Красивой немецкой девушки
Неужели он и правда считает меня красивой?
Но ради тебя можно и рискнуть, добавляет он и широко улыбается. Давай здесь, на мосту, в семь утра, в следующее воскресенье.
В следующее не могу. Я уезжаю в лагерь с отрядом БДМ. Мои родители не хотели, чтобы я вступала, но в декабре это стало обязательным для всех арийских детей, так что пришлось им смириться.
Тогда через две недели?
Хорошо, через две.
Только никому ни слова. Вальтер делает строгое лицо и грозит мне пальцем.
Я киваю, торопливо перехожу на другой берег и сворачиваю в сторону города, который уже начинает просыпаться.
Идем, Куши, окликаю я пса и оборачиваюсь.
Вальтер уходит: спина прямая, в руке корзина.
Вдруг он тоже оборачивается и улыбается, увидев, что я смотрю ему вслед. Сердце подпрыгивает у меня в груди, и всю дорогу до дома я лечу как на крыльях.
3 августа 1937 года
Ботинки Эрны хрустят по горной тропе за моей спиной.
Посмотри, какая красота! восклицает она.
Ее лицо блестит от пота, но косы по-прежнему гладкие, и форма в полном порядке.
Усыпанная булыжниками тропа уходит круто вверх. Мы так давно карабкаемся по ней на адской жаре, что никакой красоты я уже не вижу. Вся взмокшая, я останавливаюсь, вынимаю носовой платок и вытираю им шею, для чего мне приходится сначала отлепить от нее растрепанные, лохматые хвосты, в которые давно превратились мои косы.
Я все ноги стерла, жалуюсь я. Ботинки новые. Надо было разносить их еще до похода, добавляю я, морщась на каждом шагу.
Страдание хорошо для души. Укрепляет характер.
Спасибо большое, но с характером у меня и без мозолей все в порядке!
Слезы начинают щипать мне глаза.
Эрна оглядывается назад, но весь наш отряд еще далеко позади, а вожатые почти так же далеко впереди. Значит, никто не увидит меня в минуту слабости.
Давай, Хетти, до вершины совсем немного осталось. Последний рывоки будем обустраивать лагерь. Ты же помнишь, герр Гитлер хочет видеть нас, девочек, сильными, пышущими энергией и здоровьем.
Когда мы окажемся наверху, я лягу прямо на землю и больше не встану.
Ну и шуточки у тебя, Хетти, смеется Эрна.
И вовсе я не шучу! При каждом шаге задники новых ботинок сдирают мне кожу с пяток.
Идем, старая ворчунья, гляди веселей! Фройляйн Акерман уже наверху, и, если ты постараешься хорошенько да еще улыбнешься ей пошире, она, может быть, даст тебе значок!
Эрна уходит вперед и вверх по крутой тропе, ее сильная спина маячит передо мной. Распухший язык прилип к нёбу, и мне начинает казаться, что дыхание у меня такое же кислое, как и настроение. Но Эрна, словно читая мои мысли, не в первый уже раззвонким чистым голосом затягивает «Песню юных странников».
Когда шагаем мы бок о бок и песни старые поем,
Вторит нам лесное эхо, и знаем мы,
Что с нами в ногу время новое идет.
Веселая песня поднимает мне настроение, и ноги невольно начинают двигаться в такт знакомой мелодии, столько раз слышанной, что она и теперь звучит у меня в голове.
Шелестят березок листья.
Древняя земля простерла
Свои щедрые объятья.
Обливаясь потом, пыхтя как два паровоза, мы одолеваем последний крутой подъем.
Молодцы! сияет фройляйн Акерман, когда мы проходим мимо нее. Наверху вас ждет сюрприз. Подсказка: он прохладный и мокрый!
Водопад, говорит Эрна с улыбкой, и мы идем дальше, а вожатая остается встречать других девочек.
Местом для лагеря выбрана широкая плоская вершина. Кое-где между камнями растет трава, и вся площадка имеет наклон в сторону большого водоема. Эрна угадала верно: его питает живописный водопад.
Потихоньку-полегоньку подтягивается остальной отряд. Выбрав место поровнее, мы очищаем его от камней, ставим палатки, копаем туалетную яму, приносим воду для кухни.
Веселые. Сильные. Независимые. Девушки, достойные стать матерями расы господ. Вот какими хочет видеть вас фюрер, наставляет нас фройляйн Акерман, когда мы, закончив работу, собираемся вокруг нее, грязные и усталые. Всегда помните принципы нашего союза: чистота духа и тела, добродетель, послушание и покладистость. А теперь идите окунитесь. Вы заслужили!
Да, а еще настоящая немецкая девушка никогда не задает вопросов и не жалуется. Трудится на благо других. Она высока ростом и сильна, красива без всяких искусственных ухищрений. Девушка чистоплотна, неукоснительно соблюдает все правила гигиены. Скромна и сдержанна. Но главное, девушка всегда ставит мужские интересы превыше своих и поддерживает мужчин в их борьбе. Даже если девушка устала, даже если она много трудилась, нужды мужчин все равно должны быть для нее на первом месте.
Наш долг служить фюреру, Германии и нашим будущим мужьям. Мальчики учатся быть лидерами и управлять, а мы должны учиться сдержанности. Требования постоянны и неумолимы, они не оставляют мне ни времени, ни возможности идти своим путем.
Невольно у меня возникает такое чувство, словно они вымывают самую мою суть.
Мы хватаем полотенца и сбегаем по каменистому склону вниз, навстречу шуму водопада.
Поступать правильнозначит жертвовать собой. Забыть о том, что нужно лично тебе, ради общего блага.
Я мотаю головой, пытаясь очистить свои мысли. Ведь внутри моего черепа живет он, фюрер, который видит все: мои самые потаенные страхи, мои надежды и мечты. И еще кое-какие мысли, которые начали посещать меня с прошлого воскресенья и о которых я не хочу, чтобы он знал.
Оглянись, Хетти. Мы на вершине мира, говорит Эрна.
Вокруг до самого горизонтагоры в голубоватой дымке, прорезанные глубокими зелеными складками долин. Далеко внизу изогнулось узкое горное озеро, черное и гладкое, словно осколок зеркала. Совсем рядом возносятся к небу отвесные вершины соседних скал, а над ними лениво плывут в ясной синеве легкие перистые облачка.
Земля, достойная богов. Пейзаж, очищающий душу.
Как возвышенно, соглашаюсь я.
Ну, пошли купаться, говорит Эрна и идет к воде.
Я смотрю ей вслед: узкая, стройная спина, скульптурные плечи; рыжие волосы искрятся на солнце. Она и сама как светило, прекрасный золотой диск, к которому тянется все живое. И рядом с ней ямаленькая планета, которую она силой своего притяжения держит на своей орбите. Меня это раздражает, но в то же время я не могу не восхищаться Эрной, ее чистотой и честностью, ее положительностью.
Она во всем лучше меня.
Мне так хочется поговорить с ней о Вальтере. Посоветоваться. До встречи на мосту осталось всего четыре дня.
Гнусный еврей, застигнутый в обществе красивой немецкой девушки Я снова вижу его рот, который произносит эти слова. Вижу его губы, глаза, которые вбирают меня всю, целиком.
Нет, я не могу рассказать о нем Эрне. И никому друг ому тоже не могу. Ведь я обещала молчать. Но это так трудно. Мальчики всегда обращают внимание только на Эрну, и никогдана меня. А Вальтер не просто мальчик. Он красивый. Он смелый и мужественный. Просто идеальный ариец. Глядя на него, так легко забыть о том, кто он.
Я притворяюсь, будто Вальтер не еврей, и представляю нас вместе. Две фигуры движутся в луче света, словно в кино. Он пристально смотрит на меня, его губы приближаются к моим. Он шепчет мне: «Хетти, пожалуйста, будь моей. Ни к одной девушке я еще никогда не испытывал таких чувств, как к тебе». Его ладони ложатся на мою талию, потом соскальзывают ниже, еще ниже, но я говорю ему: «Вальтер, остановись. Я же не такая девушка». И он, разумеется, останавливается, ведь он меня любит, но
Хетти! Ну что ты там копаешься? Водичка такая прохладная!
Эрна босиком шлепает по мелкой воде у самого водопада, ее косы потемнели и отяжелели от брызг.
Иду! Я снимаю ботинки, стягиваю юбку.
Другие девочки тоже сбрасывают одежду и в одном белье с визгом и хохотом кидаются в освежающую воду. А я стою и смотрю в темную бездну. «Ты же отлично плаваешь», мысленно говорю я себе и, развязав галстук, расстегиваю пуговки пропотевшей блузки, снимаю толстые шерстяные носки, аккуратно складываю вещи в стопку и подыскиваю им сухое место на камнях. «Тебе совершенно нечего бояться».
Стоя в одном белье у края воды, я чувствую себя незначительной и жалкой. Теплая гранитная глыба ласково греет мои босые ступни, совсем как тот деревянный причал много лет назад. От ужаса все у меня внутри трепещет, колени подгибаются. Но я не могу показать свой страх другим. И тогда я закрываю глаза, отталкиваюсь от скалы обеими ногами и одним рывком оказываюсь едва ли не в центре горного озерца.
Вода такая холодная, что в первое мгновение у меня перехватывает дыхание, и я камнем иду ко дну, как тогда. Но тут же, преодолевая панику, я заставляю себя работать руками и ногами, вырываюсь на поверхность.
И вот я уже на свету, жадно глотаю воздух ртом, бью по воде ногами. Мне кажется, что я снова чувствую прикосновение сильной руки, которая держит меня, спасает от страшного конца в водяной могиле.
Эй, там, внизу! Отойди! кричит мне кто-то сверху.
Я поднимаю голову, принимая вертикальное положение в воде. Эрна, а с ней еще три девочки стоят на выступе скалы, готовясь к прыжку. Я отплываю в сторону и смотрю, как четыре девичьи фигуры прорезают пространство и шумно плюхаются в озеро прямо передо мной. Вода расступается и тут же смыкается над ними, вскипая множеством пузырьков. Секундаи девочки снова на поверхности, смеются, хватают воздух ртом, протирают глаза и ничего не боятся, и я вдруг начинаю ненавидеть свой страх.
Я ложусь на спину и плыву, глядя в высокое голубое небо и стараясь не думать о том, сколько метров отделяют меня сейчас от твердой, надежной земли. Вода плещется вокруг моей головы, тонкими струйками просачиваясь в уши. Холод притупляет боль и усталость в натруженных конечностях. Вот бы окунуться сейчас в минеральную ванну, полежать в ней часок, а потом голой шагнуть прямо в объятия Вальтера
Черт! Опять эти гадкие мысли! Дай мне силы, о фюрер, прогнать из моей головы зло. Мое сердце начинает усиленно биться.
В моей голове гремят слова Гитлера.
Персонифицированный дьявол как символ всякого зла предстает перед нами в образе еврея. Защищаясь от еврея, я защищаю творение Господа.
Но это так трудно. Грязные мысли непрошеными врываются в мою голову. Они отвратительные, неправильные.
Я пробую сосредоточиться на белом облаке, плывущем высоко надо мной. И замечаю какое-то движение на горизонте. Три черные точки, выстроившись треугольником, быстро несутся к нам. Истребители. Возможно, летят воевать в Испанию. Глядя на них отсюда, из глубины мирного сельского ландшафта, трудно поверить, что где-то идет война. А ведь папа то и дело намекает, что будет еще другая война, большая, и прямо здесь, в Германии, и во всем мире. Война ради исправления зла, причиненного Версалем, ради возвращения Германии ее законного главенства среди других держав. А также ради того, чтобы сокрушить зловещие замыслы евреев. Я чувствую, как у меня сводит желудок.
Эрна, свистящим шепотом зову я подругу, мне надо с тобой поговорить. Это важно. С глазу на глаз.
Конечно. Пошли на берег, посушимся. Не знаю, как ты, а я уже замерзла.
Выбравшись на камни, мы сначала вытираемся насухо, потом быстро одеваемся. Судя по солнцу, уже далеко за полдень.
Так что тебя тревожит, Хетти? Я же вижу, ты прямо сама не своя.
Я оглядываюсьхочу убедиться, что нас никто не подслушивает. Но девочки в основном еще в озере. А те, что успели искупаться раньше нас, уже оделись и ушли назад, в лагерь. Так что сейчас самое время.
Дело в том
Тут я вспоминаю данное Вальтеру обещание никому не рассказывать о нашей встрече, а ведь Эрнавожатая БДМ. Ей придется донести на нас с Вальтером, даже если она сама этого не захочет. А я, зная, как серьезно Эрна относится к своим обязанностям, понимаю, что в ее глазах Вальтеробычный еврей, такой же, как все.
То есть враг.
Хетти?
А? Да. Ты знаешь, я подумала В общем, это больше не важно. В смысле ну, я просто передумала.
Эрна раскладывает на камне, горячем от солнца, мокрое полотенце, трусы, майку.
Ну ладно. Как хочешь. В ее голосе звучит обида. Если опять передумаешь, ты знаешь, где мен я найти. Пойду, надо приглядеть за готовкой.
И она уходит к лагерю, без меня.
Дай мне силы, великий фюрер, бороться с искушением. Прости мне мои дурные помыслы. Укажи мне путь, и я пойду по нему. Куда бы он меня ни привел.
Я не пойду к Вальтеру в воскресенье. Встречаться с евреемэто нарушение всех законов и правил моей страны. К тому же если нас застукают, то Вальтеру грозит ужасный концентрационный лагерь, а то и расстрел. А я хочу быть хорошей, честной и незамаранной. Мои мысли о Вальтере отвратительны. Меня от них тошнит. Я больше не хочу думать о нем.
Вечером мы сидим у костра и поем. Я пою с наслаждением, отдаваясь музыке всей душой, и чувствую, как с каждой песней крепнет мой голос. Мыслей больше нет, они растворились в словах и ритме. И когда мы подходим к заключительной песне, я чувствую себя очищенной. Освеженной. Полной сил и энергии жить, стать лучше и навсегда забыть свою мимолетную слабость.
Мы сплотились под сияющим флагом.
С ним мы единый народ.
Никто больше не одинок.
Мы служим Богу, фюреру и нашей крови.
Каждый из нас тверд в вере и счастлив своим трудом.
Единства мы жаждем и впредь: Германия,
ты будешь светлой.
Твой светнаша честь.
7 августа 1937 года
Эрна с родителями живет на верхнем этаже многоквартирного дома возле Кирхплац. Квартира у них небольшая, но светлая, и дышится в ней легко.
Как я рада, что ты пришла! Эрна хватает меня за руку и тащит наверх, в свою спальню.
Наклонный потолок с четырьмя окнами-люками, два из них выходят на фасад, еще двана боковую стену дома. Сейчас все четыре распахнуты настежь, рамы курносыми козырьками торчат из-под карниза. Передо мной открывается такой вид на Лейпциг, от которого захватывает дух: крыши и дымовые трубы вперемежку с кронами деревьев.
Эрна плюхается на кровать, где полулежит, опираясь на локоть, так что ее каштановые волосы струятся за спиной, словно занавес. Она смотрит на меня, сияя.
Я влюблена, Хетти! объявляет Эрна, и ее щек и заливаются краской. Безумно! Никто пока не знает, но тебе я не сказать не могла.
И кто же этот счастливец? У меня учащается пульс, голубые глаза Вальтера всплывают в памяти помимо моей воли.
Его зовут Курт. Он живет на другом конце Лейпцига. Он такой милый. Манерыисключительные, и к тому же богат!
Бог мой, да он само совершенство! А друзья у него есть?
Эрна хохочет:
Может быть. Только, Хетти, не говори никому, ладно? Пожалуйста. Никто не должен знать.
Почему? В чем проблема?
Моих родителей удар хватит, если они узнают. Они ведь ужасно старомодные, а мне всего пятнадцать. Им не понравится, что я вожу шашни с парнем. К тому же он старше, чем я, ему уже восемнадцать. Она вздыхает. И все равно я так счастлива, Хетти. Со мной еще никогда такого не было.
Можно подумать. Уж с кем с кем, а с Эрной такое случается то и дело.
Когда тема несравненного Курта наконец исчерпана, мы идем вниз, сказать отцу Эрны, что нам надо в город, на встречу с друзьями. Застаем его в гостиноймаленький, круглый, как обточенный волной камешек, он сидит в кресле и читает газету. Не «Ляйпцигер», замечаю я, а «Фёлькишер беобахтер» общенациональное издание, выходящее по утрам. Рядом с ним на столике чашка кофе. Эрна не говорит отцу, что друзьяэто мальчики из гитлерюгенда. Хотя говорить, по сути, и не о чем: мальчики и вправду просто друзья. Передовица газеты в его руках посвящена празднованию семисотлетия Берлина. Половину полосы занимают снимки марширующей германской армии. В ответ на слова дочери герр Бекк ер даже не поднимает головы.
Послушай, что они пишут, говорит он и хихикает, проводя пухлой ладонью по гладкой, блестящей лысине на макушке, и читает сообщение об англичанах из Вустершира, которые приехали в Берлин, чтобы сыграть с немцами в игру под названием крикет. «Английская команда утверждает, что немцы вели себя неспортивно. Однако отсутствие у немцев командного духа, продолжает читать отец Эрны, морща лоб, не помешало англичанам сполна насладиться всеми прелестями ночной жизни Берлина».