Отправив этот опус на просторы интернета, я отсалютовал ноутбуку бокалом белого, и наконец-то лег спать, чтобы начать следующее утро очередным походом на пляж. Так прошло больше половины недели.
Про рицину я забыл, лишь когда решил арендовать машину и поехал исследовать остров. Так мне открылись его горы и деревенькинарядно-кукольные и потрепанно-колхозные одновременно, открылась церковь Тсамбика на холме над пляжем, вкопавшаяся стенами в такой высокий утес, что мой белый «поло», взбираясь на него, покраснел от натуги и пыли. Открылись панорамы на подступах к Линдосу с медленно бредущим по дороге фотографом, нагруженным штативами-объективами, но отказавшимся от предложения его подвезти; сами развалины Линдоса, по которым группы туристов водит девушка-экскурсовод с лицом, прической и повадками античной нимфы; замки Монолитос и Критиния, настойчиво продуваемые ветрами со всех сторон и не оставляющие шанса спуститься с их башен без ярко-красного загара.
И конечно пляжи. Если вы привыкли, что пляжэто просто полоса песка вдоль берега с грядками шезлонгов и полотенец, вам надо на Прассониси. Тут-то шаблон и сломается. Огромный треугольник песка, которым заканчивается Родос на юге, выпирает в море на добрый километр и продувается сильнейшим ветром, который так любят кайтеры и виндсерферы. Их парусами покрыто здесь небо и завален песок. Спортсмены перетаскивают их с одной стороны пляжа на другую, что само по себе нехилый бодибилдинг. А простые смертные не рискуют отплывать дальше чем на двадцать метров от берега, потому что кайты режут волны стремительно и непредсказуемо, а сами волны круты и холодны.
Наслаждаясь первыми струями прохладного воздуха из кондиционера в машине, которые так приятно расслабляли натянутую от соли и солнца кожу, я чуть не врезался в девушку. Она так настойчиво голосовала на выезде с парковки, что уперлась руками мне в капот.
Ты же подбросишь меня с пляжа? Тут недалеко, плиииз! По глазам сразу поняла, что подбросишь! затараторила она, всунув голову в окно машины.
Блондинка из Польши, так и не назвавшая своего имени, была инструктором по виндсерфингу и жила в соседней деревне вместе с сотней других серферов и кайтеров. Они устроили тут свой лагерь.
Нормальный русский, нормальный русский! кричала она, тыча в меня пальцем, когда машина поравнялась с группой ее студентов? Подопечных? Как их назвать, этих новых бородатых хиппи с огромными кайтерскими кофрами, бредущих по деревне к своим бунгало? С чего она провозглашала, что я нормальный русский, после того как оттопырила руками футболку и подставила грудь соплам кондиционера, я так и не понял. Высадил трескушку перед воротами, хотя она уверяла, что знает тут все вкусные ресторанчики.
А вот воспользоваться ее наводкой стоило. Указанный ресторан, вдобавок к тому, что предлагал маринованности и варенья собственного приготовления в баночках на вынос, еще и имел собственный музей деревенского бытас плугами и вилами, сарафанами и рушниками, амбарными книгами и всякими лодочными веслами-якорями. А из каждого закопченного окошка, чего уж про веранду говорить, горы и крыши, горы и крыши. И небо, и земля, и много вкусного вокруг.
А на обратной дороге были доты. Нормальные такие бетонные пулеметные доты на западном берегу. Видимо, со времен второй мировой. Таращатся пустыми амбразурами на море и галечный пляж вдоль дачных участковсовсем как в СНТ в России, с фанерными домиками и теплицами для огурцов. На пляже никто не купался. Разве что я. Лежал на воде и смотрел, как один за одним самолеты взлетали прямо надо мной из аэропорта, смотрел, как они убирают шасси, будто прячут лапки в пушистых животиках, и читал надписи на крыльях и брюхах.
Планомерное исследование острова на машине заняло два дня, последних из той недели, что я жил на вилле в Фалираки. Машину забрали прямо с виллы. Приехавший за ней парень из конторы говорил по-русски и поблагодарил за аккуратное вождение. На следующее утро я привычно собрал рюкзак, закрыл дверь, оставил ключ, как и было оговорено с Анн-Софи, под цветочным горшком. Сорвал гроздь винограда в саду и, отрывая чернильные ягоды, зашагал к автобусной остановке.
3. Олд-таун
.
Я покинул Фалираки без особого сожаления. Перед тем как сесть в автобус, только оглянулся по сторонам, чтобы отложить в памяти картинку места, в которое, как думал, уже вряд ли вернусь. Теперь предстояла неделя в старом городе. По плану, составленному еще дома, я собирался не торопясь осматривать «старые камни» Родоса, ходить на городские пляжи, ужинать в тавернах, и гулять по набережным в порту.
Автобус доехал до той же главной станции, где у меня была пересадка в первый день после прилета. Разноцветный базарчик торчащими тут и там стендами и стоечками так же празднично предлагал сувениры и пляжные шмотки, киоски мороженого и пекарни обещали вкусные сочные перерывы тем, кто устал шагать под солнцепеком. Через дорогу начинался порт с лесом качающихся мачт, а на дальнем молу торчали башни трех ветряных мельниц, которые, как я узнал позже, украшают многие сувенирные открытки Родоса. Теперь надо было войти в старый городОлд-таун, древние крепостные стены которого, полускрытые от глаз зеленью небольшого сквера, замыкали пространство площади перед портом и рынком. Мой первый вход в Олд-таун состоялся через ворота Элефтерии.
С рюкзаком за плечами, в летних джинсах и поло я пробирался мимо групп туристов, сновавших среди сувенирных, ювелирных, художественных, обувных и одежных лавок, пекарен, таверн, ресторанов старого города. Над всеми нами возвышалась многовековая кладка каменных стен, безразличная к жаре, а в арках и проулках пестрели рекламные вывески и музейные проспекты. Без особой шустроты слонялись мальчишки с гармошками и маленькими гитарами, на бордюрах, ступенях и мусорных баках дремали в затененных уголках сытые кошки. Булыжники мостовой при каждом шаге массировали ступни сквозь мягкие резиновые подошвы, рюкзак тянул назад, заставляя клониться вперед. Должно быть, так же чувствовали себя путники, прибывавшие столетия назад в город Родос, заканчивая здесь свои долгие путешествия, так же они проходили внутрь гигантской крепости под этими арками городских ворот, вдоль этих вьющихся улиц, по этим пятачкам площадей. Здесь, внутри, им надо было еще умудриться не заблудиться и добраться до постоялого двора, что предстояло и мне. Но тут разница уже была существенной: у них был только язык, чтобы спросить дорогу, у меня же был смартфон с джи-пи-эсом. Он вывел меня через весь город прямиком на южную окраину, на такую же мощеную булыжником улицу, с одной стороны которой тянулась крепостная стена, отделявшая старые камни от новых кварталов. С другой стороны улицынагромождение домов, домишек, живописных развалюх разной высоты, старины и сохранности. Кое-где над стенами торчали обломанные стропила, где-то виднелись кондиционеры и добротные оконные рамы, сушилась одежда, сохла трава на обочине. Табличек на дверях почти не было, так что поиски нужного дома затянулись. Даже когда я нашел тот самый адрес и оказался перед крепкими красными воротами в высокой оштукатуренной ограде, все равно нажимал кнопку звонка с сомнением. Но буквально через пару секунд по ту сторону послышались шаги, и значит, здесь ждали визитеров. Дверь отворила белокурая женщина чуть более чем средних лет в свободном пестром сарафане. Ее черты были отчетливо негреческими, лицо несло сияющую улыбку. По такой улыбке невозможно определить, ждала она больше гостя или клиента. Но окажись я хоть тем, хоть другим, стало ясно, что нужная дверь найдена. Улыбнувшись пошире, я воскликнул:
Клаудия?
Дааа!
Привееет! Я Алексей из России! Как вы умудрились добыть себе такое роскошное местечко для жизни?
Спасибо, вы очень добры! Если чего-то очень хотеть, иногда можно это получитьпочти процитировала она «Роллинг Стоунз». Проходите-проходите!
Я шагнул в проем ворот и оказался в небольшом дворике размером примерно пять на восемь метров. На большей части пространства расположились разнокалиберные кадки и горшки с разнообразными растениямиих уместилось там десятка полтора-два. На редких тротуарных плитках у дома стоял стол, несколько плетеных стульев, сушилка для белья с цветными полотенцами. Под окном первого этажа изогнулся новый гамак. Половину двора прикрывал от солнца большущий кусок парусины, растянутый веревками между домом и каменной оградой. Он напоминал тент над корабельной палубой в знойный тропический штиль. Только пепельниц на старых парусниках не было, а тутвот она: посреди стола лежит половинка скорлупы какого-то большущего ореха со свежими окурками. Короткая бетонированная дорожка заканчивалась у тяжелой современной входной двери в дом, в правой части дворика было еще две двери. Одна из них, как оказалось позже, позволяла войти в кухню прямо со двора, другаяпластиковая раздвижная загородкаприкрывала простую нишу с душем и унитазом. Иногда неохота после пляжа заходить в дом, объяснила Клаудия. Кроме того бывает, что входная дверь закрыта, а вернувшиеся с прогулки постояльцы очень хотят пи-пи, и некогда ждать, пока им отопрут замок.
Пойдемте сначала в вашу комнату. Там можно положить вещи, а потом я покажу весь дом. Он очень старый, в средние века здесь был еврейский квартал. Хозяйка дома продолжала ровно улыбаться, говорила спокойно и уверенно, и было понятно, что приглашать гостей в собственный дом для нее давно стало обычным делом, почти рутиной, необходимым разнообразием и неизбежным развлечением. «Мало ли что оно принесет, я готова к любому повороту» говорила ее повадка. Она присматривалась к гостю-постояльцу, но ни на минуту не переставала быть гостеприимной хозяйкой:
Здесь у меня живет кошка, но в дом я ее не пускаю, кормлю снаружи. Вы увидите, черная такая. Правда, из ее миски повадился есть еще один кот, рыжий, небольшой, но резвый. Иногда устраивает здесь беспорядок, но выгнать его не получается, а с моей черной они ладят. В общем, катастрофа. Я зову его Талибан. Знаете, что такое Талибан?
«Террористическая организация, запрещенная в России» как рефлекс у собаки Павлова, мелькнуло в мозгу профессиональное клише. Я уверил, что название мне знакомо, и дал понять, что оценил смелый юмор Клаудии. В ее произношении отчетливо слышались германские нотки, и я начинал понимать, что когда-то она перебралась в страну жаркого солнца и теплого моря из благополучной, но наверняка скучной для нее центральной Европы. А значит, была целеустремленной женщиной весьма свободного духа. В молодости наверняка своенравной красавицей. Вокруг не было ни намека на присутствие мужчины. Вероятно, Клаудия давно привыкла жить сама по себе. И по своим правилам. Бывают люди, которым даже не надо носить футболку или татуировку с надписью «Плевать Мне На Все» их кредо ясно и без транспарантов. Их двери открыты, но бастионы неприступны. Они готовы на компромиссы, но никогда не предадут себя. Они говорят что думают, и лучше откусят себе язык, чем будут давиться трусливой политкорректностью.
За дверью с черной москитной сеткой начиналась комната, которая служила одновременно гостиной и прихожей. На это указывали удобный, видавший виды угловой диван, телевизор, музыкальный центр на каминной полке. Выкрашенные в желтый охряный цвет стены прикрывали немаленькие книжные стеллажи и несколько крупных непритязательных картин в таких же желтых тонах с намеком на солнечность, но их краски были для этого слишком тяжелы. Каждая из картин говорила как о наличии у автора артистического замысла, так и о досадном недостатке мастерства. Выставлять такие вещи на обозрение я бы постеснялся, но картины были личными, и явно согревали владелице душу самим своим существованием. Все они были подписаны одним и тем же именем.
Длинную комнату делила надвое стена, за которой поднималась наверх небольшая деревянная лестница, а оставшееся пространство со стеклянным столом, компьютером, принтером, телефоном и сваленными кипами журналов, брошюр, туристических проспектов, очевидно, служило рабочим кабинетом. В дальнем торце импровизированного кабинета темнел проход под каменной аркой, такой низкой, что не пригибаясь под ней мог бы пройти разве что подросток.
Там у нас кухня. Прошу прощения за запах, я готовила блюдо с чесноком.
У вас пахнет лучше, чем от меня с дороги, все чудесно.
Поднимаясь по узкой лестнице на второй этаж, Клаудия предупредила:
Берегите голову. Перекрытие второго этажа нависало слишком низко над ступенями лестницы. Древний дом требовал от постояльцев уважительных поклонов.
Второй этаж занимали две спальные комнаты, разнесенные по разным концам маленькой галереи, посреди которой была дверь в просторную светлую ванную с окном и душевой кабиной. Гостевая спальня оказалась справа: это была обширная комната с тремя окнами и высоченным потолком над балками и стропилами. Над половиной комнаты нависала антресольжилая! с небольшой кроватью и грудой старых чемоданов, на нее вела аккуратная белая лесенка. Это придавало жилью особый антураж, но никакой практической нужды подниматься на антресоль не было: все нужное легко размещалось внизу. Большая двуспальная кровать, платяной шкаф, длинный невысокий стеллаж с полками для всяких мелочей, который можно было использовать как столмебель была распределена по комнате очень удобно. Единственную глухую стену комнаты украшал широкий, но неглубокий камин. На его каменной полке красовалось несколько подсвечников и венецианских масок. Напротив кровати бросалось в глаза круглое зеркало над туалетным столиком, обрамленное огромными стразами. Это была комната девушки.
Моя дочь сейчас учится в Копенгагене, в этом году получает степень магистра по фэшн-менеджменту. Скоро она приедет сюда перед тем, как перебраться в Милан.
Сколько ей?
Двадцать один.
Она родилась и выросла здесь?
Ага, это ее комната, подтвердила Клаудия очевидное.
Одна из картин на стене пыталась изобразить то ли вакханалию, то ли пубертатное баловство в школьном альбоме. Здесь были голые и не очень девицы в разных позахсидя на метле, скрестив ноги на полотенце, распустив руки в танце; реже присутствовали самого разнообразного вида мужчиныв пиджаках и шортах, атлеты и старики, в очках и с бородами. Никакой композиции, но и ничего особо фривольного. Надпись-посвящение гласила: «Моему дорогому другу и любимой модели Роксане». И подпись того же автора, что и на других полотнах. Дочка, должно быть, была красавицей.
Показав в доме все, что предписано для приема постояльцев, Клаудия подвела итог:
В унитаз ничего не бросать, кондиционер при открытых окнах не включать. Можете пользоваться всемот холодильника и посудомоечной машины до телевизора и музыкального центра, а по утрам вас будет ждать свежесваренный кофе. Я люблю пить кофе по утрамзафиналила разговор улыбкой Клаудия. Теперь располагайтесь, а я пойду в душ, смою морскую соль, потому что до вашего приезда я ходила купаться на пляж, и соль на кожеэто не очень приятно.
А где у вас тут ближайший пляж? Судя по карте, пляжи есть на севере и на юге от города, до каждого километра два-три?
До пляжа всего двести метров, снисходительно улыбнулась Клаудия. Надо только выйти за крепостную стену, пройти метров пятьдесят до берега, и там будет пляж.
Клаудия скрылась в ванной, и вскоре оттуда донесся шум мощного водопада. Теперь, когда никто не отвлекал, я быстро разобрал рюкзак, разложил вещи по тем местам, где они не будут мешать ни мне, ни хозяйке, надел плавки под шорты, взял полотенце и бутылку воды. Через десять минут я уже спускался с набережной на песчаный пляжик рядом с портом. Здесь не было ставшего уже привычным в Греции душа на берегутолько пара кабинок для переодевания, едва ли пользовавшихся большим спросом, и песок перед синей соленой водой, которая кому-то могла бы показаться не самой чистой, ну как же, здесь ведь порт! Но пять десятков человек на песке дружно проголосовали за то, чтобы считать место вполне пригодным. «Купаться запрещено», предупреждали красным таблички на пляже. Полуголые люди в воде, ясное дело, плевать на них хотели. Они весело плескались в спокойной синей бухте. Буквально в трехстах метрах у пирса ожидали отплытия два огромных парома, левее темнел на приколе военный сторожевой корабль.
На берегу чуть в стороне девушка лежа читает книгу. Стайка малолетних хулиганов носится взад-вперед у волейбольной площадки, не обращая внимания на редкие окрики отцов, которые лениво переговариваются и почесывают волосатые животы. Две матроны громко обсуждают что-то, стоя по пояс в воде, и оглашают пляж жизнерадостным хохотом. Даже чайки к ним не приближались.
Я погрузился по самый нос в соленую плотную воду, окруженный кораблями, пирсами, каменными набережнымивсем тем, чего так не хватает в обычной жизни за Уралом. «Как же многого мне не хватает. Если начать перечислятьцелый список получится! Что-то надо с этим делать. Как-то надо избавляться от всех этих нехваток». Но намеренно искать приключений, пожалуй, будет слишком.
Впервые за целую неделю я возвращался домой с запекшейся солью на теле. Ее зудящее покалывание как будто подначивало шевелиться пошустрее, и в то же время оправдывало медлительность движений. Соль как будто предупреждала: «Аккуратнее, если не хочешь получить по коже наждаком!».