Первый пункт программы, сказала Тори. Марлен или Сюзанна?
Они обе восхищались Марлен и Сюзаннойсамыми гламурными девушками на пароходе, занимавшими одну из лучших каютнастоящие апартаментына палубе А.
Вообще-то, они обычные секретарши, пренебрежительно заметила миссис Горман, супруга подполковника. Ходили слухи, что Марлен в последнее время работала у индийца, ужасно богатого торговца коврами. Но Тори с Розой и половина парохода были заворожены их короткими стрижками и нескончаемыми платьями, расшитыми бисером, их загадочными взорами и портсигарами из гагата и жемчуга.
Вчера вечером Марлен танцевала с Джиту, сообщила Тори. Он положил ей руку на спину вот так. Тори дотронулась ладонью до резинки на пижаме. И когда мы с миссис Горман смотрели на них, она сказала, что знала еще одну такую девушку, хорошенькую и аккуратную, которая в прошлом году поехала в Индию. До этого она работала в спортивном магазине «Лиллиуайтс» в отделе шарфов. В Индии она попала во дворец махараджи. Угадай, что он заставлял ее делать! Принимать ванну шесть раз в деньвот и все!
Роза удивленно вытаращила глаза.
Зачем?
Понятия не имею. Вероятно, ему нравилось смотреть на нее.
Ничего себе! Роза даже порозовела от смущения. Как это странно и неприятно.
Далее, торопливо продолжала Тори, надеясь, что она не сказала ничего неловкогохотя трудно было представить, что капитан Джек Чендлер захочет смотреть, как Роза принимает ванну. Ты слышала ночью какие-то ужасные звуки?
Какие звуки?
В соседней каюте, где этот мальчишка. Разве ты не слышала? удивилась Тори. Что-то вроде «О господи! О боже! О! О! О!»
Какой ужас! У Розы округлились глаза и стали еще синее. Наверное, ему снился кошмар.
Не знаю.
Ты не пошла к нему? Не спросила, все ли в порядке?
Ну, я собиралась, но заснула.
Вот молодец! Замечательная реакция. С тобой можно отправиться в джунгли.
Понимаю. Это неправильно. Но я выпила бокал этого коктейля «Сингапурский слинг» и была сонная.
Ладно, мы потом спросим его об этом, примирительно сказала Роза. И расскажем Виве. В это время она обычно сидит в библиотечном салоне.
Я вот что тебе скажудавай забудем об этом. Тори принялась за вторую булочку. Если не случится ничего плохого, я буду чувствовать себя ябедой.
Ой, давай не драматизировать. Роза ущипнула подругу за палец. И перестань ронять крошки мне на ноги. Скорее всего, он слишком много ест, вот как мы, и у него тротаджиз. «Тротаджиз» придуманное ими индийское слово, означающее понос.
«Роза, не выходи замуж, подумала Тори, слушая смех подруги и чувствуя себя уютно рядом с ней. Я буду очень сильно скучать без тебя».
Я приму ванну, объявила Тори через пару минут. Они покончили с завтраком и лежали на подушке в одной полосе солнца.
Подожди секунду. Я еще не закончила мой гап. Роза с наслаждением потянулась. Кто те люди, с которыми ты танцевала вчера? В меня тогда вцепилась миссис Левеллин-Пирс и рассказала мне все, что могла, о сорока семи подвидах рододендрона, которые видела в прошлом году в Симле. Я обещала ей, что непременно посмотрю на них.
Господи, абсолютно все. Филипп, он такой хвастун. Полковник Грин, он дышал чесноком мне в шею. Роза, если я угощу тебя шоколадкой, ты нальешь мне ванну? У меня самой нет сил.
А Фрэнк? Роза вопросительно подняла брови. Мы танцевали с Фрэнком, Фрэнком, Фрэнком, Фрэнки?
А-а, с Фрэнком, отозвалась с деланым безразличием Тори. Впервые после фиаско с Полом ее сердце билось учащенно, когда Фрэнк шел к ней по танцполу, чтобы пригласить на танец. Такой симпатичный в своем белом смокинге и с непослушной шевелюрой. И то, что он доктор, было восхитительно, хотя мама непременно бы заявила, что он ниже по своему положению, чем они. Но тут кроется опасность! подсказывало ей сердце. Высшая степень опасности! Не говори о нем ни с кем!
Фрэнк приятный, уклончиво ответила она. Ах да, я забыла вот что: он спрашивал, какие у нас с тобой планы, когда мы прибудем в Порт-Саид. Он знает превосходный ресторан тамтуда все заходят.
Ой, дорогая моя, ты ведь знаешь, что мы не можем, ответила Роза. Мы обещали твоей маме, что не будем покидать пароход после Гибралтара. Ты забыла?
Мать помешалась на торговле белыми рабынями, проворчала Тори. Просто смешно! Да и Фрэнк взрослый парень! Он плавал на разных судах, ну, по крайней мере, на двух, да к тому же он врачна тот случай, если с нами что-то случится.
Что ж, надо подумать, заявила Роза в своей рассудительной манере.
Ну, Роза, ты можешь думать. А я пойду на берег. Тори вскочила с койки и перешагнула через ворох одежды. Я считаю, что тебе пора научиться думать самостоятельно, раз ты скоро выйдешь замуж.
По лицу Розы пробежала тень, и Тори пожалела о своих словах.
Я сказала так не для того, чтобы тебе приказывать, возразила Роза. Просто ты мало его знаешь и
Тори прекрасно понимала, о чем подумала подруга: «Я не хочу, чтобы ты снова рыдала от обиды». Но через несколько минут, сидя в ванне в цветастой шапочке, Тори стиснула зубы и подумала: «Плевать. Я опять готова. На этот раз я готова на все».
Глава 11
«Сколько стоит муж?» Этюд номер шесть. Вива Холлоуэй
Вива сидела на койке и чуть не плакала от разочарования; пишущая машинка балансировала на подушке. Только что с извинениямиПростите, простите, простите! вошла мисс Сноу и теперь приводила в порядок свое «приданое»: нижнее белье, платья цвета «пыли» и книги.
По-моему, вам здесь ужасно неудобно, не без ехидства заметила она. Вы не находите, что в библиотеке работать гораздо удобнее?
Вива пыталась. Это было невозможно. Четыре пожилые мэмсахиб, пугающие ее своим раскатистым смехом и напористыми провинциальными голосами, повадились играть там в четыре руки в бридж, и тишина нарушалась возгласами «четверка пик», или «я ведь говорила, что вы хитрая птичка», или «а вот вам и туз».
Вчера, когда салон опустел (на палубе начались какие-то спортивные состязания) и Вива еще раз попыталась взяться за этюд номер шесть, вошел молодой стюард, вызывающе красивый в своей униформе «P&O» (Британского пароходства), заглянул ей через плечо, отчего ее щеки густо покраснели, и спросил заговорщицким шепотом:
Много секретов написали, мадам?
Позже, слыша, как он так же развязно любезничал с Марлен и Сюзаннойте взвизгивали от смеха и что-то отвечали, Вива подумала, что, будь она настоящей писательницей, возможно, она бы тоже попыталась узнать его получше. Может, позаигрывала немного, добилась бы его доверия и попросила бы рассказать о случаях недостойного поведения на борту парохода. То же самое касается и Фрэнка, помощника судового доктора, который, по ее наблюдениям, любил приударить за пассажирками. Ясно, что Тори и многие другие дамы на корабле были к нему неравнодушны. Вчера она наблюдала, как он шел по палубе, слегка кривоногийэтакий молодой петушок с горделивой походкой. И все дамы глядели ему вслед.
Открыто он не флиртовалТори объяснила им, что на «Императрице» это запрещено.
Ему нельзя заговаривать с нами первым, но он может отвечать, если мы обратимся к нему, сообщила она. Но ему и не надо было флиртовать, ведь даже Вива, глядевшая на него с недоверием, была вынуждена признать, что у него чудесная улыбка.
Она вставила в каретку новый листок бумаги и тихо застонала от разочарования. Стартовав с такого козыря, как «Рыболовецкая флотилия», она теперь твердо выбрала другой заголовок«Сколько стоит муж?» и внезапно поняла, что проклятый материал почти невозможно закончить. С каждым разом он казался ей все более глупым, и рыхлым, и даже фальшивым, если учесть, что Вива даже и не пыталась поговорить с женщинами, о которых писала. Пока не пыталась. Она представила, как небрежно подойдет к одной из молодых женщин, которых видела на танцах или на палубе за метанием колец, таким как Марлен и Сюзанна с их ослепительными улыбками, или к одной из гувернанток, или даже к мисс Сноу. Возможно, пройдет с ними кружок по палубе, увлечет интересной беседой. Но пока что ей казалось абсолютной наглостью брать за пуговицу незнакомых женщин и задавать им нескромные вопросы об их жизни.
Пока что, если не считать вечерних биши с Розой и Тори, Вива не говорила по душам ни с кем, даже с мисс Сноу. Другие молодые пассажирки были с ней вежливыми, здоровались на пути в столовую, да и просто так, но она была всего лишь компаньонкой, поэтому они исключали ее из своего круга и ничем с ней не делились. Сидя в библиотеке или на палубе, она слышала обрывки их разговоров.
«Я велела маме вывернуть его и выбросить на траву я буду охотиться на него в следующую зиму о, конечно, она настоящая умница такой славный человечек костюм от Кристофера, буквально за полцены конечно, мы их знаем, мы охотились там в прошлую зиму мы пришли на их вечеринку, переодевшись в циркачей».
Их самоуверенные голоса и бесконечная смена нарядов заставляли ее иногда злиться на себя. Почему ее задевает, что с ней не хотят знаться люди, с которыми она все равно не хотела бы дружить? Это нелогично, нелепо!
Но былая неуверенность в себе давала знать, особенно когда не ладилась работа, и тогда Вива ощущала себя не самодостаточной и свободной творческой личностью, случайно выбравшей этот пароход, а скорее изгоем, падчерицей судьбы. Не исключено, что она останется одинокой на всю жизнь, ведь и в детстве из-за постоянных переездов родителей у нее не было друзей, но возможно и другоечто она сама себя убедила, будто выбирает одиночество, лампу во мраке, творчество, книги. Впрочем, ты не всегда вольна в своем выборе.
Она прогнала от себя мрачные мысли. Ей все больше и больше нравились Тори и Роза. Конечно, они молодые и глупенькие, но их ежевечерние биши были забавные. Вчера Тори завела граммофон, угостила ее мятным ликером и научила танцевать чарльстон.
Невозможно было не полюбить Розу, такую беленькую и очаровательную, добрую, готовую всегда улыбнуться и совершенно не сознающую, какая она красивая. Она из тех, кто ожидает счастья и, пожалуй, обычно его получает. Вива слышала, как Роза рассказывала группе пожилых леди про свою грядущую свадьбу. «Да, я в восторге! Это будет так замечательно! Мы устроим прием в яхт-клубе в Бомбее Ах, как хорошо! Я слышала, что там очень мило Я не совсем уверена насчет платья, но везу с собой мамину фату».
В Тилбери Вива наблюдала издалека, как она прощалась с родственниками и знакомыми, все явно ее обожали. При виде такого единодушия Вива ощутила знакомую боль: все семейство, взаимосвязанный организм, подобный колонии муравьев, помогал своему младшему члену перейти из одной жизни в другую. Они поправляли на ней шляпку, жали ей руку; ее отец, худой, безупречно одетый пожилой мужчина, глядел на нее с тихим отчаянием.
В дверь постучали.
Вива, мисс Сноу повернула к ней голову, я забыла сказать. Только что я столкнулась в коридоре с вашим подопечным; он выглядел очень бледным и растерянным. Он спросил, когда вы пойдете на ленч, в первую или вторую смену.
Проклятье! Этого еще не хватало! Втайне Вива рассчитывала, что Великий Угрюмец, как теперь она мысленно называла Гая, подружится на пароходе со своими ровесниками и у нее будет время на то, чтобы писать свои заметки. Ничего подобного не произошло: он болтался в одиночестве на палубе, курил сигареты да сидел в столовой за одним столом с Вивой. Если бы он предпринял хотя бы минимальные усилия к общению, возможно, она и простила бы его, но разговаривать с ним было невозможно. Не то чтобы она сама горела желанием играть в карты в джин рами, или хлопать свернутой в трубку газетой по бумажным лягушкам, или сидеть в игровом салоне с прилепленной ко лбу надписью «Мария Королева Шотландии». Но это было частью корабельной жизни, и полное отсутствие у него интереса к таким развлечениям начинало ее раздражать. Ей уже казалось, что они оба парализованы его робостью, если это была робость.
Что же вы ответили?
Что вы сами скажете ему, когда закончите свои дела.
Ясно, что мисс Сноу считала их отношения странными. Несколько раз она спрашивала, почему его родители не выбрали в компаньоны пожилого мужчину или хотя бы пожилую женщину, и, кажется, была убеждена, что без него Вива «распрекрасно проводила бы время на пароходе». «Но ничего, дорогая моя, заявила она несколько дней назад, к досаде Вивы, через неполных две недели мы прибудем в Индию, а там полно мужчин, ищущих молодых женщин, таких, как вы». Как будто творческие усилия Вивы служили лишь ширмой для иных, более земных планов.
Впрочем, у мисс Сноу имелись собственные проблемыновая школа в новом месте, страх перед одиночеством, нехватка денег и вина перед престарелой матерью, оставленной в дорсетском пансионе для благородных леди.
В столовой первого класса гудели оживленные разговоры, когда Вива вошла туда вечером. Помещение было помпезное, с росписью стен, зеркалами и массивными люстрами. Девушке, питавшейся до этого консервированными сардинами и вареными бобами, разогретыми на примусе, который она прятала под кроватью, все это казалось прекрасным сном. Ей с трудом верилось, что она может сидеть среди такой роскоши и глядеть на официантов, снующих между столиков с серебряными подносами, на буфеты, полные экзотических фруктов и хороших вин, а иногда на бурлящий мир кухни, ненадолго открывающийся за дверями-вертушками.
Окинув взглядом салон, она с досадой увидела, что в углу ее ждал Гай Гловер, бледный и, как всегда, недовольный. Когда она подошла к столику, он поднял на нее глаза и вяло пошевелил рукой.
Стало гораздо жарче102 градуса, по словам одного из пассажиров, полковника Прайса, который в то утро замучил Виву рассказом о своем карманном термометре и его достоинствах. Пассажиры переоделись в летние нарядылегкие платья, смокинги. Но Гай по-прежнему носил длинное черное пальто и выделялся среди всех словно гробовщик на свадебной церемонии.
Три официанта вскочили, когда она села за столик, Гай даже не привстал.
Она отметила, что он скверно выбритна подбородке остался кустистый пушок, рядом был виден порез, залепленный клочком ваты.
Официант вручил ей меню. За соседним столиком раздался взрыв смеха. «Молодежь», как пожилые пассажиры именовали всех, кто был моложе тридцати, пробовали друг у друга кушанья. Роза и Тори сидели с двумя женщинами, имена которых она не знала, и молодым чиновником по имени Найджел. Роза засмеялась, и светлая прядь упала ей на лицо. Молодой морской офицер наливал вино в бокал Тори. Та кокетливо хлопала ресницами. Недавно она призналась Виве, что ей хочется любви.
Извините за опоздание, сказала Вива.
Я и не заметил, буркнул Гай. Он невольно встретился с ней взглядом и тут же отвел глаза.
Вы уже заказали себе что-нибудь?
Еще нет.
С тяжелым чувством долга она взяла в руки меню.
Так что вы хотите?
О господи, если бы я знал.
Sole Véronique из дуврской камбалыблюдо дня. Полагаю, очень вкусное. На самом деле она понятия не имела, но надо же было что-то сказать. Еще стейк Россини. Лобстер термидор. Блюда на «Императрице» были потрясающие; кто-то сказал, что это как-то зависит от того, что кухонные плиты топили дровами. Как хорошо, добавила она, что сегодня в меню есть Pommes Dauphinoise («Картофель Дофинуа»).
Вообще-то, я тоже умею читать. К его лимитированному инструментарию общения добавился нервный сарказм.
Извините, сказала она.
Поначалу она честно пыталась с ним общаться: спрашивала, рад ли он, что едет домой. «Не очень». Какими видами спорта он занимался в школе. «Никакими». И сейчас она могла бы восхититься росписью стен, красивыми светильниками, спросить, какую песню наигрывал пианист, но ее терпение было уже на пределе.
Воды?
Да, пожалуйста. И, он посмотрел на нее с едва скрытой наглостью, бутылку Pouilly-Fuissé. Официант!
В первый вечер она обидела его, спросив, позволяют ли ему родители пить вино, и он не простил ей этого. «Неужели вы не понимаете, что мне уже восемнадцать лет, а не восемь? заявил он. (Миссис Баннистер говорила, что ему шестнадцать, да он уж точно и не выглядел старше, но Вива не стала спорить.) Не понимаю, почему мои родители решили, что мне нужен сопровождающий».
Так что насчет меню? спросила Вива. Вы готовы что-то заказать?
Пока нет. Он загородился меню.
Она намазала маслом булочку, послушала смех за другими столиками и пианиста, игравшего «Clair de Lune» («Свет луны») Дебюсси.