Выйдя на поросший кустарником берег, мы стали взбираться на гору, оставляя позади испуганных белок и кроликов. Подняв морду, Юния заржала, будто вспоминая, а не забыли ли мы проверить дорогу на прошлой неделе, чтобы подготовиться к возвращению в первый день.
Гудки локомотива терялись в горных цепях, идущих на запад, находя пристанище в пещерах, низинах и лесных карманах старого штата Кентукки. Я прониклась мелодией этого звука. Вскоре меня отвлекли пассажиры, сидящие в больших стальных вагонах, проносящихся мимо лесов по величественным горам, у подножий которых протекали километры рек с бесчисленным множеством заливов. Однажды мне приснилось, как в таком поезде ехали одни синие люди. И все похожи на меня. Они путешествовали по стране, открывая для себя новые живописные места.
Юния фыркнула, будто прочитав мои самые потаенные мысли.
Все возможно, ответила я мулу. Где-то могут быть и другие «васильки».
В утреннем свете показался дом Моффитов. Заметив вдалеке девочку, Юния тут же взбодрилась, перейдя на быструю рысь.
Это была первая остановка с января месяца, но, когда я увидела своего читателя, который все это время с нетерпением ждал моего заветного визита, казалось, будто ничего не случилось и никакого перерыва вовсе не было.
Наконец-то пришла весна. Мне удалось пережить удушающую зиму с увядшим супружеским ложем и быстро вернуться к десятилетнему ребенку, с которым мы не виделись с прошлого года. Я прониклась свежим ветром, ощущая духовное единение с книгами, торчащими из вьюков, другими словами, ко мне возвращалась жизнь. Ударив пятками по бокам мула, я поочередно облизнула десны и перешла на галоп. Вернуться к любимому делу было настоящим бальзамом на душу. И радостью, сопряженной со свободой, отбросив все обиды, жалея ушедшую молодость и несбыточные мечты, растворившиеся в дебрях суровой жизни, суровой земли, суровых мыслях и предрассудках ее жителей.
Глава 4
Шестнадцатилетняя Ангелина Моффит, подперев бока, босиком стояла во дворе. Ее широкое поношенное светло-розовое платье, подобно хитону Иисуса, развеваясь на ветру, било складками по ногам, а под тонким дырявым домашним халатом трещал подол. На ее лице отчетливо виднелось беспокойство.
Василек! замахала она мне. Как вовремя! Уже апрель! Я соскучилась. У тебя новый мул? Как его зовут?
Юния.
Какое красивое имя. Иди сюда, Юния. Мой старенький апостолик.
Ангелина, одна из моих самых юных читательниц, напомнила о том случае, когда я читала ей стих 16:7 из Нового Завета «К римлянам», в котором говорилось о Юнии, единственной женщине-апостоле. Те же самые строки читала мне мама, именно поэтому мулу досталось это имя. При первой же поездке мне в глаза бросилась смышленость животного, когда она замерла на месте, учуяв впереди опасность. Этот полутораметровый защитник и пророк уже спасал меня от рыси и стаи бродячих собак, а совсем недавно не позволил упасть на скользком склоне, который мог обвалиться под ногами в любую секунду.
Моя предусмотрительная девочка, не торопясь, дала мне время осмотреться и заметить рысь, чтобы та ускользнула от нас, еще она услышала собак на запредельном для человеческого уха расстоянии и спряталась в укрытие, до которого они не могли бы добраться. Кроме того, она напрочь отказалась взбираться на замшелый склон, вынудив меня слезть и увидеть проблему собственными глазами, в результате чего я осталась в дураках, приземлившись на пятую точку после неудачной попытки подняться наверх. Юния не была капризной, как моя старая лошадь, и, к тому же, могла везде пройти, в отличие от осла. Ее не пугали проблемы, и при необходимости она всегда была готова защищаться или атаковать. В народе говорили, что хороший мул намного лучше обычной лошади, а езда на нем так же надежна, как заряженный дробовик, без которого не выжить в наших опасных краях. Но этого было недостаточно, чтобы убедить в ценности Юнии Па, который, помимо прочего, не доверял ей из-за скверного характера.
Уткнувшись носом в плечо Ангелины, Юния тут же подружилась с ней, позволив девочке взяться за поводья и привязать их к высокому пню, покрытому грибами-трутовиками.
Она здесь! Книжная дама привезла книжки! закричала Ангелина, повернувшись к дому.
Я слезла с мула и стала копаться во вьюке.
Прости, что так долго. Была зима, и пришлось погасить невысказанные слова в воздухе, чтобы не вспоминать о том браке.
Слыхала. Это неважно. Главное, что ты здесь сейчас. Я скучала по тебе, тактично ответила Ангелина, сменив тему разговора.
Мне было интересно, что именно она знала. Отдав Ангелине «Букварь для детей», я почувствовала, как лицо заливается синей краской. Она прижала книгу к груди и нежно промурчала «спасибо».
«Популярная механика» для мистера Моффита, сказала я, еще немного покопавшись в сумке и вытащив церковную брошюру с журналом.
По-пу-ляр-ная ме-ха-ни-ка, читала Ангелина по слогам, ведя грязным ногтем по обложке, которая привлекла ее внимание. Это же дирижабль. Никогда таких не встречала, но муж клянется, что видел одну из таких штуковин, парящей над горами. Он увидел ее прямо над собой, резко вскочил и упал на землю от страха, шептала Ангелина, от испуга уставившись в небо.
Я тоже ничего подобного не видела, но верила ей на слово.
А еще, она покрутила указательным пальцем, я знаю, что жена президента прилетела на одном из таких дирижаблей к нам в Кентукки.
Теперь мы обе смотрели на небо, пытаясь представить Элеонору Рузвельт, сидящую в сером брюхе машины, перелетающей горы.
Трудно поверить, что люди могут добраться до наших краев такими путями, говорила Ангелина. Едва дыша, она сделала из рук бинокль и сквозь него изучала небеса. Скоро людям не понадобятся мулы и даже собственные ноги. За них все будут делать большие машины.
Она просунула свою руку под мою, и я замерла в полном оцепенении Еще ни один белый человек так нежно не прикасался ко мне. Никто, кроме Ангелины. Но сколько бы раз она ни трогала меня за руку, внутри я ощущала дискомфорт и аккуратно одергивала себя, веря в то, что могу наслать на нее проклятие.
При этом мне нравились ее ласковые прикосновения, заставлявшие с тоской вспоминать о маме и мечтать о сестренке или даже о собственном ребенке. Хотя бы самую малость. Но мне не суждено иметь детей, как не суждено иметь и второго мужа. Не дай бог, молва о случившемся распространится по всей окрестности, уверена, тогда местные тут же пустили бы слух, мол, от моего цвета кожи каким-то непостижимым образом сыграл в ящик Фрейзер, будто Синяя дьяволица убила собственного мужчину, прямо на брачном ложе. Хотя я называла это благословением. Отныне никто не просил моей руки и не вынуждал снова выходить замуж. Дыхание замедлилось, и даже малейший проблеск облегчения только подтверждал мои догадки.
Дирижабли и поезда, говорила я Ангелине, а внутри все съеживалось от этой и других, еще более темных мыслей, которые поскорее старалась выбросить из головы.
Мир становится все больше и больше. А мы только уменьшаемся, едва могла шептать Ангелина. Он растет слишком быстро. Не успеваешь всего увидеть. Мы вообще ничего не видим. Она опустила голову и копнула пальцами ног землю, будто бы собираясь корнем врасти в нее.
Да, все меняется. Справедливости ради отмечу, что эти перемены дали мне надежду, что однажды на большой громкой машине приедет человек, такой же, как я. Пора идти к мистеру Моффиту.
Он будет рад увидеть тебя, Василек. Он пока не встает с постели. Все-таки прострелена нога. На щеках Ангелины появился румянец.
Юла Фостер как-то рассказывала мне о том случае, когда мистер Моффит попался на краже чужой курицы.
Может, новая книжка облегчит его страдания, понадеялась я.
С ухмылкой на лице она снова взяла меня за руку и повела по каменным ступенькам на крыльцо. В этот раз я всем сердцем наслаждалась ее сестринской заботой, о которой можно было только мечтать.
Я наклонилась, проходя мимо старого осиного гнезда, висящего под прогнувшимся карнизом. Увидев нас внутри крохотной хижины, мышь тут же метнулась под черную пузатую печку, внутри которой догорали тлеющие остатки пня с корнями. Дневной свет просачивался сквозь отклеившуюся бумажную драпировку, украшавшую стены, выгоняя тени из самых потаенных углов дома.
Сверху чугунной «толстобрюшки» грелась кастрюля с диким луком и репой, источавшими вонь, заполонившую всю комнату. На заплесневелых стенах висели пожелтевшие газеты, страницы которых были исписаны Ангелиной.
На-ка, садись, обратилась она ко мне, притащив от печки с большим трудом, судя по скрипу провисших сосновых досок, старое пустое жестяное ведро из-под лярда.
Впритык к окну со сколами в виде паутинок был пододвинут грязный рвущийся по швам матрас, набитый пухом и соломой. На нем в полудреме лежал тридцатилетний муж Ангелины, корчившийся от боли. Лицо как шероховатый камень, мешки под глазами. С момента моего последнего визита он еще сильнее похудел. Без доктора рана сама по себе не залечится, а в кармане у них не было ни гроша.
Из-под кровати торчала расколотая ручка топора: наверное, Ангелина положила его туда в надежде на старую примету, гласящую, что железные предметы ограждают от порчи и злых духов.
Уже понедельник, Вилли. Книжная дама наконец-то вернулась, сказала Ангелина мужу, осторожно тряхнув его за плечо. Вот она.
Он скорчил гримасу.
Я принесла вам «Популярную механику».
Не думал, что ты вернешься, вдова Фрейзер, он взглянул на меня, прищурившись.
Да, сэр, это книжная дама. Я вернулась на работу. Внутри все съежилось от мысли о новом семейном положении, когда вспомнила, как буквально на прошлой неделе по возвращении в Центр меня встретила Юла Фостер, и, скрестив руки, «присвоила» это звание. В ее отрывистом приветствии чувствовалась смесь разочарования и омерзения. От безнадеги в животе все скрутилось тугим узлом, и ничего не оставалось делать, как молча опустить глаза, чтобы, не приведи господь, не увидеть отвращение на ее лице.
Мистер Моффит кивнул головой в сторону ведра, приглашая меня присесть, пока Ангелина натягивала потертое одеяло малинового цвета ближе к его подбородку.
Расправив покрывало, она еще сильнее укутала мужа, и, довольная результатом, закрыла за собой дверь.
Пододвинув ведро к его кровати, я села и, держа журнал прямо перед своим лицом, открыла ему первую страницу. Он повернулся к окну.
Мы делали так для взаимного удобства. Мистеру Моффиту не приходилось пялиться на меня, а я не переживала за возможный дискомфорт, который могла бы ему причинить. Мы не подводили друг друга, понимая, что у каждого есть свои недостатки, и не все они связаны с цветом кожи.
Пока мистер Моффит тянул на себя одеяло, я увидела то, чего никогда раньше не замечала: его ногти имели странный оттенок, обычный для меня, Василька, но нетипичный для белых людей.
Абсолютно все его ногти были бледно-голубыми.
Сначала я посмотрела на свои руки почти та же синева. Затем, будто измеряя мистера Моффита в пространстве, мельком взглянула на его лицо и уши белые, как молочные зубы младенца, и потом снова на ногти.
У изножья кровати из-под одеял торчал палец его я раньше не видела. Оказывается, он не совсем белый. Скорее походил на растущую в горах двухцветную коллинзию, которой природа даровала ало-голубой оттенок с одной стороны и белый с другой. Василек. Я запуталась.
Давным-давно мама рассказывала, как у кого-то родились дети с такой кожей. Но в юности они этим «переболели». У этих «васильков» отличались только ногти на руках и ногах, которые они без особого труда прятали в варежках и носках, дабы избежать проблем.
Интересно, был ли мистер Моффит одним из них, или же это все из-за пулевой раны, ослабившей его здоровье.
Готово, закончил он, слегка повернувшись на бок с закрытыми глазами.
Да, мистер Моффит. Это интересная статья.
Он снова повернул голову к окну.
«Как работают наши дирижабли», начала я. Мистера Моффита никогда не учили грамоте, поэтому приходилось читать ему по несколько страниц. Двигатель дирижабля состоит из
Прочитав на пять минут больше обычного и, увидев спящего мистера Моффита, аккуратно положила журнал у изголовья. Он посмотрит картинки и вернет его в следующий раз в обмен на другой.
Во дворе Ангелина показывала мне слова, которые начертила в грязи палкой.
Ты научила меня хорошим вещам. Смотри. Сад. Лошадь. Дом. Ангелина, с гордостью прочитала она и отдала сказку «О маленькой красной курочке», которую брала в декабре. Мне жаль, Василек. Она немного поистрепалась: Вилли случайно наступил на обложку и пнул куда подальше. Я рада, что ты вернулась. Он кричал на меня, потому что я не могла почитать ему. И все время ворчал, мол, я должна читать намного лучше какого-то Василька. Прости. Она взяла меня за руку, придав извинениям форму крепкой хватки. Я опустила взгляд, посмотрев на нас со стороны, сплоченных любовью и дружбой, и попыталась высвободиться, но Ангелина лишь сильнее сжала мою руку. Это же не больно, прошептала она. Не важно, что мы разного цвета. Ведь нам же приятно, да?
Она была права. Но мистеру Моффиту не нравились люди с другим цветом кожи. Раньше он запрещал мне входить в дом. Но тоска по напечатанным буквам вскоре смягчила нрав, вынудив его впускать меня внутрь для того, чтобы я читала ему, сидя за маленьким деревянным столом, до такой степени он отчаялся, надеясь, что книги помогут сбежать от страданий и той нищеты, которая не позволяла наесться досыта и сэкономить пару монет, чтобы купить пули и подстрелить, например, кролика, а сейчас, вдобавок ко всему, страдания вызывал еще и яд из раны, постепенно уходящий все глубже, отравляя весь организм.
Все читалось по его лицу и костлявым осунувшимся плечам, он уже давно оставил надежду, каждый день желая, чтобы эта ночь стала последней. Ангелина никак не могла помочь, ведь любая ее попытка вызывала только еще большее раздражение.
Иногда он так злится, что мне становится очень страшно. Это так мерзко. Он то и дело постоянно рычит как разъяренный медведь, жаловалась она, увидев в моих глазах беспокойство.
Я высвободилась от хватки Ангелины и стала рассматривать корешок книги, которую она обменяла на новую.
Надеюсь, мисс Харриетт и мисс Юла не будут сильно ругаться.
Главное, чтобы все рваные страницы можно было склеить. Я убрала книжку в сумку. Наша переплетчица и помощница инспектора Харриетт Хардин остро реагировала на подобные вещи, они по-настоящему выводили ее из себя. В такие моменты даже у заведующей библиотеки Юлы Фостер сжимались губы от страха.
Поэтому преступлением считалось оставить книгу в таком состоянии, если учесть повышенный спрос на литературу и ее скудное количество, в общем и целом.
Передай миссис Моффит, что правительство платит конным библиотекарям жалование. Но больше ничего не дает. У нас мало книг и нет денег, чтобы купить новые. Если она не желает бережно относиться к библиотечной литературе, то я вычту стоимость ремонта из твоей зарплаты и вычеркну ее из маршрута! сморщив нос, предупреждала меня Харриетт, когда я последний раз принесла в библиотеку потрепанную книгу.
Правительство ничего не предоставляло Конной библиотечной службе. Мы все получали с пожертвований от крупных библиотек, больших и мелких городов, женских клубов, Ассоциации родителей и учителей и даже от отрядов бойскаутов, члены которых жили по всему штату Кентукки и Огайо.
Большинство присланных книг было порванным старьем. Государство даже не выделило место для их хранения, сортировки и реставрации. Хорошо, что почтовый офис Беспокойного ручья дал нам свою подсобку под эти нужды.
Надеюсь, это можно починить, обеспокоенно прошептала Ангелина.
Попробую дома, улыбнулась я.
Это больше не повторится, робко сказала Ангелина, держа в руках новую книгу. Почитаешь мне перед отъездом?
Ангелина умела читать без ошибок. Я видела в ее глазах сильное желание к чтению и письму. Закончив с книгой, она вытащила из кармана усохшую половинку моркови и взглянула на меня, ожидая получить разрешение. Это для Юнии.
Услышав свое имя, она тут же навострила уши.
Подобно уродливым листьям рейнтурии, человеческое отчаяние всей страны глубоко корнями сидело у нас в Кентукки, пожирая жизненную энергию и ставя людей на грань вымирания. Мне не хотелось отбирать у Ангелины последние крохи, за счет которых они старались выжить. Но в то же время я боялась ответить отказом на ее вежливую просьбу.