Потом он упоённо трудился над остальными слояминад белой линией, над клетчаткой, над кожей. Уверенность в своём всемогуществе и бесконечная радость первопроходца становились сильнее с каждым новым швом. Когда был наложен последний, Антон с огромным сожалением вернул Кате иглодержатель.
Неведомая симфония, звучащая в голове, смолкла.
Операция была закончена.
После этого оба хирурга, освободившись от тесных халатов и душных влажных масок, сидели в курилке. Стало уместно задать вопросы, и студент расспрашивал Ломоносова о некоторых специфических нюансах. Тот подробно объяснял. В курилку заглянул Гиви Георгиевич. Он тоже закончил основной этап и предоставил помощнику закрыть брюшную полость. Шапочка и подмышки куртки зав.отделением были обильно пропитаны потом.
Виктор Иванович, потом зайдите ка мне, бросил он, не глядя на опальную парочку.
Что, попадёт вам? шёпотом спросил Антон. Гиви сильно не в духе.
А, ерунда, отмахнулся хирург, тыча в пепельницу окурок «Стюардессы». Не в первый раз. Нас ет, а мы крепчаем. Пошли писать протокол.
В больничном буфете, куда Булгаков спустился через полчаса, было полно народу. У раздачи в несколько рядов теснились молодые врачи и студентыприходящая публика, вечно голодная и не имеющая постоянной «прописки» в отделениях. Штатные сотрудники могли всегда поесть в отделенческих буфетахлибо больничной пищи, либо принесённых с собой бутербродов.
Антон оценил очередь человек в двадцать пять. Встав в хвост, он дожидался бы порции минут сорокмогло и не хватить сосисок. Их и так уже давным-давно ни в одном магазине города не было. На одну порцию гарнира их полагалось две, но многие брали себе по две и по три тарелкисосиски в «десятке» были вкусные. Буфет даже торговал ими «из-под полы» желающих «урвать домой» пару килограмм по всем отделениям больницы было хоть отбавляй. Это считалось большой удачей. И врачи, и медсёстры, и многие научные работники с удовольствием «пёрли» домой такую добычу. Есть же одну вермишель с хлебом не хотелось.
Спокойнее было бы вообще «свалить». То есть тихонько подняться в кабинет Самарцева, собрать вещички, и, имея уважительные причины в виде ночного дежурства и полостной операции, покинуть кафедру по-английски. Поесть где-нибудь в общепитовской столовке, там, где нет сейчас таких очередей, добраться до комнаты в общежитии студентов-медиков, упасть на койку и спать!
Мысль была проста, ясна и чрезвычайно соблазнительна. Булгаков уже совсем решил было поддаться ей, когда услышал, как его окликнули. Незамеченная им сразу, родная группа компактным ядром стояла с полными подносами уже возле самой кассы. На Антона возмущённо зашипели какие-то пятикурсники- сосисок хотелось всем, и «шустрил» без очереди пропускали неохотно.
Это ведущий хирург, главный специалист по холециститам, поддержали его спереди. Антон Владимирович, не обращайте на всяких студентов внимания. Ваша очередь здесь!
Он только что после тяжелейшей операции. Спас больную
Наш правофланговый
Пропустите же профессора!
«Пятаки» кое-как раздвинулись. Было ясно, что кому-то из них сосисок не хватит. Булгаков радостно протолкался вперёд, схватил поднос, поставил на него две уже остывших порции, две стакана светло-коричневого кофе, заплатил в кассу 1р.18 коп. и присел за стол к Агееву. Ещё там оказалась Лена Девяткина, и какой-то взъерошенный неразговорчивый интерн из 4-й хирургии. Тот сидел уже давно, ел не спеша и был глубоко погружён в процесс еды и в свои мысли.
Ну, чего нам не помог? спросил Антон у Вани. Петруха вылетел, встал бы вместо него.
Агеев недовольно поморщился. Видно, он и сам сожалел о неиспользованной возможности. Ведь одно делосмотреть операцию из-за плеча, а совсем другоеучаствовать в ней, пусть даже вторым ассистентом.
После того, как Ломик Петруху с Гиви погнал что-то стрёмно стало, признался он. Лучше уж в сторонке постоять. Ты-то сам как? Смотри, чтоб тебе теперь не «вставили».
За что? Антон откусил сосиску и внимательно посмотрел на товарища.
Агеев пожал плечами. Мимика его лица была скудная, но вполне ясная.
За что? переспросил Булгаков. И кто мне что, и куда, должен «вставить»?
Ты с Гореваловым зря связался, вступила в разговор Лена. Это была избыточно добрая некрасивая девушка в очках. Она была на четыре года старше обоих ребят, сама после медучилища и двух лет практической работы медсестрой травмпункта. В институт Девяткина неудачно поступала раза три. Каждая неудача порождала в ней какие-то комплексы. С течением учёбы они только укреплялись и множились. За полгода до диплома она стала бояться всего.
Лучше было отойти по-хорошему, пусть бы они сами с Ломоносовым разбирались. То, что он тебе даёт что-то делать самому, хорошо, но смотри, чтоб потом боком это не вышло.
Да пошёл он! фыркнул Антон избыточно громко. Да кто он такой, этот Горевалов? Три месяца назад о нём ещё не слышал никто. А теперь, куда ни сунься, везде он. Подумаешь, клинический ординатор!
Зря ты так, осуждающе сказала Лена. Петр Егорович- явно не из простых советских. Сейчас он ординатор, а завтра? Видел, как его опекают? Самарцев, как завуч, с ним по индивидуальной программе. Гиви его лично на ассистенции распределяет. Вот-вот ему самостоятельный аппендицит дадут. Поэтому тебе бы лучше на будущее попридержать амбиции
Да кто он, Горевалов-то? воскликнул Антон. Были и до него тут ординаторынормальные ребята, я с ними чуть не на «ты», никто так нагло себя не вёл. Он что, комсомольский лидер? Дважды Герой? Бывший советский разведчик?
Насмешливость одногруппника заставила Девяткину и Агеева лишь ёрзнуть беспокойно и незаметно посмотреть на молчаливого четвёртого соседа. Но тот допивал кофе и на субординаторов не обратил ни малейшего внимания.
Ты б потише, Антон, попросила Лена. Кто такой Петруха, никто не знает. Учился на год старше, ничего особенного. На занятиях появлялся мало, общественной работой не занимался. Серость. Говорят, просто купил диплом. А сейчассам видишь. Ездит на «семёрке», а их во всём городе ещё штуки две или три
Он, вроде, племянник ректора, неуверенно подсказал Агеев. Мне Толик- интерн говорил.
А я тебе скажу совершенно точноне племянник! И никаких родственников у него в местной медицине нет! возразила Девяткина. Он вообще со стороны откуда-то.
Интерн, допив кофе, начал подниматься, и на его стул остающаяся троица сразу же бросила сумки-занято.
Ну кто он тогда? Из «торгашей»? Сынок директора овощной базы? презрительно хмыкнул Антон. Принц-инкогнито из оперы Пуччини «Турандот»?
Может, из КГБ? предположил Ваня и сам немного ужаснулся. Произносить грозную аббревиатуру вслух, даже среди абсолютно своих, было довольно рискованно. Или из космонавтов? А что- сытый, мордатый
Ребята, хватит, оборвала Лена. А то допредполагаетесь. Ясно, что доктор Горевалов«блатота», и очень мощная. И лучше не знать, почему блатота -меньше знаешь, крепче спишь. Я одно знаюэтот мальчик твёрдо решил стать хирургом. И он им станет, причём в кратчайшее время. И мешать ему не стоит. И не трожь гавноесть же хорошее правило
Студенты на несколько минут замолчали и принялись усиленно поедать свои порции.
Всё, молочная сосиска закончилась! крикнули с раздачи. Больше сегодня не завезут! Завтра пораньше приходите!
Очередь, разочарованно загудев, начала распадаться и расходиться. В буфете стало свободнее.
А Лом- он сам-то кто? решился спросить Агеев.
Хирург, кратко ответил Булгаков. Но с большой буквы.
Это я и сам понимаю. Огнестрел у него здорово получился
У нас, поспешил поправить Антон, это я Виктору Ивановичу тогда ассистировал.
Ну ты вообще этот доктор Живаго, подколол Агеев.
В чём был «прикол», не знали, впрочем, оба. Откуда этот Живаго, положительный он персонаж или нет, ответить никто не смог бы. Но ясно было, что персонаж это сомнительный и вполне годный для дружеской шутки.
Гигант мысли, отец русской демократии. Но правда, он что, в самом деле доктор наук?
А что, ходят и такие слухи? насторожилась Девяткина. Чего только не придумают.
Булгаков доел вторую порцию, поставил опустевшую тарелку в другую тарелку, взял стакан с кофе. Это был «растворимый кофе» цикорий, недокипевшая вода, сухое молоко и немного сахаракомнатной температуры. Отпив большой глоток, он ответил:
Насчёт доктора наук не знаю, но у него зарплата на 90 рублей выше, чем у всех хирургов тут, включая Гиви. Доплата за учёную степень. Так то, что Ломоносов работал в каком-то московском секретном институте старшим научным сотрудникомточно. А СНС меньше чем кандидатом наук быть не может.
Почему в секретном? сразу уцепилась Лена.
Ну, может, и не в секретном, точнее, не в очень секретном. Мне название «Клинический институт экстренной хирургии», например, ни о чём не говорит. К тому же не очень понятно, где он находитсяв Москве, но какой-то почтовый ящикпочти шёпотом проговорил Булгаков и тоже огляделся по сторонам.
Они никогда раньше не беседовали на подобные темы. Вообще-то студентам всегда было о чём поговорить. А подобных тем, таких, которых лучше никогда не затрагивать, они все пять лет учёбы избегали. Но почему? Присяг и подписок с них никто не брал, а вокруг появлялось столько интересного
А почему ты так решил? Может, и есть именно такой институт? возразил Агеев. Вроде «Склифософского».
«Склифосовского» он и есть «Склифосовского». «Налетел на самосвал, в Склифосовского попал», пояснил Булгаков. Обычная городская экстренка мирного времени. А там, насколько я понял, идёт всякая экстремалказавалы в шахтах, падения самолётов, аварии ядерных реакторов и подводных лодок, огнестрельные и минно-взрывные ранения. Медицина катастроф А никаких катастроф в СССР нет и быть не может. Теперь ясно?
А. Чернобыль, лайнер «Нахимов»сообразил Агеев.
Я так понял, Виктор Иванович и в Афгане несколько раз был, добавил Антон. Там ведь настоящая война уже несколько лет, второй Вьетнам. И этих огнестрелов видел
А, так вот оно что
Только никому! Всё это только мои догадки, ничего мне конкретно Ломоносов не рассказывал, предупредил Булгаков. -
Понятное дело. А вылетелто он за что оттуда? Небось получал хорошонаучная работа, жил в Москве
Кажется, аморалка, хмуро ответил Антон. У него же сейчас молодая жена, врач- терапевт. Ей лет 27, ну, тридцатника нет ещё. Красивая С прежней-то он развёлся. Из-за этого, я думаю, он и из «ящика» своего вылетел. Там ведь чуть что, если облико морале не канает, держать не станут
А ему сколько? спросила Лена.
52.
Студенты замолчали. Буфет почти опустел. Техничка начала понемногу вытирать со столов и ставить на них перевёрнутые стулья. Пора было идти в учебную комнату. Субординаторы начали вставать и относить грязную посуду на мойку.
Только никому, ещё раз серьёзно предупредил Антон. А насчёт Петрухифигня всё. Ну блатной, ну и что с того? Любой блат не всеобъемлющ. Наглая морда и ничего больше. Пусть отсосёт
XII
«Время обновления требует решительного искоренения спекуляции, взяточничества, воровства, хищений, пьянства. Вступивший в действие Указ президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов» особо подчёркивает роль сотрудников внутренних дел в этой нелёгкой борьбе».
(Советская печать, октябрь 1986 года)
На кафедре госпитальной хирургии Наде Берестовой нравилось всё больше и больше. Этот внезапно заболевший Гафнер, об отсутствии которого вся их группа так сожалела вначале, заболел очень кстати. Самарцев взялся преподавать им основы как положено, и было видно, что без необходимого минимума хирургии с кафедры не уйдёт никто из гинекологов. Лекцию он прочёл кратко, сжато, но очень насыщенно. Потом очень кстати провёл клинический разборслучай и в самом деле был очень демонстративен. И на обед отпустил вовремя, на несколько минут раньше, так что их группа была самой первой в буфете и смогла пообедать без проблем.
Интересно, подтвердится ли диагноз на операции? спросила Галя. Очень бы хотелось посмотреть.
Надя кивнула. Её саму эта мысль необычайно занимала. Перед глазами всё стояла эта девочка со «страдальческим выражением лица», как писали в старых руководствах. Действительно, что же там? Деструктивный аппендицит или внематочная беременность? Вот был бы номер. Хотя гинеколог и отверг всё «своё», второй вариант по мнению Нади не исключался. Ангельский вид пациентки не мог обмануть её намётанный глаз.
Хорошо, если б он и взялся оперировать, добавила Галя. А то перекинет её дежурномубегай, ищи по всем этажам.
Подруги решили обязательно пойти на операцию. До сих пор они пару раз видели аппендэктомию на предыдущих кафедрах Общей и Факультетской хирургии, но оба раза больные к их приходу уже были разрезаны и хирурги без комментариев вытягивали в рану слепую кишку с воспалённым червеобразным отростком. Но чтобы вот так, сначала осмотреть больную, а потом уже взглянуть на операцию это выглядело чертовски заманчиво.
Бегать по этажам в поисках больной не пришлосьАркадий Маркович, собрав студентов, сразу же объявил, что сейчас сам пойдёт оперировать, и пригласил «желающих» поприсутствовать. Несмотря на такую благожелательность, последних отыскалось немногоНадя с Галей и Серёжка Говоров. Тот, хоть и числился в группе хирургов, и в отделении должен был бы ориентироваться как рыба в воде, выглядел неприкаянно, болтался без дела и охотно составил обеим подружкам компанию. Остальная часть их группы была отпущена на «самоподготовку» это значило, что студенты могут теперь тихонько удалиться с глаз и не мешать врачам заниматься своим делом.
Несмотря на то, что операция готовилась здесь же, во 2-й хирургии, без аборигена Говорова обеим гостьямБерестовой и Винниченкопришлось бы трудно: оперблок был огромен, и найти в нём нужную операционную было крайне затруднительно. Вдобавок везде шныряли операционные сёстры с закрытыми масками личиками, особы повышенной стервозности. Те только и следили во все глаза за новенькими студентами и были всегда готовы сделать замечаниетам у вас волосы из-под шапочки торчат, там шерстяной свитер из-под халата виднеется, здесь слишком близко к стерильному подошли. Накрашенные ногти Гали, накрашенные итальянским лаком, их особо бесили, но для замечания не было формальных причин.
Серёжка сумел минимизировать эпизоды с этими фуриями и провести девушек в ургентную операционную. Показал, где можно взять бахилы, где лучше встать, чтобы было видно.
Чего это он так старается? тихонько спросила Галя.
Надя лишь прохладно пожала плечами, показывая, что не понимает её намёка, что услужливость бывшего парнядавно бывшегодело вполне объяснимое и естественное.
Девчонка уже лежала на столе, и молодой анестезиолог в строгой ультрамариновой шапочке, высокой стоячей шапочке, увеличивающей рост, коротко отдавал распоряжения анестезистке и озабоченно сдувал и надувал руками дыхательный мешок. У стола уже стоял помытый хирургтот самый «мэн», который утром сдавал дежурство и произвёл столь благоприятное впечатление. Вид его, облачённого в стерильный халат, в маске, в перчатках, был предельно строг и внушителен. Поначалу Гале и Наде даже показалось, что в последний момент всё переменилось, что Аркадия Марковича не будет и операцию сделает этот молодой хирург. Но пауза тянулась, а доктор продолжал стоять слева от больной, там, где всегда становится ассистент. Было даже несколько жалко, что хирургне он.
Потом подбежал Самарцев, на ходу вытирая руки салфеткой, что-то спросил у «Пети» так звали молодого, поругался с анестезиологомтот, невысокий, нудный, был чем-то недоволен. Дико, что можно быть недовольным, участвуя в операции, которую будут делать два таких замечательных мужика. Странная порода у этих анестезиологов вот кем Надя уж точно не хотела бы стать.
Потом Самарцев оделся, подошёл к столу и начал. Как ни вытягивали студенты шеи, ничего показательного разглядеть нельзя было. Аркадий Маркович, видимо, старался по высшему разряду- разрез делал очень маленький, косметический, «под трусы».
Операция сразу же затянулась. Вообще на аппендицит, как знали все студенты, отводится стандартных полчаса. Те, кто тратит на это больше, либо сталкивается с большими трудностями, либо не очень ещё уверенно держит скальпель. А так у Самарцева на один разрез ушло минут двадцать. Впрочем, он старался. Движения его были неторопливы. Каждый этап он делал очень тщательно, показательно. Стёкла его очков светло поблёскивали. Сделав что-то, какой-то этап, он останавливался, подзывал студентов, объяснял. Маленький анестезиолог сопел недовольно, порывался что-то сказать. Видимо, аппендицит он серьёзной операцией не считал. Надя различила в его бормотании слово «тягомотина» и внутренне оскорбилась.