После сиесты я подумываю выйти в город попить кофе.
Подумываешь? Да ты уже давно все решил! И пить ты будешь вовсе не кофе!
А что?
Спритц!
С чего ты взяла? Да, может, я и не пойду
Пойдешь! Ты пойдешь, даже если, упаси нас Господь, разразится третья мировая война!
Не бойся. В мире установилось равновесие сил. Холодная война!
Но не у тебя!
Ты преувеличиваешь! Азраааа!
Эта неизменная реплика помогала ему забыться сном. Брацо погружался в него, протяжно произнося второй слог имени жены. Это долгое «раааа» всякий раз усыпляло его. Вот интересно, что было бы, если бы ее звали Дженифер? Ведь, проведя год в Англии на курсах усовершенствования, он вполне мог вернуться оттуда с невестой. А если бы его жену, мою потенциальную мать, звали Керт или Нимур? Такое легко могло бы случиться при том уважении, которое отец испытывал к неприсоединившимся странам! Он не мог бы использовать последний слог как колыбельную: как тут уснешь с этим «еееерт» или «муууур»? Подумать только, как мало воздуха пропускают губы, чтобы сказать «Керт» Не говоря уж о «Нимур»! Такие имена следует произносить, когда просыпаешься! Вот откуда на Балканах возникло обязательное требование к мужчинам, даже если их это не слишком занимает, прежде чем жениться, тщательно обдумать все детали! Здесь у нас, вопреки утверждению западных ученых, нет ничего стихийного. Потому что, даже засыпая, Брацо умел оставаться хозяином своей территории. По его мнению, первые секунды сна самые приятные.
В этот момент мозг заказывает сладковатую жидкость и направляет ее прямо на язык! разглагольствовал он, будто окончил факультет биохимии, а не журналистики.
Брацо подремывал на диване. Я делал уроки и смотрел, как он дышит: его рубашка мерно поднималась и опадала. Неожиданно мое сознание пронзила мысль о том, что он может задохнуться и умереть. Я не сводил глаз с его груди. И вдруг рубаха замерла! Грудь его оставалась неподвижной. Никакого шевеления. Он тихонько хрипел, похоже было, что он задыхается!
«Дышит или не дышит? размышлял я. Дышит не дышит, дышит не дышит, дышит не дышит. А вдруг отец испустил последний вздох?»
Несколько секунд я смотрел на него и ничего не ощущал.
Он казался мне мертвым, но я продолжал сидеть, не двигаясь с места. Потом резко вскочил со стула, прижался ухом к его груди и с облегчением услышал, как он выпустил из легких протяжный вздох, и его прерванное дыхание восстановилось.
Дышит!
Пробуждаясь, Брацо обычно бывал молчалив. Он с трудом возвращался из своих снов, и Азра избегала пускаться с ним в какие-нибудь разговоры.
Впрочем, она рискнула упомянуть о сильном морозе, но, по правде сказать, ей просто хотелось, чтобы он остался дома.
Так ли тебе надо выйти? Возьми книгу, поговори с парнем!
Ну-ка, обратился ко мне отец, дай руку. Чувствуешь Он приложил мою ладонь к своему сердцу. Стоит ей только начать мне перечить, у меня тут же случается аритмия!
Вот я и говорю: останься вечером дома хоть разок! Поговори с ребенком!
Позавчера я не уходил.
Еще бы! По телевизору показывали футбол!
Отец стоял на пороге, у меня глаза были на мокром месте. Спустя мгновение я уже плакал: я опять представил, что Брацо может умереть от удушья, и горе буквально затопило меня. Я смотрел на него и думал, что однажды он по-настоящему умрет. По моим щекам текли тихие слезы, и это не ускользнуло от его внимания. Причины моего расстройства отец не понимал; надевая пальто, он кивнул в мою сторону и сказал матери:
Вот результат, Азра! Обязательно надо было довести ребенка? И ушел.
Воскресенье. Температура слегка повысилась. По мнению Азры, снег не имеет права падать в выходные, когда люди отдыхают. Но снежинкам плевать на то, что она думает, поэтому из-за них в окне кухни теперь совсем не видно тополей. Деревья застыли, и это раздражает мою мать не меньше, чем отец, опять колдующий над тушенным по новому рецепту мясом с овощами!
Я смотрел на черную крышку «Pretis» и прислушивался к урчанию в желудке. Пар со свистом вырывался из четырех дырочек. С верхушек тополей на лестницу свалился снежный ком Деревья тщетно пытались тянуться к небу, зима пригибала их. Вверху они были такие же сутулые, как слишком высокие для своего возраста братья Бамбуличи с нашей улицы. Тополя напоминали этих двоих баскетболистов, которые, согнувшись пополам после лыжных тренировок, тащились к Давору попить пивка.
Вдруг черная кнопка перестала выпускать пар. Обед был готов. Азра снимала крышку, когда Брацо ласково остановил ее. Он наклонился над открытой кастрюлей; я поступил так же, и теперь мы все трое разглядывали жаркое по-боснийски.
Глянь-ка, сказал отец, мясо разорвано в клочья. Как душа.
Как это мясо может быть разорвано, как душа?
Я выражаюсь фигурально, господин философ.
Нет, ну, правда, как это душа может разорваться?
Под ударами вульгарности материализма.
Тогда, значит, она не разрывается. Это ветер разносит ее, как клубы пыли весной.
Ты еще слишком мал. Для тебя нет ничего проще, чем фантазировать. Но жизнь это реальность. Вырастешь поймешь!
Мне захотелось добавить в кастрюлю немножко перца! Брацо не ожидал этого, так как не умел противостоять вульгарному материализму. Он набросился на мясо. Меня дико бесило, что он так шумно жует:
Чертова деревенщина! сказал я.
Началось! Сударь любит поскандалить, да еще чертыхается!
А чего? Азра так говорит Да, мам?.. Ты ведь так говоришь?
Я так говорю? Конечно!
Ты все время твердишь: «Чем я так прогневала Господа, что Он поселил меня в этой чертовой дыре»
Да чего уж там. Брацо решил отмахнуться от этого разговора. Опять заладила
Как это «заладила»? возразила Азра, подстрекая его. Были бы мы порядочными людьми, не жили бы здесь!
А что бы ты сказала, если бы тебе пришлось жить в Сибири?
В Сибири не знаю, но здесь это не жизнь!
Да, черт возьми, чего тебе здесь не хватает?
Здесь мы живем не по-людски, а потом и умрем не по-людски!
А как «умереть по-людски»?
А я тебе сейчас скажу! Это умереть там, где после твоих похорон людям не придется отскабливать грязь со своих ботинок!
И что же делают там, в другом месте?
Если ты умираешь там, где пахнет соснами, у людей под ногами скрипят иголки и трещат шишки.
Брацо нравилось слушать, как Азра излагает свой оригинальный взгляд на мир. Главным образом потому, что тогда между двумя кусками у него была возможность осознать глубину ее мысли. Что было совсем небезопасно приходилось выбирать: говорить или есть. Что предпочесть: добрый кусок или слово? Считается, что слово, но мысль склонна к блужданию, а голод способен лишить слова! Хоть и говорят, что думать лучше на пустой желудок, к моему отцу это не относилось. Он редко испытывал голод, что никак не отражалось на ясности его высказываний. Он давно овладел искусством разговаривать с набитым ртом. И его спасало нежелание произносить банальности, перечислять все свои невзгоды. Так что он не сбивался в своих рассуждениях.
То есть умереть на море это преимущество?
Преимущество жить на море! И следовательно, там же умереть!
Насколько мне известно, мертвому плевать, где он умер! вставил я, вмешиваясь в разговор.
Ты прав, Алекса! Плевать!
Ну-ну, шли бы вы со своими придирками! Все равно, были бы мы сливками общества жили бы на берегу моря!
«Новое понижение температуры. Столбик термометра показывает минус тридцать три градуса. 1971 год стал самым холодным; накрывающая нашу страну ледяная волна идет с Украины и продержится еще как минимум неделю» с такого сообщения радио Сараева начало свой дневной прогноз погоды.
А эти скоты по-прежнему ничего не делают! горячилась Азра, пока Брацо дремал на диване.
Я смотрел, как дышит отец, и размышлял о том, возможно ли, чтобы он сдулся? Как камера футбольного мяча!
«Дышит или не дышит? думал я. Дышит. Не дышит. Дышит. Не дышит»
На сей раз я не чувствовал необходимости вскакивать со стула, даже при виде неподвижной отцовской груди.
Следующие нескольких секунд я вновь безучастно следил за его грудью. Мать мыла посуду, а у меня вдруг почему-то началось сильное сердцебиение.
Приложи руку к моему сердцу, попросил я Азру.
Ничего страшного, ты молодой и здоровый. У тебя есть лыжи. Пойди покатайся.
Что-то заставило меня оторваться от раскаленной добела печки и выйти из дому на мороз. Как будто это я был влюблен в Сибирь, а не отец. Спускаться по улице Авдо Ябучице с ее изгибами, змеящимися до самого военного госпиталя, полный бред. Азра говорила, что выданные профсоюзом лыжи «последний писк моды». Я сильно вспотел, пока надевал ботинки и застегивал крепления, и теперь лез вверх по склону, к дому Лазаревичей. Я и не думал поступать как все и карабкаться по обледенелой лестнице. Но достаточно мне было услышать пронзительные крики и увидеть мальчишек с нашей улицы на санках, на коньках, на лыжах кто как мог, чтобы в мгновение ока изменить свое решение. Я не любил оставаться в стороне.
На моих глазах двое мальчишек, самых младших, на полной скорости скатились с горы и въехали на лестницу. От страха или от удовольствия они вопили:
Разойдиииись! Поберегиииись!
Им удалось избежать столкновения и обогнать мчащихся перед ними санников и лыжников.
Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди! Разве я могу сдрейфить? Я, как Жан-Клод Килли, придал своему телу обтекаемую форму и ринулся вниз по лестнице. Я видел, как прямо на меня несется вход в военный госпиталь! Вместо того чтобы сделать резкий поворот и затормозить, мои ноги продолжали движение вперед. Я размахивал руками во все стороны. Улица Горуша круто шла вниз, и вахтенному солдату пришлось открыть ворота госпиталя, чтобы я не врезался в них. Я пронесся мимо стража, словно пушечное ядро.
Потише, парень! Так ты угодишь прямиком в канаву!
Кухня военного госпиталя располагалась на первом этаже. Я налетел на разгружавшего картофель повара и втолкнул его в подвальное окно, так что бедолага оказался в корыте с фасолью.
Недо, мой двоюродный брат с материнской стороны, плохо слышал и поэтому разговаривал жутко громко. Он работал шофером, а в свободное время увлекался скульптурой. У него были здоровенные ручищи, он любил женщин, и поговаривали, будто, проведя в его объятиях четверть часа, злополучные красавицы имели жалкий вид и напоминали выжатый лимон. Все свои высказывания он обычно начинал или оканчивал одинаково: «Короче сам знаешь»
Только бабам не вздумай так сказать, они примут тебя за слабака!
Я еще мал, мне до них дела нет!
В жизни мужика только это и важно!
Брацо воспользовался тем, что Азра моет посуду, и шепнул Недо на ухо:
Он слишком задумчив для своего возраста. Нашел бы ты ему девчонку!
Скажи-ка, Алекса, ты дрочить уже пробовал?
Чего?
Я украдкой бросил взгляд на мать. Звон посуды и шум льющейся из крана воды мешали ей слышать наш разговор.
«Чтобы потом меня звали дрочилой?» подумал я.
Пора бы уже начать!
Нет! Я еще слишком мал!
Недо отвел меня в сторонку:
Набираешь полную ванну горячей воды, запираешься, залезаешь в воду и шуруй правой!
Но я левша! яростно воспротивился я.
Ну короче сам знаешь
Красный от злости, разъярившись на Недо, я на всех парах выскочил на мороз. У меня не было желания возвращаться, и я решил ждать, пока Недо не уберется на принадлежащем строительной фирме «Враница» грузовике с красными номерными знаками.
Той же ночью, лежа в постели, я увидел, как на ковре появилась тень открывающейся двери. Подняв глаза, я разглядел отцовский силуэт. За его спиной, в коридоре, горел свет. Он подошел к моей постели и бросил быстрый взгляд в сторону матери. Она спала. Из-под стеганого одеяла торчали одни бигуди.
Мм, промычал он мне прямо в ухо. А все ее ревматизм Потому-то она так расхваливает жизнь у моря. Но мы тоже не лыком шиты! Мы югославы! А ты знаешь, сколько нас по всему миру?
Да, знаю!
Хочешь, я тебе скажу?
Не сейчас! Завтра!
Он наклонился слишком близко ко мне. Алкогольные пары вызывали у меня тошноту, а когда он напивался, его тянуло порассуждать о нашей истории; слушая, как он перечисляет наших соотечественников, я и сам опьянел!
Уснул я в конце зимы, а проснулся весной.
«Температура повышается Уровень воды в югославских реках вызывает озабоченность» сообщили в сводке погоды от Гидрометеорологического института. Далее следовало развернутое изложение подробностей и череда цифр, в которых я ничего не смыслил.
Пришла весна, опровергнув опасения Азры, непоколебимо убежденной в том, что ледниковый период надолго сковал Сараево! Приход весны можно было заметить по робко зеленеющим верхушкам деревьев перед нашим домом. Желание стать сливой, грушей и даже вишней покинуло меня. За окном спокойно поджидали перемен тополя. Дул слабый ветер, и доносящийся до моих ушей гул напоминал звук закипающей на плите воды для кофе. Теперь, когда девочки поднимались по лестнице в мини-юбках, во мне постепенно пробуждалась весна. Красавицы отличались друг от друга не только длиной, цветом и покроем юбок, но и скоростью, с которой они преодолевали подъем. Скачущие вверх через несколько ступенек еще больше обнажали свои ножки, зато не вызывали никаких эмоций, когда спускались. Движение вниз придает человеческому телу какую-то отталкивающую черту.
Я сходил в дровяной сарай за поленьями для котла. Потом повернул кран, наполнил ванну очень горячей водой. И последовал совету Недо.
И что будет, если наполнить ванну?
Ничего. Короче сам узнаешь!
Вершины тополей посверкивали в лучах вечернего солнца, но такая красота длилась несколько секунд. Благодаря искрам, высеченным из моей головы и тела девичьими коленками, ртуть в термометре заметно подскочила.
Смена времен года, а особенно приход лета существенно повлияли на психологический климат семьи Калем. Атмосфера была жизнерадостной, и, хотя на весеннем солнце отчетливей стали видны бороздящие лоб морщины, насупленные лица исчезли. К моему величайшему удовольствию. Солнце способствовало птичьему щебету и человеческой болтовне. Азра уже вовсю готовилась к намеченному на август путешествию.
Ах, боже мой если бы я могла уже быть там! вздыхала она.
Что тебя держит?
Может, на этот раз поедем вместе?
Ты прекрасно знаешь, что из-за аритмии врач запрещает мне бывать на сильной жаре.
Тогда поеду с Алексой.
С удовольствием провожу вас до Дубровника. Ах, до чего же славно после хорошего купания полакомиться мороженым в кафе!
И охота тебе врать?
Врать?
Ты никогда не любил мороженое!
Я?.. Никогда не любил мороженое? Я ел его в Праге, на конгрессе Третьего интернационала, если хочешь знать! К тому же в разгар зимы! А тебе, милочка моя, даже невдомек, что его и зимой можно есть!
На самом деле Брацо не терпелось увидеть, что мы уезжаем. И тогда уж он от души сможет предаться операции «буль-буль»!
На-ка, тут немного карманных денег для Алексы. Отложил из тринадцатой зарплаты
Ты и впрямь принимаешь меня за идиотку! Заместитель министра зарабатывает чертову уйму денег! Почему бы в один прекрасный день не сказать мне честно, сколько ты получаешь?
Ну, знаешь, ты слишком многого от меня хочешь!
И они прекратили разговор; еще слово и случился бы скандал. И все же по тому, как Азра смотрела на Брацо, было ясно, что она не отказалась от мысли проникнуть однажды в тайну его чиновничьего оклада.
Если когда-нибудь загорание внесут в список олимпийских видов спорта, Азра получит золотую медаль. Едва приехав в Дубровник и еще даже не распаковав чемоданы, она прежде всего купила у нашего хозяина оливковое масло. Сначала она с ног до головы вымазала меня, а потом насквозь пропитала маслом свое тело. Стоя спиной к старой городской стене, мы были похожи на двух приговоренных в ожидании расстрельной команды.
Солнце лучше впитывается стоя, так витамин D проникает до костей, пояснила мать.
То есть лучше умереть стоя?
Забудь на время о смерти, здесь не место.
Но ведь ты же сама говорила, что лучше умереть на море, а не в Сараеве!