14
Жанна не сразу пришла в себя от потрясения. Сначала девушка впала в ступор, потом ее долго рвало. Голова гудела, как пустой котел, она лежала на сваленных в кучу пальто, служивших ей матрасом, и вспоминала. Случившееся вечером накладывалось на события нескольких последних дней, сливаясь в какой-то тошнотворный гипнотический балет. Матиас целится в гражданских. Матиас и Рене входят в кухню. Матиас занимается с ней любовью в стойле. Матиас ест, говорит, улыбается, идет, проводит рукой по волосам, бездельничает, дует на горячий кофе, направляет на нее оружие, его запах, кожа, вена на шее его холодный взгляд, он выстрелит, выстрелит, его рот, у стены, у стены
К горлу снова подкатила тошнота, Жанна встала, дотащилась до ведра, которое поставила в углу Берта, и извергла из себя струю едкой горько-кислой желчи. Ей полегчало, но ненадолго, нахлынуло воспоминание: американские солдаты избивают Матиаса ногами, молотят кулаками по животу и спине. В тот момент у Жанны началась неукротимая рвота, она даже не была уверена, что он жив. Этот человекнемец, диверсант, все желают ему смерти. Война вот-вот закончится, так зачем церемониться с врагом? Он их обманул. А что ему оставалось? Он не мог уйти. Не из-за Жанныкак бы ей этого ни хотелось! из-за Рене. Девчонка его приворожила. И довела до погибели. Американцы расстреляют Матиаса. Жанна испытала мгновенный укол ненависти к Рене и кровожадную радость при мысли о смерти Матиаса, которая тут же уступила место глухому отчаянию. Она посмотрела на Марсель: старушка мирно спала, защищенная глухотой от происходящего вокруг. Во всяком случае, Жанна на это надеялась. Она прижалась к младшей сестре, но, перед тем как уснуть, успела заметить тень, скользнувшую на лестницу.
Боль в избитом теле понемногу отступала, только глаз сильно дергался, и по животу расплывалась огромная гематома. В подвальное окошко был виден отсвет луны на узкой полоске снега, ухал филин, но стрельба стихла, как будто рождественская ночь подтолкнула воюющие стороны к перемирию. Скоро он выйдет и сможет наконец размять ноги. Американцы скорее всего возьмут пленного с собой и, если выйдут к своим, там его и шлепнут.
Как же глупо он провалился! Щелкнул каблуками, как Эрих фон Штрогейм во французском фильме (он успел посмотреть эту картину в парижском кинотеатре до того, как Гитлер ее запретил). Только монокля не хватало! Матиас расхохотался, вспомнив, как вальсировал с Жанной: чувствуешь себя неуязвимым, понимаешь, что нравишься, ловишь на себе восхищенные взгляды, на секунду расслабляешься, и тело вспоминает старые рефлексы, вроде бы запертые на прочный засов. И тебя ловят, как крысу. Никому не дано полностью вытравить из себя происхождение. Хорошее образование, клуб, фехтовальный турнир, балы все это сочится из пор и до могилы липнет к подметкам сапог. Он несколько лет играл в Дэви Крокетта, изображал шпиона, но это мало что изменило. «Великая иллюзия», так назывался тот французский фильм.
Матиасу следовало с самого начала опасаться Дэна. Он недооценил интуицию янки и его ревность. А может, просто постарел и утратил хватку? Ему исполнилось тридцать пять, но Чичучимаш часто говорила, что он родился со старой душой.
Матиас был не первым человеком, чья жизнь могла оборваться, едва обретя смысл. Ситуация до смешного банальная. Интересно, жива ли Чичучимаш? Крак точно упокоился: псу было девять лет, когда он оставил его в индейской деревне. О родителях Матиас уже год не слышалписьма от сестры, сообщавшей новости, перестали приходить. Последний раз они с матерью виделись весной 1943-го, сразу после вступления Матиаса в СС. Услышав новость, она ответила по-французски: «Plus ça change, plus cest la même chose»и вернулась к работе. Мать Матиаса вязала свитера для благотворительного общества, опекавшего военных сирот. Она увяла, стала желчной и только в последний момент, когда сын расцеловал ее в морщинистые щеки, взяла его за плечи, и он увидел в ее глазах любовь. Через мгновение они снова стали почти бесцветными и льдисто-холодными.
Матиас поднял голову к окошку. Ему послышался глухой звук, как будто где-то скреблась мышка. Маленькая пухлая ручка сдвинула решетку, и в отверстии появилось лицо Рене. Матиас с трудом поднялся и дохромал до противоположной стены.
Что ты здесь делаешь?
Хочу спуститься.
И речи быть не может! Возвращайся в подвал, немедленно!
Малышка не послушаласьее старания почти увенчались успехом.
Делай, что говорю, Рене! прикрикнул на девочку Матиас, но она уже спустила ноги и могла упасть. Он был в бешенстве, Рене не оставила ему выбора. Матиас прислонился к стене, она поставила ноги ему на плечи, присела и ловко, как обезьянка, соскользнула на пол. Матиас больше не злился. Этот ребенок наполнял его силой, давал надежду на новую, другую жизнь, в которой не будет горячки боя, опасностей, риска и страха смертивсего того, что он считал движущими силами своего существования.
Несколько долгих секунд Рене смотрела на окровавленное, распухшее лицо своего немца, совсем как святая Вероника на Христа по пути на Голгофу. Потом начала расстегивать пальтишко, сунула руку под свитер и достала чехол с ножом Матиаса, медленно вытащила длинное лезвие и горделиво взмахнула. Если завтра Матиасу придется умереть, он унесет это видение с собой. Его жизнь пуста и бессмысленна, но Рене выбрала его, хоть он и не заслуживает этой благодати. Внезапно он почувствовал себя уязвимым, ничтожным, уродливым и отвел взгляд. Рене наклонилась, чтобы перерезать веревки на запястьях Матиаса.
Нет! Оставь как есть и убери нож в чехол.
Рене подчинилась, хотя и расстроилась из-за того, что не смогла освободить своего солдата. Глупый лейтенант Пайк оставил нож валяться в подвале, она подобрала его и раз сто воображала, как сделает это. Матиас отобрал у нее оружие, наклонился и сунул чехол за голенище ботинка.
Тебе пора.
Девочка кивнула.
Сотрешь свои следы на снегу, как мы делали, когда охотились на зайца.
Она подняла голову:
Я помню.
Матиас подошел к стене, чтобы подсадить ее в окно.
Как тебя зовутпо-настоящему? спросила Рене.
Он заколебался. Его имя. Его настоящее имя. Матиас не мог произнести ни слова, ведь он столько раз менял имя за годы войны. Когда-то у него было индейское имя, оно что-то означало, и немало. Единственное имя, которое ему нравилось. Его собственное, настоящее больше ничего не значит.
Матиас. Матиас Штраус, не слишком уверенно ответил он.
Она тихо повторила имяраз, другой, третий, произнесла фамилию, потом имя и фамилию вместе: Матиас Штрауси посмотрела ему в глаза.
Знаешь, Ренеэто ненастоящее имя. Но другое я забыла.
Как же он об этом не подумал после встречи с ней? Его зовут Матиас Штраус, и это очень важно, потому что имя дали ему родители, так называли его друзья и родные. И вся его выдуманная жизнь ничего не меняет. ОнМатиас Штраус, и никто другой. Он отдал бы все на свете, чтобы узнать подлинное имя девочки. Ему нравилось мысленно проговаривать слова, состоящие из взрывных согласных, очень женственные, но сильные, принадлежавшие великим библейским героиням. Эсфирь, Дебора, Сарра, Юдифь Интересно, существует ли еврейское имя, совпадающее по значению с французским Рене: «рожденная заново»? На индейских языках таких нашлись бы десятки. Возможно, ее звали Люсьенна или Жанин, но тогда зачем было его менять?
Матиас скрестил руки, чтобы помочь девочке подняться. Когда их лица оказались на одном уровне, Рене на мгновение замерла, он вдохнул волнующий сладкий запах с привкусом детской присыпки и подтолкнул ее вверх. Выбравшись из подвала, она бросила на своего немца прощальный взгляд и исчезла.
Скоро рассветет. Теперь у него есть нож, и не абы какой. У этого ножа индейское имя, и он много раз убивал им. Матиас решил поспатьперед уходом необходимо набраться сил. Он дремал около часа и открыл глаза, услышав возню за дверью. В замке лязгнул ключ, вошли Пайк, Тритс и Макс.
Встать! приказал Тритс.
Он проверил, крепко ли связан Матиас, и обыскал его. Плохо обыскал. Не заметил ножа в ботинке. Его вывели из винного погреба. Все гражданские уже проснулись и смотрели на пленника с укоризной, ненавистью, непониманием. И только в глазах Жюля читалась робкая симпатия, они словно бы говорили: «Ты мерзавец, но нравишься мне, и ничего тут не поделаешь». Жанна выглядела ужасно усталой и какой-то отсутствующей. Матиас не мог даже предположить, что сейчас чувствует девушка.
Пайк поблагодарил хозяев за гостеприимство. Молодые янки, игравшие в героев, воспринимали такой прием как должное, лейтенант же в отличие от них был хорошо воспитан. Оба раненых присоединились к маленькому отряду. Они были не в том состоянии, чтобы в десятиградусный мороз бродить по лесу, но Пайк не захотел оставлять своих людей на ферме. Если немцы найдут их, гражданских никто не защитит. Пайк все больше походил на Эшли Уилкса из «Унесенных ветром», героя, который всегда выполнял свой солдатский долг, но был слишком благороден и честен, чтобы не терзаться необходимостью убивать. Вернувшись с фронта домой, такие типы часто превращаются в безвольных слабаков. Если Пайк выживет, жене и троим его детям придется несладко.
Матиас не видел Рене. Тритс грубо толкнул его в спину, немец обернулся и «расстрелял» его взглядом. Девочка, державшаяся рядом с Жинеттой, вышла вперед, и они посмотрели друг на друга. Никто не осмеливался слова сказать, да что там словав их присутствии все и дышать забывали. Жанна вспомнила, как впервые увидела эту пару. Матиас и Рене напомнили ей диких животных. Пайк решился нарушить молчание и приказал подчиненным покинуть подвал.
15
Солдаты ушли, и в подвале как по команде возник гул голосов. Все хотели выразить негодование. Люди повторяли сказанное, задавались теми же вопросами, ахали, охали, чертыхались. Это приносило облегчение, помогало забыть о голоде и холодеи ничего не стоило. Юбер радовался, что «бош убрался», Вернер называл его «странным». Франсуаза сокрушалась, что ничего не заподозрила, хотя ей «сразу не понравилось его лицо». Люди забыли, что всего несколько часов назад находили Матиаса самым «очаровательным», самым «элегантным», самым «услужливым» Вы только посмотрите, как хорошо он танцует, и Жанне нравится, а с малышкой до чего добр! Ах, если бы все неотесанные америкашки были на него похожи! Жюлю хотелось освежить им память, но он решил не встревать. Юбер наклонился вперед, прикрыл рот ладонью и произнес, кивнув на Рене:
Будь она на несколько лет старше, испробовала бы на себе машинку для бритья
Жюль налетел на него со сжатыми кулаками.
Ну-ка повтори, я плохо расслышал
Да я что, я ничего
Значит, мне показалось
Вот ведь сволочь! Он бы и Жанне обрил голову за то, что танцевала с немцем. Танцевала Жюль не вчера родился, хорошо знал свою дочь и не сомневался, что она оценила и другие «таланты» Матиаса. Когда треклятая война наконец закончится, придется позаботиться о том, чтобы Юбер не разевал свою грязную пасть. Жюль отсел подальше и тут заметил, что не все остались в подвале.
Кто-нибудь видел Филибера?
Люди оглядывались, окликали паренька, он не отзывался. Ничего необычного не произошло, Филибер всегда гулял где вздумается. Должно быть, ускользнул во время заварушки с немцем и вернется, когда захочет. Или когда понадобится.
Рене снова устроилась рядом с Жинеттой, только она ее не судила. Цыганка видела, как девочка проскользнула в подвал к солдатам, под носом у Пайка подобрала оружие и, спрятав нож под пальто, бесстрашно отправилась к пленному. Минут через десять малышка вернулась, прижалась к ней и сказала:
А знаешь, Матиас за мной вернется.
Лейтенант Пайк шел первым, за ним шагал Матиас под конвоем Макса и Тритса. Макбет и четверо солдат прикрывали авангард, а раненые, с трудом переставляя ноги, тащились следом. Холод был собачий, северный ветер забирался под одежду и промораживал до костей. Матиас был в рубашке и куртке, но его беспокоил не мороз, а онемевшие руки и ноги. Перед уходом с фермы Тритс еще крепче затянул веревки. Привал устроили через два часа. Выпили по глотку, закурили и расслабились. Матиас присел перевязать шнурки и незаметно сунул нож в рукав. Внезапно поблизости раздался шум мотора. Пайк махнул рукой, и небольшой отряд рассыпался в разные стороны. Макс и Тритс потащили Матиаса в папоротник. По узкой, идущей вдоль леса дороге проехали два немецких вездехода. Когда они скрылись из виду, американцы пошли дальше, но теперь пленный и его охранники оказались в арьергарде.
Матиас споткнулся, налетел на Макса, тот подхватил его, и Тритс спросил, все ли в порядкетоварищ выглядел странно. Матиас чуть отстранился, правой рукой придержал солдата за плечо, а левой выдернул нож у него из живота. Тритс даже крикнуть не успел, когда оружие пробило ему гортань. Матиас взял нож в зубы и стремительно полез вверх по стволу ближайшего дерева.
Пайк скомандовал: «Стой!», обернулся, позвал Макса и, не дождавшись ответа, кинулся назад. В двух шагах от тропинки, за папоротниками, они увидели окровавленные тела. Тритс был еще жив и пытался что-то сказать. Пайк наклонился, подложил ладонь ему под затылок, но глаза Тритса погаслион был мертв. Следы Матиаса обрывались так резко, словно он улетел, испарился.
Пайк смотрел на верхушки деревьев и вспоминал рассказ бедняги Макса о людях Скорцени. Его тогда возмутило, что американский солдат только что не восхищался «подвигами» негодяев-диверсантов. Поверь он Максу, никто бы не погиб. Пайк чувствовал на себе недобрый взгляд Макбета: тот наверняка считает, что боша нужно было сразу пристрелить, а не вести на прогулку. Как, черт его дери, он достал нож? Кто способен вскарабкаться по сосне, где ветки растут бесконечно далеко от земли? Если все дружки немца такие же Бэтмены, жди беды. На допросе он сказал, что операция «Гриф» обман, пустышка, и Пайк купился.
Матиас наблюдал за американцами, сидя на верхушке дерева. Пайк, как обычно, колеблется. Если он не уберется, придется убить всех, ничего особо сложного тут нет. Ну же, лейтенант, вали отсюда, не заставляй меня терять драгоценное время! Американец вздохнул и скомандовал: «Вперед!»
Жюлю снова пришлось наводить порядок среди обитателей подвала. Франсуаза впала в истерику от мысли, что немцы придут на ферму, увидят Рене и тогда Юбер и учитель были с ней согласны. Когда Берта попыталась успокоить страстимол, на лбу у девочки не написано «еврейка», Вернер возразил, что у бошей собачий нюх на «этих», а Рене совсем не похожа на местных. Жюль ударил Юбера в зубы, пригрозил, что выкинет приятелей вон из своего дома, и они наконец заткнулись. Детей отпустили поиграть во дворе под присмотром Жюля, устроившегося на крыльце.
Рене пошла на конюшню к Соломону. Конь поприветствовал ее тихим ржанием, и она прижалась щекой к теплому боку животного. Девочка наслаждалась минутами уединения, воображала, как Матиас идет по лесу с американцами, а в ботинке у него нож. Лесего королевство. Рене закрыла глаза и словно наяву увидела непроницаемое лицо своего немца, по которому безошибочно определяла его настроение. Она крепко зажмурилась и мысленно послала ему всю свою силу, решимость и веру. Поглощенная безмолвной молитвой, малышка не услышала ни криков Жюля и детей, ни шума моторов вездехода и бронетранспортера, въехавших во двор, ни грохота сапог. Она медленно открыла дверь конюшни и увидела, что гражданские стоят перед крыльцом с руками на затылке в окружении пятнадцати солдат. Рене замерла. Немцы. Спрятаться она не успеетее уже заметили. Главное сейчасне показать, что боишься, не побежать. На мгновение девочка встретилась взглядом с немцем, непохожим на остальных, он был не в каске, а в кепи, наверное, офицер, командир. Рене уверенно пересекла двор и встала рядом с остальными.
Твои дружки явились прошептал Альбер и тут же получил удар ногой по голени. Эсэсовец с крыльца холодно смотрел на перепуганных людей. У старухи Марсель подкосились ноги, и она рухнула на землю. Берта кинулась было помочь, но один из солдат что-то рявкнул, и она вернулась в строй. Офицер заговорил по-французски:
Даю вам пять минут, чтобы покинуть ферму. Оставшиеся будут расстреляны.
Люди оцепенели от ужаса. Эсэсовец посмотрел на часы. Вернер поднял руку, шагнул вперед.
Здесь дети и старики, по-немецки сказал учитель, а в подвалах места хватит всем. Разрешите нам остаться.
Грамотный немецкий сделал свое дело. Надо же, даже в этом глухом бельгийском углу есть несколько германофилов Эсэсовец ощупывал взглядом лица. Красивая молодая гордячка, крепкий мужик, видимо, ее отецсходство определенно есть; темноволосая девочка с бархатисто-черными глазами. Это она вышла из конюшни Решение, нужно принять решение. Расстрелять всех, как на том хуторе с непроизносимым названием. Прафонди Пардрон Парфонди Или оставить в живых, как перепуганных тараканов? Что лепетал тот жалкий человечек? Подвалы большие, места всем хватит. Его люди много часов не отдыхали, а холод стоит такой, что околеть недолго, во всяком случае, ноги он вот-вот отморозит. Офицеру было скучноон столько раз видел трясущихся от страха людишек, но и убивать гражданских не хотелось. После стольких лет на войне лишь ощущение всевластия могло взбодрить его. Убить. Сохранить жизнь. Все равно что щелкнуть переключателем: вправосвет, влевотемнота. Ну что же, пусть тараканы еще поживут.