«Вот найду потерянную монетку, и ты уйдёшь. Договорились?»
«Мы с тобой далеко ещё не договорили, так что время договариваться не пришло А начали давненько, когда я торжественно числилась первой из точек».
«Лучше бы ты попробовала стать последней Впрочем, это у тебя вполне получилось: ты оказалась обеими по совместительству».
«Бурчишь, значит, предпочитаешь числить меня последней, пусть и наиболее своенравной. А ведь моя покладистость так же бесконечна. В знак её демонстрации подыграю тебе: я согласна считать заканчивающееся лето незаконченной весной. Когда выведешь искомую точкупопробуем договориться. Точнее говоряесли выведешь. Я тебе, как у нас с тобой принято, ничего не обещаютолько обнадёживаю. А разве быть обнадёженнымнедостаточно?»
Стук возвышался и учащался. Наверно, высокие широты заставляют его звучать бесконечно высокой нотой, не имеющей определённого содержания, словно рассказ без последней точки.
«Или роль без актёра Не написать ли об этомкогда, наконец, закроется дверь?»
Со скамейки мне было едва слышно ржание детских коней и туманно видны непреодолимые ржаные заросли. Вероятно, весна даже поздним летом искала свою монетку Ах, былане была, скажу всё, что думаю:
«В наших северных краях несжатая рожь напоминает твои волосы, не сжатые обручем, не отягощённые лентой, не стиснутые платком, твои волосы, пропахшие ржаным ароматом моих чернил»
До кого-то же он пытается достучаться, этот дятел? Или помогает мне найти мою монету?
«Знаешь, почему ты пристрастился к деталям?»
Я промолчал.
Книга лежала рядом, это успокаивало, но и чуть тревожило. Её тяжело носить с собой повсюду, ещё труднее перелистывать тяжёлые страницы. Время от времени хочется перевести дух, лучше всегона этой скамейке, окружённой растрёпанной рожью, колышущейся в такт непреходящему стуку.
Ну, хорошо, отвечу:
«Твои вопросы становятся всё более детальными Ты пристрастилась к деталям ничуть не меньше моего, только, боюсь, нас интересуют разные детали Хорошо, раз ты настаиваешь, я отвечу: когда нет целого, цепляешься за частности, наивно надеясь, что они составят целое, или хотя бы заменят его. И знаешьиногда заменяют».
«Видишь ли, я не интересуюсь тем, что ты называешь заменяющими целое деталями. И, разумеется, не интересуюсь этим твоим целым, просто потому, что оно для менясамая незначительная из деталей. Для меня важнее обобщение, оно заменяет необходимость в подробностях»
Дятел так дятел Правила давно и полностью приняты.
Стоит стуку прекратитьсяи рожь никогда уже больше не заколышется
Снова чёрный юмор, привычно многовато на сегодня.
Не перехватить ли мне инициативу:
«Интересуешься. Возможно, не так болезненно, как я Между прочим, «не так» вовсе не означает «менее».
«Нашёл время переходить в контратаку. Обобщение важнее для меня любой из фраз, и всех точек, вместе взятых, проставленных и потерянных».
Удивительно, что её не раздражает постоянный стук. Поэтому-то она не хочет уходить. Когда же придёт её время и она оставит меня в покое?
«Ты хочешь, чтобы время пришло само собой, так же, как тебе пришло в голову постоянно приходить на эту скамейку? Не кажется ли тебе, что с твоей стороны подобная тривиальная самоуверенность граничит с тривиальным же отчаянием?»
Прихожу, но мой рассказ остаётся дома один, без точки Обесточенная, прохудившаяся сеть, годная разве что на безрыбье А ей, видишь ли, подавай обобщение.
«Я постоянно прошу тебя уйти, но ты беспардонно остаёшься»
«Да, остаюсь, и даже горжусь этим, хотя упорно стремлюсь оставить тебя, пользуясь твоей терминологией, в покое. Не ухожу потому, что ты ещё упорнее не отпускаешь меня. Ну, предположим, отпустишь: кого же тебе тогда останется умолять и удерживать? Ты любишь меня за то, что у тебя для уговоров есть я, и опасаешься расстаться со мной, чтобы вместо меня не пришлось упрашивать кого-то другого, согласен? Я имею в видудругую».
Дождь разговорился в такт нашей беседе. Его фразы безобидно обрушились на ржаную промокашку, отпечатываясь на ней расплывчатой, неразборчивой, хотя и многословной рукописью. Я узнал среди этих фраз своисамые сырые из выпадавших.
Рука или ветермне никогда не было видно со скамейкипровели по волосам, чтобы они растрепались ещё сильнее.
«Твои волосы не укладываются ни в какую причёску».
Неукладывающиеся ржаные волосы насмешливо бросались мне в глаза, я отводил ихи глаза, и волосы, но ржаная копна не слушалась и рассыпалась вокруг скамейки и дерева, в ветвях которого невидимо и учащённо старался до кого-то достучаться дятел.
«Так почему всё-таки тебя не раздражает постоянный стук?»
«Послушай, я тебе ни в чём не отказываю, ноили и? ты не можешь помешать мне существовать вне зависимости от несущественных частностей, даже если мы согласимся назвать их не уничижительночастностями, а нейтральнеефакторами, что ли. Опережаю твой вопрос: существенных факторов для меня не существует».
«Почему же ты не хочешь оставить меня в покое и реализовать свою независимость в полной мере?»
«Потому, что ты слишком безнадёжно сильно этого хочешь. Твои настойчивые требования уйтисильнее любых вялых просьб остаться».
Ну да, мы договорились, что это будет дятел, не станем вносить запоздалые коррективы
«Ты постоянно твердишь мне это, словно повторяется одна и та же запись, которую я обречён проигрывать с тех пор, как чернила впервые промакнулись на моей первой, наименее сырой из фраз На моей первой фразе, увенчанной послушной, игривой точкой»
«Ты проигрываешь её, но она остаётся беспроигрышной: других слушателей у неё и соперников у тебянет».
Кто способен обнадёжить лучше, чем обнадёживаешь себя сам?
«Возможно, ты исчезнешь, если я допишу недописанную фразу?»
Решиться и отыскать последнюю точку?
«Я решусь, нопообещай, хотя ты никогда ничего мне не обещала»
«Попробуй, тебе же не впервой пробовать, а мне не впервой ожидать счастливого краха, хорошо, хорошо, не нужно кусать губы и конец ручки, последней точки в твоём рассказе. Согласна, готова признать: нашего рассказа. Или, ввиду нескончаемости, нашего романахотя роману-то как раз и положено закончиться. Поставь последнюю точкуи посмотри, окажется ли твоя фраза последней. Прислушайся к непрекращающемуся стуку на этом своём дереве: прекратился ли он?»
«Получается, тебя не волнует этот дятел, не отличающий ни одного времени года от весны?»
Вопрос без ответаразве это не ответ?
Учительская указка спряталась в тёмном шкафу. Ржаные волосы потемнелиих закрыл от меня занавес безнадёжно высотных зданий, и дятлу не нашлось места на безлиственном дереве, а дереву не было места у скамейки
Дятел так дятел, подумал я и спрятал нечитаную книгу в шкаф.
Дятел как дятел
«Ты по-прежнему не хочешь уйти? Тогда давай поговорим совсем уж откровенно. Мой, как ты говоришь, рассказ-роман, к деталям которого ты безразлична, весьв твою честь. Тебя это не вдохновляет? Тебе не интересно узнать, что всё в нёмот названия до последней фразыты и о тебе? От последней фразы, какой бы незаконченной она ни казалась, до быстро и легко возникшего названия, ставшего наиглавнейшей фразой».
«Совсем уж откровенно? Тогда вот что: честь чересчур велика для меня одной. Хотелось бы, если позволишь, разделить её с твоей промокшей промокашкой, с твоим ищущим последнюю точку дятлом, с твоей скамейкой, откуда видна весна и слышно ржание коней в ржаном поле. Всем намне самое ли место под вот этим выцветшим названиемсловно под деревом, из-под которого раздаётся сбивчивый, учащённый стук, словно пригоршни монет падают на пол?»
«Ты и раньше умела формулировать и обобщать. Тогда добавь сюда и ветер, и дождь»
На месте были все слова, и последняя фраза, по-моему, тоже.
«Ах да, чуть не забыла: дождь, высохший над моими волосами, не успев намочить их. И ветер, неспособный их растрепать».
Я устал от безответных вопросов.
«Послушай, тебя ведь не может не раздражать мой пульс, похожий на учащённый стук падающих на пол монет? Ты была вынуждена слушать его всё наше времянеужели это не повод уйти?»
«Имеет ли смысл упрашивать меня в надежде, что я проигнорирую твою просьбу? Лучше бы ты поставил точку в этом своёмнашем с тобоюромане и начал новыйа вдруг начнётся? Первая точка придёт легко и весело, сама собою, как любовь с первого взгляда. Разве что название опасаюсь, как бы оно не повторилось».
Проблема в том, что первый взгляд никогда не оказывается последним
Достать книгу из шкафа сегодня снова и уже не было сил: руки устали держать ручку и тетрадь, промакать непросыхающие чернила, и тем болееперелистывать страницы.
Я сделал усилие и вчитался.
Приютившее нас название на месте И последняя фраза вроде бы тоже
Вот только квартиракак была, так и осталась, без двери.
Мольберт
Вопросительные знаки фонарных столбов перестали сутулиться и выпрямились в восклицание пустой утренней дороги, ведущей на север, к моему озеру. Почти бесшумно пролетел над озером самолёт, вот куда уже успевший долететь с тех пор. Мне казалось, что это я давным-давно запустил его, когда он был всего лишь самолётиком Ленивый дождь полз, не в силах в такую рань пойти как следует, и постепенно уснул где-то в горах, спрятавшись за соснами, похожими на задутые под утро свечки.
Новая картина, кажется, постепенно вырисовывалась, но, как всегда, я не был в ней уверен и устал от этой гнетущей неуверенности. Взяв этюдник, я спустился к моему озеру, напоминающему каплю дождя, растёкшуюся по ладони. Перелётный гусь гоготнул надо мной и перевёл настороженный взгляд собственника на равнодушную ко всему бренному перелётную подругу. Гусь был хорош собой и мог бы отдалённо походить на лебедя, однако выглядел чересчур горделивым, и этим радикально от лебедя отличался. Не следует считать своё происхождение, подумал я, в том числе гусиность, большим достоинством, чтобы его, в конце концов, не посчитали недостатком.
Усевшись перед этюдником на любимую скамейку, я вздохнул поглубже и принялся рисовать. Островок, вода, простуженно хлюпающая у берега, вызывающая тёплое сочувствие радикулитная ива, проплывающие селезни с блестящими, подобно вымытым бутылкам, головами, невыспавшиеся утки, ёлки, сошедшие с миллиона новогодних открыток. И облака, как кусочки сахара в остывшем чае, не растворяющиеся в утреннем озере.
Чем дольше я писал мою картину, тем больше опасался, что она выйдет не такой, как я задумал, что ей будет недоставать одного-единственного штрихаили мазкапоследнего, решающего, ставящего точку. Чтобы зрители увидели моё озеро так, как хотел я, и не сказали бы то, что всегда говорят: мол, так не бывает и на моей картине всёнеправда.
Ваш мальчик любит метафоры, оценивающе произнёс кто-то за спиной.
Девочка, машинально ответил я и обернулся.
Удивительно, что раньше я их не замечал. Двое художников, один несколько старше другого, сидели за мольбертами, их картины перешёптывались, как шепчут, шелестят, шуршат октябрьские листья. Картины были непохожи, словно две капли воды, и это делало их похожимисловно те же две дождевые капли. Я легко понял этот язык, хотя, на первый взгляд, он не был моим. Правда, иногда знания языка недостаточно, чтобы понять: ведь если знаешь язык, ожидаешь услышать знакомые слова и фразы, а это, увыили к счастью? не всегда происходит. Я отложил кисть, но тот, что младше, сказал:
Раз уж вы пришли на это озеро, кисть откладывать нельзя.
Он снова посмотрел на мою картину и проговорил одобрительно, обращаясь к своему коллеге:
Получается непохоже
Я не успел обидеться, как старший добавилнеторопливо и убедительно:
Согласен, нужно отдать автору должное. К счастью, он не старается отличаться или походить.
Младший приветливо кивнул мне, ставя точку, хотя я надеялся, чтолучшезапятую:
Стараться быть непохожим или похожимэто фактически одно и то же, дружище. Продолжайте избегать и того, и другого.
Я обрадовался новому знакомству, взял отложенную было кисть и сказал первое, что пришло в голову, чтобы поддержать разговор:
А я вас тут раньше почему-то не видел
Старший тоже улыбнулся и кивнул:
Потребовались взаимные усилия.
Мы рассмеялись. Солнце тем временем вышло в люди и невыпеченным круглым кусочком теста повисло над островком. Утренний свет был цвета не совсем созревшего апельсина. Хозяин островка, бобёр, выбрался на сушу и поправил усы.
Вы правильно определили возраст героини, похвалил я моих новых друзей. Впрочем, жаль: я хотел разгадать эту загадку для зрителя позднее. Желательнов самом конце картиныкогда найду завершающий штрих.
Вы уже почти нашли его, ответил младший. Озеро на вашей картине видит девочка или мальчик: оно выглядит как капля, растёкшаяся на ладони.
Если бы смотрел я, оно бы растеклось слезой по щеке, негрустно, но и не очень весело, заметил старший.
Младший задумчиво затянулся сигаретой, не замечая пепла, падающего с неё точь-в-точь как пожухлые листья с клёнов, растущих по склонам гор.
Меньше всего, подумал я вслух, советуясь с ними, на детали обращают внимание те, кто так же невнимателен к целому. В результате их детали не складываются в целое, а целое превращается в незначительную деталь, каким бы важным ни был замысел.
Замысел сам по себе не может служить оправданием результата, с отстранённой иронией заметил старший из художников. Главноеузнать и рассказать правду, какой бы фантастической она ни выглядела, и избежать фантастики, какой бы правдивой она ни казалась.
Иногда, пожаловался я, фантастика выглядит такой простой, что понять её более чем непросто
И добавил, подумав:
Хотя сложность в том, что зрители зачастую предпочитают фантастически непонятной им правде фантастику, выглядящую соблазнительно правдиво
Мой самолётик всё летел над озером, мы смотрели на него и думали каждый о своём, но, в сущности, об одном и том же: о том, что сейчас кто-то наверняка смотрит на нас из иллюминатора и мечтает спуститься сюда и пожить хотя бы недельку на бобровом острове, но самолёт не останавливается и улетает.
Почему же, проговорил я, обращаясь к младшему из художников и всматриваясь в его полотно, у вас на картине наш остров не в озере, а в море?
Он снова затянулся и сказал печально:
Когда летишь на юг, все озёра сливаются в океан
По своей привычке обязательно возразить, особенно тем, с кем согласен, я хотел было выпалить, что на морском острове приличныйа наш был явно приличенбобёр не прожил бы и недели, но вспомнил о более важном и поделился с ними:
Я в детстве больше всего на свете любил ездить на юг
Вот видите, подтвердил старший, мы все с юга: и этот гусь, и мы с вами, и самолёт, летящий домой, и свет цвета созревшего апельсина
Бобёр закончил утренний туалет, прищурился, бросил на нас оценивающий взгляд и, не найдя ничего заслуживающего внимания, плюхнулся в воду по неотложным делам. Ошарашенная утка взмыла куда глаза глядят, возмущённо крякая на бобра и разочарованнона не защитившего её бутылочного селезня.
Впрочем, продолжил я, глядя на картину старшего из художников, возможно, их нелюбовь к правде объективно объяснима? Вот, к примеру, но только к примеру, эта ваша картина. Ей тоже, по-моему, недостаёт последнего штриха: здесь сообщают какую-то тайну, но вы не знаете, какую именно, и хотите, чтобы эту загадку разгадали зрители. Я попытаюсь найти еёдля вас, чтобы вы нанесли последний штрих. Вот только если бы вы сказали, что разгадку найти можно и что онаединственная, искать было бы легче.
Художники переглянулись.
Вы говорите как автор, подбодрил меня старший.
Нет-нет! возразил я. Я говорю как зрителькак ваш зритель! Разве вы пишете эту картину не для меня?
Младший снова затянулся. Старший из художников ответил задумчиво:
Я пишу картины для себя
Младший добавил:
Это необходимое условие того, чтобы написать картину, которая по-настоящему заинтересует не только автора и будет правдивой. Впрочем, недостаточное
Старший продолжал:
Вы хотите, чтобы я сказал, есть ли разгадка? Но ведь картина на то и картина, чтобы молчать. В этом её предназначение.