Ранние воспоминания
Из раннего детства я хорошо помню свою детскую кроватку, стоящую в спальне мамы и папы. Она мне казалась такой уютной, теплой и удобной. Особенно запомнилась подушка, на которой были маленькие желтые солнышки. Я любила их рассматривать перед сном. Мама, укладывая меня спать, заботливо укрывала одеялом, подтыкала его со всех сторон, гладила меня по волосам и целовала на ночь.
Спи, мое солнышко! говорила она, и я помню, как приятно звучал ее ласковый голос, успокаивал меня и убаюкивал.
Это солнышко? Я показывала пальчиком на рисунок на подушке.
Нет, ты солнышко, причем самое лучшее.
Почему?
Потому что ты мое солнышко, улыбалась мама.
Я клала «ручки под щечку», как учили в садике, и зажмуривала глаза. Иногда мне ночью становилось страшно, но я не кричала, не звала на помощь, а просто выползала из-под одеяла и, сделав несколько шагов, попадала прямо в теплые и надежные мамины объятья. Нырнув к маме под одеяло, я прижималась к ней, и все мои детские страхи мгновенно улетучивались. Я всегда делала это молча и тихо, боясь разбудить спящего рядом папу. Сколько я себя помню, он все время ругался и кричал, поэтому я боялась его всегда. Этот страх жил во мне чуть ли не с самого рождения.
Утром папа всегда кричал на маму, упрекал в том, что она долго возится, что завтрак невкусный, что чай холодный и так без конца. Мама сама меня одевала, вела в садик, целовала и просила вести себя хорошо. Вечером она забирала меня домой. Мы с мамой по дороге покупали мороженое, ели его, мама была веселой, играла со мной, а потом мы приходили домой и становились тихими мышками, боясь гнева папы. Я забивалась в угол и там на коврике раскладывала свои куклы и играла, шепотом с ними разговаривая. Когда я немножко подросла, меня стали отпускать поиграть к соседской девочке Вале, которая была чуть старше меня. Нам разрешали играть у них в саду. Летом там было хорошо, и мы строили шалаш в кустах сирени, стаскивали туда своих кукол и могли играть целыми днями. А вот когда наступали холода, папа запрещал мне ходить к соседям. Я была ребенком тихим и послушным и быстро усвоила, что к Вале можно ходить, только когда папы нет дома. Иногда Валя приходила ко мне, но сразу же прибегала ее мама и почему-то забирала мою подружку домой. Я тогда сделала вывод: тетя Валя тоже боится моего папу.
Меня всегда купала в ванне мама. Она напускала воду, мы делали много пенки и бросали туда игрушки. Мама меня раздевала, сажала в ванну и была рядом со мной, при этом всегда запирала дверь. Я купала свои игрушки, бросала в маму пенку, и нам было очень весело.
Ты зачем закрываешь дверь?! иногда раздавался папин голос. Он стучал в дверь, и от его громкого, грозного голоса мы обе притихали.
Я купаю ребенка, здесь тепло, а там холодно, отвечала мама.
Мне не холодно, говорила я. Мне тепленько.
Открой дверь! гремел голос папы.
Мама приоткрывала дверь, и папа стоял у двери, наблюдая за мной. Но при нем я уже не шалила и начинала пенкой тщательно мыть руки и волосы.
Иди приготовь ужин, я ее буду купать, сказал однажды папа.
Не надо, я сама, не согласилась мама и начала намыливать мне голову шампунем.
Я сказал иди! закричал папа так, что я вздрогнула, а потом замерла.
Нет, спокойно, но твердо произнесла мама, продолжая мыть мне голову.
Я испугалась и, чтобы папа на нее не кричал, сказала:
Я хочу купаться с папой.
Вот видишь, Паша хочет купаться с папой, сказал, улыбаясь, папа и начал раздеваться.
Нет! Мама встала между ванной и ним.
Тварь! крикнул папа так, что я испугалась и заплакала. Уходи!
Нет! Выйди отсюда. Мама расставила руки в стороны, словно пытаясь меня от него защитить.
А я прижала к себе пластмассового утенка и заревела. Тогда отец с размаху ударил маму по лицу, и она, вскрикнув, упала в ванну и затихла. Я помню, как папа вытащил из воды обмякшую маму и отнес ее на диван, как я, вся в пене, вылезла из ванны и пошла за ними. Я плакала и, все так же прижимая к себе утенка, стояла возле мамы до тех пор, пока не пришла незнакомая тетя в белом халате. Она кинулась к маме, приподняла ее голову, и я увидела на подушке кровь.
Мама! закричала я, обмирая от страха, но мама не шевелилась.
Убери ребенка, что ты смотришь! крикнула незнакомая тетя папе.
Я хочу к своей маме! выкрикивала я сквозь плач, впервые потеряв страх перед отцом, и била его кулаками.
Папа кое-как одел меня и почти силой уложил в кроватку.
Лежи тихо, а то убью! наклонившись ко мне, сказал он так, что я сразу перестала реветь и натянула на голову одеяло.
Под ним я долго всхлипывала. Мне хотелось нырнуть под одеяло к маме, чтобы оказаться в безопасности, но ее не было.
На следующий день папа впервые повел меня в садик. Я показала ему, где находится моя группа.
Где моя мама? спросила я его.
Мама в больнице.
Почему?
Она заболела.
Папа, ты ее убил? задала я ему недетский вопрос.
Паша, мама сама упала в ванной, когда тебя купала, присев на корточки, объяснил он.
Папа, мама не сама упала, ты ее убил, упрямо повторила я, решив, что папа забыл, как все было.
Запомни, Паша, папа больно тряхнул меня, мама сама упала. Поняла?
Да, испугавшись, ответила я.
Вот и умница. Повтори, что ты запомнила! потребовал папа.
Мама упала, сказала я, и из моих глаз закапали слезы.
Сама упала, диктовал мне отец.
Сама упала, повторила я дрожащим от страха голосом.
Что ты деткам скажешь?
Мама сама упала, тихо повторила я.
Вот и умница, похвалил меня отец и завел в группу.
Переодевшись, я выглянула в окно и, не увидев отца, сказала няне:
Меня папа привел.
Мы это видели. А где же мама? спросила она.
Мама в больнице, сообщила я громко, чтобы все дети услышали.
Мама заболела? спросила воспитательница.
Мама сама упала, повторила я заученную фразу и добавила: Ее папа ударил, и мама сама упала. У нее на головке была кровь!
Мой рассказ заинтересовал детей, и я вмиг оказалась в центре внимания.
Вот зверь! Когда-нибудь он убьет эту несчастную женщину, сказала воспитательница няне.
А кто ей виноват? отозвалась та. Пусть бросает его и бежит подальше, куда глаза глядят!
Куда ей идти-то? Воспитательница вздохнула. Некуда ей податься.
Из их разговора я тогда поняла одно: папа зверь. А потом Алена протянула мне свою домашнюю куклу, и я забыла о подслушанном разговоре. Вечером меня никто не забрал, и воспитательница отвела меня в ночную группу.
Побудешь какое-то время здесь, объяснила она мне. А мама выздоровеет и заберет тебя. Хорошо?
Хорошо, согласилась я, поняв своим детским умом, что здесь мне будет лучше, чем дома без мамы.
Забирать меня на выходные пришел папа.
Мама болеет? спросила я его.
Да. Мама еще болеет. Одевайся, пойдем домой, сказал папа.
Говорят, что дети быстро забывают плохое, в отличие от взрослых. Наверное, так оно и есть. На этот раз папа не ругался, и вечером я уже носилась по комнатам со своими куклами, забыв на некоторое время о маме. Отец накормил меня ужином и спросил:
Паша, ты любишь своего папу?
Люблю! весело ответила я.
Иди ко мне, ласково сказал он и посадил меня на колени.
Папа, ты колючий, отметила я, трогая пальчиком его щеку. Было и страшно, и в то же время приятно от такого внимания папы.
Покажи, как ты папу любишь, попросил он.
Я крепко обняла его за шею и прижалась к колючей щеке. Я всегда так обнимала маму, когда мы бывали с ней одни.
А теперь скажи, доченька: «Папочка, я тебя люблю», попросил он, прижимая меня к себе.
Папочка, я тебя люблю. Я опять обхватила его за шею крепко-крепко, как только могла. Ты будешь со мной играть?
Буду. Во что ты хочешь поиграть?
В лошадки! обрадовалась я предоставленному мне выбору.
Папа стал на четвереньки, и я забралась на него. Он фыркал и брыкался, стараясь меня рассмешить.
А теперь надо искупаться и ложиться спать, закончив игру, объявил отец.
До этого меня всегда купала мама, и теперь я вспомнила о ней, потом о том, как папа ее ударил и она упала.
Я хочу с мамой, захныкала я, потому что мне вдруг стало страшно.
Паша, мама сейчас в больнице, а ты грязная и потому нехорошая девочка. Папа напустит теплой водички, искупает тебя и уложит в кроватку. Хорошо? Он обнял меня.
Хорошо, согласилась я. Я хочу быть чистой девочкой.
Отец включил воду и набросал в ванну игрушек.
Давай я тебя раздену, и он принялся расстегивать на мне кофточку.
Я сама умею, запротестовала я. Мы в садике сами раздеваемся.
Я тебе помогу, сказал он, продолжая снимать с меня одежду.
Он посадил меня в ванну, где было все, как при маме, много пены и любимые игрушки.
Паша! позвал он меня. Улыбнись, папа снимет тебя на камеру.
Я повернулась и, улыбнувшись, подбросила пенку вверх.
Вот умница! похвалил меня отец, и я начала шалить.
Теперь поднимайся, вот так, хорошо. Аккуратненько выходи, бери полотенце, обмотайся, говорил мне отец, продолжая снимать.
Мне понравилась такая игра, и я все делала так, как он хотел.
Теперь иди в спальню. Нет, нет, не в свою кроватку! Ложись на место мамы.
Я с удовольствием забралась на их большую кровать, а отец положил на тумбочку камеру и подошел ко мне.
Надо тебя вытереть, а то замерзнешь, сказал он, разматывая полотенце.
Он начал меня вытирать, а я засмеялась и сказала:
Щекотно, папа.
Раздвинь ножки, посмотрим, все ли у нас там в порядке? Ай-ай-ай, непорядок! Надо смазать кремом, сказал он.
Так мне говорила и мама, и я позволила ему сделать это. Больше всего я боялась гнева папы, понимая, что должна делать все, что он скажет.
Отец надел на меня футболочку и укрыл одеялом.
Давай спать, сказал он, гася свет.
А трусики? спросила я.
Не надо трусики, спи так. Обними своего папочку и покажи, как ты его любишь, попросил он.
Я обняла его за шею и прижалась к нему.
Я люблю тебя, папочка. Спокойной ночи.
Я почувствовала, что папа весь дрожит, и спросила:
Ты замерз?
Да, ответил он. Погрей меня.
Я прижалась к нему еще крепче и утонула в его объятиях. После купания мне захотелось спать. Но тут папа просунул свою руку между моих ножек. Мне было неприятно и страшно, но страх взял верх, и я лежала молча, прислушиваясь к движениям его пальцев у себя между ног. Когда все закончилось, я успокоилась и уснула.
До сих пор прекрасно помню тот день, когда вернулась из больницы мама. Увидев ее на пороге, я обрадовалась, подбежала к ней, и мама подхватила меня на руки.
Солнышко мое, как ты? спросила она, покрывая меня поцелуями.
Мамочка, я люблю тебя! сказала я и обняла ее крепко за шею, а затем чмокнула ее не в щеку, как обычно, а в губы. Мама удивилась и нахмурилась:
Почему ты поцеловала маму в губки?
Я люблю свою мамочку, объяснила я.
Кто тебя так научил делать?
Папа. Я папочку тоже люблю, весело лепетала я.
Ты часто так целовала папу? дрожащим голосом спросила мама.
Я не умела лгать, и мне было непонятно, почему мама так расстроилась из-за того, что я целовала папу.
Я каждый день целовала папу в губки! радостно сообщила я, а из маминых глаз сразу же закапали слезы. Чтобы показать, как я ее сильно люблю, я крепко прижалась губками к ее губам и поцеловала так, как меня научил папа. Не плачь, сказала я. Хочешь, я тебя еще так поцелую? Я люблю свою мамочку.
Нельзя так делать, сказала мама.
Но почему?!
Давай с тобой займемся уборкой! предложила мама.
Детство тем и прекрасно, что все быстро забывается. Вскоре я уже носилась с веником по комнатам, помогая маме.
Вечером мы были с мамой одни, и она расспрашивала меня, как мы жили с папой. Я ей все подробно рассказывала, а мама гладила меня по волосам и говорила:
Солнышко ты мое, доченька моя
Утром, когда я проснулась, мама сказала, что мы уезжаем. Я не понимала, что это означает, но мне понравилось запихивать своих кукол в сумки, а потом ехать в машине. Когда мы вышли из автомобиля, я впервые увидела поезд не по телевизору, а наяву. Мне он показался огромным и шумным, и я, испугавшись, прижалась к маминой ноге.
Паша, не бойся, детка. Это просто поезд, и мы на нем сейчас поедем, объяснила мама.
Куда?
Далеко-далеко.
Громыхающий поезд остановился, перестал гудеть, открылись двери вагонов, и я увидела, как из них выходят люди.
Домик на колесах, показала я пальцем на вагон.
Мы взяли сумки и уже направлялись к домику на колесах, когда появился папа. Он начал ругать маму и пытался забрать у нее сумки. Мама не отдавала ему сумки, что-то кричала, а я, словно зачарованная, смотрела, как в домик зашли люди, за ними закрылась дверь, и поезд тронулся. Я поняла, что нам не суждено уехать далеко-далеко, как хотела мама.
Мама! Я подергала ее за пальто, готовая расплакаться от досады. Он уехал!
Знаю, солнышко, знаю, ответила мама, вытирая слезы.
Мама, не плачь, сказала я, решив, что мама расстроилась из-за того, что поезд уехал без нас. Пойдем домой. Завтра еще приедет домик на колесах. Правда, мама?
Паша, скажи, ты же любишь своего папу? спросил отец, взяв меня на руки.
Я люблю своего папочку, ответила я и чмокнула его в губы.
Мама начала плакать.
И тебя, мамочка, я люблю, сказала я, протягивая к ней руки.
Дома мама с папой еще долго ругались, а вечером перенесли мою кроватку в отдельную комнату. На ночь мама закрыла меня на ключ, оставив включенным светильник.
Ненавижу Андерсена!
В школу я пошла в шесть лет. К этому времени я уже неплохо читала и прочла сама много сказок. Я жадно поглощала знания, и мне все было мало. В итоге у меня начало падать зрение, врачи обнаружили близорукость. Так я стала носить очки.
У меня не было друзей и подруг. Я рано поняла, что отличаюсь от одноклассниц, прежде всего тем, что носила длинные платья и платочек на голове вместо модной шапочки. К тому же очки меня не красили. Девочки после уроков бежали домой, гуляли во дворе, ходили друг к другу в гости, а я шла в библиотеку и рылась в книгах они были частью моей жизни. К себе домой я никого не могла пригласить запрещала мама.
Я быстро взрослела и даже не заметила перехода между детством и юностью. Несмотря на это, я многого не понимала. Я не знала тогда, почему папа подглядывал за мной из кухни через маленькое окошко, когда я купалась в ванной. Я не понимала, почему он часто бил маму, почему они ссорились. И еще я не могла понять, почему в холодное время года я должна ходить в платочке, а не в шапочке. Но я четко знала, что так надо, потому что так сказала мама, которую я очень любила. То, что говорила мама, я всегда беспрекословно выполняла. Мама к этому времени уже не работала и часто болела. И я спешила из библиотеки домой, зная, что иногда у мамы так болит голова, что она не может подняться с постели. Мне надо было подать ей утку, накормить и дать таблетки. Будучи второклассницей, я уже умела делать ей уколы, только мама заранее все подготавливала.
Когда я находила маму лежащей неподвижно и тихо постанывающей, я делала ей укол и сидела рядом, пока она не начинала осознанно смотреть на меня и разговаривать.
Говорят, что дети не умеют ненавидеть. Или это неправда, или я еще в детстве стала взрослой. Трудно сказать, когда я начала ненавидеть своего отца настолько же сильно, как и бояться. Я испытывала к нему недетскую ненависть из-за того, что он постоянно курил во всех комнатах, и мы с мамой задыхались от едкого табачного дыма. Я ненавидела его, когда он приводил своих друзей, и они пили водку, орали, матерились и курили всю ночь. Бедная мама разрывалась между мной и шумной компанией она была у них на побегушках. «Что ты там возишься?! кричал отец. На столе пусто! Что подумают обо мне мои друзья? А что они могут подумать? Они и так видят, какая ленивая у меня жена». Я ненавидела его за то, что он постоянно бил маму. Я ненавидела его, когда он за обеденным столом дотрагивался до моих коленок, задрав подол моего длинного платья. Я ненавидела отца, но никогда не показывала этого. Я просто очень его боялась. Страх матери передался мне, он сросся со мной, стал частью меня, и я начинала дрожать, как только отец входил в дом.