Я краснею, говоря это, потому что чуть не сказала, что она идеальна. Татуировка и правда очень красивая, но даже эти яркие краски бледнеют в сравнении с ее лицом, ее коленями, с тем, как она стоит сейчас перед нами, вытянув руку, без тени самолюбования.
Я тоже хочу татуировку, говорю я. Уже придумала где.
Я показываю им местона внутренней стороне плеча.
А что там будет? спрашивает Трэвис.
Слово. Фраза. «Конец любви».
Мими щурит глаза.
Это откуда?
Сама придумала.
Это то, что причиняет мне боль. То, о чем я не могу говорить. Из-за чего просыпаюсь посреди ночи. Кажется, если бы я могла сделать что-то с этим, навсегда запечатлеть на своем теле, оно бы отпустило мое сердце.
Похоже на фразу из песни, говорит Хоуп. Или из книги. Но не могу себе это представить в виде татуировки.
Зато это будет предупреждением для других девчонок, говорит Трэвис. Все будут знать, что от тебя стоит держаться подальше.
Я снова краснею. Не думала, что я достаточно важная персона, чтобы меня обсуждали в Портеро-Хай. Но оказывается, это так. Поднимаю взгляд и замечаю, что Мими смотрит на меня.
Ребята, окликает нас мистер Траут из кабинетавозможно, это травмирует ваши хрупкие юные умы, но урок все же состоится внутри кабинета.
Я уже собираюсь идти за ними на последний ряд, но вижу, что там только три свободных парты, и сажусь на свое обычное место.
Сегодня мистер Траут будет рассказывать нам про многоугольники, хотя он еще этого не сказал. Но я догадываюсь, увидев фигуры, нарисованные на доске. Я знаю все названия. Треугольник, четырехугольник, пятиугольник, шестиугольник, семиугольник, восьмиугольник, девятиугольник, десятиугольник
Что у них общего?
Это все геометрические фигуры? звучат предположения. У них прямые линии?
Да, соглашается мистер Траут. А что еще?
Я записываю в тетрадь все, что знаю про многоугольники. Что они всеконечная цепь отрезков. Что у них есть стороны, и точки, в которых эти стороны соприкасаются. Что пространство внутри них называется «площадью».
Пишу про выпуклые и невыпуклые многоугольники. Про простые и звездчатые. Про равенство и симметрию, которые успокаивают мою душу. Мистер Траут говорит то, что я уже знаю. Кажется, ему скучно, но это не важно. Слова срываются с его губ, разносятся по классу, и я замираю, потому что знаю, что она тоже их слышит.
Когда я возвращаюсь домой, родители со своими самоклеящимися листочками стоят в столовой перед сервантом с посудой.
Глянь-ка, говорит мама, нахмурившись и показывая на сервировочное блюдо. И о чем мы только думали?
Это блюдо они использовали постоянно, сколько я себя помню. На мой взгляд, в нем нет ничего плохого, но папа тоже хмурится и всплескивает руками.
Ну что я могу сказать? говорит он. Это было в девяностые!
В комиссионку? Ну, если ты не хочешь его оставить.
Нет, точно в комиссионку.
Он несет блюдо к обеденному столу, который облеплен записками трех категорий. «Его», «ее» и «комиссионка». Последняя кучка самая большая и занимает почти весь стол.
Вы хоть что-нибудь оставите? спрашиваю я.
О! восклицает папа. Привет, Флора!
Мама машет мне рукой.
Я и не заметила, как ты пришла.
У себя в комнате я открываю учебник и начинаю делать домашнее задание, которое мне, как вольному слушателю, в общем-то не положено. Мистер Траут задал нам только задачи с нечетными номерами, но я собираюсь сделать все. Где-то на середине, когда я рисую циркулем идеальный круг, в дверь стучат.
Дверь открывается, хотя я не сказала «войдите».
Как деласпрашивает мама.
Ничего. Уроки делаю.
Сложно?
Я пожимаю плечами.
Какой предмет-то?
Геометрия.
Она кивает, склоняет голову набок.
Мне почему-то казалось, что ты уже сдала геометрию.
Я не отвечаю, но ей, кажется, все равно. Она осматривает мою комнату. В груди у меня все сжимается, и я почти слышу голос Джессики, которая советует мне озвучить свои чувства.
Есть идеи по поводу того, что ты хочешь оставить?
Все, говорю я.
Мы могли бы купить тебе стол получше. Более современный.
Мне остался всего год до колледжа.
Ну ладно. Посмотрим, как он встанет в твоей новой комнате, а там решим.
Я вообще-то только начала, говорю я, показывая на учебник.
Упс! Ну, тогда я пойду. Жду не дождусь субботы! Подруга рассказала мне про новый магазин в Беркли, можем сходить туда посмотреть.
Ты собираешься выбирать шторы, хотя мы еще не знаем, где будем жить?
Я уже знаю, какой стиль мне нравится. В турецком духе. Посмотрим, что там есть.
Ну ладно, говорю я.
Вот и отлично. Ну, занимайся. А мы с папой начнем разбирать кладовку. Знаешь, мы неплохо проводим время, она улыбается в подтверждение своих слов. Так важно отпустить прошлое. Мы все время делимся воспоминаниями и смеемся. И мы выбрасываем столько ненужных вещей, это прекрасное чувство.
У меня мутнеет в глазах, но тут же проходит. Во мне с опасным жужжанием взвивается пчелиный рой, но я усмиряю его и говорю:
Рада за вас. Но мне правда надо заниматься.
Я опускаю взгляд в книгу, но ничего не вижу. Сижу неподвижно, жду, когда захлопнется дверь. Мамины шаги стихают, удаляясь по коридору. Я открываю чистую страницу в тетради и берусь за циркуль, но нажимаю слишком сильно, грифель ломается.
Откладываю домашнюю работу и открываю ноутбук. Начинаю искать ткани в турецком стиле, создаю новую папку в «Пинтересте». Подбираю рисунки и цвета, фотографии турецкой плитки для вдохновения. Выясняю, что есть разные традиционные мотивы: с животными, цветами, деревьями. В конце концов я устаю и поддаюсь уютному зову постели.
Посреди лекции о теореме Пифагора мистер Траут что-то замечает в окне. Его лицо преображается, озаряясь улыбкой. Я поворачиваюсь туда, куда он смотрит, и вижу женщину с корзинкой для пикника.
Флора, говорит он, сделай одолжение и закончи разбирать это доказательство. А потом переходи к следующему, уже на полпути к выходу он оборачивается. А потом к следующему.
Я выхожу к доске и беру маркер. Поворачиваюсь и вижу, как мистер Траут обнимает женщину. Потом она достает плед, который несла под мышкой, и раскладывает его на траве прямо под окнами кабинета.
Я заканчиваю чертеж мистера Траута, попутно объясняя, что к чему, потом поворачиваюсь к классу. Все смотрят в окно, где женщина достает из корзинки для пикника два сэндвича, завернутых в пергамент и перевязанных бантиками. Следом из корзинки появляется тарелка с клубникой и два узких бокала для шампанского. Она эффектным жестом извлекает бутылку газированной воды, что-то говорит, и оба смеются, запрокинув головы.
Мне неловко стоять у доски без дела, так что я заглядываю в записи мистера Траута, чтобы узнать, что объяснять дальше, стираю с доски чертеж и начинаю новый.
Итак, это алгебраическое доказательство, говорю я. «А» в квадрате плюс «b» в квадрате равняется «с» в квадрате.
Рисую на доске большой квадрат и внутри него второй поменьше, повернутый под углом, помечаю стороны. Я даже не оборачиваюсь, потому что знаю, что никто меня не слушает. Закончив, я откладываю маркер и смотрю в окно. Мистер Траут и его подруга, вальяжно расположившись на пледе, едят и болтают, будто в парке субботним днем. Весь класс смотрит в окно, наблюдая за ними.
Кроме Мими, которая смотрит на меня.
И вдруг я вспоминаю, как в первый раз я увидела ее, когда ждала Блейка под дубом, а она раздавала листовки.
Ты из этой школы? спросила она. Я покачала головой. Так я и думала. Жаль, а потом все равно дала мне листовку.
Спустя пару недель, под тем же деревом, мое сердце заколотилось, когда я увидела ее.
Как дела в клубе? спросила я.
Она пожала плечами.
Да так себе. Слишком много гетеро, слишком мало геев, а это не соответствует нашей задаче.
Рядом с ней стояли Трэвис и Хоуп.
Нас не вини, сказал Трэвис. Мы просто хотели тебя поддержать.
Да все равно. Похоже, что клубыэто не для меня, заметила Мими.
И вот, спустя почти три года, пока наш учитель устроил пикник под окнами школы, а весь класс завороженно за ним следит, Мими поднимает руку.
Да? отзываюсь я.
Почему ты ходишь на этот курс?
То ли из-за странности этого момента, то ли из-за того, что в окружении двадцати учеников, отвернувшихся от нас, кажется, что мы с Мими остались вдвоем в этом классе, я решаю ответить честно:
Мне нужен был повод уходить из дома.
Мы собираемся в поход, говорит Мими два часа спустя. Хочешь с нами?
Мы стоим на том самом месте, где мистер Траут и его подруга устроили пикник, а потом ликвидировали все его следы. Он вернулся в класс как ни в чем не бывало и отпустил нас на обед.
Когда? спрашиваю я у Мими.
Завтра утром. Мы недалеко, на пляж Муир на пару дней.
Вряд ли у меня получится, отвечаю я. Мне бы хотелось, но у меня другие планы.
Вечеринка по случаю 4 Июля?
Не совсем. Надо выбирать вещи для нового дома. С мамой.
Очень жаль, потому что нам всем не помешала бы помощь с геометрией.
А, так вам просто нужен бесплатный репетитор?
Не только, возражает Мими.
Перемена кончилась! кричит из кабинета мистер Траут. И почему я должен вам об этом напоминать? У вас у всех в телефонах есть часы.
Дерзкое замечание для человека, который устроил пикник посреди рабочего дня, парирует Трэвис.
Справедливо, признает мистер Траут. Но все равно я тут главный.
Я разворачиваюсь и иду обратно в класс.
В конце дня, выходя из кабинета, Мими протягивает мне записку. За все время нашего знакомства это второй листок бумаги, который она дала мне. Он больше, чем тот флаерлист из тетрадки в клеточку, сложенный пополам. Там написано «На случай, если твои планы отменятся». Под текстом рисунок: палатка, пара деревьев, луна, звезды и костер. И приписка внизу: «кемпинг на пляже Муир, участок 12».
Сперва выпьем кофе, говорит мама. А потом в магазин за шторами!
Она хочет, чтобы мы поехали на двух машинах, потому что у нее потом еще дела. Пока она заказывает два латте в кафе, куда мы обычно ходим, я выбираю столик и достаю ноутбук, чтобы показать ей папку с картинками, которые я выбрала.
Так здорово! говорит она, усаживаясь за столик. Посмотри-ка на эту! Отличный цвет.
Мне тоже нравится, говорю я и листаю вниз, чтобы показать ей еще несколько похожих картинок. Я подумала, что вообще-то это не так уж глуповыбирать шторы, не зная, где мы будем жить. Может, это поможет нам придерживаться выбранного стиля.
Ты у меня такая умница. Кажется, бариста назвал наши имена, говорит мама. Пойдем.
Мы приезжаем в салон текстиля и допиваем кофе у входа. Глядя на витрину, я понимаю, что нам будет из чего выбирать, и убеждаю себя, что мое приподнятное настроениеэто хорошо и вовсе не значит, что я изменяю себе. Джессика всегда говорит, что чувствасложная штука. Иногда они могут быть противоречивыми. И в них не всегда есть логика.
Я заглядываю в витрину, мой взгляд падает на образец ткани на стене.
Кажется, я уже нашла один вариант, говорю я маме.
Где? спрашивает она.
Вон там, третья от нас.
Мамино лицо рядом с моим, я что-то показываю ей Все это воскрешает какое-то забытое ощущение, из времен, которые были до того, как в моей голове возникла фраза «конец любви» и стала преследовать меня даже во сне. Мы выбрасываем стаканчики от кофе и заходим в магазин.
А, это вы! восклицает женщина за прилавком. Ваш заказ у меня в кладовке.
Какой заказ? спрашиваю я.
Мама игриво пожимает плечами, как будто это все очень мило.
Попалась! Я не удержалась, и заглянула сюда пару дней назад, и просто влюбилась в одну расцветку!
А зачем тогда ты меня сюда привела?
Нам же нужна не одна пара штор. Ну-ка покажи мне, что тебе приглянулось.
Я веду ее к стене, где висит образец, который я приметила с улицы, но вблизи ткань не такая, как я себе представляла.
Отличные цвета! говорит она. Посмотри, что я выбрала, тебе понравится.
Продавщица выкладывает штору на прилавок перед мамой. Она сине-белая с орнаментом икатвовсе не в турецком стиле и совсем не таких теплых цветов, которые мы выбирали.
Ну разве не прелесть? К ним бы подошел журнальный столик в деревенском стиле и кожаный диван Она приподнимает брови и улыбается, выжидающе глядя на меня.
Звучит неплохо, выдавливаю я.
Ну и хорошо, говорит она. А теперь у меня для тебя сюрприз. Нам нужно еще в одно место. Поезжай за мной!
Я следую за ней по шоссе, сквозь туннель и череду пригородов. Она сворачивает в жилой квартал, я за ней. Мы паркуемся перед новеньким многоквартирным комплексом. В одной руке она держит ключ, на другой болтается пакет со шторами.
Что происходит? спрашиваю я.
Сейчас увидишь! чирикает она и ведет меня по бетонным ступенькам к красной двери. Поворачивает ключ в замке, и мы оказываемся в пустой гостиной. Сюрприз! Добро пожаловать домой, Флора!
Внутри у меня снова взвивается пчелиный рой, жужжит и бьется крылышками. У меня мутнеет в глазах.
Ты издеваешься?
Она в замешательстве смотрит на меня.
Тебе что, не нравится?
Сюрприз, добро пожаловать домой?! Помоги мне выбрать шторы?!
Флора
Но я уже разворачиваюсь и выхожу из квартиры. Сбегаю по ступенькам, сажусь в машину и, не глядя на нее, уезжаю прочь. Я сама не знаю, куда еду, но вскоре мне приходится остановиться, потому что слезы текут ручьем, застилая глаза.
Я считала, что, когда люди разводятся, им положено из-за всего ссориться. Сражаться за дом, машины, мебель. За сохранившиеся свадебные подарки. За коллекцию картин, если вы из тех людей, кто собирает картины, а мои родители как раз из них. Я думала, при разводе людям хочется сохранить кусочки своего прошлого. Что ушедшие годы все еще что-то значат.
Я хочу оставить маленький диванчик. И кружки с маргаритками. И подставки для яиц. И придверный коврик, и бабушкин портрет, и лошадку-качалку, и обои. Пианино и ковер с индейским рисунком. И свою комнату, и папу. Я все хочу, все!
Так мы все-таки тебе нравимся! восклицает Трэвис, когда я вылезаю из машины и ступаю с гравия на траву.
Конечно, нравитесь.
Но ты не сидишь с нами в классе, говорит Хоуп. Нам обидно.
Они развалились на ярких разноцветных складных стульях. Мими опирается о пенек ногами, обутыми в ярко-красные сандалии, теребит расстегнутую лямку обрезанного комбинезона и улыбается мне. Я краснею, как будто снова в девятом классе. Но теперь мы обе стали старше и лучше умеем выражать свои желания.
Я надеялась, что ты приедешь, говорит она.
Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь легкомысленное и кокетливое, но вместо этого у меня вырывается всхлип. По щекам текут слезы. Этого я не ожидала. Я закрываю лицо руками.
Боже мой, говорю я. Мне так стыдно. Но, к счастью, я уже смеюсь и перестаю плакать.
С тобой все в порядке? спрашивает Хоуп.
Просто у меня был тяжелый день? Месяц? Пара лет?
Мы все думали, что с тобой такое. Сидишь на первой парте, ни с кем не общаешься, если не втянуть тебя в разговор.
У тебя часто отсутствующий вид, добавляет Трэвис.
И грустный, вставляет Мими. Я помню, раньше ты гораздо чаще улыбалась.
Родители разводятся, говорю я. Я редко произношу эти слова вслух, разве что на приеме у Джессики. Разводтакая распространенная вещь. Ничтожная проблема по сравнению с действительно ужасными вещами, которые случаются со многими другими. Но, начав говорить, я вываливаю на них все.
Они два года то сходились, то расходились. Пробовали пожить отдельно. Долгое время казалось, что они друг друга ненавидят, по-настоящему, лютой ненавистью. Но теперь решение принято окончательно, и ненависть прошла. Они, блин, веселятся. Папа начал насвистывать!
Так вот почему ты записалась на геометрию, хотя сама могла бы ее вести, говорит Мими. А что с вашим походом в магазин?
Я качаю головой.
Катастрофа.
Ну что ж, говорит Трэвис, хоть тебе и пришлось бежать из дома, зато теперь ты оказалась в раю.
И это правда. Мы сидим посреди леса, но я чувствую запах океана. Над нами возвышаются секвойи, с ветки неподалеку взлетает стайка голубых птичек. Я смотрю, как они взмывают в небо, ныряют вниз, разлетаются и снова слетаются вместе и наконец скрываются из виду. Я поворачиваю голову и осматриваю лагерь. Две палатки, между ними аккуратно сложенные в рядок рюкзаки. Стулья расставлены вокруг костра, а рядом большой походный холодильник, обклеенный стикерами Калифорнийского национального заповедника.