Ладно, ладно, верю, оттаивая, обняла его в ответ мать. Точно не будешь?
Точно.
Петька натянул свои пожившие конверсы («Новые, что ли, купить?») и постарался поскорее выскользнуть из квартиры. Врать он не любил, а между тем соврать ему только что пришлось. Дело в том, что он совсем не собирался к Федьке. С некоторых пор у него образовалось свое убежище, которым он мог пользоваться втайне от матери. Во время последней встречи адвокат покойного отца Евгений Адамович Чарторижский передал ему ключи от трехкомнатной квартиры в Колпачном переулке. Одной из многих, что числились за почившим олигархом. Не самой просторной и роскошной, но самой любимой и часто посещаемой.
Обживайте, юноша. Все равно по завещанию она ваша. Только, чур, без дебошей и шумных компаний. Консьерж проследит.
Когда Петя пришел в Колпачный в первый раз, консьерж, как и было уговорено, связался с Чарторижским, адвокат по видеосвязи перекинулся несколькими фразами с парнем и, удостоверившись, что он именно тот, за кого себя выдает, приказал пропустить гостя.
Высокая, тяжеленная, покрытая резьбой деревянная дверь открылась мягко. «Словно у холодильника», подумал Безносов.
Потолки под три метра, в лепнине. На окнах тяжелые, словно отлитые из бронзы шторы, стены сплошь покрыты картинами и фотографиями, всюду книжные шкафы и полки с собраниями сочинений, томами в кожаных переплетах. Древняя, огромная, как телевизор, ламповая радиола, рядом стеллаж с пластинкамиот Вивальди до Стравинского, от Чака Берри до Ника Кейва. Массивный письменный стол, на нем лампа со стеклянным витражным абажуром. Диваны, кресла, пуфики, торшеры с бахромой. Ковры на полу. Но больше всего Петю вдохновил отделанный темными изразцами камин со стоящими на каминной полке подсвечниками в наплывах воска.
Петя вышел на лестницу, спустился к будке консьержа:
Э-э-э там, в квартире, камин
Совершенно верно, с готовностью отозвался страж подъезда.
Скажите, он в рабочем состоянии? Можно его затопить?
Да, конечно. Там есть небольшие хитрости, но ничего сложного. Могу объяснить.
Хорошо, спасибо. Я пока топить не собираюсь, но, когда похолодает, попробую.
В ящике письменного стола обнаружилось два десятка толстых кляссеров с марками, и Петька с головой ушел в их изучение. Тут были и современные экземпляры, и дореволюционные, и множество советских. В основном отчего-то космос.
Петя никогда не интересовался филателией, но, возможно, только потому, что никогда не получал в руки такое богатство. А то, что это богатство, он понял сразу. Магия, заключенная в цветных кусочках бумаги, проявила себя внезапно и окатила парня с головой. До трех часов ночи он рассматривал изображения планет, космических кораблей, животных, насекомых, рыб, спортсменов, теплоходов
С тех пор он при первой возможности сбегал в квартиру отца и «обживался».
После марок настал черед картин, фотографий, книг. Петя научился разжигать камин, полюбил слушать пластинки на ламповой радиоле.
Он сам себе напоминал ученого, открывшего неизвестную страну и жадно ее изучающего.
* * *
В понедельник утром Безносов, как обычно, дождался у своего подъезда Федьку, и они пошли к школе. Петя никогда не отличался внимательностью, да сейчас он к тому же был спросонья, поэтому не сразу заметил, что Дорохов взбудоражен сверх всякой меры. Он молчал, но это было спокойствие закипающего чайника.
Ты чего такой?
А какой я должен быть, по-твоему, после этого?!
В смысле? После чего?
А, ты ж у нас технически непродвинутый Купи уже, наконец, нормальный телефон!
Федька достал из кармана смартфон, пробежал пальцами по экрану.
Смотри. Ночью пришло.
На экране светилось сообщение из WordApp: «Kuraga. 17.09_03:06. Веселье продолжается!»
Ниже висело черное окошко видеофайла. Дорохов тронул экран, несколько раз нажал на регулятор громкости.
Снимали, судя по ракурсу, камерой, укрепленной на голове по типу налобного фонарика.
На экране был поздний вечер. Снимающий прятался за деревом возле набережной реки, но не Москвы, какой-то поменьше, может быть, Яузы. Параллельно реке шла узкая дорога, машин на ней в этот час почти не было.
Вот она идет. Наша крыса. Идет раздался приглушенный голос.
Говорил явно мужчина, и, скорее всего, молодой. На набережной появился девичий силуэт. Безносов вгляделся, снял очки, поднес телефон почти к самым глазам.
Шергина? обратился он к Дорохову.
Тот кивнул.
Смотри дальше.
Ну что, поехали, сказал глухой голос.
Объектив на мгновение заслонила рука, и на камере включился фонарик. Снимающий пересек дорогу и подбежал к девушке сзади. Та, видимо почувствовав угрозу, обернулась и кинулась наутек, но слишком поздно. Преследователь схватил ее за волосы.
Стоять!
Камера металась, слышались звуки возни, шумное дыхание, крики Ани.
Отпусти!.. Кто ты?.. Что тебе надо?.. Полиция!..
Заткнись!
Судя по тряске, девушка отчаянно сопротивлялась. Луч камеры на мгновение выхватывал ее лицо, и изображение тут же снова размазывалось.
Мимо проехала машина, осветила фарами дерущихся, но не притормозила, а вроде бы даже газанула.
Изображение остановилось. Голова Шергиной была прижата к покрытому трещинами асфальту. Вид у девушки был загнанный, глаза метались.
Тебя ведь как человека просили, поговори с отцом, убеди. Неужели не пойдет навстречу любимой дочке? Не зверь же он? сдавленно цедил напряженный голос. Ты хоть понимаешь, что с тобой может быть, а?
Отпусти, прохрипела девушка. По-хорошему отпусти.
А то что?
Та замолчала, сообразив, что злить напавшего сейчас не стоит.
А то что, крыса? Камера вплотную приблизилась к лицу Ани. По-плохому будет?
Девушка закрыла глаза от бьющего в упор света.
Ты хоть понимаешь, что я с тобой могу сейчас сделать? Понимаешь, а?
Он рывком поставил ее на ноги. Видео снова расплылось, заметалось, опять послышались звуки борьбы.
Пусти, я сказала!..
Когда изображение зафиксировалось, Аня лежала на перилах, наполовину свешиваясь над водой.
Не дергайся, а то уроню, посоветовал, тяжело дыша, мужчина.
Аня замерла, затихла и только иногда всхлипывала.
Нравится? спросил он, насладившись страхом жертвы. Хочешь вниз?
Нет! Нет! выкрикнула истерично Шергина.
Тогда делай, что говорят, ясно?
Он качнул ее, словно собираясь сбросить в реку, Аня снова взвизгнула. Человек уронил ее на асфальт. Девушка, рыдая, сжалась в комок, прижавшись спиной к перилам.
Камера отвернулась, похоже, человек пошел прочь от своей жертвы. Снова появилась рука, выключила фонарь. Прежде чем изображение угасло, послышался выкрик, похожий на истеричный хохот.
Что скажешь? спросил Дорохов, пряча смартфон. Финиш, да?
Финиш, согласился Петр. Но одно обстоятельство меня радует.
Какое?
Голос этого человека и близко не похож на голос кого-то из наших.
Может, на компьютере исказили?
Нет, Анин голос шел без искажений, значит, и его не искажен. Безносов вздохнул с облегчением и заулыбался. Это не из наших, понимаешь? Вот что главное!
В принципе, да, согласился Дядя Федор. Но как же крыса? Как она попала в шергинский рюкзак?
Безносов потер лоб:
Вопрос, согласен.
До начала урока было еще пятнадцать минут, однако весь класс был уже в сборе и плотной стеной стоял вокруг парты Шергиной и Селезнева.
На щеке у Ани виднелись несколько небольших запекшихся царапин, «асфальтная болезнь», как называют обычно такого рода ранения. Выглядела девушка бледновато, но в целом неплохо. Бойкот был явно позабыт и похоронен, и класс наперебой выражал Ане свое сочувствие.
Глава 3«Двенашка»Григорий Служитель
Почти каждый день после уроков Петя шел пешком из Замоскворечья в Колпачный переулок. Путь занимал около часа, и все это время, предоставленный самому себе, Петя размышлял о последних событиях. Он по-своему любил «двенашку» и всю их школьную компанию. Петя не особо задумывался о предопределении, но если уж они оказались вместе, значит, это неспроста, значит, так зачем-то нужно. И все же в глубине души к предстоящему сносу школы он был почти безразличен. Петя оглядывался вокруг: на маму, на Федю, на учителей, на случайных прохожихи видел, что вся жизнь состоит как бы из кругов. Если разобьется один круг, то сразу обязательно возникнет другой. И так будет всегда. А раз так, имеет ли смысл горевать из-за «двенашки»? В конце концов, если одноклассники захотят, они смогут видеться и вне старой школы. А если не захотят, получается, что не так уж и сильна была их привязанность (насчет Дяди Федора он не сомневался: с этим корешем они пройдут вместе через всю жизнь). А вот ситуацией с Шергиной Петя был искренне возмущен. Несколько раз даже набирал ее номер, желая как-то поддержать, но Аня сбрасывала звонок. Вот и сегодня в столовой он попробовал уступить ей место в очереди. Но вышло это как-то неловко и глупо: как будто если она поест раньше на одного человека, то обида ее ослабеет. Она вежливо отказалась. Петя сказал:
Ань, слушай. Я на твоей стороне. Ты ни в чем не виновата. Это все какая-то жесть. Теперь вон до побоев дошло. Если тебе нужна какая-то помощь, сразу скажи!
Аня молча смотрела в пол.
Ты только не подумай, я не подкатываю к тебе.
На этих словах Аня быстро взглянула ему в глаза, криво ухмыльнулась и отошла. Петю смутила такая реакция, высокомерная и злая. Тем более что он и правда даже в мыслях не имел к ней подкатывать. Еще полгода назад хотел, но боялся, а теперь и желание пропало.
В сентябре Пете всегда казалось, что он вернулся с каникул обновленным и обогащенным, что за лето достаточно вырос, научился быть самим собой и обрел долгожданную уверенность. В начале каждого учебного года он не сомневался, что уж на этот раз класс наконец воспримет его всерьез. Но то ли он ошибался насчет себя, то ли одноклассники за летние месяцы тоже успевали сильно измениться, но они снова оказывались на два-три вершка впереди Пети. Летом, знакомясь с новыми людьми, Безносов сам себе удивлялся, каким он может быть раскованным и легким. А в школе старые связи брали свое, и получалось, что отведенное ему однажды место слишком крепко держит его.
Петя успел по-настоящему полюбить квартиру в Колпачном. Он бывал в ней уже много раз, но как бы тщательно ни исследовал каждый угол, его не покидало ощущение, что он тут впервые. Три просторные комнаты вернее было бы назвать залами. Судя по всему, последний жилец (отец ли?) покинул квартиру несколько месяцев назад. Холодильник, если не считать мумии лимона на дверце, был пуст. Комплекты белья аккуратно сложены в шкафах. Кроме двух халатов и почему-то овчинного тулупа, никакой одежды в доме не оказалось. В ванной не водилось ни зубных щеток, ни шампуней. Тем не менее квартира представляла собой настоящий паноптикум, склад различных диковин. Пете быстро наскучило разглядывать бесчисленные альбомы с марками. Он тут и там находил предметы, до этого ускользавшие от его внимания. То склеенную заново китайскую вазу. То слоновий бивень в стеклянном саркофаге (внутри бивня был высечен целый город: рыночная сутолока, сценка суда, кто-то играл в шашки, ловил рыбу). На одной стене висела фотография отца, пожимающего руку мэру Лужкову на фоне нового торгового центра, на другойикона в серебряной ризе. Над входной дверью, больше напоминавшей резной портал в готический собор, красовались две перекрещенные сабли времен наполеоновских войн. С эфесов свисали сине-бело-красные кисточки, на рукоятках можно было различить букву N в обрамлении лавровых листьев. Наконец, на глаза Пете попалась старинная гравюра, которую он раньше не замечал. На ней была изображена церковь. Внизу вилась надпись: «Церковь Святаго Трофима Ираклионского, 1776». Петя уже было отвлекся на чучело рыбы-шар, но вдруг снова уставился на гравюру. Склонил голову влево, потом вправо, приблизился к изображению, затем отошел подальше. Да, не было никаких сомненийэта церковь стояла на месте «двенашки». Собственно, она и дала название трем прилегающим к ней переулкам.
«Фигасе! произнес Петя вслух. Это же наш Трофимовский!» На гравюре был изображен въезд во двор с высокими воротами. Сейчас от них уцелели только два столба. Двухэтажный домик рядом с церковью прирос еще одним этажом. Пете даже показалось, что коробейник с пышными усищами в углу картинкиточь-в-точь охранник дядя Саша из их школы. В остальном узнать современный Малый Трофимовский было почти невозможно. Петя плохо знал историю «двенашки». Он что-то слышал про церковь, которая стояла на месте будущей школы, но понятия не имел, снесли ли ее большевики или она сама сгорела еще раньше.
Разумеется, прогуглить он ничего не могна его «нокии» просто не было интернета. Ни компьютера, ни ноутбуков, ни планшетов в квартире не водилось. От досады он выругался: давно пора собраться и купить новую «трубу»!
Петя еще с полчаса бродил по квартире, изучая каждую мелочь, каждый закуток, но из раза в раз возвращался к гравюре. Порывшись в фонотеке, поставил пластинку The Doors, открыл бар и выпил подряд три рюмки коньяку. Через десять минут Петя в овечьем тулупе кружился по квартире, подпевая Моррисону: Im a backdoor man. Позвонил Дяде Федору и предложил ему подъехать в Колпачныйосмотреть хату и заодно отведать коньяка («Только колу захвати. Нормальный коньяк без колы не пьют»). Пока друг был в пути, Петя решил исследовать последний в квартире загадочный островотцовское бюро. Одну за другой он открывал полки и извлекал их содержимое. Стопки старых фотографий. Какой-то младенец, насупившись, хмуро смотрит в объектив. Потом мальчик с выбритой макушкой и длинной челкой верхом на деревянном конике. На следующем снимке уже можно было угадать и додумать будущие черты отца. Вот маленький Кирилл Владимирович на общей школьной фотографии (причем поначалу Петя принял за него совсем другого парня и даже чокнулся с ним рюмкой). А тут отец в армии, в пилотке набекрень, расхлябанно облокотился о корпус танка. А здесь он с лопатой, в косынке, завязанной на голове узелками, стоит по пояс в яме. Что-то копает. Фотография старинного кувшина, монеты, черепа. Затем начались засвеченные поляроидные снимки из девяностых. Вот отец в казино, вот ест с кем-то шашлыки. Какие-то девицы липнут к нему в ночном клубе: лица у всех очень радостные, но глаза закрыты от вспышки.
Петя выдвинул другую полку. Там в больших конвертах были сложены какие-то записки, письма, награды за первые места в исторических олимпиадах и грамоты за участие в археологических экспедициях. «Кирюша, узна́ю, что ты целовался с Ежовой, отрежу сам знаешь что!» «Кира, отче купил в Венгрии двойник Джизас Крайст Суперстар, заинтересован?» На другом клочке нервным почерком было нацарапано: «Ставь на пики, Кира, не тупи! 150 косарей». Петя перерыл весь стол: вымпелы, медали, аттестаты и дипломы. Наконец добрался до блокнотов отца. Выбрал записную книжку за последний год. Открыл на странице, заложенной тесемкой, и обомлел: наискосок крупными, несколько раз обведенными буквами было написано: «Позвонить Паше Шергину!!!» Запись была дважды подчеркнута.
Петя внимательно пролистал записную книжку, но Паша Шергин больше ни разу не упоминался. Он встал, скинул тулуп и заходил по комнате. Почему Аня ничего не говорила о том, что их отцы были знакомы? Или она сама этого не знала? Не может быть, чтобы не знала. Или это вообще однофамилец и к отцу Ани он никакого отношения не имеет? Ну еще чего, не имеет! Петя разозлился на себя за то, что столько выпил и голова отказывается работать. Оставалось дождаться Федю и, пока тот не выскажет своих догадок, коньяка ему не давать.
Петя еще раз рассмотрел запись в блокноте. «Позвонить Паше Шергину!!!» Представил себя детективом: что странного он смог бы заметить в этой фразе? «Да все тут странное!» сам себе ответил Петя. Ну да, не «Павел», а именно что «Паша». Значит, знакомство длительное и, судя по всему, в прошлом отношения были приятельские. Что еще? Несколько раз обведенные буквы. Кажется, отец обвел их не для того, чтобы отметить их важность, а как будто делал это на автомате, думая уже о другом. О чем? Мысль Пети дальше не шла.
Все, все было странно! Наконец домофон залился трелью. Пришел Федя.
Поднимайся, скажи, к сыну Кирилла Владимировича.
В первый раз Петя открывал гостю дверь своей квартиры. И почему-то именно в этот момент он окончательно осознал, что это его дом, что это не шутка и не розыгрыш.
Ну у тебя охрана жесткая тут, блин.
Федя, тут такое дело! Не поверишь!
Хоть впусти хоромы посмотреть.
Да заходи, конечно.
Дядя Федор переступил порог и, оказавшись в коридоре, бесстрастно произнес по слогам:
А-хре-неть.
Ты понимаешь
Понимаю. Это ж, блин, ваще.
Нет, я не про это!
Ну ни хрена ж себе! сказал Федя и даже засмеялся. Такой роскоши он никак не ожидал.
Пока Федя осматривал комнаты, Безносов путано пересказывал ему суть последних открытий.
Это же реальные доспехи!
Но я только не понимаю, при чем тут отец Ани!
Гусарские сабли! Дай стул, хочу подержать в руках!
Да подожди! Блин! Это же все взаимосвязано.
Вау! Бивень мамонта! Тебе сюда билеты надо продавать.
Слона! Федя. Подожди ты.
Неси рюмки. Кто обещал дать бухну́ть? Дядя Федор останавливался перед каждым предметом, чтобы сделать селфи.