Твари? переспросил Кроули.
Не людьми же вас называть, Чума изящным жестом убрала со лба прядь волос. Если не вдаваться в подробности, да, твари Господни. Созданияслишком длинно, а в ваших чинах мне лень разбираться. Так что вам тут понадобилось?
Мы, собственно, явились засвидетельствовать наше почтение, госпожа Моровая, а также прояснить один немаловажный вопрос, под платанами расцвела еще одна улыбка, ангельская. Но прежде позвольте представиться
Первый советник княгини Вельзевул демон Кроули, третья улыбка собралась превзойти две предыдущие в ширине и ослепительности. Рад, безмерно рад и счастлив! Позвольте ручку?
Обойдешься, Чума в упор разглядывала Азирафеля, словно вещь. Так, ангел Как твое имя?
Азирафель
И демон по имени Кроули. Все сходится. Значит, это вы сорвали Армагеддон? она рассмеялась звонко, беззаботно. Ну, пройдохи! А с виду и не скажешь Ладно, идемте в дом, поболтаем.
Она меня прос-с-стачком с-с-считает? шепотом обиделся Кроули, но Азирафель молча дернул его за локоть: не время выяснять отношения.
Чума пошла первой, не оглядываясь. Она несла себя легко, гордо, и теньобычная, человеческаятянулась за ней шлейфом царских одежд. Солнечные лучи золотили русые волосы, стекали с блестящих бретелей на плечах сияющей мантией.
«Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он победоносный, и чтобы победить»процитировал Азирафель, восхищенный этим зрелищем.
Ага, иди и смотри, откликнулся первый всадник, отрывая дверь. Не споткнись только, Иоанн Богослов.
Кроули собрался спросить, где же конь белый, но решил, что уместнее поинтересоваться другим:
Откуда вы про нас узнали, несравненная?
Мышка на хвосте принесла.
Дохлая?
Чума, уже шагнувшая через порог, остановилась. Обернулась.
Язык у тебя, демон, больно длинный. Поберегись, не обрезали бы.
Она вошла в дом, оставив дверь открытой. И пусть гости были так же бессмертны, как и хозяйка, оба ощутили некоторую робость, когда шагнули внутрь.
У белого цвета множество оттенков. Свежевыпавший снег, взбитые сливки, утренние облака, венчик ландыша Ангел, да и демон по старой памяти, могли бы перечислить сотни тончайших вариаций одного и того же цвета, но, оказавшись в покоях Чумы, застыли в немом изумлении: существа, обитающие здесь, предпочитали один вид белогоцвет Вселенной в Первый день творения, когда любая жизнь имелась лишь в проекте.
Оно клубилось, плавало слоями, как дымбелое свечение, идущее словно бы ниоткуда. Солнечные лучи, льющиеся в большие окна, безнадежно тонули в нем. На полу, на стенах с неразличимыми прямоугольниками картин, на простой, без изысков, мебелиповсюду саваном лежала мертвая белизна.
Люблю, когда чисто, прокомментировала Чума, правильно истолковав молчание гостей.
Дорогая, ты здесь? крикнула она вглубь дома.
Рваная тень явилась прежде своей обладательницы. Все в том же охряно-коричневом, Проказа вошла с миской, полной свежей моркови, нарезанной соломкой. Чума подхватила ломтик, громко захрустела. Азирафель и Кроули переглянулись. Лепра кивнула на них:
Тоже всадники?
Нет, это так, пехота, Чума сдернула с волос резинку, тряхнула густой гривой.
Я бы сказал, авиация. Если рассматривать с точки зрения основного принципа
Чума взмахнула кистью руки, точно отгоняя муху. Кроули не договорилчто-то дернуло воротник пиджака у основания шеи, швырнуло к стене, и над левым виском задрожало белое оперение стрелы.
В этом доме шутить могут только двое, и это не вы. Я уже дважды предупредила тебя, демон. Следующая стрела застрянет у тебя в глотке. Убить не убьет, но веселья поубавит. Ты хорошо меня понял?
Да, госпожа Пестиленция, выдавил демон. Стрела с тихим свистом распалась в белую пыль. Он машинально стряхнул ее.
Вот так ко мне и обращайся. Ангел, это и тебя касается.
Азирафель молча поклонился.
Так кто же они такие, любовь моя? Лепра также занялась морковкой. Обе дамы уселись на широкий диван. Гости остались стоять.
Это те, кто не дал нашим развернуться в прошлом году. Садитесь, хватит торчать, Чума указала на два кресла. Их и диван разделял приземистый столик.
В самом деле? Я думала, они повнушительнее будут, Проказа с ногами устроилась на диване. Черные клочья тени кляксами испятнали обивку вокруг нее. Чума незаметно сменила наряд и по примеру подруги облачилась в хитонбелый с золотом.
Азирафель про себя порадовался, что в его магазине относительно немного белых предметов. От Кроули несло жаром сдерживаемой ярости; ангел понимал, какого труда ему стоит выглядеть невозмутимым, и решил взять ситуацию в свои руки.
Госпожа Пестиленция, госпожа Лепра, вы совершенно правы: мы действительно не дали состояться Последней битве, будучи при этом рядовыми представителями Рая и Ада соответственно начал он. Чума и Проказа молча хрустели морковью. Прозрачно-голубые и темно-карие глаза смотрели на него с одинаковой холодной насмешкой. Поверьте, мы уже понесли наказание. Нам крайне неловко отнимать у вас время
Женщины расхохотались. Они смеялись громко, уверенно, со вкусом, и от их смеха Азирафелю страшно захотелось на улицу, под теплое солнце, к живым людям и зеленой траве. Позже Кроули признался в схожем желании.
Ангел, хорошо пошутил, можешь продолжать в том же духе, все еще усмехаясь, разрешила Чума.
Позвольте перейти к делу, сударыни. Мы с дру с коллегой явились каждый от своего ведомства с указанием осведомиться, причастны ли вы к эпидемии, разразившейся на Востоке. Если да, нам поручено выразить официальное восхищение масштабами и результатами.
Кроули, до этого сидевший прямо и неподвижно, чуть повернул голову в сторону Азирафеля: «Ангел лжет? Ушам не верю!»
Азирафель солидно кашлянул: «Ради дела, прошу заметить. Исключительно ради дела».
М-да, какие масштабы, такие и посланцы, буркнула Чума. Передайте своим главным, это не я. А еще передайте, я им этого не забуду: ни Гавриилу, ни Вельзевул.
Казалось бы, должны понимать, что такое настоящая эпидемия, подхватила Лепра. Ты помнишь, дорогая?
О, да, Чума мечтательно улыбнулась. Упоительный миг начала Первый взгляд, первая стрела
Покажи им. Явись в силе и славе, первый всадник.
Чума провела пальцами по вискам, что-то покатала в ладонях и выпустила в воздух сероватый клочок тумана. Дунулаон отлетел за спины гостей и тотчас же оттуда повеяло сухим зноем.
Посмотрите назад.
Задние ножки кресел утопали в мелком рыжем песке. Горячий ветер гонял его по плоскогорью, свистел в останцах, похожих на застывших исполинов, ерошил клочковатую сухую траву в трещинах скал. Солнце стояло в зените, золотой кругляш, застрявший в бледно-голубом небе.
Венец на голове всадницы, сидящей на белом коне, сиял ярче солнца, а глаза были, как небосветлые и безмятежные. Конь фыркнул, тряхнул длинной гривой, шелковистой даже на вид.
Моргая от песчинок, попавших в глаза, Азирафель сделал несколько шагов по растрескавшейся от жара глинистой земле. Кроули морщился, шипел, держа ладонь козырьком надо лбом: несмотря на очки свет был для него слишком ярок.
Как она это сделала? проворчал он. Вот так просто взяла и бросила нас в свое воспоминание?
Скорее, бросила воспоминанием в нас, ангел тоже скривился: вездесущий песок скрипел на зубах.
Кресла, диван, стены дома сделались зыбкими, словно мираж, и даже Лепра отсюда казалась призраком.
У золоченого седла качнулся колчан, полный стрел. Всадница вытянула одну, наложила на тетиву длинного лука.
Пустыня Шамо,казалось, заговорил сам суховей, раздувающий белый плащ лучницы. Здесь начиналось все.
Стрела взвилась в воздух. За ней последовала вторая, третьяЧума стреляла, не переставая. Падая, стрелы темнели, разбухали, обзаводились лапами и вот это уже не хищные оперенные тростинки, а матерые крысыбегут по бесплодной земле, ныряют в гущу колючего кустарника, скрываются в оврагах, прячутся под камни. Черный ковер распался на нити: часть маленькими быстрыми клубками унеслась вдаль, остальные вплелись в рыжее, серое, бурое и пропали, сделавшись частью великой пустыни.
Стрелы закончились, но Чума не спешила уезжать. С вершины плоского холма, на котором стоял ее конь, она оглядывала окрестности, удовлетворенно, по-хозяйски, улыбаясь.
На горизонте показалась темная точка. Она постепенно рослаочень медленно, но Чума никуда не торопилась. Из точки вырос караван и на закате добрался до холмадлинная череда степенных верблюдов, отощавшие лошади, ослы, люди. Много людей. Они шли издалека, впереди лежал долгий путь, и всем был нужен отдых и свежая вода. Под холмом, из расселины между каменными плитами, выбивался родничок, питая хилое деревце и полянку зеленой травынастоящий земной рай для изнывающих от жажды путников.
Ночью черный ковер ожил: крысы дождались своего часа. Маленькие бесшумные тени забирались в шатры, прыгали в корзины, прогрызали дыры в мешках и тюках, чтобы забиться, затеряться в тканях, пряностях, зерне.
Утром караван двинулся дальше. Всадница торжествующе засмеялась и пустила коня в галоп. Колчан у седла вновь был полон, а лук готов к стрельбе.
Вот так начинаю я Являюсь первой и пребываю веками, и добиваюсь большего, нежели Война и Голод, ибо не предшествуют они мне, но наследуют, завершая начатое мною
Голос Чумы шелестел, сыпался, шуршал, суше песка в полуденной пустыне, мертвее костей в древних могилах.
Проказа вслед за подругой тоже скатала дымный клубок и послала его вперед. Он развернулсяи вот уже не пустыня, а крепостная стена, за ней городузкие грязные улочки, каменные дома, гулкий, тоскливый колокольный звон плывет над черепичными и соломенными крышами. По улице, держась друг за друга, бредет бесконечная вереница людей, с ног до головы закутанных в лохмотья. На посохе у каждого болтается связка бубенцов, они звякают в такт колоколу, точно передразнивая его. Это должно быть весело, но никто не смеетсяникто, кроме черноволосой женщины в наряде цвета охры и корицыили сукровицы и отмирающей плоти?! Она пляшет, хохочет, вьется вокруг идущих, мелькая то там, то тут, оставляя на посохах, плечах, головах клочья своих одежди черные пятна смертной тени.
А вот так продолжаю я! дребезжит пронзительный смех. Был человечекстал глиняный болванчик: тронь и развалится! На куски!
Бабули, я тут угощусь, хорошо? рука в черном рукаве пиджака протянулась к полупустой миске. Из-под обшлага выглянули стильные часы, намекая, что пора закругляться с воспоминаниями. Каким-то чудом демон вернулся в комнату и запустил в миску всю пятерню.
У Чумы потемнели глаза. Проказа оскалилась. Кроули нахально зачавкал морковкой, встал, сунул руки в карманы штанов:
Кинцо у вас, конечно, пять-дэ и все такое, но нам домой пора. он направился к двери. Идем, ангел. Пока, пенсионерки!
Азирафель не успел ничего сообразить: крыло само вырвалось из-за плеча, приняло на себя десяток стрел, летящих в черную спину. Извечная готовность защитить опередила разум.
Стрелы со стальным звоном ударились о перья и разлетелись на куски. Кроули обернулся, клокоча горлом. Верхняя губа дернулась вверх, обнажая отросшие клыки. За ними билось пламя.
Все-все, уходим, нам только драки не хватало, Азирафель опять развернул его к выходу и подтолкнул в спину. Приношу наши глубочайшие извинения, сударыни! Прошу простить моего вспыльчивого друга! выталкивая Кроули, он оставался лицом к женщинам, и продолжал держать крыло как щит. Большое спасибо за увлекательную беседу! Приятного дня!
Дверь за ними захлопнулась со звуком пушечного выстрела.
Оказавшись на улице, ангел дал волю негодованию:
Бесценный мой, ты когда-нибудь научишься думать прежде, чем говорить?! А если бы я не успел тебя закрыть, что тогда?!
Но ты же успел, голос у демона был глухой и сиплый. Изо рта выбивались струйки черного дыма. А не успел бы, ну не убила бы она меня. И я с ней ничего бы не сделал: она, тв-в-варь, вечная! на асфальт упал огненный плевок. Не могу, как вспомню мертвые города после нее
Но главное мы все-таки выяснили, к новой эпидемии она непричастна. Азирафель вздохнул. Опять люди сами себе вредят
Идем отсюда, Кроули в последний раз глянул на аккуратную белую виллу и с чувством заключил:Ненавижу морковку!
Глава 2. Дьявол носит упелянд
Сегодня с чистой совестью можно не менять табличку «Извините, закрыто» на другую, с противоположным смыслом. И завтра тоже. Азирафель порадовался бы такой перспективе, если бы не эта болезнь. Пустые аллеи Сент-Джеймсского парка, закрытый «Ритц», редкие прохожие в белых медицинских масках нагоняли на ангела тоску и тревогу. К счастью, весеннее солнце, цветы и распускающиеся почки на деревьях смягчали угрюмый пейзаж. Разразись эпидемия не весной, а, допустим, в ноябре, картина была бы совсем печальной.
На диване материализовался хмурый Кроули. Он попробовал прокатиться на «Бентли» по дорогам, в кои-то веки свободным от пробок, собрал за собой стаю патрульных машин, она выгнала его прямиком на барьер из грузовиков. Пришлось заняться массовым отводом глаз, делом монотонным и утомительным, затем выбираться из затора, который сам же и создал Коротко говоря, удовольствия не получилось. Еще и на дверце с водительской стороны обнаружилась длинная глубокая царапина. Демон, конечно, ее ликвидировал, но все равно неприятно.
Ты ручаешься, что Ад к этому не причастен? спросил Азирафель, невнимательно выслушав его жалобы.
Ну вот еще полицейскими в преисподней не занимались начал было Кроули, но сообразил, что Азирафель имеет в виду совсем другое. Готов поклясться, наши ни при чем. Эта болезнь зародилась таким же непостижимым образом, как и остальные. Да перестань ты уже изводить себя! Вот чуму же люди одолели, и проказа, по-моему, уже осталась только на мировых окраинах. Они вообще в последнее время сделались страшно умные, правда, часто ведут себя, как непроходимые идиоты Но вакцину они, кажется, уже нашли, так что справятся, не сомневайся. Не четырнадцатый век, слава Богу!
У тебя могут быть неприятности за такие славословия, забеспокоился ангел, но демон отмахнулся:
Пустяки. Я недавно слышал, как сама Вельзевул божилась. После тех событий у нас на многие вещи начали смотреть по-другому.
Гавриил несколько раз при мне чертыхался, да так витиевато, рассеянно усмехнулся ангел. По отрешенному выражению лица было заметно, что ругающееся начальство уже не занимает его мыслей. Скрестив руки на груди, он невидящим взглядом смотрел сквозь витрину на пустую улицу. Кроули неслышно подошел, встал рядом.
Ты заговорил о четырнадцатом веке, и я вспомнил Авиньон тихо начал Азирафель, Кажется, там я в первый и последний раз усомнился в высшей разумности Непостижимого замысла.
И от Падения тогда тебя удержал обычный смертный. Не апостол, не Сын Божийстарик монах. Всего лишь
А знаешь, что? оживился Азирафель, давай попробуем повторить опыт Чумы. Если настоящее таково, что всем лучше сидеть дома, почему бы не отправиться на прогулку в прошлое? Кстати, ты никогда не рассказывал, чем занимался до Авиньона.
Хм, дай, Сатана, памяти Так, в Авиньоне мы встретились в сорок восьмом, правильно? А где я шлялся до этого? Кроули поскреб в затылке. Помню: тепло, море, отличное вино, в тавернах весело Неаполь! Да, точно. Именно тогда я провернул одно дельце с итальянской королевой. Как же ее звали?.. А, Джованна. М-м, интрижка вышла просто блеск! Кроули сложил пальцы щепотью и звучно поцеловал их. Я подбил ее продать Авиньон Папе Римскому.
Ох, старый ты змий
Сейчас увидишь, как все было. Но для начала, чтобы, так сказать, полнее погрузиться
Воздух вокруг него помутнел, завихрился цветной метелью, а когда она улеглась, Кроули полностью преобразился. Азирафель, отвыкший за последние столетия от экстравагантных нарядов друга, слегка опешил.
Начать с того, что брюки на демоне сделались еще более узкими, чем обычно, причем одна штанина оказалась красной, другаяжелтой. Вместо туфель из змеиной кожи на ступнях красовалось нечто позолоченное, с вытянутыми, как птичий клюв, мысками. Рыжие вихры исчезли под алой шляпой с короткими полями валиком и пышной черной драпировкой, заменявшей тулью и верх. Но больше всего ангела поразил камзол нет, кафтан словом, он не смог сообразить, как лучше назвать подобную разновидность одежды: длиной до колен, из зеленого бархата, со стоячим воротником, густым рядом пуговицдрагоценных камней, перехваченная поясом из золотых бляшек, и с необъятными, похожими на воронки, рукавами до пола, подбитыми изнутри синей тканью. Заканчивались они глубоко вырезанными зубчатыми фестонами, напоминающими перья.