Посмотри на эту гравюру! Посмотри внимательно!
Федя, нахмурившись, вгляделся в изображение и вдруг расплылся в улыбке:
А-ха-ха-ха! Точно, мужик с усамивылитый дядя Саша!
Да нет! Ты посмотри на церковь! И вокруг нее посмотри, что и как!
О! Подожди-ка Фигасе! Это же на месте нашей «двенашки». Точно, церковь Трофима. Круто. И все по-другому.
Ты вообще меня не слышишь. Пойдем в комнату, я тебе еще раз все расскажу.
Блин Просто музей у тебя тут какой-то
Друзья вошли в комнату, где стояло бюро.
А-а-а-а, камин! А чё у тебя пластинка шумит? Переверни.
Петя и не заметил, что пластинка уже час как вхолостую шипела на проигрывателе.
Да хрен с ней! В общем, что-то тут совсем неладно с отцом Шергиной.
Ну это мы все и так давно без тебя поняли.
Нет!!! Мой отец его знал!
Ну, на родительских собраниях, разумеется, мог встречаться.
Да какие собрания, Дорохов! Блин! Я отца первый раз увидел за пять минут до его смерти.
А, ну да. Прости, забыл
В общем, тут какая-то тайна.
Федя делано привычно выдохнул, опрокинул рюмку и скривился:
Я правильно тебя понял, что снос Калачёвки, эта картинка с церковью, твой папаша и папаша Шергиной что все это как-то взаимосвязано?
Именно.
Федя вытер слезы, навернувшиеся после рюмки, сделал большой глоток колы и спросил друга:
А кстати, от чего твой отец умер?
В смысле?
Да так. Приятель, у тебя квартира не прослушивается?
Да нет вроде. Не замечал.
В общем, влипли мы с тобой, Петруша, в историю. Будем выкарабкиваться. Мне нужно связать все ниточки, сказал Федя, многозначительно потирая переносицу, хотя очки никогда не носил. Ясно одно: это вопрос больших денег и еще большего тщеславия.
В смысле?
Не ссы. Будем разбираться.
Глава 4Разговор на КалачёвкеЭдуард Веркин
Rakhmetoff, really!
Дейнен быстро сфотографировала Лубоцкого, замершего с гирями в позе классического циркового атлета.
Я в том смысле, что он тоже не ел апельсинов, пояснила Дейнен и сфотографировала Лубоцкого тщательнее.
Лубоцкий уронил гири, благовоспитанно остановил их падение в сантиметре от пола и осторожно установил на самодельный деревянный помост.
У меня просто на цитрусовые аллергия, пояснил Лубоцкий, потирая запястья. А ты откуда про Рахметова знаешь?
Лагерь интеллектуального резерва, литературная смена, отряд имени Державина, зевнула Дейнен. «Что делать?», «Как закалялась», «И в гроб сходя» ну и вообще, сплошной бетон и железобетон, весь август мимо А мастер тухло косплеил Мастера Дейнен отстраненно хихикнула.
Лубоцкий опустил руки в оловянный тазик, обильно вспылил магнезию, растер между пальцами, похлопал в ладоши, принялся вращать плечами, разминая передние и средние дельты.
Дейнен вытянула ноги и поставила их на старый телевизор.
Знаешь, такой мужичочек, лет тридцати, брезгливо рассказывала Лиза. Волосенки, штанишки узкие, бороденка карасем, хипстота вроде как и шапочка с буковкой
Неужели М?
Не, W, вроде как Writer. Так он эту шапочку постирал, вывернул и случайно надел, как? Голова кругом от этих разночинцев
Да уж
Лубоцкий подпрыгнул, легко повис на перекладине. Дейнен чихнула.
А ты зачем туда ездила? Лубоцкий подтянулся. Ты же вроде передумала в писатели?
Не передумала. Потом, там все уже были
Дейнен достала из сумочки блокнот с Коньком-горбунком на обложке и изгрызенный оранжевый карандаш.
У меня обострился кризис идентичности, пояснила она. Но теперь я излечилась березовой почкой.
Л-карнитин тоже помогает, заметил Лубоцкий. Л-карнитин и кроссфити все кризисы отступят.
Лубоцкий продолжил мягко, с легким хрящевым хрустом в левом локте подтягиваться. Дейнен сидела в кресле, листала блокнот.
Моей маме помогли пиявки. Знаешь, там, на углу с Трофимовским, открыли чудесное пиявочное бюро
Имени Дуремара, не удержался Лубоцкий.
Лиза поглядела на Лубоцкого порицательно, всякую пошлость она не переносила с детства.
В пиявкахгирудин, попытался исправиться Лубоцкий и подтянулся еще раз.
Ну да А ты слышал, что в восемнадцатом доме исчезли две пенсионерки?
Лубоцкий помотал головой, подтянулся.
Да, исчезли, подтвердила Дейнен. Средь бела дня две пенсионерки. Словно растворились Прямо как у Тарковского в «Зеркале», помнишь?
Лубоцкий замер в негативной фазе движения, пытаясь вспомнить пенсионерок Тарковского. Дейнен снова чихнула.
Как в июне сопли текут, аллергии мне не хватало, что за погода Роман, что ли, написать
Погода держалась удивительная, бабье лето заблудилось в старых московских переулках, похоже, надолго, вода в реке зацвела и стала изумрудной, впрочем, многие грешили на ирландцев.
Я думаю, это все Шергин-старший. Дейнен высморкалась в платок. Его мутантство.
Похищает пенсионерок?
Ну зачем похищает? Просто денег им дал и вывез в Чертаново.
В Чертановепришельцы, сказал Лубоцкий. И подтянулся.
А все думают, что пенсионерки исчезли, потому как там портал
На портал Лубоцкий не нашел что сказать, вспомнил про отца и «Госуслуги», где тот нашел информацию по сносу, подтянулся молча.
А чтобы недвижимость подешевела, Шергин распространяет слухи. Дейнен почесала лоб карандашом. Пенсионерки пропадаютэто раз. Некоторые слышат вот такой зловещий звук Дейнен вытянула губы свистком и протяжно погудела.
На балкон ворвался словно бы высвистанный Лизой ветер, колыхнул органзу штор, взболтал магнезию и железо, Лиза чихнула в третий раз.
Это два. Некоторым звонят в дверь, человек открывает, а там пустота
Мне так звонили, согласился Лубоцкий. Я открыла там пустота.
А на чердаках каменная плесень.
Лубоцкий едва не сорвался с турника фирмы «Хват и Ко», поставщика инвентаря для понимающих атлетов.
Каменная плесень? уточнил он.
Ну да. Камнееда. Она ест кирпичи, превращая их в прах.
Дейнен достала телефон, быстро сверилась:
Да, есть такая. Если в домах заводится такая плесень, то всенедвижимость катастрофически дешевеет. Скупайне хочу.
Пожалуй Лубоцкий повис на левой руке, отдыхая и размышляя о несомненных преимуществах «мексиканки», немного о разночинцах, о Шергине и о плесени.
Шергин выводит пенсионерок через портал, сказал Лубоцкий, перекинувшись на правую. Через портал В Чертаново. Так?
ОнЧичиков!
Дейнен, сидящая на подлокотнике монументального вишневого кресла, сверзилась от восторга на пол. Не поднимаясь, принялась быстро писать в блокнот, энергично пиная пяткой чугунную двухпудовую гирю.
Из мебели в комнате имелось лишь кресло, старинное, красной кожи, и телевизор, тоже старинный, все остальное пространство занимала спортивная коллекция Лубоцкого: штанги, шведские стенки, булавы, цепи, колосники, кувалды и колесные пары вагонеток, стальные цирковые шары и разновесные купеческие гири, одну из которых энергичной пяткой пинала в тот погожий сентябрьский день Лиза Дейнен.
Иногда, видимо в шаг с мыслями, Лиза отрывалась от записей и смотрела в потолок с видом настолько изумленным, что Лубоцкий, продолжавший висеть на турнике, опасался, что она может укусить себя за руку.
Лубоцкий возобновил подтягивание и сделал четыре подъема.
Чичиков не Шергин. Дейнен оторвалась от раздумий. Чичиковсама Шерга!
Почему? спросил Лубоцкий.
Это же ясно: она лечилась в Швейцарии, ответила Лиза.
Лубоцкий хотел почесать голову, но были заняты руки.
Да ладно, это же все знают. Дейнен принялась обмахиваться Коньком-горбунком. Сизый давно рассказывал, его папенька пробивал, а ты все мимо. Она в Швейцарию уехала в восемь лет, во второй класс ходила. И приехалатоже во второй класс пошла, тоже в восемь лет. Где два года?!
Лубоцкий почувствовал усталость в предплечьях.
Вот и рассуждай. Что она два года делала?
Лечилась? предположил Андрей.
Да она здоровая, как зебра! Лечилась Известно, где она лечилась! Дейнен пощелкала зубами.
И что? не понял Лубоцкий.
Как что? Я же говорюэто все она! Она своему папочке в уши поет: давай снесем Калачёвку, давай снесем, а я всех уговорю съехать в Бибирево!
Лубоцкий замер. Подтягиваться и думать одновременно было нелегко.
Она вроде не уговаривала, заметил Лубоцкий после паузы.
Это тебе так кажется. Ах, я не при делах, ах, это мой папа, а сама а сама Дейнен замолчала.
А как же пенсионерки? спросил осторожно Лубоцкий. Как же плесень?
Дейнен замерла, задумавшись, а потом хлопнула себя блокнотом по лбу.
Ее подменили!
Лубоцкий замер на перекладине, попытался подтянуться, не смог. Он шумно выдохнул и спрыгнул на пол.
Сорок восемь, сказала Дейнен. Ничего так, плюс пять с июня
Мало. Лубоцкий вздохнул. Отстаю от графика на сто километров.
Ты что, в космонавты готовишься? усмехнулась Дейнен.
Лубоцкий не ответил.
Ты слишком длинный для космонавта, сказала Лиза. Иди в вертолетчики, там длинные нужны.
Лубоцкий подошел к подоконнику. Из западного окна открывался унылый вид на стену соседнего дома, в окне напротив сидела мрачная белая кошка.
У Шерги никаких моральных устоев, сказала Лиза. Могу поспоритьона сама убила эту крысу из травмата!
Лубоцкий надел синюю толстовку, достал из кармана телефон и набрал номер Анны.
Привет, Шерга, сказал он неприятным сутяжным голосом. Да, конечно, тридцать три! Ракетчики лошадь в овраге доедают! Не благодари
Дейнен показала Лубоцкому язык, встала и громко прошептала:
Ее подменили на чучело!
Да, Аня, нам это не нравится! сказал Андрей. Тут слухи нехорошие ходят Да, да, про тебя В каком вагоне?
Лубоцкий внимательно слушал в трубку. Дейнен сняла с полки резиновый жгут, наступила на него ногами и попыталась растянуть.
Нет, я могу, конечно, хоть в рынду, но ты пойми, это не выход!
Лубоцкий сел на подоконник, стал слушать. Мрачная кошка в окне не шевелилась.
Воблер? удивленно спросил Лубоцкий. Кость? Сама, Шерга, замотайся!
Дейнен забыла про растягивание жгута и смотрела на Лубоцкого.
Какой-какой? пораженно спросил он. При чем здесь жабры? Ты погоди бычить, вот и Лиза со мной согласна
Жгут звонко шлепнул Лизу в лоб. Дейнен ойкнула и сощурилась на Лубоцкого.
Сама крыса, сказал Лубоцкий и отключился.
Он озадаченно потер ладони и положил телефон на подоконник.
Сказала, что вырвет гланды. Лубоцкий пожал плечами.
Несколько секунд Лиза сидела с обиженным лицом, потом захохотала. Лубоцкий тоже засмеялся, и они некоторое время смеялись вместе, Дейнен прекратила первой.
Да-да, Андрюшенька, ловко ты, молодец! сказала она. Крыса или кость! Не, я, конечно, знала, что ты не тормоз, но ты вообще Зачем тебе в космонавты, иди в скоморохи.
О чем ты?
Сделал вид, что позвонил Шерге, а сам не звонил! Дейнен похлопала в ладоши. Браво, буратинка, Бернард Шоу одобряет! Не зря к тебе зашла сегодня, буду веселиться. Ну-ка помоги кресло сдвинуть!
Дейнен принялась выталкивать кресло на балкон. Кресло было тяжелое, толкалось туго, хотя Лиза старалась упираться ногами не только в пол, но и в стену. Лубоцкий помогать не спешил.
А если так? А если они не торговый центр строить собираются, говорила Дейнен. То есть наверняка не торговый центр, зачем в Москве еще один торговый центр, их и так девать некуда Если они собираются строить Дейнен уперлась в стену крепче. Я ей сама все гланды вырву, козе
Кресло сдвинулось и застряло поперек выхода, Дейнен толкнула еще раз, устала, бухнулась на сиденье, вернулась в блокнот.
У Шергиной, кажется, истерика, сказал Лубоцкий. Несет поразительный бред.
Он вытер руки полотенцем, снова похлопал в тазике с магнезией, поднял с пола цепь, пропустил ее за спиной и принялся сосредоточенно растягивать.
Знаешь, почему я с тобой дружу, Лубоцкий? не отрываясь от блокнота, спросила Лиза.
Я подарил тебе зеленые санки.
Цепь натянулась.
Ты, Андрюша, нескучный. Хотя и санки тоже. Жаль будет с тобой расставаться.
Почему расставаться?
Ты уедешь в Свиблово сегодня, завтра в Люберцы уеду я. Шерга, которую подменили в Швейцарии, скупает у жителей Калачёвки квартиры, чтобы снести квартал и на его месте построить пирамиду Увы, мы бессильны перед поступью гремящего хаоса.
Лубоцкий распустил цепь, пожал плечами.
Необязательно, сказал он. Совсем и необязательно пирамиду. Возможно, это будет небоскреб. Я слышал, собираются его построить в виде огромной ракеты.
Лубоцкий напрягся, цепь зазвенела, но не поддалась.
В виде ракеты?
Цепь звенела, но не рвалась.
Мой прадед мог порвать, вздохнул Лубоцкий печально и опустил цепь. Он преподавал в гимназии.
Имени Бернарда Шоу?
Имени Кржижановского.
Говорят, они были друзьями.
Дейнен взяла маленькую бутылочку с минералкой, открыла и стала мелко пить.
Шерга, конечно, не Чичиков, сказала печально Дейнен, до Чичикова ей далеко, нет, обычная дура с папой Помнишь, она мне кликуху придумала?
Не очень Белка?
Бобр.
Дейнен улыбнулась, Лубоцкий отметил, что на бобра она похожа все-таки больше, чем на белку, и снова натянул цепь.
И что? спросил он.
Лубоцкий достиг изометрического пика, высчитал двенадцать секунд, расслабил мышцы.
А у меня тогда как раз черная полоса началась, из художественной школы выгнали, все вокруг как озверели Дейнен выпила полбутылки. А тут Шерга подойдет так и говорит потихоньку: «Эй, Бобр! Эй, Бобр!» Потом мне полгода снились, знаешь, такие мордастые, всё ходят, ходят, ходят
Лубоцкий несколько потерял нить разговора и не уловил, кто именно настойчиво снился Дейнен, бобры или мастера художественных искусств.
Я же тебе жаловалась, напомнила Дейнен.
Я думал, про бобров ты иносказательно.
Нет, покачала головой Лиза. Ты не представляешь, как я ненавижу бобров. Иногда мне кажется, что я чувствую их запах
Дейнен понюхала воздух, поморщилась. Лубоцкий вооружился резиновой лентой. Кошка напротив оказалась не чучелом и принялась умываться лапой.
Моего отца в детстве бобер укусил, сказал Лубоцкий. А сейчас их еще больше стало
Лиза пила минералку. В широкие окна четвертого этажа задувал теплый ветер, пятница, и в школу завтра не надо, и Лубоцкий пробовал почувствовать радость от предстоящих выходных, но почему-то не чувствовал ничего. Завтра они собрались встретиться у Дорохова и обстоятельно обсудить сложившееся положение, потом куда-нибудь сходить посидеть, отдохнуть.
Лубоцкий поглядел в северное окно на каштаны. Каштаны гораздо лучше весной.
Я как вижу Шергину, так у меня Да ну их Я даже перевестись из нашей школы хотела. Просила у мамы
Дейнен допила воду, свинтила крышечку, приладила ее на левый глаз, как монокль, встала в кресле, уставилась на Лубоцкого.
«Это лучшая английская школа! пропищала Дейнен, видимо, передразнивая мать. Туда очередь как до Владивостока! Ах, Лиза, Бернард Шоу ходил по этим коридорам! Он опирался на эти стены и оставил на них свой автограф! Здесь все дышит культурой! Здесь творилась история! Здесь»
Дейнен замолчала и вдруг пошла красными пятнами, Лубоцкий испугался и подал Лизе еще бутылочку. Дейнен вернулась в кресло с пробкой в глазу.
То есть ты за? не понял Лубоцкий.
Не знаю. Если Шергина снесет кварталв старших классах я ее не увижу. Если Шергина не снесет кварталя порадуюсь, что ее планы расстроились.
А я?
Тебя, конечно, жаль. Но
Дейнен допила вторую бутылочку, открутила пробку, зажала ее правым глазом. Лубоцкий взял пружинные кистевые эспандеры.
Я буду грустить о тебе в Мытищах. Вспоминать, писать стихи. Это хорошо для души.
Это хорошо для души?
Это хорошо.
Дейнен подняла брови и уронила пробки. Лубоцкий закрыл эспандеры.
Но до Чертанова не так уж и далеко, с сомнением заметил Лубоцкий.
Не надо! Нет, нет, это вселенная, я в Мытищах, ты в Чертанове, между нами Москва, как бездна. Только так, только так
Дейнен достала телефон, набрала номер, приложила трубку к уху и приготовила лицо. Улыбнулась, верхние зубы чуть подвыступили и подняли губу.