Гэбриел сел ровно, глядя прямо перед собой, и произнес:
Я проживу еще лишь несколько лет. Мне вынесен смертный приговор.
Я рассердилась: мне было уже невыносимо слушать эти разговоры о смерти.
Хватит драматизировать, выпалила я, и объясните наконец, что именно все это означает.
Все очень просто. У меня больное сердце В нашем роду этот недуг встречается довольно часто. У меня был старший брат, он умер в детстве. Мать скончалась, производя меня на свет, но по той же причине, из-за больного сердца, которое не выдержало напряжения. Я могу умереть завтра через год через пять лет. Если я проживу дольше, это будет настоящее чудо.
Меня охватило сильнейшее желание его утешить, и Гэбриел понял, как его слова поразили меня, потому что продолжил с тоской в голосе:
Мне осталось не так уж много лет, Кэтрин.
Не говорите так! резко воскликнула я и вскочила, охваченная такими сильными чувствами, что больше ничего не смогла произнести, и торопливо зашагала прочь.
Гэбриел догнал меня и молча пошел рядом. Пятница бежал впереди, то и дело с беспокойством оглядываясь на нас. Казалось, его глаза умоляли нас быть веселее.
Той ночью я почти не спала. Все мои мысли были о Гэбриеле и о том, что он нуждался во мне. Именно это делало его столь непохожим на всех, кого я знала. Ведь до сих пор я не встречала никого, кто был бы обречен на смерть. У меня в голове постоянно звучал его голос: «Я могу умереть завтра через год через пять лет. Если я проживу дольше, это будет настоящее чудо». Передо мной были его грустные глаза, и я вспоминала минуты, когда он ненадолго становился счастливым. А ведь я могла бы наполнить счастьем остаток его жизни Только я одна. Могла ли я забыть об этом? Могла ли отвернуться от человека, так сильно во мне нуждавшегося?
В то время я была настолько неопытна, что не знала, как истолковать собственные чувства. Но я не сомневалась: если Гэбриел уедет, я буду по нему тосковать. Он наполнил мою жизнь смыслом, заставил меня позабыть о мрачности и унынии, царивших в нашем доме. Было так приятно проводить время с человеком, которому я была интересна, несмотря на безразличие моего отца, с человеком, который восхищался мной, несмотря на критику Фанни.
Возможно, я не была влюблена, возможно, мои чувства к Гэбриелу произрастали из жалости, но к утру я приняла решение.
В церкви было зачитано объявление о нашем предстоящем бракосочетании; Гэбриел уехал в Кёрклендские Забавы, полагаю, чтобы сообщить эту новость семье, а я начала готовиться к свадьбе.
Перед отъездом Гэбриел официально попросил моей руки, и происходящее привело моего отца в замешательство. Он заколебался, напомнил Гэбриелу о моем юном возрасте и о том, как недолго мы знакомы, но я, ожидавшая подобного, ворвалась в комнату и сумела убедить отца в том, что мое намерение выйти замуж непоколебимо.
Отец заметно нервничал, и я понимала: он жалеет, что рядом нет дяди Дика, с которым можно было бы посоветоваться. Впрочем, я была уверена, что отец не станет противиться, и через некоторое время он сказал: поскольку я настроена решительно, пусть будет по-моему. Затем он задал Гэбриелу полагающиеся в таких случаях вопросы о его положении в обществе, и ответы его удовлетворили. И тут мне впервые пришло в голову, что я выхожу замуж за представителя богатой семьи.
Мне очень не хватало дяди: казалось немыслимым, что он пропустит мою свадьбу. Я не сомневалась, что могла бы обсудить с ним свои чувства и он помог бы мне понять их лучше.
Я сказала Гэбриелу о том, как бы мне хотелось, чтобы дядя Дик присутствовал на нашей свадьбе, но мысль о том, чтобы отложить ее, наполнила его таким отчаянием, что я не стала настаивать.
Желание Гэбриела наполнить смыслом каждый час своего существования трогало меня до глубины души, и я не позволила бы помешать успокоению, которое, по его мнению, могла ему дать. Дяде Дику можно отправить письмо, но никто не знал, когда оно дойдет до адресата и когда я получу ответ. Мой дядя был не мастер писать письма и делал это крайне редко, причем никогда не отвечал на мои, и я даже подозревала, что мои послания не доходят до него.
Но искушения написать Дилис я побороть не смогла.
Случилось нечто в высшей степени неожиданное. Я выхожу замуж!
Как странно, что это произошло со мной раньше, чем с тобой. Мой жених мужчина, о котором я тебе писала. Мужчина, который помог мне спасти собаку. Он живет в Йоркшире, в чудесном старинном доме рядом с аббатством, и все случилось так стремительно, что я сама не понимаю, как до этого дошло. Не знаю, люблю ли я его. Знаю лишь, что не вынесу, если он уедет и я никогда не увижу его снова. О Дилис, это так волнующе, ведь до того, как это произошло, мне было здесь очень плохо.
Ты не представляешь, в каком доме я живу. Я и сама позабыла об этом за годы, проведенные в школе. Здесь так темно и я имею в виду не только отсутствие солнечного света Люди тут ведут мрачную жизнь
Я разорвала это письмо. Должно быть, я сошла с ума, раз пытаюсь объяснять Дилис то, чего сама не понимаю. Как ей рассказать, что я собираюсь выйти за Гэбриеля, потому что по какой-то неведомой мне самой причине испытываю жалость к нему и знаю, что ему нужна моя помощь; потому что мое сердце отчаянно хочет любить кого-то; потому что отец оттолкнул меня, когда я попыталась проявить свою любовь, не прося ничего взамен; потому что мне не терпелось сбежать из дома, в котором я теперь жила.
Вместо этого письма я отправила Дилис обычное приглашение на свадьбу.
Фанни все еще была настроена скептически. Ей казалось, что спешка тут неуместна. Она то и дело вспоминала разные подходящие, как ей казалось, пословицы, вроде «женишься на скорую руку, да на долгую муку», и заводила разговоры о том, что мне придется «хлебнуть горя большой ложкой». И все же мысль о предстоящем несчастье, похоже, немало ее радовала, и она была решительно настроена сделать все, чтобы мои будущие уважаемые родственники, если они явятся на свадьбу, не были разочарованы праздничным застольем.
Гэбриел писал мне часто, и его письма были полны страсти, но говорилось в них только о его преданности мне и о том, как он ждет нашего союза. О том, как восприняла новость его семья, он не написал ни слова.
Пришел ответ от Дилис. Она писала, что я слишком поздно поставила ее в известность о свадьбе, что у нее столько дел, что уехать из Лондона никак не получится. Тогда я поняла, что наши пути разошлись настолько, что от близости, которая некогда нас соединяла, ничего не осталось.
За три дня до свадьбы Гэбриел вернулся и поселился в гостинице «Королевская голова», менее чем в полумиле от Глен-хауса.
Когда ко мне в комнату вошла Мэри с известием о том, что жених ждет меня в гостиной на втором этаже, я бросилась вниз. Он стоял спиной к камину, глядя на дверь, и как только я отворила ее, шагнул ко мне и мы обнялись.
Гэбриел выглядел возбужденным, моложе, чем перед отъездом, потому что в нем исчезла былая напряженность.
Я обхватила его лицо ладонями и поцеловала.
Мы как мать и любимое дитя, пробормотал он.
Это была очень точная характеристика моих чувств. Мне хотелось заботиться о нем, хотелось наполнить абсолютным счастьем время, которое ему осталось. Я не испытывала к Гэбриелу страстной любви, но не придавала этому особого значения, ибо в то время ровным счетом ничего не знала о страсти.
И все же я любила его и, когда он крепко прижал меня к себе, поняла, что ему как раз и нужна такая любовь, какую я к нему испытываю.
Я высвободилась из объятий и усадила Гэбриела на кушетку, набитую конским волосом. Мне не терпелось узнать, как восприняли новость о помолвке его родственники и сколько их приедет на свадьбу.
Понимаете, медленно произнес Гэбриел, мой отец слишком немощен, чтобы куда-то ездить. Что же до остальных Он пожал плечами.
Гэбриел! ошеломленно вскричала я. Вы хотите сказать, что никто из них не приедет?
Ну, у меня есть тетя Сара Она, как и отец, слишком стара для поездок. И
А ваша сестра? И ее сын?
Он забеспокоился, между бровями пролегла складка.
Дорогая, какое это имеет значение? сказал Гэбриел. Это же не их свадьба, правда?
Но как можно не приехать на свадьбу? Они не одобрили наш брак?
Разумеется, они не будут против. Но сама церемонияэто ведь не так уж важно, правда? Кэтрин, послушайте, мы снова вместе. Я хочу быть счастлив.
Видеть, как на его лицо снова наползает туча, было невыносимо, и я попыталась скрыть охватившее меня беспокойство. Это было очень странно. Чтобы никто из его родственников не присутствовал на свадьбе В высшей степени необычно. Впрочем, если оглянуться назад, все, что привело нас к этому браку, было довольно необычно.
Тут за дверью послышалось царапание. Пятница узнал, что Гэбриел вернулся, и хотел поскорее его увидеть. Я открыла дверь; пес бросился прямиком на руки Гэбриелу и потянулся мордой к его лицу, пытаясь лизнуть. Тот со смехом уворачивался.
Я сказала себе: не надо думать, что родственники Гэбриела более консервативны, нежели он сам. И очень хорошо, что Дилис отклонила мое приглашение.
Они думают, что вы их недостойны. Таков был вердикт Фанни.
Я не хотела показывать ей, как меня тревожит поведение родственников Гэбриела, поэтому просто пожала плечами.
После свадьбы мы с Гэбриелом планировали провести неделю в Скарборо, а потом собирались отправиться в Кёрклендские Забавы. Всему свое время, думала я. Рано или поздно я все равно узнаю, что его родственники думают о нашем браке. Просто нужно набраться терпения.
Мы поженились в нашей деревенской церквушке в июне, примерно через два месяца после первой встречи. К алтарю меня вел отец; на мне было белое платье, в кратчайшие сроки сшитое местной портнихой, белая вуаль и венок из флердоранжа.
На приеме, который мы устроили в гостиной Глен-хауса, гостей почти не было: приходской священник, доктор и их жены.
Мы с Гэбриелом ушли сразу же после того, как подняли тост за наше здоровье. Свадьба была скромной, и мы с радостью покинули немногочисленных гостей, чтобы отправиться на станцию, где сели на поезд до побережья.
В купе первого класса, когда мы с Гэбриелом остались наедине, я впервые почувствовала, что мы похожи на самых обычных жениха с невестой. Прежде необычность нашей свадьбыее поспешность, малочисленность гостей, отсутствие родственников жениха на церемониипридавала всему происходящему какой-то странный оттенок, как будто все это было не по-настоящему, но теперь, когда мы были одни и вместе, нервное напряжение спало.
Гэбриел держал меня за руку, на лицеудовлетворенная улыбка, смотреть на которую мне было приятно. Никогда прежде я не видела его столь умиротворенным и поняла: вот чего ему всегда не хваталопокоя. Пятница ехал с нами. Нам бы не пришло в голову его бросить. Я нашла для него дорожную корзинку, потому что не знала, как он поведет себя в пути. Специально выбрала с крупным плетением, чтобы он мог видеть нас, и объяснила ему, что его заключение продлится недолго. У меня появилась привычка разговаривать с псом и все ему объяснять. Фанни только ухмылялась. Она считала, что я «совсем ополоумела», раз уж разговариваю с собакой.
Через некоторое время мы добрались до гостиницы. В первые дни нашего медового месяца я чувствовала, что моя любовь к Гэбриелу только растет, ведь он так отчаянно нуждался во мне, так хотел, чтобы я избавила его от приступов меланхолии, которые могли охватить его в любую минуту. Эта нужность другому человеку приносила мне ощущение удивительного удовлетворения, которое, как мне кажется, я тогда ошибочно принимала за любовь.
Погода стояла восхитительная, дни были солнечные. Мы много гуляли втроем, ведь Пятница всегда был рядом с нами. Мы исследовали побережье, от Робин-Худс-Бэй до мыса Фламборо-Хэд. Восторгались чудесными маленькими бухтами, величественными отвесными скалами, гротами и вересковыми равнинами, видневшимися то тут, то там. Нам нравилось совершать прогулки, что мы и делали едва ли не каждый день. Иногда мы брали лошадей и удалялись от моря, исследуя местные равнины и сравнивая их с нашими в Западном Райдинге. Вдоль береговой линии можно наткнуться на осыпающиеся стены древних замков, а однажды мы обнаружили остатки старинного монастыря.
Гэбриела притягивали древние развалины. Очень скоро я поняла, что у этого влечения болезненная природа, и впервые с начала нашего путешествия увидела, что к нему вернулась мрачная молчаливость, от которой я так хотела его избавить. Пятница вскоре заметил, что Гэбриела покидает счастливое умиротворение, в которое он погрузился с началом медового месяца. Однажды, когда мы исследовали заброшенный монастырь, я увидела, как пес трется головой о ногу Гэбриела, глядя на него снизу вверх, словно умоляя вспомнить о том, что мы трое вместе и потому должны быть счастливы.
Именно тогда я заметила первые признаки тревоги, нарушившие мою безмятежность. Я сказала Гэбриелу:
Этот монастырь похож на Кёрклендское аббатство?
Все древние развалины похожи друг на друга, неопределенно ответил он.
Мне захотелось расспросить его подробнее. Я была уверена, что его что-то беспокоит, и причиной этому наверняка являлись Кёрклендское аббатство и Забавы.
Я осторожно продолжила:
Но, Гэбриел, вам это сходство, кажется, неприятно.
Он положил руку мне на талию, и я увидела, что он изо всех сил пытается сбросить с себя охватившее его подавленное настроение.
Тогда я резко сменила тему:
Похоже, собирается дождь. Может быть, нам лучше вернуться в гостиницу?
В глазах Гэбриела я прочитала облегчение оттого, что я не стала задавать вопросы, на которые ему пришлось бы давать уклончивые ответы. Уже скоро, сказала я себе, я окажусь в своем новом доме. Там я смогу узнать причину странного поведения своего мужа. Нужно подождать, а узнав правду, я смогу избавить Гэбриела от того, что не дает ему покоя.
Я ничему не позволю омрачить его счастье, сколько бы лет жизни у нас ни оставалось.
Глава 2
Медовый месяц подошел к концу. В последние дни мы оба были напряжены. Гэбриел все время молчал, а я немного сердилась на него. Я не могла понять, как можно сегодня быть веселым и жизнерадостным, а на следующий деньмрачным и угрюмым. Возможно, хоть я и не признавалась себе в этом, я просто волновалась перед встречей с семьей Рокуэллов. Пятница почувствовал наше настроение и заметно приуныл.
Нас трое, вот что он хочет нам сказать, произнесла я, обращаясь к Гэбриелу, и мои слова заставили его улыбнуться.
Поездка через Северный Райдинг оказалась долгой, потому что нам пришлось сделать пересадку, и до Кейли мы добрались лишь вечером.
Нас ждала карета, надо сказать, весьма большая и дорогая. И мне показалось, что кучер, увидев меня, удивился. Я подумала: довольно странно, что ему неизвестно о женитьбе Гэбриела, а это явно стало для него новостью, иначе почему бы он дивился тому, что муж приехал вместе с женой?
Пока кучер возился с нашим багажом, украдкой поглядывая на меня, Гэбриел помог мне сесть в экипаж.
Никогда мне не забыть этой поездки от станции. Она заняла около часа, и еще до того, как мы достигли места назначения, сгустились сумерки.
Свой новый дом я увидела впервые в полутьме.
Мы ехали по вересковым пустошам, которые при таком освещении казались глухими и жутковатыми, но они были очень похожи на окрестности Глен-хауса, а я в любой пустоши чувствую себя как дома. Дорога шла вверх, и, несмотря на то что был июнь, в воздухе чувствовалась прохлада. Мои ноздри уловили запах торфа, и я, несмотря на все растущую тревогу, тут же воспряла духом, когда представила, как буду ездить по этим пустошам верхом Вместе с Гэбриелем.
Теперь мы спускались, и местность вокруг уже не казалась такой уж глухой, хотя то тут, то там нам все еще попадались поросшие вереском проплешины. Мы приближались к деревушке Кёркленд-Мурсайд, рядом с которой и находился мой новый дом, Кёрклендские Забавы.
Трава вокруг стала пышнее, вдоль дороги теперь попадались редкие дома; показались обработанные поля.
Гэбриел наклонился ко мне.
Если бы было светлее, отсюда можно было бы разглядеть Келли-Грейндж, дом моего кузена. Не помню, рассказывал ли я о нем. О Саймоне Редверсе
Да, кивнула я, рассказывали. И, напрягая зрение, разглядела далекий, едва заметный темный силуэт здания справа от нас.
Мы переехали через мост, и лишь тогда я впервые увидела аббатство.