Они явно профессионалы походного дела.
Эй, говорю я, я так плохо подготовилась. Заскочила по дороге в супермаркет, но купила только зубную щетку.
У меня палатка на двоих, говорит Хоуп.
А у меня есть запасное одеяло, добавляет Мими.
Трэвис указывает на старенький «Вольво», который стоит неподалеку.
У меня в машине запас толстовок, которого хватит на небольшую деревушку.
Как же приятно снова смеяться!
Так что же заставило тебя отправиться в поход с кучкой отщепенцев? спрашивает Трэвис.
Почему это вы отщепенцы?
Ну, для начала, говорит Мими, мы ни черта не смыслим в математике.
К тому же мы все разных национальностей, добавляет Трэвис. Миминаполовину кореянка, янаполовину мексиканец, а Хоуп вообще гремучая смесь.
Хоуп кивает с притворной серьезностью и говорит:
Полуфранцуженка, полуголландка.
Кроме того, продолжает Мими, мы, пожалуй, единственная компания в истории старших классов, в которой никто никогда не ссорился, не влюблялся друг в друга и не целовался с чужими возлюбленными.
В походах нам уютнее, чем дома, вставляет Хоуп.
За последние три года мы повстречали четырех медведей, но нас так и не съели.
А еще, завершает Мими, мы никогдани разу! не были на школьной дискотеке.
Почему? спрашиваю я.
Мы вместо этого ходим в походы, поясняет Хоуп. Так повелось еще с бала выпускников в девятом классе. Правда, тогда нас не отпустили одних, и родители Трэвиса поставили палатку в паре участков от нас и приходили нас проведать каждые несколько часов.
Это мило, говорю я.
Мими добавляет:
А однажды, в десятом классе, мы разбили лагерь во дворе у Хоуп.
Это была вынужденная мера, поясняет Хоуп. Никто из родителей не был готов идти в поход в декабре.
Ты рыбу любишь? спрашивает Трэвис. Мы готовим форель в честь нашего учителя.
Серьезно?
Ну, вообще-то мы всегда жарим на костре форель, но на этот раз в этом есть особый смысл.
Плохие новости на алкогольном фронте, говорит Хоуп, расстегивая один из рюкзаков. Удалось раздобыть только одну бутылку, да и в той на донышке.
Трэвис изучает этикетку.
Бурбон.
В походах я предпочитаю чай, говорит Мими, поднимая кружку.
А ты взяла с собой чай?
Тут мята повсюду растет, поясняет Мими.
Так ты что, просто нарвала мяты и бросила в чашку? спрашивает Трэвис.
Ну да.
Гадость какая.
Почему это? Я всегда так делаю. С чего это ты взял, что мятный чайгадость?
Но это же разве чай? возражает Трэвис. В моем понимании, чайэто сушеные листья.
Мими качает головой, широко распахивает глаза и смотрит в чашку.
А мы даже в интернете посмотреть не можем! говорит Хоуп.
Возможно, мы так и не узнаем правды, говорит Трэвис.
А я хочу попробовать, говорю я. Твой чай.
Мими смотрит на меня:
Значит, ты на моей стороне?
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
Вот попробую, и узнаем.
Она встает, ставит кружку на стул и идет по тропинке к кустику мяты. Я смотрю, как она срывает стебелек.
Наливает в жестяной чайник воду из бутылки и ставит его на огонь.
А кружка у тебя есть? спрашивает она. Я качаю головой.
Она заходит в палатку и через несколько секунд появляется с зеленой кружкой в руках. Я не могу удержаться от мысли о том, сколько раз ее губы касались края этой кружки. А теперь коснутся и мои. Она бросает на донышко мяту, которую сорвала для меня, заливает горячей водой и протягивает мне.
Подожди пару минут, пусть заварится.
Я тут подумала, говорит Хоуп после ужина. Насчет твоей татуировки. Если ты все-таки решишься, сделай тогда еще однуна другой руке, с надписью «начало любви». И в зависимости от того, с какой стороны читатьсправа налево или слева направо, будет получаться, что любовь началась, а потом кончилась, либо что любовь кончилась, а теперь начнется снова.
Костер ярко пылает, освещая их лица.
Но я думала, что любовь должна быть вечной, возражаю я.
Трэвис вздыхает.
Еще одна сказочка из тех, которыми нас пичкают в детстве. Ну, с другой стороны, они хотя бы счастливы.
Ничего они не счастливы, возражаю я. Они просто вычеркнули свое прошлое.
Был один случай в январе прошлого года. Но мы с мамой делаем вид, что его не было. Праздники тогда состояли сплошь из стрессов и переездов. Всю дорогу до Портленда, куда мы всегда ездим на Рождество, мое сердце переполняло нетерпение: я собиралась открыться своим двоюродным братьям и сестрам, тете с дядей и бабушке. Я знала, что кто-нибудь непременно спросит меня, есть ли у меня пареньони каждый год это делают. И на этот раз я собиралась не просто ответить «нет». Меня так поглотили эти мысли, что я едва замечала, как враждебно настроены друг к другу родители. Я обратила на это внимание лишь по дороге домой, когда у меня в голове прояснилось. Они прожили вместе большую часть января, но дом превратился в минное поле: один неверный шаг, и к потолку полетят осколки снарядов или гостиную заполнит ядовитый газ.
В конце месяца папа переехал к своему другу в соседний город. Однажды я допоздна делала уроки, старалась сосредоточиться и решила, что дело пойдет лучше, если перекусить.
Мама сидела одна за кухонным столом.
Знаешь, ни с того ни с сего сказала она, то, что ты решила рассказать родственникам именно сейчас, отнюдь не упростило ситуацию. Я не говорю, что ты во всем виновата, между нами и раньше было не все гладко, но этот лишний стресс, да еще на Рождество
Я рассказываю об этом ребятам.
Мими говорит:
Надеюсь, ты сказала ей: «Мам, это бред какой-то».
Нет, говорю я. Этого я не сказала.
Ну, надеюсь, еще скажешь.
Она делает глоток чая. Я тоже.
Надеюсь, скажешь в ближайшем будущем.
В самом ближайшем, добавляет Хоуп.
Скажем, завтра вечером, предлагает Трэвис. Прямо с порога.
Погодите-ка, говорит Хоуп. А может, прямо сейчас?
Она встает на цыпочки и принимается размахивать в воздухе телефоном, пытаясь поймать сигнал, но тут я говорю:
Нет, не сейчас. Точно не сегодня.
Костер начинает затухатьвсе еще горит, но уже не так бойко, как раньше.
Мими подливает мне в кружку кипятка.
Ну и как тебе? спрашивает Трэвис.
Что?
Чай.
Только честно, предупреждает Мими.
На вкус совсем как мятный чай.
Трэвис удивленно поднимает брови.
Ну, как скажете.
Становится слишком холодно, чтобы и дальше сидеть на улице. Я достаю из упаковки зубную щетку, откручиваю крышку на мини-тюбике зубной пасты. И тут вижу, как Трэвис выходит из палатки Хоуп со спальным мешком и подушкой в руках.
О нет, говорю я, я что, твое место заняла?
Не парься, отвечает он. Так даже лучше. Она вечно ко мне пристает.
Ой, да ну тебя, возражает Хоуп. Ты мне как брат.
Он забирается в спальный мешок.
Мими говорит ему:
Я бы пригласила тебя к себе в палатку, но тогда тебе придется спать буквально на мне.
Дорогуша, говорит Трэвис, ты же сама знаешь, что я не хочу всю ночь слушать твой храп.
Он застегивает мешок, забравшись в него до самых бровей.
Не задохнись там, предостерегает Мими. Что мы без тебя будем делать.
Ладно, говорит Трэвис и с головой прячется в мешок.
У тебя есть все, что нужно? спрашивает Мими.
Она дала мне два одеяла, а Трэвис позволил мне порыться в его машине в поисках дополнительных утеплителей. К счастью, он оказался из тех мальчиков, от которых приятно пахнет.
Я киваю.
Она говорит:
Я так рада, что нарисовала для тебя тот рисунок.
Я тоже.
Ну что, увидимся утром? Ты же не передумаешь и не сбежишь, пока мы спим?
Ни за что.
Она касается моего запястья.
Тогда спокойной ночи.
Мы закрываемся в палатке. Как только Хоуп улеглась в свой спальный мешок, а я на свою груду свитеров, все шорохи стихли, и я слышу лишь звуки ночи. Ветер и сверчки. Смех где-то вдалеке, на другом участке.
Хоуп шепчет:
Мои родители развелись, когда мне было двенадцать.
Ой! Мне так жаль.
Мне казалось, земля уходит из-под ног. Это было ужасно. Потом я привыкла, но дом так никогда и не стал прежним.
Крыша палатки прозрачная. Я вижу луну и звезды, и слова Хоуп кажутся такой же вечной истиной, как они. Как бы люди ни старались сосредоточиться на хорошем, пытаясь перенестись сразу в будущее, где все хорошо, правда заключается в том, что нельзя просто проскочить этот периодвремя, когда становится трудно дышать и ты чувствуешь себя совершенно беспомощным. Как будто кричишь, а никто тебя не слышит. Как будто счастливое будущеемиф, на который нельзя рассчитывать, и хочется только одногобежать от всего этого.
Конец любви. Конец семьи. Ты больше не дочь двух человек, которые просыпаются в одной постели, ставят зубные щетки в один стаканчик, иногда закатывают глаза и вздыхают, иногда злятся друг на друга, но каждый вечер возвращаются в один дом и садятся за один стол.
Нам осталось потерпеть всего год, говорит Хоуп. А потом у каждого из нас будет свой собственный дом.
Ага, говорю я.
А пока можем ходить в походы.
Хоуп засыпает. Я лежу неподвижно и прислушиваюсь, ожидая, когда захрапит Мими. Ее палатка стоит совсем близко, но оттуда не слышно ни звука. Проходит так много времени, что я начинаю бояться, что скоро рассветет, а я так и не усну.
Делаю вдох.
«Она нарисовала мне картинку».
Делаю выдох.
«Она хотела, чтобы я приехала».
Тут есть волшебное дерево, говорит утром Мими. Я хочу тебе его показать. После завтрака, конечно.
Как по волшебству возникают сосиски, картошка и яйца, которые волшебным образом одновременно оказываются горячими у нас на тарелках, хотя готовится все на костре на одной-единственной сковородке. Мы едим молча, пьем кофе, который Хоуп варит всем по очереди. Сквозь ветви деревьев проникает утренний свет. В воздухе пахнет костром, землей и океаном, а я не могу подобрать слово, чтобы описать свое состояние. Разве что «жива».
Потом мы с Мими идем к ее машине, садимся в нее вдвоем, и я трогаю кристаллики, которые лежат у нее на приборной панели: один прозрачный, один розовый, один желтый.
А это зачем? спрашиваю я.
Мама заставляет меня всегда хранить их в машине. Она считает, что они меня оберегают.
У меня нет слов. Я не представляю себе, каково этоиметь маму, которая верит в такие вещи.
Хорошо еще, они хоть на вид симпатичные, правда? говорит Мими, и я киваю.
Она медленно едет по проселочной дороге, которая ведет к выезду из кемпинга, останавливается, чтобы пропустить группу детей. Когда они проходят, она ждет еще пару секунд, и вскоре на дороге показывается мальчишка, спешащий за остальными. Мими улыбается.
Так и думала, говорит она. Всегда найдется отстающий.
Через десять минут она останавливает машину на крутом повороте, в котором на первый взгляд нет ничего примечательного. Ни зоны отдыха, ни знаканичего, что бы указывало, что тут стоит остановиться. Я жду, что она скажет, что мы пропустили поворот, но она выключает двигатель и смотрит на меня.
Готова? спрашивает она, и мы идем вперед по узкой тропинке. Она ведет меня вверх по холму, сквозь деревья и папоротники, заросли травы и диких цветов. Мы ныряем под ветки и лавируем между кустами ежевики, и вот перед нами возникает поляна, а за ней, прямо под нами, океан.
Вот это, говорит Мими, мое самое любимое место в мире.
Она ведет меня к волшебному дереву. Это не секвойя, не дуб, не сосна и не клен. Я вообще раньше не видела ничего похожего. Дерево старое, это сразу видно, но не такое величественное, как секвойя. В ширину оно больше, чем в высоту. Толстые ветви раскинулись во все стороны, а ствол покрыт узлами.
Мими забирается на услужливо протянутую ветку, залезает повыше. Я касаюсь коры и нащупываю место, откуда вылезает крошечный зеленый побег.
Я хочу рассказать тебе одну историю, говорю я. Мими кивает.
Она напоминает мне Алису перед путешествием в Страну чудес. Я тоже забираюсь на ветку и усаживаюсь, болтая ногами. Одно неловкое движениеи можно сорваться в океан, но я уже давно нигде не чувствовала себя так спокойно и безопасно.
То самое чувство, которого я ждала от летних курсов.
Это про меня, мою маму и наш дом.
Я очень хочу послушать, говорит Мими.
У меня возникает такое же чувство, как на приемах у Джессики, когда я начинаю рассказывать ей что-то и тут же задумываюсь, зачем я это рассказываю. Но, как всегда говорит Джессика, надо же с чего-то начать.
Мы купили дом, когда я была в седьмом классе, говорю я. Мама давно об этом мечтала. Раньше мы жили в доме, который был вполне ничего, но не очень красивый, а маме хотелось, чтобы все было как на картинке: крыльцо, большие окна и все такое. Чтобы было место, где разбить сад, и уютные ниши, и уголки. Она их просто обожает. Я, кстати, тоже.
Мими улыбается:
Я это запомню.
Папа часто работает по выходным, так что мы с мамой вдвоем ходили смотреть дома, выставленные на продажу. Мы несколько месяцев искали идеальный дом и нашли его. В нем было все, о чем мы мечтали. Он стоял на красивой улице, усаженной дубами, и стоил чуть дороже, чем родители были готовы заплатить. Они предложили свою цену, хозяева согласились, и вот тогда-то мы с мамой взялись за дело.
Поднимается ветерок, и я на несколько секунд замираю, наблюдая, как колышутся ветви над нами. Пытаюсь вспомнить, как все было тогда. Когда мне каждый день хотелось проводить с мамой.
Мы спланировали каждую комнатуцвет стен, мебель. Мы прикладывали к стенам картины, чтобы найти для каждой идеальное место. Составляли длинные списки покупок. Выбирали обои для своих ниш и укромных уголков. Мне доверили выбрать обои для уголка под лестницей. Я выбрала обои под старину, с одуванчиками на розовом фоне. Мы поставили там маленькое кресло и столик, и на долгое время это место стало моим самым любимым в доме.
Мы прочесывали лавки старьевщиков, охотясь за антиквариатом. Посещали аукционы, скупая картины. Ходили в галереи, сетевые магазины и шоу-румы. Я узнала, как сочетать разные цвета, орнаменты и текстуры. Как ухаживать за комнатными растениями. Каждый раз, как кто-нибудь делал маме комплимент по поводу дома, она говорила: «Мы с Флорой вместе все придумывали».
А теперь они просто все выбрасывают. Все. Как будто это никогда не имело значения. А я не могу подобрать слов, чтобы объяснить, что это значит для меня.
По моим щекам текут слезы, а я даже не заметила, как заплакала. Конец любви. Конец любви.
Мими слезает со своей ветки и забирается на мою. Она берет мои руки в свои, но я чувствую, что этот жестне просто попытка меня утешить. Это нечто большее.
Я помню, как увидела тебя в первый раз, говорит она. Ты была такой счастливой, уверенной в себе. Мне хотелось сбросить руку Блейка с твоей талии и самой обнять тебя.
Мне бы это понравилось.
Даже тогда?
А ты разве не видела? Кажется, рядом с тобой у меня не получается скрывать свои чувства. И никогда не получалось.
Я догадывалась, что ты что-то чувствуешь ко мне. Она отпускает мои руки и дотрагивается до моей щеки.
Я склоняю голову, прижимаясь щекой к ее ладони. Мне хочется, чтобы так было всегда.
Мне хотелось поцеловать тебя, когда ты была счастлива. И хочется сейчас, когда тебе так грустно.
Но она не двигается, продолжая смотреть на меня.
Мне тоже этого хочется, говорю я. Очень.
И мы тянемся друг к другу.
Я целую Мими Парк через два года после нашей первой встречи. Целую ее, хотя часто говорила себе, что скорее всего больше никогда ее не увижу. Иногда, по ночам, лежа без сна и думая о ней, я говорила себе, что, наверное, нам не суждено быть вместе. Что, наверное, я ошиблась. То, что человек открывает тебе что-то про тебя самого, еще не значит, что ему суждено сыграть еще какую-то роль. И даже, если с первого взгляда на Мими и при каждой нашей следующей встрече каждая клеточка во мне загоралась желанием прижаться к ней, это еще не значит, что онамоя судьба. Может, это просто значит, что мне нужно нечто иное. Что мне нужна девушка.
Но теперь я на три года старше, чем тогда. Я уже целовалась с несколькими девушками. Наверное, даже была влюблена. Но ни с кем другим ничего похожего я не испытывала.