«Должно быть, вот так люди чувствуют себя в несчастливом браке, размышляла она. Бесконечная вереница проплывающих мимо блюд, которые вы не хотите есть вместе; разговор как утомительная работа, ментальная форма нудной домашней уборки».
Я закажу себе «Турнедо Россини», сказала она. Средне прожаренное.
Когда принесли блюдо, она слушала стук ножей и вилок по тарелке, наблюдала за немолодой четой супругов за соседним столиком, которые тоже ели в полном молчании.
Сегодня суббота, сказала она ему. В бальном зале будет играть оркестр. Кажется, довольно приличный. Вы хотите пойти?
Нет, не хочу. Он тяжело вздохнул и капризно выпятил губы.
Ну а есть ли что-то, чем вы хотели бы заняться? Ох, честное слово, иногда ей хотелось отвесить ему хорошую оплеуху.
Просто говорить.
Великий Угрюмец, пробормотала она еле слышно.
На кондитерской тележке прибыли лимонный пирог с меренгой, фруктовые желе, яблочное суфле, мороженое и индийские джалеби, которые показались ей слишком приторными.
Еще вина, сэр? Официант сиял улыбкой. У нас есть очень приятное Beaumes de Venise, оно прекрасно сочетается с crème anglaise. Мадам?
Благодарю вас, мне только лимонную меренгу. Она допила свой бокал. Думаю, нам достаточно.
А я хочу бутылку Beaumes de Venise, заявил официанту Великий Угрюмец. Потом опустил голову и с вызовом посмотрел на Виву, напомнив ей молодого бычка, готового броситься в драку.
Кто будет платить за это? поинтересовалась она сердитым шепотом, когда официант торопливо удалился.
Мои родители, чопорно заявил он. Не волнуйтесь.
Она глядела на «молодежь», болтающую, смеющуюся, поднимающуюся по ступенькам наверх, и ей ужасно хотелось хорошенько врезать ему промеж ушейвот было бы славно! Столовая пустела, а Гай опять хмуро глядел на Виву с едва скрываемым презрением.
Ваши родители будут в Бомбее, когда мы прибудем туда? нарочно спросила она, зная, к чему это приведет.
Не знаю. Прищурясь, он разглядывал кого-то за ее спиной, давая понять, что для него они гораздо интереснее, чем Вива. А ей внезапно захотелось заставить его хоть что-то почувствоватьобиду, смятение, чтобы он понял, что она тоже живой человек.
Моих родителей там точно не будет, сообщила она.
Почему? Это был первый вопрос, который он ей задал.
Мои родители и сестра умерли в Индии, когда мне не исполнилось и десяти лет. Вот почему я приехала в Англию. Сейчас я возвращаюсь туда отчасти для того, чтобы забрать их вещи. Там осталась пара сундуков.
Он посмотрел на нее поначалу так отрешенно, что ей даже показалось, что он не слышал ее слов. Потом встал, уронив стул.
Они были убиты? На его лице был написан неподдельный, даже чрезмерный ужас. Их убили индийцы? Он поморщился от отвращения.
Стыд зашевелился у нее под ложечкой и разлился по грудной клетке. Ей даже не верилось, что она высказала все это именно ему, ведь менее подходящего собеседника еще надо поискать. Но было слишком поздноказалось, его ужасно поразила ее история.
Нет. Она выставила перед собой ладони, словно успокаивая его.
Их застрелили?
Пожилая чета за соседним столиком с любопытством глядела на них.
Нет, ответила Вива.
Так что же?
Они просто умерли, прошептала она, и ее захлестнула жаркая волна. Вообще-то я не люблю говорить об этом. Произошла автомобильная авария. Гдене знаю. Она терпеть не могла, когда ее собеседники интересовались деталями.
Я не знаю, что сказать. Подскажите мне, что я должен сказать. Он почти кричал, и она уже жалела, что открыла рот: кажется, она лишила его душевного равновесия. Теперь ей хотелось вернуть назад молчаливого мальчишку. Но тут Гай стремглав выскочил из столовой.
Когда она вышла на палубу, чтобы отыскать его, воздух был теплый и густой, а луна лежала в корзинке из облаков.
Гай! позвала она, но шум волн и слабое эхо музыки, доносившейся из бального зала, заглушили ее голос. Освещенные окна с пассажирами в них были похожи на серию жанровых картин: женщины играли в карты, седовласый мужчина доставал из кармана жилетки нож для обрезки сигар; веселая компания произносила тосты и смеялась. В темном углу возле дымовой трубы обнималась парочка.
Гай? Она подошла к шлюпкам; теплый ветер взъерошил ей волосы. Гай, где вы?
Охотнее всего она оставила бы его «тушиться в собственном соку», но время шло, и Вива все сильнее и сильнее тревожилась за него. Такая почти истеричная реакция на ее рассказ, нежелание вылезти из этого ужасного пальто, хотя температура воздуха регулярно поднималась под 100 градусов, неискренность его улыбки, временами очень заметная, словно он был исполнителем главной роли в лондонском театре «Олд Вик», вдруг он теперь начнет бешено лаять, вместо того чтобы ходить, погруженным в себя?
После бесплодных поисков в пустых коридорах и на палубе А она наконец его отыскалаон лежал, вытянувшись во весь рост в шлюпке в своем длинном пальто. Курил сигарету.
Послушайте, сказала она. У кучи людей умерли в Индии родители, так что не принимайте это слишком близко к сердцу. Да я и сама не очень переживаю. Еще мне плевать, как вы ко мне относетесь.
Луна нырнула за облако, но Вива видела влагу на его щеках и отчаяние в глазах. Он был пьян, точно пьян, и ему было больно.
Почему жизнь такая ужасная? спросил он.
Совсем не ужасная, возразила она. Все меняется к лучшему. Зря я рассказала об этом, не знаю, зачем я это сделала.
Они ушли из жизни. Навсегда.
Да.
Вся ваша семья. Луна омыла его лицо зеленоватым светом. Они ушли навсегда, повторил он.
Она была почти уверена, что он снова подумал о себе.
Нет, сказала она. Нет, я не верю в это. Не до конца верю. А вы?
Он сел и уставился на нее.
Слушайте, забудьте на минуту обо мне, сказала она, понимая, что, возможно, это ее единственный шанс. Я хотела попросить вас, чтобы вы рассказали о себе. Вероятно, вы думаете, что мне сто лет, но это не так, и я хорошо помню, каково это, когда тебя вырывают из одного места и переносят в другое, которое Ее голос оборвался, и это было самое удачное, что она могла сделать.
Нет, дело не в этом, перебил он ее. Совсем нет. Слушайте Извините Я пойду спать.
Когда он вылез из шлюпки, вата свалилась с его пореза, и он снова стал кровоточить. Гай уходил своей неестественной походкой, высоко подняв плечи, и вскоре скрылся в освещенном дверном проеме.
Я предала вас, произнесла она вслух.
Простите послышалось из-за горки шезлонгов. Получилось так, будто я подслушивала, но это не нарочно. Тень выпрямилась: это была Роза в белом газовом платье; светлые волосы сияли в лунном свете. Я вышла сюда, чтобы немного подумать в тишине, сказала она. Все так шумели.
Вы слышали наш разговор? спросила Вива.
Роза смутилась.
Не все. Когда-то я часто спорила с братомразве можно подслушивать? Ведь это абсолютно недопустимо.
Не знаю, сколько еще я смогу его выдержать. Вива содрогнулась. Он такой высокомерный.
За Розой следовал официант, на случай, если она чего-то захочет. Как всегда делают мужчины.
Кофе, мадам? Мятный ликер? Коктейль? Скоро в музыкальном салоне будет петь свои песни Эммелин Питу.
Я вот что вам скажу, улыбнулась Роза, давайте сойдем с ума и выпьем ликера. По-моему, самое плохое в Гае то, что он вам не брат, и вы не можете дать ему по шее. Это было бы так уместно.
Смех у Розы был чудесныйтеплый и горловой. В нем звучал легкий задор, который не позволял ей казаться приторно правильной. Слишком хорошей, чтобы это было правдой. Она по-детски зажмурилась и вся отдалась веселью.
Вива взглянула на небо. Луна бежала за пароходом, закручивая на звездной сети тонкий золотистый туман.
Вероятно, ему странно возвращаться в Индию. Роза потягивала ликер. После стольких лет одиночества.
После десяти лет, уточнила Вива, пытаясь успокоиться. Ужасно, когда ты уезжаешь ребенком оттуда, где солнце и свобода, где тебя окружают люди, которые тебя обожают. А потом, ну, он не говорил со мной на эту тему, ты проламываешь лед в тазу для умывания в какой-нибудь выстуженной школе.
Словно тебя пинком вышвырнули из рая, добавила Роза.
Да, но Индия не рай. Она тоже ужасная, но по-своему.
Пожалуйста, приведите примеры, только не слишком мрачные.
Ну, к примеру, жара. Вы никогда не испытывали ничего подобного в Англии; это иногда похоже на удар по голове. А еще мухи, ужасающая нищета, но если любить Индию, как люблю ее я, то она проникает тебе в душу. Ну, скоро вы сами все увидите.
Это получилась их самая долгая беседа после отплытия из Тилбери. Вива была рада ей, хоть и едва не расплакалась.
Так странно думать, что я скоро выйду там замуж, проговорила Роза. Кончик ее безупречно прямого носика торчал над столой, в которую она куталась, словно в одеяло. Мне надо над многим поразмыслить.
«Боится, подумала Вива. Как все мы».
Накануне Роза призналась ей, так, словно это была забавная шутка, что с женихом она встречалась в общей сложности четыре раза, ну пять, если считать скачки возле Солсбери, где они были.
Вива удивилась. Как Роза могла так безрассудно решиться на это? Почему ее родители это допустили? Ведь это даже не походит на индийский договорной брак, когда семьи знакомы друг с другом много поколений.
Да, я могу себе представить, сказала Вива. Ей хотелось дотронуться до нежной, как у ребенка, руки Розы или обнять ее за плечи, но она не решилась. Вместо этого она подумала о своей матери в свадебном платье, вспомнила ее смеющиеся карие глаза, веселое лицо. Голова идет кругом, когда подумаешь об этом. «Я застыла как лед, застыла с того самого момента».
Как хорошо и весело на старой доброй «Императрице»! Роза крутила на безымянном пальце кольцо с сапфиром, а ее голос звучал мечтательно и отрешенно. У нас появилось столько новых друзей! А еще ощущение, что ты постоянно движешься к чему-то новому. Вообще-то она посмотрела на часы, скоро мы увидим Порт-Саид. Так сказал наш стюард.
Она вскочила и направилась к релингу. В лунном свете ее платье развевалось, словно крылья бабочки.
Смотрите! О-о, смотрите! Она показала на горизонт. Уже видны огни!
Виве не хотелось шевелиться. Зря она сказала Гаю все это.
Идите сюда! Посмотрите! Как восхитительно! Это Порт-Саид? Должен быть он.
Они вместе любовались бледным ожерельем огней за темным, морщинистым пространством Средиземного моря. Впереди их ждал чужой город, где чужие люди чистили зубы, мыли после ужина посуду и ложились спать.
Это правда, что теперь нам разрешили спать на палубе? Ведь это очень интересно.
Когда Роза так лучезарно улыбалась, было видно, каким милым ребенком она была когда-то.
«Надеюсь, этот капитан Чендлер хороший человек, думала Вива. Надеюсь, он заслуживает ее. Что за чудовищная игра людскими судьбами!»
Вы знаете Порт-Саид? Голос Розы проник сквозь ее раздумья.
Не оченья была тут всего два раза. В последний раз ей было шесть лет. Или семь. В памяти остались отдельные картинки: она впервые пробует в кафе апельсиновый сок; отец играет в лошадки, посадив ее на плечи.
Тори отчаянно хочется на берег, озабоченно сообщила Роза. Фрэнк идет туда с группой и приглашает нас всех. Да, кстати, что вы думаете о нем?
Не знаю. Вива пожала плечами. Кажется, он очень уверен в себе и в своей популярности у женщин. Надеюсь, он не обидит Тори.
Я тоже надеюсь, вздохнула Роза. Сезон прошел для нее неудачно. Не понимаю, почему мужчины не обращают на нее внимания.
«Она слишком хочет им понравиться, подумала Вива. Не нарочно, но старается, потому что считает себя не очень красивой».
Полковник Паттерсон сказал мне вчера, что у Фрэнка был старший брат и что он погиб в Ипре, сообщила Роза. Вот почему он решил стать доктором. Полковник Паттерсон считает, что Фрэнк изображает из себя повесу и гуляку, так как до сих пор не может смириться с такой утратой. А сам он узнал об этом только потому, что там погиб и сын полковника.
Это точно? Вы уверены? На осмысление этой информации у Вивы ушло несколько секунд, и она почувствовала укол стыда: «Я все время поступаю так с людьми, я списываю их со счетов, даже не узнав их ближе, либо принимаю за проявление слабости их открытость и дружелюбие».
Ну, полковник так сказал мне. Прекрасные глаза Розы внезапно наполнились слезами. Мой старший брат тоже погибво Франции, а я часто ссорилась с ним, потому что была намного моложе, но хотела делать все, что и он Ой, давайте больше не говорить об этом. Слишком ужасно. Просто невыносимо ужасно. По-моему, родители отпустили меня в Индию отчасти поэтомуим тоже было невыносимо. Теперь в доме стало тихо Помолчав, она продолжала уже спокойным голосом: Дело в том, что Фрэнк знает тут замечательный ресторан, а еще мы можем съездить к пирамидам. Тори просто умираеттак ей хочется поехать, но я обещала родителям, что никуда не пойду без компаньонки. Так вы поедете с нами на берег в Порт-Саиде?
Да. Охотно. Вива постаралась убрать из голоса чрезмерный восторг. Я недостаточно хорошо знаю город, но
Там будет большая группа, сообщила Роза, но все мужчины. Мне не хочется, чтобы это выглядело неприлично. Люди так любят сплетничать. Мне не стоило бы обращать на это внимание, но я не могу.
Понимаю, сказала Вива. Конечно, я поеду.
Но как быть с мальчиком? осторожно поинтересовалась Роза. То есть он может поехать, если захочет, но мы покажемся ему пожилыми людьми.
Когда мы говорили с ним на эту тему, он никуда не хотел, ответила Вива. (В самом деле, тогда он заявил ей: «Ну, верблюжий помет, фабрика парфюма! Как замечательно», его голос оборвался на слове «замечательно».)
Думаю, он охотно проведет день самостоятельно, без опеки, с надеждой проговорила Роза. Но вы возьмите его с собой, если надо.
«Нет, нет и нет, подумала Вива. Лучше не надо. Он ясно дал мне понять, что хочет побыть денек один».
Она уже приняла решение, и однажды ей придется заплатить за это.
Глава 12Порт-Саид: 1300 миль до Бомбея
Тори проснулась рано, разбуженная криками лодочников в гавани Порт-Саида, вспомнила, какой интересный будет день, и ее тут же охватил восторг. Подняв с пола одежду, она осторожно прошла мимо Розы в ванную. Заперла дверь и надела тонкое белое платье, на покупке которого в «Суон&Эдгар» настояла мать. Встала на табурет и оценила свое отражение в зеркале. Снова сняла платье. Слишком кукольное и претенциозное.
Льняной костюм с коротким жакетом показался ей будничным и неуклюжим. Через десять минут, переживая и потея, она стояла среди гор нарядов в бледно-зеленой юбке из хлопка и с серьгами из жадеита, пытаясь представить, что подумает Фрэнк, если она появится вот в таком наряде.
Она подняла повыше маленькое зеркальце, чтобы посмотреть, как она выглядит в профиль, пошевелила губами, изображая беседу, чтобы увидеть, какой ее видят другие, когда она говорит, и, наконец, беззвучно засмеялась ради эксперимента.
Господи, пробормотала она под нос, резко возвращаясь к реальности, почему каждый раз, когда мне нравится мужчина, я становлюсь похожей на мать? Если Тори не будет держать себя в руках, то скоро станет искать свое отражение в ресторанных ложках или вечерами накладывать на лицо липкие кусочки ткани, которые ее мать наклеивала на ночь между бровей для предотвращения вертикальных морщин на лбу.
Пока набиралась вода в ванне, Тори вспомнила тот жуткий день накануне ее отъезда в Индию, в чем-то поворотный момент. Несколько месяцев споры о том, отпускать ее в Индию или нет, периодически возникали между ее родителями. Против был отец, проводивший большую часть времени в хижине, где вдоль стен стояли книжные полки (он называл ее своим бункером), исследовал божьих коровок, слушал музыку и кое-как сопротивлялся неистовым попыткам жены переместить его и дом.
Я хочу, чтобы Тори осталась здесь, сказал он. Еще не хватало, чтобы она тащилась в Индию. Не ближний свет!
Однажды под вечер, за обедом «переговоров», он попросил мать хоть на секунду помолчать и не говорить про пышные приемы, вечеринки и матчи в поло, а еще задуматься над невозможной ситуацией, когда две тысячи англичан пытаются держать под контролем пятую часть населения планеты. Мать фыркнулапуфф! и сказала, чтобы он не пугал Тори, так как это очень непорядочно с его стороны. Потом, грохнув дверью, удалилась к себе.