Доверить это все легкомысленной Дилис, конечно же, было невозможно, тем более что я сама не была во всем этом уверена. Поэтому я написала ей многословное и легкомысленное послание, радуясь, что со мной случилось нечто достойное рассказа.
Прошло три недели после нашей встречи, когда Гэбриел принял решение, и день, когда он начал рассказывать мне о своем доме, ознаменовал собой перемену в наших отношениях.
Мы были в пустоши, лежали, растянувшись на земле, и он, выдергивая траву пучками, заговорил:
Интересно, как бы вам понравился наш дом?
Да, он должен мне понравиться. Он ведь очень старый. Меня всегда увлекали старинные здания.
Он кивнул, и в его глазах снова появилось отстраненное выражение.
Забавы, тихо произнесла я. Какое милое название. Как будто люди, которые придумали его, собирались повеселиться на славу.
Гэбриел печально усмехнулся и, немного помолчав, начал рассказывать, причем говорил с такой интонацией, будто пересказывал заученный текст.
Дом построили в середине шестнадцатого века. Когда Кёрклендское аббатство упразднили, здание передали моим предкам. Они разобрали его и из этих камней выстроили дом. Поскольку это было место, где должно было царить веселье Похоже, мои предки были веселыми людьми: они назвали дом Кёрклендские Забавы в противоположность Кёрклендскому аббатству.
Так значит, ваш дом сложен из камней, из которых раньше было построено аббатство?
Тонны камней, негромко произнес Гэбриел. Немалая часть аббатства сохранилась до наших дней. С моего балкона видны его древние серые арки. При определенном освещении может показаться, что это вовсе и не руины и даже трудно поверить, что это руины. Иногда кажется, что я вижу, как среди этих камней безмолвно бродят монахи в серых облачениях.
Интересно. Представляю, как вам это нравится.
Это место завораживает каждого, кто его видит. Как, впрочем, и все старинное. Только представьте, самому дому каких-то триста лет, но камни, из которых он выстроен, были обтесаны еще в двенадцатом веке. Конечно, это не может не производить впечатление. Вы тоже это почувствуете, когда
Он замолчал, и я заметила, как его изящно очерченные губы тронула медленная улыбка.
Я по натуре человек прямой и никогда не умела ходить вокруг да около, поэтому сказала:
Вы предлагаете мне его увидеть?
Улыбка на его губах стала шире.
Я же был гостем в вашем доме. И был бы рад, если бы теперь вы посетили мой. И тут его словно прорвало. Мисс Кордер, скоро мне нужно будет возвращаться.
А вам этого не хочется, да, мистер Рокуэлл?
Думаю, мы с вами успели стать близкими друзьями, промолвил он. Во всяком случае, я это чувствую.
Мы знакомы каких-то три недели, напомнила я.
Но обстоятельства исключительные. Прошу, зовите меня Гэбриел.
Поколебавшись, я рассмеялась.
Что значит имя? Наша дружба не может стать крепче или ослабнуть, зови я вас хоть по имени, хоть по фамилии. Что вы собирались мне сказать, Гэбриел?
Кэтрин! почти прошептал он, повернулся на бок и, опершись на локоть, посмотрел на меня. Вы правы. Я не хочу уезжать.
Я не глядела на негобоялась, что мой следующий вопрос прозвучит грубо, но не удержалась и все же задала его:
Почему вы боитесь возвращаться?
Гэбриел отвернулся.
Боюсь?! воскликнул он. Кто сказал, что я боюсь?
Значит, мне показалось.
Между нами на несколько секунд повисло молчание, потом он произнес:
Как бы мне хотелось показать вам Забавы аббатство. Как бы хотелось
Расскажите о них, попросила я и прибавила: Если хотите только если хотите.
Я хочу рассказать вам о себе, Кэтрин.
Так сделайте это.
Последние недели были самыми интересными, самыми счастливыми в моей жизни, и все благодаря вам. Причина, по которой мне не хочется возвращаться в Забавы, проста. Мне придется расстаться с вами.
Мы могли бы встретиться снова.
Гэбриел снова повернулся ко мне.
Когда? спросил он, и в его голосе послышалисьили мне это показалосьсердитые нотки.
Когда-нибудь. Знаем ли мы, сколько нам осталось?
Как странно вы говорите Как будто думаете, что кто-то из нас или мы оба можем завтра умереть. Его щеки немного зарумянились, отчего глаза как будто загорелись еще ярче. Никто не знает, когда придет его смертный час.
Какие мрачные речи. Мне девятнадцать. Вы говорили, что вам двадцать три. Люди нашего возраста не думают о смерти.
Но, очевидно, не все. Кэтрин, вы выйдете за меня?
Должно быть, потрясение, которое я испытала в тот миг, со всей очевидностью отразилось на моем лице, потому что Гэбриел рассмеялся.
Вы посмотрели на меня как на полоумного. Вам кажется странным, что кто-то хочет на вас жениться?
Я не могу отнестись к вашим словам серьезно.
Вы должны, Кэтрин. Я спрашиваю в высшей степени серьезно.
Но как вы можете говорить о браке после столь краткого знакомства?
Мне оно не представляется таким уж кратким. Мы с вами встречались каждый день. Я знаю, что кроме вас мне никто не нужен, и хочу только одного: быть с вами.
Я замолчала. Что бы там ни думала обо мне Фанни, до сих пор у меня не возникало мыслей о браке с Гэбриелом. Мы с ним стали близкими друзьями, и я бы затосковала, если бы он уехал, но когда я задумалась о замужестве, он показался мне почти незнакомцем. Гэбриел пробуждал во мне любопытство, был не похож ни на кого из тех, кого я знала, и благодаря таинственности, окутывавшей его личность, меня к нему влекло. Но до сей минуты я воспринимала его исключительно как человека, посланного мне провидением в важную для меня минуту. Я так мало знала о нем и ни разу не встречалась с его родственниками. Более того, когда речь хотя бы ненадолго заходила о его доме, я тут же начинала чувствовать, что Гэбриел отстраняется от меня, как будто в его жизни были тайны, которые он не готов со мной разделить. Ввиду всего этого мне показалось очень странным, что он вдруг решил сделать мне предложение.
Гэбриел продолжил:
Каков ваш ответ, Кэтрин?
Мой ответ: нет, Гэбриел. Мы многого не знаем друг о друге.
Вы хотите сказать: вы многого не знаете обо мне.
Может быть, это я и хотела сказать.
Но что вы желаете знать? Мы оба любим лошадей и собак, нам приятно общество друг друга. С вами мне весело и радостно. Можно ли хотеть от жизни чего-то большего, чем ощущать радость и быть счастливым?
А с другими у вас дома С ними вам невесело? С ними вы счастливы?
Только с вами я чувствую себя полностью счастливым. Ни с кем другим я не смеялся так искренне.
Не самый прочный фундамент для семейной жизни.
Вы осмотрительны, Кэтрин. Вам кажется, что я слишком тороплюсь.
В это мгновение я вдруг почувствовала, как одиноко мне будет, если он уедет, и я торопливо произнесла:
Да, вы правы. Просто мне кажется, что мы слишком спешим
Во всяком случае, ответил Гэбриел, мне не нужно опасаться соперника. Не говорите «нет», Кэтрин. Подумайте о том, как сильно мне этого хочется и попытайтесь сами хоть немного этого захотеть.
Я встала. У меня пропало желание оставаться в пустоши. Гэбриел не возражал, и мы поскакали в деревню, где он со мной и попрощался.
Подъехав к конюшне, я увидела Пятницу. Он ждал меня. Пес всегда знал, когда я уезжаю на прогулку, и неизменно встречал меня в конюшне.
Терпеливо дождавшись, пока я передам Ванду одному из конюхов, Пятница бросился ко мне, изо всех сил показывая радость от моего возвращения. Многие собаки обладают этим чудесным качеством, но у Пятницы оно было развито сильнее, чем у других, потому что соседствовало с необычайной покорностью.
Он стоял рядом, когда мое внимание было устремлено на что-то другое, терпеливо дожидаясь своей очереди. Думаю, у него навсегда остались воспоминания о былых несчастьях, и потому в его неуемном обожании всегда чувствовались глубокая покорность и благодарность.
Я взяла пса на руки, и он принялся самозабвенно обнюхивать мою одежду.
Я обняла его. С каждым днем я привязывалась к Пятнице все сильнее, и любовь к нему почему-то усиливала мои чувства к Гэбриелу.
Войдя в дом, я задумалась о том, какой была бы моя семейная жизнь с Гэбриелом. Я уже начинала чувствовать, что могу размышлять об этом, не испытывая отвращения.
Какой станет моя жизнь в Глен-хаусе после отъезда Гэбриела? Я буду кататься на Ванде, гулять с Пятницей, но это ведь не может продолжаться вечно. Придет зима, а в здешних вересковых пустошах зимы суровые. Бывают такие дни, что и из дому не выйдешь, а если выйдешьрискуешь замерзнуть насмерть во время снежной бури. Я представила себе долгие мрачные дни в доме утомительная, монотонная череда. Да, может вернуться дядя Дик, но его визиты не бывают продолжительными, и я прекрасно помнила, что после его отъездов жизнь начинала мне казаться еще более беспросветной.
Я подумала, что должна бежать из Глен-хауса. И мне предлагали способ это сделать. Если я откажусьне буду ли жалеть об этом до конца своих дней?
Гэбриел время от времени заезжал к нам на обед. Когда это случалось, отец всегда выходил к столу и даже старался вести себя как радушный хозяин. Я видела, что он не испытывает неприязни к гостю. Когда в доме появлялся Гэбриел, губы Фанни складывались в насмешливую улыбку. Я знала: ей казалось, что он пользуется нашим гостеприимством и, когда придет время покинуть наши края, тут же позабудет о нашем существовании. Фанни, которая никогда ничего не давала, всегда боялась, что у нее что-нибудь отнимут.
Хватало и скрытых намеков на мои «надежды» в отношении Гэбриела. Фанни никогда не была замужем и не сомневалась, что если женщина желает вступить в брак, то это потому, что рассчитывает быть обеспеченной едой и одеждой до конца жизни. Что же до мужчин, чьей обязанностью это является, то, разумеется, они лишь ищут возможность «взять то, что хочется» (это выражение Фанни), даже не стараясь дать взамен что-то большее. Ценности Фанни были исключительно материальными. Мне страстно хотелось сбежать от них, и я понимала, что с каждым днем отдаляюсь от отца и Глен-хауса и все больше приближаюсь к Гэбриелу.
Был май, дни стояли теплые и солнечные, и я с радостью уезжала из дома в пустоши. Теперь мы с Гэбриелом разговаривали о нас и в нем появилась какая-то лихорадочность. Он казался мне похожим на человека, который то и дело оглядывается, словно ища преследователя; часто Гэбриел с горечью отмечал, как быстро бежит время.
Я снова попросила его рассказать о Кёрклендских Забавах, и он с готовностью откликнулся, как видно, потому, что уже убедил себя в том, что я приму его предложение и этот дом станет не только его, но и моим.
В моем представлении это был окутанный туманом серый величественный особняк, сложенный из старинных камней. Я знала, что там есть балконГэбриел не раз упоминал о нем, и рисовала в своем воображении виды, которые открываются оттуда, ибо Гэбриел много раз мне их описывал. Балкон этот, судя по всему, был его любимым местом.
Я знала, что оттуда видно реку, змеящуюся по лугам, леса, кое-где спускающиеся к реке, и в четверти мили от доманагромождение древних камней с возвышающимися красивыми арками, которые не смогло разрушить время, а за деревянным мостом, вдали за речкой, дикие, поросшие вереском пустоши.
Но что значат дома по сравнению с людьми, которые в них живут? Постепенно я узнала, что у Гэбриела, как и у меня, нет матери. Зачав его, она была уже немолода, и когда он появился на свет, она этот свет покинула. Сиротство еще больше укрепило связь между нами.
У Гэбриела была сестра, на пятнадцать лет старше его, вдова с семнадцатилетним сыном, и отец, уже очень старый.
Когда я родился, ему было под шестьдесят, рассказал Гэбриел. Матушкесорок. Некоторые слуги называли меня поздним ребенком, другие говорили, что я убил собственную мать.
Меня тут же охватило негодование, ведь я прекрасно знала, как такие легкомысленные замечания ранят чувствительного ребенка.
Это же нелепо! воскликнула я, и мои глаза засверкали, как бывало всегда, когда я сталкивалась с несправедливостью.
Гэбриел рассмеялся, взял мою руку и крепко сжал ее. А потом произнес серьезным тоном:
Понимаете, я не могу без вас жить. Вы нужны мне, чтобы защититься от жестоких слов, которые обо мне говорят.
Вы уже не ребенок, с легким нетерпением ответила я.
Потом, обдумывая свою нетерпеливость, я решила, что причиной ее было желание защитить Гэбриела. Я хотела, чтобы он был сильным и ничего не боялся.
Некоторые из нас остаются детьми до самой смерти.
Смерти! снова воскликнула я. Да что вы заладили: «смерть», «смерть»!
Вы правы, сказал Гэбриел. Просто мне очень хочется сполна насладиться каждой минутой своей жизни.
Я не поняла, что он имел в виду, и попросила рассказать еще о его семье.
Руфь, моя сестра, управляет хозяйством, и будет управлять, пока я не женюсь. Потом, конечно же, этим будет заниматься моя жена, потому что яединственный сын и Забавы когда-нибудь будут принадлежать мне.
Когда вы говорите о Забавах, в вашем голосе появляется благоговение.
Это мой дом.
И все же Я собиралась добавить «вы рады, что покинули его», но вместо этого сказала: Вам не очень хочется туда возвращаться.
Гэбриел не заметил заминки и пробормотал, словно размышляя вслух:
Лучше бы я был Саймоном
Кто это Саймон?
Саймон Редверс. Можно сказать, мой родственник. Он тоже Рокуэлл, по линии бабушки, онасестра моего отца. Он вам не понравится. Впрочем, вы не будете часто с ним встречаться. Келли-Грейндж и Забавы не так уж тесно связаны.
Гэбриел говорил так, будто не сомневался, что я выйду за него замуж и однажды его дом станет моим.
Иногда я удивлялась: неужели в нем нет ни капельки чуткости?
В моем разуме появлялись изображаемые им картины; со временем его дом и семья для меня ожили, и по мере того, как картины делались все более четкими, росло и мое желание увидеть их воочию; нельзя сказать, чтобы это чувство было безоговорочно приятным, но оно определенно побуждало меня принять предложение Гэбриела.
Я мечтала взглянуть на гору серых камней, которую три сотни лет назад превратили в дом; мечтала увидеть развалины, которые, если смотреть на них с балкона, казались не руинами, а древним аббатством, потому что бóльшая часть внешних стен сохранилась.
Жизнь Гэбриела меня захватила. Я знала: если он уедет, мне станет отчаянно одиноко, я окончательно разуверюсь в своей жизни и буду бесконечно сожалеть об отказе.
И вот однажды солнечным днем, выйдя из дому с Пятницей, я встретила на пустоши Гэбриела и мы сели, прислонившись спинами к валуну. Пятница улегся перед нами на траву; его взгляд перебегал с меня на Гэбриела, а голова была наклонена чуть набок, как будто он внимательно прислушивался к нашему разговору. Для пса это была минута полного счастья, и мы знали: это потому, что мы вместе.
Я вам кое-чего не рассказал, Кэтрин, промолвил Гэбриел.
Я почувствовала облегчение. Наконец-то он намерен сделать то, к чему так долго готовился.
Я хочу услышать, что вы станете моей женой, продолжил Гэбриел, но пока что вы этих слов не произнесли. Вы не испытываете ко мне неприязни, мое общество вам нравится. Это так, Кэтрин?
Я посмотрела на него и снова увидела складку, пролегшую у него между бровями. В ней я прочитала удивленное разочарование и вспомнила минуты, когда Гэбриел забывал о том, что было причиной его тоски, сбрасывал с себя угрюмость и становился беззаботно весел. Я ощутила сильнейшее желание излечить его от уныния, так же, как излечила Пятницу.
Конечно же, я не испытываю к вам неприязни, горячо произнесла я, и мы счастливы вместе. А если вы уедете
Вы будете скучать по мне, Кэтрин, но не так сильно, как я по вам. Я хочу, чтобы вы поехали со мной. Не желаю уезжать без вас.
Почему вам так хочется, чтобы я поехала с вами?
Почему? Вы же наверняка об этом догадываетесь. Потому что я люблю вас потому что не хочу с вами расставаться.
Да, но есть и другая причина?
Какая может быть другая причина? удивился Гэбриел, но, произнося это, не смотрел мне в глаза, и я поняла, что мне предстоит узнать еще немало о нем и о его доме.
Вы должны рассказать мне все, Гэбриел, произнесла я.
Он придвинулся ко мне и обнял за плечи.
Вы правы, Кэтрин. Вы должны кое-что знать. Я никогда не буду счастлив без вас, и мне недолго осталось.
Я отстранилась от него.
Что вы имеете в виду? резко спросила я.