким касанием губ по моим позвонкам, нежным прикосновением пальцев к моей груди.
Привет, тихий шепот, льющийся по моей, спине зажигает мою улыбку. Я закидываю руку назад и провожу рукой по его бедру, поднимаясь выше по обнаженному, шелковому полотну кожи.
Сколько времени?
Семь.
Ложись спать недовольно бубню я.
Он смеется:
Нам пора вставать.
Это тебе пора. А я спать
Нет, Кукла, его рука ласково, но по-хозяйски нагло лезет между моих бедер. Ты тоже встаешь
* * *
Тебекак обычно?
Я киваю. Он улыбается и берет кружку с кофе, идет с ней к столу и ставит передо мной. Садится рядом со мной и целует меня в плечо.
Мыобразцово-показательная семья. Сволочи и нелюди? Ох уж эти предрассудки
Зачем ты поднял меня в такую рань?
Я отламываю кусочек сыра и кладу его в рот. Поднимаю глаза и смотрю на серую сталь радужки его глаз. Секс, душ и еще раз секс. Пожалуй, я могла бы так жить.
Мы с тобой поменялись. Не помнишь?
Нет, еще кусочек сыра и хлеб, глоток кофе. Это прекрасно. Аромат кофе все делает мягким, глубоким, неторопливым. Когда это было?
Он делает глоток, а я морщу нос, глядя на содержимое его кружки. Он видит это и улыбается:
Что это значит?
Ты испортил свой кофе.
Чем?
Сливками и тремя ложками сахара.
Он смеется:
По-другому его пить невозможно.
Не только возможно, но и необходимо. Кофе идеален сам по себе. Только натуральный, только свежий и только в чистом виде. И пить его нужно исключительно черным. Без сахара.
Как твой?
Как мой, киваю я. Так когда же я так опрометчиво пообещала тебе встать в семь утра в субботу?
Когда я дал тебе ценную информацию взамен на твое обещание пойти со мной на очень важную деловую встречу. Помнишь?
Я снова морщусь и недовольно бубню:
А почему в семь утра-то?
* * *
А потом в дом хлынул поток людей. Я не знаю их и вижу в первый раз. Ну, почти всех. Круглолицего, его холеного оппонента и секретаршу я видела, но всех остальныхстрогих, подтянутых, вылизанных, с кучей дипломов, уймой ненужных знаний по всем аспектам жизнедеятельности человека и взглядами с высоты на всех, кто не получил третье высшее образование по окончании детского сада. Строгие деловые костюмы, дорогие туфли и часы, парфюм и бесконечные потоки ничего не значащих для меня слов. Они говорят между собой, они дергают Максима, они взбудоражены и, судя по всему, очень довольны. Круглолицый все требует от Максима подпись в каких-то документах, на что Максим кивает и говорит «позже». Его оппонентхоленый, собранный и приятный на вид мужиквылизан и вычищен лучше всех, а я все смотрю на него и гадаю, где же его видела? Гам стоит невероятныйвсе говорят, все перебивают друг друга, никто никого не слушает. Судя по всему, случилось что-то хорошее и сейчас, удовлетворенные проделанной работой люди готовятся к чему-то приятному. Это приятное возбуждение передавалось и мнея ни слова не понимала из того, о чем они говорят, и уж тем более не понимала, что за роль играет во всем этом Максим, но настроение мое поднималось.
На нас с Максимом сразу же набросились две женщины и мужчинаони тянут к нам руки, они тащат нас наверх, они стягивают с нас одежду а потом начинают одевать. Стилисты. Вернее, стилист только мужчина, а две женщины его помощницы. С Максимом все случилось быстро и простоуложили волосы, одели и отправили вниз. Но когда они принялись за меня, время безжалостно замелило свой ходнадо мной буквально изгалялись, пытаясь выдрать мои волосы, а потом сделать что-то «подобающее» из того, что осталось. Над моими ногтями долго и упорно работала одна из женщин, и таких нелестных эпитетов о запущенности своих рук, а не слышала еще никогда. Мне хотелось сказать ей, что мне некогда было заниматься своими руками, потому что они все время в ширинке Максима, но решила промолчать. Мое лицо отшлифовано и подготовлено к покраске, мое тело заковано в дорогое нижнее белье, мои ногив шикарных чулках, мои украшенияочень сдержанные, лаконично-строгиестоят целое состояние. На мое лицо ложится макияж, прическа готова, и вот я смотрю на себя в зеркало.
Ох ты ж, мать твою Да я же Мерилин, не побоюсь этого слова, Монро!
Я оглядываю себя и почти пищу от восторгаприталенное платье-карандаш глубокого синего оттенка, шикарные туфли на высокой шпильке, макияж и прическа в стиле первой леди. Тем троим, что корпели надо мной битые полтора часа, все еще что-то не нравится, и они ползают вокруг меня, как мураши, а я не могу оторвать взгляда от зеркала. Теперь я не просто королевская блядья очень дорогая королевская блядь с идеальным вкусом и тонким чувством цвета, мастерским чутьем баланса форм. Я смотрю на себя, провожу руками по своему телу, ощупывая нежную ткань платья, я вдыхаю запах духов, окутавших меня легким облаком. Явенец творения, тонкая грань сексуальности и сдержанности, я, мать его за ногу, просто огонь!
Я не сразу замечаю его, стоящего в дверях, а когда вижу, как он улыбается, как горят его глаза, как они облизывают мои руки и ноги, как похотливо смотрят на мои губы, как влюблено заглядывают в мои глаза, я смеюсь:
Ты видел, что со мной сделали? я восторженно хохочу. Я даже не догадывалась, что могу быть ТАКОЙ!
Максим смеется. Максим знал, что я могу быть такой. Знал уже тогда, когда увидел меня в джинсах, старом свитере и с волосами, стянутыми в хвост.
Ребята, спасибо. Оставьте нас.
Мужчина и обе женщины неторопливо выходят из комнаты, а смотрю на его руки, в которых он держит какие-то бумагивсе-таки круглолицый его добил. Он заходит в комнату и закрывает за собой дверь на замок. Подходит ко мне и берет меня за руку:
Присядь.
Ладно, улыбаюсь я, сажусь на край кровати. Он ждет, пока я усядусь, а затем опускается на колени и садится на пол передо мной. Он откладывает бумаги в сторону, он смотрит на меня, нежно осматривая с ног до головы, и глаза его, такие спокойные и хладнокровные, взволнованно бегают по мне. Он нежно проводит ладонями по моим бедрам и опускает глаза, глядя на то, как скользят его руки по ткани моего платья. Он снова поднимает на меня ресницыон облизывает губы и прерывисто выдыхает. Он нервничает. Бог ты мой, я впервые вижу, как нервничает моя дворняга. Внутри холодеет и расправляет иголки колючая нервная дрожь.
Что-то случилось?
Несколько секунд он молчит, а затем на выдохе:
Сколько времени ты в разводе? спрашивает он. Его ладони на моих бедрах такие горячие.
Я открываю рот и несколько минут не нахожу, что сказать.
Я точно не помню, вырывается из меняА что случилось? Господи, что-то случилось с моим бывшим мужем? с моего лица сходит краска.
Максим мотает головой:
Нет, нет. С ним все нормально. Скажи мне, сколько?
Максим, я не считаю. Это, знаешь ли, не то событие, которое
Давай вместе посчитаем? перебивает он.
Сейчас? Это что, так важно?
Максим кивает.
Пождать не может?
Он отрицательно мотает головой.
Ладно я хмурюсь и пытаюсь воскресить в голове даты, но это очень трудно, потому что мои ладони вспотели, и сердце ведет себя неподобающе здоровому органу. Мы развелись в конце января, а значит уже я считаю, но цифры разбегаются. За полгода до того, как как мы с тобой познакомились. Господи, слово-то какое
Какое? спрашивает он и пристально смотрит мне в глаза.
Неподходящее.
Согласен, кивает он, Итак, за полгода до этого, значит?
Значит, продолжаю я, наверное, уже чуть больше, чем полтора года. Год и шесть, нет, год и семь Максим, к чему это? психую я.
И тут моя дворняга, мой король бездомных псов, сумасшедший крот, повелитель всех отвергнутых и нелюбимых, тянется в карман и достает кольцоширокая, блестящая полированными боками полоса металла, с гравировкойединственным украшением. Точно такое, как на нем, но меньше размером и надпись другая. Здесь она начинается с витой, тонкой заглавной «С». Я смотрю на кольцо, на Максима, снова на кольцо, я пока я судорожно хватаю ртом воздух, он берет мою правую руку:
Ты была в разводе семь месяцев и две недели. Знаешь, ты все это время так зацикливалась на этом, так много значения придавала этому
Он подцепляет пальцами безымянный палец, и я вижу, как трясутся его руки:
а нужно было всего лишь посмотреть, что написано на моем кольце, и ты сразу бы все поняла.
Он показывает мне свое кольцотам красивыми тонкими, витыми линями написана моя фамилияфамилия моего первого мужа.
Нет, шепчу я, и тяну руку на себя.
Тс тихо, Кукла, подожди. Не дергайся, говорит он, крепче сжимая мою руку, и улыбка смущения зажигает легкий румянец на его щеках. Я и так волнуюсь.
Кольцо скользит по моему безымянному пальцу, и чувствую холод металла.
Максим, нет! я тяну руку на себя, но он быстро заканчивает начатое, и кольцо, как влитое, садится на палец.
Я мотаю головой, я шепчу «нет», я смотрю на свою руку и не верю.
Максим, я не хочу! Я не буду
Уже поздно, Маринадело сделано.
Без меня? Без моего согласия
Тут у меня перед глазами все плывет, я начинаю задыхаться.
Максим видит, как мутнеет мой взгляд и быстро лезет в другой карманкрохотный пакетик с белыми таблетками. А дальше все происходит очень быстротаблетка зажата в его пальцах, он открывает мой рот и запихивает её под язык:
Не глотай, тихо командует он.
Я киваю. Он обхватывает ладонями мое лицо и смотрит на меня своими серыми глазамивнимательно и ласково:
Один, два, три, четыре его голос, спокойный, собранный, окутывает мой разум. Я смотрю ему в глаза и чувствую разряды сердечного ритма, что взрывают мое тело.
Пять, шесть, семь его руки нежно гладят меня большими пальцами, а я изучаю рисунок радужки его глаз под бешеное дыхание собственного тела.
Восемь, девять, десять.
Он приподнимается, притягивает мое лицо и касается губами моих губего язык скользит в мой рот и забирает таблеткуловко, быстро и очень сладко Я думаю о том, как он быстро научился командовать моим телом. Еще один короткий поцелуй, и он отстраняется от меня, чтобы посмотреть мне в глаза:
Легче?
Я киваю. Я думаю, как же быстро приходит умиротворение. Сердце сбавляет темп, дыхание восстанавливается, руки теплеют. Это плацебо. Вкус, не похожий ни на что, совершенно уникальный и узнаваемый. Я смотрю, как Максим глотает таблетку, как смотрит на меня, и его губы превращаются в полумесяц.
Ты с ума сошел? еле слышно говорю я. Меня же сейчас
Нет, нет, Кукла. Если быстро, если не проглотить, то ничего страшного не случиться.
Его руки гладят мою шею. Плацебо начинает работатьприходит ровное, ритмичное дыхание, мышцы расслабляются, превращаясь из камня обратно в плоть и кровь, голова становиться ясной. Я абсолютно спокойна. Плацебо действует очень быстро.
Мелкий ублюдок
Он смеется. Я смотрю на кольцо. Там вьется линия, вырисовывающая шесть буквСказка.
Так это твоя фамилия? спрашиваю я.
Он кивает, и мы вместе смеемся. Два обдолбанных идиота.
Дурацкая говорю я.
Он снова хохочет, я следом за ним. Плацебо действует очень быстро.
Я не хочу такую фамилию! картинно возмущаюсь я.
Ну, что есть, то есть, говорит Максим.