Я будто в саду. Она слабо улыбнулась и протянула руки, чтобы обнять папу и потом меня. Я знаю, что ты хочешь сказать мне, Крис. Но ведь пока я не упала, я танцевала неплохо, верно?
Во всем виновата развязавшаяся лента, сказал я, пытаясь защитить ее от папиного гнева. Если бы не она, ничего бы не случилось.
У меня не перелом? спросила она у папы.
Нет, дорогая, просто порваны связки и повреждено несколько хрящей, но все уже прооперировано. И он подробно, сидя на кровати, рассказал ей обо всех повреждениях, в серьезность которых ей так не хотелось верить.
Мама подумала вслух:
Я никак не могу понять, почему она развязалась. Я всегда очень тщательно подшиваю ленты сама, никому не доверяя.
Она уставилась куда-то в пространство.
У тебя что-нибудь болит? спросил отец.
Ничего, ответила она досадливо, будто ее от чего-то отвлекли. А где Барт? Почему он с вами не поехал?
Ты же знаешь Барта. Он ненавидит больницы и больных, как, впрочем, и все остальное. Эмма позаботится о нем и о Синди. Но тебя мы все ждем домой, поэтому обещай слушаться своего врача, сестер и не упрямиться.
А что со мной не так? нервно спросила она, и я тоже насторожился.
Всем нутром я чувствовал, что сейчас что-то страшное обрушится на всех нас.
Колено твое совсем плохо, Кэти. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что тебе придется передвигаться в инвалидном кресле, пока окончательно не заживут связки.
В инвалидном кресле?! повторила она с таким ужасом, будто речь шла об электрическом стуле. Что именно у меня повреждено? Ты что-то от меня скрываешь! Ты щадишь меня и не говоришь правды!
Когда врачи установят точный диагноз, тебе все сообщат. Но одно можно с определенностью сказать уже сейчас: ты больше никогда не сможешь танцевать. Мне сказали, что преподавать танец ты тоже не сможешь. Никаких танцев, даже вальса.
Говорил он все это очень твердо, но в глазах его были боль и сочувствие.
Она не могла поверить, что такое невинное падение оказалось столь роковым для нее.
Никогда не смогу танцевать?.. Ничего не смогу?..
Да, ничего, повторил он. Прости меня, Кэти, но я ведь предупреждал. Пересчитай в уме количество повреждений твоего злосчастного колена. Может ли человеческое тело выдержать такое? Теперь даже ходить ты будешь не так легко и беззаботно, как прежде. Так что слезами не поможешь. О танцах забудь.
Она заплакала, уткнувшись ему в плечо, а я сидел возле них и внутренне рыдал, как будто это мне надо было забыть о балете на всю жизнь.
Ничего, Джори, проговорила наконец мама, осушив слезы и выдавив из себя неуверенную улыбку. Если мне нельзя танцевать, я найду себе занятие поинтереснеехотя один Бог ведает, что это может быть такое.
Еще одна бабушка
Через несколько дней мама вполне оправилась, и тогда папа принес в больницу портативную пишущую машинку и множество письменных принадлежностей. Он сгреб все со стола, повернул к свету кровать и улыбнулся маме своей обворожительной улыбкой.
Самое время закончить эту книгу, которую ты начала так давно, сказал он. Просмотри свои старые записи и выброси к чертям все, что может тебе напомнить о неприятностях. Пусть они сгорят вместе со всеми бывшими несчастьямитвоими и моими. Упомяни только о Кори и Кэрри. И будь милостива ко мне, Джори и Барту, потому что мы все потрясены происшедшим.
О чем он? Я не понимал ни слова.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу таинственным взглядом, а потом мама взяла из его рук старую тетрадь и открыла ее на первой попавшейся странице. Я увидел ее крупный, старательный девчоночий почерк.
Не уверена, что смогу, тихо проговорила она. Это как будто прожить жизнь сначала. И возвратить назад всю боль.
Взгляд ее показался мне очень странным.
Поступай как считаешь нужным, Кэти, покачал головой отец. Но мне кажется, ты не зря начала когда-то писать. Может быть, это будет начало твоей новой карьеры, и более удачной, чем прежняя.
Мне показалась дикой сама мысль, что писательство может заменить балет, но, когда я на следующий день пришел в больницу, мама уже строчила как сумасшедшая.
На ее лице при моем появлении ничто не отразилось: мыслями она была в своей книге. Я почувствовал ревность.
Надолго ли? спросила она у отца, который подвез меня.
Мы все собрались здесь в ожидании и напряжении: Эмма с Синди на руках и я, вцепившийся в руку Барта. Папа поднял маму с кресла и посадил в инвалидную коляску, взятую напрокат.
Барт глядел на коляску с отвращением, а Синди кричала: «Мама, мама!»
Синди не слишком озадачило исчезновение мамы, так же как и ее возвращение домой; зато Барт брезгливо отступил назад и смерил маму взглядом с головы до ног, будто рассматривал незнакомку. После этого он молча повернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь. На лице мамы появилось болезненное выражение, она позвала:
Барт! Ты даже не хочешь поздороваться со мной после разлуки? Ты не рад, что я снова дома? Я по тебе так скучала. Я знаю, что ты не любишь больницы, но мне бы хотелось, чтобы ты навестил меня. Мне также понятно, что тебе неприятен вид этой коляски, но я ведь в ней не навсегда. А инструктор по физической терапии показала мне, как много можно делать, сидя в такой коляске Мама замолчала, потому что Барт взглянул на нее так, что она осеклась.
Ты глупо выглядишь, когда сидишь в ней, сказал Барт, сдвинув брови. Мне это не нравится!
Мама нервно рассмеялась:
Ну, честно говоря, мне она тоже не нравится это не самое лучшее, на чем мне пришлось восседать. Но это не навсегда, только пока не заживет мое колено Барт, будь добр к своей матери. Я прощаю тебе, что ты не пришел ко мне в больницу, но я не прощу тебя, если ты больше не чувствуешь любви ко мне.
Все еще хмурясь, он отступил назад, когда она попыталась тихонько подъехать к нему.
Нет! Не прикасайся ко мне! истерически закричал он. Ты не должна была ехать на этот спектакль! Ты сделала это нарочно, поэтому и упала! Ты сделала это, чтобы не быть вместе со мной дома, чтобы не видеть меня! Теперь ты будешь ненавидеть меня за то, что я остриг волосы Синди! А еще ты хочешь наказать меня тем, что уселась в эту чертову коляску, которая тебе совсем не нужна!
Стремительно повернувшись, он побежал на задний двор, но поскользнулся и упал. Поднявшись, будто за ним гонятся, он побежал опять, но врезался в дерево и вскрикнул от боли. Я видел, что нос его расквашен до крови. Как же можно быть таким неуклюжим!
Папа вкатил коляску в дом, причем Синди с восторгом восседала на маминых коленях. Там он попытался объяснить поведение Барта:
Не ужасайся его выходкам, Кэти Он еще придет и раскается. Он ужасно скучал по тебе. Я слышал, как он плакал по ночам. А его новый психиатр, доктор Хермес, считает, что Барт изменился к лучшему. Его враждебность постепенно сглаживается.
Мама ничего не сказала, просто сидела и без конца гладила пушистую головку Синди с коротенькими-прекоротенькими волосиками. Синди теперь выглядела скорее как мальчик, хотя Эмма и попыталась прицепить бантик к ее пушку. Наверное, папа успел все рассказать маме о волосах Синди, поэтому она не задавала никаких вопросов.
Перед сном, когда Барт уже лежал в постели, я побежал в гостиную за своей книжкой и вдруг услышал мамин голос из ее комнаты:
Крис, что мне делать с Бартом? Я пыталась доказать ему свою любовь, но он отверг меня. А что он сделал с Синди, беспомощным маленьким существом, которое всем так доверяет? Ты хотя бы отшлепал его? Ты как-нибудь наказал его за это? Несколько недель, проведенных в изоляции от всех, научат его послушанию.
Эти слова меня ужасно расстроили. Я побежал в спальню, залез в постель и начал в который раз рассматривать стены, обклеенные проспектами с изображением знаменитых танцоров Джулиана Марке и Кэтрин Дал. Не в первый раз я задавал себе вопрос: каков же был мой настоящий отец? Сильно ли он любил мать? Любила ли она его? И была бы моя жизнь счастливее, если бы он не умер еще до моего рождения?
После моего отцавысокого человека с черными глазами и волосамиу нее был другой муж, Пол. Говорят, Бартего сын. Его ли он сынили?.. Я не смог даже в мыслях произнести до конца этот вопрос, настолько кощунственным он был.
Я закрыл глаза, чувствуя, что напряженность в нашем доме все сгущается. Как будто невидимый меч занесен над всеми нами, и только один Бог ведает, когда он пойдет крушить всех подряд.
* * *
Вечером следующего дня я поймал отца одного в кабинете и обрушил на него все вопросы, которые накопились:
Папа, с Бартом надо что-то делать. Он пугает меня. Я не понимаю, как мы будем жить с ним дальше в одном доме. Мне кажется, он сходит с ума, если уже не сошел.
Отец закрыл лицо ладонями:
Джори, я сам не знаю, что делать. Если Барта отослать в интернат, мама не перенесет этого. Ты не знаешь, что ей пришлось пережить. Не думаю, что она сможет вынести еще один ударпотерять Барта. Это убьет ее.
Но не надо убивать ее! страстно закричал я. Давай ее спасать! Надо просто запретить Барту видеться с теми соседями, которые наговаривают ему какую-то ложь. Папа, он все время ходит к ним, а та старая дама сажает его к себе на колени и, наверное, такое ему рассказывает, что когда он возвращается, то становится чудны́м, поступает и рассуждает как старик и говорит, что ненавидит женщин. Это все она, папа, эта старуха в черном, она влияет на него. Когда они долго не видятся, Барт становится прежним.
Папа посмотрел на меня очень странным взглядом, будто я подал ему какую-то мысль. У него, как всегда, были назначены на этот день пациенты, но он снял трубку, позвонил в свою больницу и сказал, что сегодня не приедет, так как у него дома неотложные дела. И они в самом деле были неотложными, клянусь вам!
Как часто я смотрел на Криса, третьего мужа моей матери, и втайне желал, чтобы он был моим кровным отцом! Но в этот день, когда он отложил все, чтобы спасти Барта и маму, я понял, что он и в самом деле мне отец.
В тот вечер после обеда мама пошла в свою комнату поработать над книгой. Синди была уже уложена, а Барт был во дворе. Мы с папой оделись потеплее и незаметно выскользнули из дома.
Было сыро и туманно. Мы шли бок о бок к массивному мрачному особняку с черными железными воротами.
Доктор Кристофер Шеффилд, представился отец в переговорное устройство. Мне нужно повидаться с хозяйкой.
Когда ворота сами открылись и мы вошли, он спросил, почему я не поинтересовался, как зовут эту даму. Я пожал плечами. Мне и в самом деле казалось, что ей не нужно имени. Барт всегда называл ее просто бабушкой.
У двери папа стукнул в гонг медным молоточком. После некоторого ожидания послышались шаркающие шаги, и на пороге предстал Джон Эймос Джексон.
Хозяйка быстро устает, проговорил он. Старайтесь не расстраивать ее.
У него были запавшие щеки, узкое, длинное лицо, сгорбленная спина и трясущиеся руки.
Я с удивлением посмотрел на папу: он был явно озадачен и хмурился. Мы вошли в дверь, открытую для нас. Лысый старик куда-то исчез.
В кресле-качалке сидела хозяйка дома, одетая во все черное.
Простите за вторжение, начал папа, внимательно вглядываясь в лицо женщины, меня зовут доктор Кристофер Шеффилд, я ваш сосед. А это мой старший сын Джори, вы с ним уже встречались.
Она казалась очень обеспокоенной и взволнованной, когда молча указала нам на стулья. Мы присели на краешек, показывая, что не будем задерживаться надолго. Секунды казались нам часами. Отец подвинулся к ней ближе и произнес:
У вас прекрасный дом. Он оглядел хорошую мебель, картины на стенах и еле слышно пробормотал: Мне кажется, я это где-то уже видел.
Лицо дамы было покрыто черной вуалью. Она низко склонила голову. Ее руки лежали на коленях и, казалось, просили извинения за молчание.
Я прекрасно помнил, что при мне она разговаривала. Почему она изображает немую? Она сидела прямо и неподвижно, и лишь тонкие аристократические руки выдавали ее. Руки, унизанные кольцами, нервно теребили жемчужное ожерелье, которое, я знал, она надевала на шею под вуалью.
Вы не говорите по-английски? спросил отец сдавленным голосом.
Она поспешно кивнула, давая понять, что понимает по-английски. Папа озадаченно нахмурил брови.
Тогда давайте перейдем к причине нашего визита. Мой сын Джори сказал мне, что вы близко знакомы с моим младшим сыном Бартом. Джори говорил, что вы дарите мальчику дорогие вещи и кормите его конфетами, между прочим, перед обедом. Извините меня, миссис миссис?..
Он подождал некоторое время, но она не назвала себя, и он продолжил:
В следующий раз, когда Барт посетит вас, пожалуйста, отошлите его домой без подарков. Барт натворил много такого, что заслуживает наказания. Недопустимо, чтобы между ребенком и родительским авторитетом стоял незнакомый нашей семье человек. Ваши поощрения имеют самые плачевные последствия.
Все это время отец почему-то старался увидеть ее руки, хотя дама прятала их от его взгляда. Отчего это? Что все это значит? Или эти дорогие сверкающие кольца так привлекли его внимание? Я никогда не думал, что папе нравятся подобные вещи, потому что мама никогда ничего, кроме серег, не надевала.
В это время отец слегка отвлекся, рассматривая одну из картин, написанных маслом, и дама в черном вновь схватилась за нитку жемчуга на шее. Отец вздрогнул и резко повернулся. То, что он сказал, поразило и меня, и ее:
Перстни на ваших рукахя их видел раньше!
Она всплеснула руками в широких рукавах, обнажив их, и папа вскочил на ноги, как ударенный молнией. Он уставился на даму, затем быстро обошел всю комнату, разглядывая вещи, и опять вплотную подошел к ней. Она сгорбилась в кресле.
Все лучшее что можно купить за деньги проговорил отец, четко разделяя слова.
В его голосе было столько непонятной горечи. Да и дальше я уже ничего не мог понять.
У блистательной и аристократической миссис Бартоломью Уинслоу все должно быть самое лучшее, проговорил он. Почему же, миссис Уинслоу, у вас не хватило здравого смысла спрятать эти перстни? Тогда, возможно, ваш обман и сошел бы вам с рук, хотя я сомневаюсь, что надолго. Я слишком хорошо знаю не только ваш голос, но и ваши жесты. Вы носите черные обноски, но пальцы ваши унизаны драгоценностями. Разве вы не помните, что эти вещички сделали со всеми нами? Или вы думаете, что я забуду когда-нибудь дни страданий от холода и жары, от одиночества? Вся наша больв этой нитке жемчуга и в этих перстнях!
Я был совершенно потрясен. Никогда раньше мне не приходилось видеть отца таким расстроенным. Он был не из той породы людей, что мгновенно впадают в депрессию или истерику. Так кто же эта женщина, которая известна ему и совсем, оказывается, неизвестна мне? Почему он назвал ее миссис Уинслоу, да еще Бартоломью Уинслоуполным именем моего брата Барта? Если она и в самом деле настоящая бабушка моего сводного брата, значит Барт не сын Пола, второго мужа мамы?
А папа тем временем продолжал вопрошать:
Отчего же, миссис Уинслоу, отчего? Или вы полагали, что сможете спрятаться здесь, по соседству с нами? Как вы непредусмотрительны: ведь даже ваша манера сидеть и держать голову выдает вас. Разве вы себя еще не исчерпали в своей злобе ко мне и к Кэти? Да, вы на этом не остановитесь! Мне следовало догадаться, кто искушает Барта и что стоит за его диким поведением! Что вы сделали с нашим сыном?
Нашим сыном? переспросила она. Вы имеете в видус ее сыном?
Мама! вскрикнул отец и тут же, спохватившись, виновато взглянул в мою сторону.
Я во все глаза смотрел на них и думал, как это все странно и удивительно. Значит, это его мать; в таком случае она действительно бабушка Барта. Но тогда почему она миссис Уинслоу? Если она его мать и мать Пола, тогда она должна быть миссис Шеффилдведь так?
Теперь заговорила она:
Сэр, мои перстни вовсе не так уж исключительны. Барт рассказал мне, что вы ему на самом деле не отец, поэтому прошу вас покинуть мой дом. Обещаю вам больше не заманивать сюда Барта. Я никому не хочу причинить вреда.
Мне показалось, что она на что-то намекает отцу взглядом. Наверное, они не хотели о чем-то говорить в моем присутствии.
Дорогая моя мама, ваша игра сыграна.
Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Не обращая внимания на ее слезы, отец резко спросил:
Когда вас отпустили врачи?
Прошлым летом, прошептала она. Руки ее были судорожно сжаты. Еще перед тем, как поселиться здесь, я поручила моим поверенным помочь вам с Кэти приобрести дом и землю по вашему выбору. Моя помощь должна была быть анонимной, я знала, что вы не примете ее.