Воцаряется неловкая тишина. Доктор Лейн обводит нас взглядом, однако молчит даже Болтушка без шрамов.
Доктор Лейн приятно удивлена, когда я поднимаю руку.
Сегодня одна девушка назвала меня Фредди Крюгером.
Ого, неслабо отожгла, хихикает Пайпер.
Прищурившись, доктор Лейн смотрит на Пайпер, но обращается ко мне:
Имена тоже слова, но сегодня мы все же обсудим слова, которые используем для описания себя.
Она поворачивается к белой доске и пишет слово «жертва».
Какие ощущения вызывает у вас это слово?
Боль, отвечает девушка без шрамов.
Безнадежность, добавляет парень.
Доктор Лейн пишет слово «выживший».
А это?
Надежда, говорит парень.
На этой неделе обращайте внимание на то, как говорите о себе. Используйте слова, которые придают вам сил, а не отнимают их.
Она пишет еще несколько слов, над которыми нужно подумать «безобразный, искалеченный, обожженный, красивый, слабый, сильный, исцеление», и раздает нам толстые блокноты в бело-серой обложке.
Пишите в них все, о чем не хотите говорить вслух. Самое главное, что вы контролируете ситуацию. Вам не под силу изменить то, что произошло, но вы можете контролировать свои мысли. Ваша жизнь изменилась. Моя цель помочь вам найти свою новую норму.
Предварительно рассказав об этикете групп поддержки, доктор Лейн разрешает нам подойти к столу с закусками. Она объясняет, что группа это наше безопасное место и что важно рассказывать о своих травмах. Чушь, в общем.
У стола с закусками Пайпер подъезжает ко мне ближе.
Это первая твоя группа?
Я качаю головой.
Не-а, я просто ошиблась дверью. Думала, здесь кастинг моделей.
Пайпер смеется.
Ох. Не дай бог Лейн услышит твои шутки. Ее лицо принимает нарочито постное выражение. Ведь терапия выживших при пожаре дело серьезное.
Понятно. Значит, ты уже не новичок? интересуюсь я.
Ага, я преданная поклонница групп поддержки. Родители себя не помнят от радости, считают, что у меня наметился прогресс.
Пайпер пытается взять чашку, но не дотягивается. Я передаю ей чашку, и когда наши пальцы соприкасаются, Пайпер даже не вздрагивает.
Спасибо. Значит, тоже учишься в «Перекрестке»?
И вдруг я понимаю, что именно эту девушку имел в виду Гленн. Именно она, по мнению Коры, может стать моей лучшей подругой.
Типа того. Сегодня был первый день.
О боже, могу себе представить, как тебя приняли с таким-то лицом. Трудно пришлось?
Вспоминаю взгляды, перешептывания, парня, швырнувшего в меня карандаш, лицо у него было такое, словно он призрака увидел
Несладко.
Точно, мы не слишком добры к аутсайдерам, сунув в рот печенье, признается Пайпер. Ты же видела талисман школы? Того ксенофобного Викинга, у которого проблемы с управлением гневом?
Его трудно не заметить. Но я там долго не пробуду. Это нечто вроде пробной вылазки в реальную жизнь. Через две недели все смогут забыть о моем существовании.
Склонив голову набок, Пайпер насмешливо улыбается.
Самое душещипательное признание из всех, что я слышала. Она достает свой телефон ярко-розовый, в тон полоскам на ее одежде. Ну, раз уж я знаю о твоем существовании, скажи свой профиль.
У меня его нет.
Кем надо быть, чтобы не вести страничку в социальной сети?
Не хочу быть Капитаном Очевидностью, но Я указываю на свое лицо. Наверное, нужно быть человеком, которому фильтры не помогут.
Положив телефон на колени, Пайпер складывает руки на груди и обводит меня задумчивым взглядом.
Беру назад свои слова. Самое душещипательное признание прозвучало только что.
Эй, это же терапия, могу себе позволить.
Туше, улыбается Пайпер. Что ж, Ава, пусть тебя и нет в социальных сетях, я рада, что ты почтила нас своим душещипательным присутствием.
Смяв салфетку в шарик, она подбрасывает ее в воздух и быстрым ударом руки отправляет в мусорную корзину.
В яблочко! Ты после свободна?
Для чего?
Для потусоваться, поясняет она с таким видом, словно мы уже договорились.
Я пристально смотрю ей в глаза, пытаясь разобраться.
Доктор Лейн попросила тебя подружиться со мной?
Это было бы очень в стиле Комиссии. Кора и доктор Лейн вполне могли обсудить мое общественное положение и выбрать эту девушку с горящим взглядом, одетую в ярко-розовое компрессионное белье, для воздействия на меня.
Пайпер примирительно поднимает руки.
Всегда настороже, да? Нет, она меня не просила, и я бы в любом случае не выполнила ее просьбу. Просто воспользовалась возможностью завести подружку по несчастью.
Мне не нужны подруги. Я здесь всего на две недели.
Неважно, на две недели или на четыре года, в старших классах не выжить одной.
Лучи вечернего солнца ложатся на пол перекошенными многоугольниками, подсвечивая яркую одежду Пайпер и золотистую подвеску в виде птички на ее шее. Мифическая птица феникс, возрождающаяся из пепла.
Это точно не подстроенная благотворительная миссия? Потому что мне такое не нужно.
Пайпер кладет одну руку на сердце, а другую поднимает в приветствии вулканцев из «Звездного пути»: безымянный палец сдвинут к мизинцу, а средний к указательному.
Честное скаутское!
Я вспоминаю сегодняшний день: девушек, нашедших меня в убежище за черным занавесом, толпу в коридоре, расступающуюся передо мной, как перед современным прокаженным Моисеем, парня, глазеющего на мой пересаженный палец
Пожалуй, друг не самая худшая идея Комиссии.
Планов на вечер у меня нет.
Улыбаясь, Пайпер салютует мне чашкой с фруктовым пуншем.
За новую нормальность! Она чокается со мной. Что бы это ни означало.
Глава 8
Узнав, что я пригласила в гости подругу, Кора чуть не умерла от счастья. Она набрасывается на меня с расспросами, пытаясь выяснить все буквально за несколько минут до появления Пайпер.
Я хочу услышать все подробности, заявляет Кора, хлопая по дивану.
Она надеется, что я усядусь рядом с ней и расскажу ей все о своей новой жизни. Однако я слишком устала за целый день притворства, что я сильнее, чем есть, и на разговор с Корой сил не осталось. Будь на ее месте моя мама другое дело: тогда бы я плюхнулась рядом, вдохнула ее сладкий запах и рассказала все-все, а она бы гладила меня по голове. Сара, вероятно, сделала бы то же самое с Корой.
Ну же, расскажи что-нибудь о школе или группе. Что угодно, просит Кора.
Все хорошо.
Я весь день умирала от желания узнать, как у тебя дела.
Ладно. Директор шутник, большинство учеников придурки, а я для них повод для насмешек.
Кора хмурится.
Вряд ли там все поголовно придурки. Что насчет той девушки, которая скоро приедет? Она, кажется, в аварию попала?
Ага.
Она-то хорошая?
Она странная.
По-хорошему странная?
По-странному странная.
Излучая раздражающе агрессивный оптимизм, Кора выжидательно смотрит на меня с дивана, и я отступаю в кухню.
Значит, ты останешься в школе? повысив голос, спрашивает Кора.
Об этом говорить рано.
А когда будет пора?
Когда там не будет стремно.
Кора перехватывает меня на пути в мою комнату и осторожно обнимает. Когда она отстраняется, ее глаза блестят.
Ты меня вдохновляешь, Ава. Ты выживаешь, снова и снова.
Стук в дверь. Пайпер. Я высвобождаюсь из объятий Коры.
Мне все об этом твердят.
* * *
Гленн помогает Пайпер переехать через порог и замирает, оценивающе глядя на длинную лестницу, которая ведет на второй этаж, где находится моя комната.
Поерзав в кресле, Пайпер слабо улыбается.
Не беспокойтесь, мне больше нравятся первые этажи.
Нахмурившись, Гленн качает головой.
Я доставлю тебя наверх. Он смотрит на лестницу, потом снова на Пайпер. Ты не против, если я понесу тебя?
Пайпер кивает, и Гленн осторожно вынимает ее из кресла. Он несет Пайпер, держа ее под колени и под спину совсем как меня после больницы, когда эта лестница казалась мне высотой с Эверест, а подруга болтает в воздухе ярко-розовым гипсом.
Следом я затаскиваю инвалидное кресло, и в моей комнате Гленн сажает в него Пайпер.
Ого, сколько Кенов и Барби! восклицает Пайпер еще до того, как Гленн закрывает дверь в комнату. Куклы огромная коллекция Сары смотрят на нас из-за стеклянных дверей шкафа.
Это куклы моей двоюродной сестры.
Пайпер пытается открыть дверцу, но та заперта.
Почему она не хранит их в своей комнате?
Это и есть ее комната. Точнее, была. Сара погибла при пожаре.
Оставив попытки открыть шкаф, Пайпер берет пуанты.
Здесь все принадлежит ей?
Я смотрю на покрывало с ярко-желтыми маргаритками, на полку с фотографиями танцевальной труппы Сары, на коробку с пуантами.
Многое. Забрав у Пайпер пуанты, я кладу их на место. Но это не проблема. Мои вещи все равно сгорели.
Пайпер указывает на горизонтальную полоску обоев с выцветшими бабочками.
Ты бы хоть стены покрасила, что ли. А то живешь в комнате умершей девочки.
Я пожимаю плечами. Бо́льшую часть времени мне все равно, что я живу в импровизированном мавзолее. Моей-то комнаты уже нет, а в этой хранятся воспоминания, которые не забрал огонь. Кровать, на которой мы спали вдвоем, когда я оставалась ночевать. Стол, за которым Сара безуспешно пыталась научить меня правилам макияжа. Да те же самые обои с бабочками под пурпурным крылом одной из них мы мелко-мелко написали свои инициалы.
Это она? Пайпер указывает на фотографию Сары в танцевальной юбке и с изящно поднятыми над головой руками.
Да.
Красивая.
На фотографии длинные белокурые волосы Сары струятся по ее точеной, как у матери, фигуре. Кузина принадлежала к той породе девушек, которых хочется ненавидеть за их красоту, но не получается такие они милые. Мы различались, как Барби деревенская и Барби городская так называл нас Гленн, но нас объединяла любовь к выступлениям. В детстве каждое лето я таскалась за Сарой в танцевальный лагерь, а она терпела ради меня театральный. Во время ее концертов я всегда сидела в первом ряду, а она не пропустила ни одной моей премьеры.
Это ее или твой? Пайпер указывает на большой, во всю стену, постер фильма «Лак для волос», который Кора купила на гаражной распродаже.
Мой. Я раньше участвовала в мюзиклах, говорю я небрежным тоном, словно мои родители не были заядлыми театралами и я не выросла на бродвейских шоу.
Это была другая жизнь, в которой внезапные танцы и счастливые финалы не только возможны, но и ожидаемы.
Но в какой-то момент наступает миг прозрения, и ты осознаешь, что жизнь не мюзикл.
А это ее или твой? взяв с комода оплавленный колокольчик, спрашивает Пайпер.
Некогда блестящий, теперь он покрыт с одного бока черно-зеленым нагаром, но, по мнению Гленна, это единственное, что можно было забрать с «места происшествия». Я верю ему на слово мне меньше всего хотелось видеть пепелище на месте бывшего дома.
Моей мамы. Так что теперь мой.
Пайпер возвращает колокольчик на комод и берет фотографию, где я стою на сцене в съехавшем набок парике и розовом пиджаке в роли Риццо из «Бриолина». Мама обнимает меня, а отец показывает два поднятых вверх больших пальца, пародируя крутых парней в кожаных куртках из все того же «Бриолина».
Твои родители тоже умерли? Пайпер выжидательно смотрит на меня.
Я до сих пор не понимаю, каких слов ждут от меня люди. Что быть сиротой плохо? Что никто и никогда не любил меня так, как родители, безгранично и безусловно? Что они оставили меня дрейфовать в одиночестве по морю жизни без якоря и без пристани?
Не хочу об этом говорить, положив подушку на скрещенные ноги, отвечаю я.
Пайпер возвращает фотографию к другим воспоминаниям, которые я стараюсь забыть.
Ладно. Я, похоже, слишком прониклась настроем группы поддержки. Хочу предупредить, что у доктора Лейн есть способы разговорить тебя. Она шевелит пальцами, как злой гений, и передразнивает психолога: «Позволь нам помочь тебе, Ава. Дай нам исцелить тебя».
Пайпер берет со стола мою новую тетрадь для записей.
Поверь, лучший способ пережить эти встречи притвориться паинькой, говорить то, что от тебя ожидают, и выглядеть так, словно у тебя раз в несколько недель случается грандиозный прорыв. Она кидает тетрадь мне. И заполни ее чем-нибудь пафосным о своих ощущениях, иначе Лейн организует тебе индивидуальные сеансы.
О чем писать-то?
О чем угодно. Я пишу всякие списки и стихи, потому что так уходит больше листов, а Лейн к тому же считает, будто при помощи творчества я анализирую произошедшее.
А что именно с тобой произошло?
Пьяный водитель. Хотя я была пассажиром.
Кто был за рулем?
Кое-кто. Пайпер берет еще одну фотографию и поворачивается ко мне. Ты лежала в районной больнице? Я тоже!
На фотографии я запечатлена в день выписки из ожогового отделения в окружении Коры, Гленна, а также кучи медсестер и врачей.
Палач Терри! ахает Пайпер. Этот парень натуральный садист.
На фотографии Терри он, вообще-то, физиотерапевт обнимает меня одной рукой. Он приносил ко мне в палату все свои средневековые пыточные устройства, чтобы после выписки я не выглядела как пластиковый человечек «Лего», которого неправильно собрали. Он привязывал мои руки ремнями к устройству, похожему на аэроплан, и растягивал меня, как таксидермист крылья фазана.
Палач Терри, с улыбкой повторяю я.
Пайпер кидает фотографию мне на колени.
Ты здесь выглядишь счастливой.
На фотографии я широко улыбаюсь. Свобода после четырех с лишним месяцев заключения. Больше никаких перевязок в «бункере», где медсестры счищали мою омертвевшую кожу. Никаких криков в коридоре. Никаких детских передач по телевизору. Никаких насмешек и подначек. Я возвращалась домой.
Вот только дом оказался таким же незнакомым, как и мое лицо.
Дурой была.
Я беру в руки обе фотографии с родителями и с медиками, чья работа была поддерживать во мне жизнь.
Ава-до-Пожара и Ава-после-Пожара. Я гляжу на себя на сцене. Я больше не знаю эту девушку.
Пайпер кивает.
Вот ты едешь, вся такая влюбленная в жизнь, пересекаешь маленькую желтую линию на дороге, и бац! Пайпер хлопает в ладоши. Прощайте, ноги.
Или электрик еще до твоего появления на свет проложил в стене поврежденный провод, и шестнадцать лет спустя твоя жизнь сгорает.
Я ложусь на спину и бью рукой по ловцу снов, который повесила над кроватью несколько месяцев назад.
Плохие сны? Пайпер кивает на круглую паутину из нитей и перьев, предназначенную ловить мои кошмары.
Ага.
У меня тоже. Всякая чушь наподобие того, как я разбиваюсь на мотоцикле. Лейн говорит, это мой мозг преображает повреждения в знакомый контекст, и прочая психо-чушь в том же роде.
Да, знаю о чем ты.
Я не рассказываю, что снова и снова вижу во сне огонь, ощущаю его жар, чувствую дым. Вижу, как мой отец бежит сквозь пламя.
Еще бывают сны, в которых я прыгаю на батуте с Сарой или помогаю маме сажать цветы. И никаких шрамов на лице, спекшихся пальцев и дыры на месте уха.
Не знаю даже, какие хуже. Проснувшись после кошмара о пожаре, я испытываю облегчение оттого, что огонь ненастоящий. Но когда я просыпаюсь после сна о жизни до пожара, кошмарно становится уже наяву.
Пайпер снимает крышку с коробки из-под обуви, доверху набитой открытками, берет верхнюю и читает: «Нас невероятно тронула твоя смелость, и мы желаем тебе скорейшего выздоровления».
Можно? она с хихиканьем заносит коробку над мусорной корзиной.
Я хватаю коробку прежде, чем она выпускает ее из рук.
Кора считает, что они поднимают мне настроение.
Поднимают настроение? Пайпер фыркает. Это мусор. Поначалу все тебя поддерживают, но где они, когда мама вытирает тебе задницу после туалета, потому что ты сама не можешь дотянуться?
Я ставлю коробку обратно на стол.
Неужели еще не выпускают специальной открытки, поздравляющей с тем, что ты успешно вытер попку? шучу я. Это серьезное упущение с их стороны.
Типа «Поздравляем вас с первым послеоперационным актом дефекации! Желаем, чтобы все выходило хорошо!». Пайпер смеется.
Или «Трансплантат прижился? Поздравляем вас с Новым годом без воспаления!».
А как тебе такое? Пайпер откидывается на спинку кресла и с серьезным лицом скрещивает руки на груди. Открытка с Заком Эфроном, который пылко смотрит на тебя и говорит: «Детка, это компрессионное белье обнимет тебя так крепко, как никто другой».