Анечка! Как у тебя здоровье?! Нет, не чешется. Вот Андрюша Лубоцкий тебе тоже приветки передает
Дейнен заквирикала в трубку. Лубоцкий сосредоточился на эспандерах.
Да-да, да-да, говорила Дейнен, легкомысленно покачивая ногой. Да-да, подпрыгнула. Самбисты всегда в авангарде Нет, на идиотов не похожи
Лубоцкий щелкал эспандерами.
Что делаем? Да как сказать Страдаем. Да. У Андрюшеньки бабушка да-да, та самаяс носками! Дейнен подмигнула Лубоцкому. Это точно, одной ногой в Валгалле, но еще ого-го! Короче, кое-как держится. Хочет помереть в своей постели, а ее постель в доме нумер три Калачёвского проезда. Что значит«ну и что?» Ты совсем старость не уважаешь?!
Дейнен попыталась сделать строгий голос, получилось что-то вроде болгарки, кошка в соседнем доме убралась с окна.
Нет, крысу тебе не Петька подкинул, продолжала беседу Дейнен. Крысаэто вроде как
Дейнен замолчала, слушая.
Сама коряга, сказала Дейнен через минуту и отключилась.
У Лубоцкого не было бабушки, тем более с носками.
Ответный удар? спросил Лубоцкий.
То есть? не поняла Дейнен.
Сделала вид, что позвонила, а сама не звонила.
Дейнен зевнула. Лубоцкий закрыл эспандеры.
Это Шерга! Сделала вид, что ее топят, а сама ничуть не тонула!
Ты думаешь?
Лубоцкий открыл эспандеры и закинул их в тазик с магнезией.
Молодежный театр имени неистового Тыбурция, пояснила Дейнен. Она сама себя высекла, у них это повсеместно.
Зачем ей это? не понял Лубоцкий.
Какой именно ей? А может, их две? Дейнен выразительно постучала пальцем по виску.
Одна хочет снести Калачёвку, а другая хочет сама себе помешать. Ну вроде как у нее ментальное раздвоение. Залечили в Швейцарии. И теперь она как бы сама себя каждый день высекает на подмостках.
Не. Лубоцкий покачал головой. Раздвоениеэто было. У всех раздвоение
Лубоцкий посчитал по пальцам, некоторое время смотрел на них задумчиво.
Со счета сбился Короче, штук двадцать с раздвоением. Джекилл и Хайд, Тайлер Дёрден
Дейнен почесала голову карандашом.
Ну, не знаю, сказала она. Если не Чичиков и не раздвоение, то что?
Заговор тамплиеров
Дейнен хихикнула.
Заговор лилипутов, передразнила она. Знаешь, заговоров тамплиеров в сорок раз больше, чем раздвоений. В сердце каждого графомана бешено стучит маятник Фуко.
Дейнен понравилось, она немедленно внесла фразу в блокнот и отделила ее от прочих записей зубчатым заборчиком.
А вообще, воблер и кость, сказала она. Так я все и назову: «Воблер и кость». Произведение литературы. Книгу! Роман!
Дейнен потрясла блокнотом и пририсовала Коньку-горбунку на обложке букву З.
Лубоцкий снял с полки жестяную банку, вытряс из нее белковые батончики, предложил Дейнен со вкусом клюквы, себе взял со вкусом черники. Стали жевать.
А почему тебе пирамида не нравится? спросила Дейнен, доев батончик. Пирамидаэто красиво и неслучайно.
По-моему, скучно, возразил Лубоцкий, тоже доев батончик. Пирамиды вышли из моды семнадцать бестселлеров назад, придумай чего-нибудь, ты же литератор.
Хорошо, сказала Дейнен. Легко. Слушай. А если не пирамида? Если башня? Знаешь, по-моему, в Москве давно хотели построить башню
Дейнен потерла пальцами виски.
Башню ленинского коммунизма, сказала она. Так, кажется?
Вряд ли сейчас такую даже в книгах строить будут. Какую-нибудь другую построят.
Башню имени Бернарда Шоу.
Бернард Шоу был мужем Сары Бернар, сказал Лубоцкий и протянул руку к миске с магнезией. У него была широкая саксонская кость, он мог
Договорить Лубоцкий не успел, громыхнуло, пол подпрыгнул, гантели, гири и прочий инструментарий, знаменующий полтора столетия увлечения семьи гигиенической гимнастикой, тяжело звякнули. С полки на стене осыпались медали и кубки, завоеванные предками Лубоцкого в спортивной борьбе.
Дейнен прикусила язык и зашипела, Лубоцкий же опрокинул магнезию на себя.
Что бы это могло быть? поинтересовался Лубоцкий.
Взорвалось, кажется, ответила Дейнен.
Она достала зеркальце и рассматривала окровавленный кончик языка. На улице орали автомобильные сигнализации.
Что могло взорваться? Лубоцкий тер нос.
Похоже на газовый баллон, проявила осведомленность Дейнен. У нас на даче у соседей взорвалсявесь погреб разворотило.
И Андрей, и Лиза перебрались через кресло на балкон. Снизу, со стороны переулка, поднималась кипящая пыль.
Что это? Лубоцкий сощурился.
Она, ответила Дейнен.
У Дейнен зазвонил телефон, она ответила. Молчала в трубку.
Лубоцкий наблюдал за пылью. Пылевая стена поднялась до третьих этажей и теперь приближалась и бурлила, как при взрыве Кракатау или Везувия. Но метров за сто до дома Лубоцкого туча выдохлась и осела, и стала видна улица. Все дома были на месте, припаркованные вдоль тротуаров машины посерели и мигали аварийками, на перекрестке возник затор от погасшего светофора, но люди из машин не выходили, опасаясь пыли, и Лубоцкий узнал странное сиротливое чувство, точно умер мир и остались только они с Дейнен на балконе, и даже пыль не поднялась.
Он оглянулся на Лизу и чихнул в первый раз за этот день.
Дейнен спрятала телефон.
Безносов звонил, сказала она.
И что? осторожно спросил Лубоцкий.
Водокачку взорвали. Рядом с его домом старая водокачка, ну помнишь же, с буквами? Взорвали. Сложилась, как спичечная.
Да. Лубоцкий потер лоб. Что бы это значило?
Это Шерга, уверенно сказала Дейнен. Посылает нам зловещий знак.
Какой?
Сегодня водокачказавтра ты.
Дейнен указала пальцем на Лубоцкого. По улице, вопя сиреной и моргая мигалками, проехала пожарная машина. Пыль снова поднялась, ненадолго.
И еще Дейнен замолчала.
Что еще?
Там вроде как стену начали строить.
Какую?
Дейнен пожала плечами. Лубоцкий нахмурился.
Надо завтра все это серьезно обсудить на собрании, сказал Лубоцкий и чихнул.
Взрыв водокачки? уточнила Дейнен. Стену?
И стену тоже. Если уж Шерга взялась за водокачки
Ты серьезно? перебила Дейнен.
Абсолютно. Бирюлево не пройдет. Надо оказать ей сопротивление.
Ага усмехнулась Дейнен.
Придешь? спросил Лубоцкий.
Дейнен не ответила. Она смотрела на обезлюдевшую улицу, на замершие машины и на пыль. Дорогу наискось медленно переходила толстая ленивая собака, в пыли за собакой оставались круглые следы. Неожиданно Лизе стало сильно грустно. Обычно грусть приходила ближе к ноябрю, но в этом году случилась раньше. То ли Лубоцкий со своими эспандерами, то ли взрыв водокачки, то ли ситуация с Шергиной, но Лиза загрустила. Она вдруг подумала, что это надолго, на год и дальше и, может быть, навсегда.
Приходи, опять предложил Лубоцкий.
Лиза снова не ответила. Она поудобнее пристроила блокнот с Коньком-горбунком на перила и стала писать.
Глава 5От Калачёвки к КолпачномуНина Дашевская
Ну ты и накрутил, сказала Наташа. Ты что, действительно во все это веришь?
Лубоцкий врать не будет, отозвался Петя, да и Дядя Федор
Федя вечно строит из себя самого умного. А твой Андрей вообще возомнил себя сверхчеловеком, от него уже телефон можно заряжать.
Они шагали с Петей по узкому, в неровной плитке, тротуару. Навстречу шла нестарая еще тетка, споткнулась, пробормотала привычное «гори в аду» в адрес нынешнего мэра. Соседний дом с забитыми окнами (под снос) зацепил Петю за капюшон болтающимися проводами. Наташа освободила его, оглянулась: ругательная тетка испарилась, как привидение.
Вот видишь! обрадовался Петя. Зуб даю, она уже в Чертанове. Лубоцкий зря не скажет.
Петя! Твой Андрей, как всегда, строит теории заговора, а ты ведешься!
Петя хмыкнул. У Наташи Батайцевой была нежная привычка называть одноклассников по именам, даже Шерга во время бойкота у нее оставалась Аней. Вообще Петя не собирался никуда идти с Наташей, она не казалась ему интересной. Наташа была самая младшая в классе и, откровенно говоря, интеллектом не блистала. В школе сестры Батайцевы оказались только из-за своих звездных отцов, но старшая, Соня, была упертая, честолюбие не позволяло ей учиться хуже других. Маленькая же, Наташа, хватала свои тройки, хлопала черными глазами и не расстраивалась. Вот и сейчас она замахала руками, как только Петя попытался хоть как-то проанализировать ситуацию.
Лубоцкий, может, и строит теории заговора, а водокачку взорвали, сказал Петя. Верь не верьвсе равно окажешься в Чертанове, как исчезающие пенсионерки. А потом и подальше.
Наташина бестолковость начинала его раздражать. Вот это ее «ничего не будет, а если и будетничего не изменишь, а я так и буду хлопать глазами, хоть в Чертанове, хоть в Бутове».
Чего ты привязался к Чертанову? спросила Наташа. Нормальный район У меня там бабушка живет.
Вот и поезжай в свое Чертаново, огрызнулся Петя.
Калачёвку, кстати, они уже прошли, чего вот Наташа за ним тащится, домой не идет? Не обиделась, ну и ладно. Нырнули во дворы, где возле кинотеатра рос старый дуб.
Дуб ведь тоже спилят? Жалко А мы тут с Андреем во втором классе желуди собирали, ностальгически произнесла Наташа. Он потом в меня с балкона кидался
Петя на секунду представил Лубоцкого, интересующегося желудями. Хмыкнул. И вообще Наташа сумасшедшая, конечно. Дуб ей жалко, а дома что, не жалко?
Тренькнул телефон. Сообщение от Лубоцкого: «Тайная ветка метро. Заговор хамовников?»
Какие, к черту, еще Хамовники, это совсем другая сторона; что они, всю Москву накрыли, что ли? И в Хамовниках давно есть метро, красная ветка «Фрунзенская». «Парк Культуры». Чего там еще на МЦК какая-то станция
«Заговор храмовников», исправился Лубоцкий. А, тамплиеры. Лубоцкий в своем репертуаре. Вот из-за одной потерянной буквы весь смысл хотя какой тут вообще смысл? Никогда не поймешь, Лубоцкий это всерьез или они с Дейнен придумывают там всякую пургу. Хотя, с другой стороны, не раз уже выходило, что пурга авторства зубастой Дейнен оказывалась ближе всего к истине.
Ветер гнал навстречу пустую пивную банку, Петя наступил на нее, смяли банка будто обняла его конверс, прицепилась и хрустела при каждом шаге. Петя запрыгал на одной ноге, отцепляя ее, Наташа засмеялась:
Какой же ты, Петя в самом деле!
Ей нравилась Петина неловкость, да и весь Петя. Хотя, надо признаться, Наташе нравились все. И Толя Абрикосов, похожий на актера Камбербэтча, и Федя Дорохов, икак бы ни хотелось скрыть это от самой себясверхчеловек Лубоцкий. Но все они видели в ней в первую очередь дочь Батайцева. Конечно, в «двенашке» у многих были звездные родители, но не у всех же это написано прямо на лице, а лицо не спрячешь. Вот же угораздилоНаташа была ужасно похожа даже не на отца, а на дядю Женю, который смотрел на людей с каждой второй киноафиши. Наташа походила на него даже больше, чем Соня, его родная дочь. «Ах, вы дочь Батайцева?» слышала Наташа, сколько себя помнила, и нужно было отвечать, что да, Батайцева да не того. Наташин отец всегда жил в тени брата, а потом еще нелепая смерть Евгения, до сих пор кормящая журналистов желтых изданий Наташа уже привыкла к заголовкам «Шок! Смерть Батайцева и банда черных археологов!» Виноваты были то археологи, то сектанты, то спецслужбы, то инопланетяне; журналисты изощрялись в догадках. Каково было Соне, лучше не думать. Но Соня умела уходить от переживаний и учиться, учиться, как псих. А Наташа отключать эмоции не умела. Да и быть в первую очередь дочерью и племянницей ей изрядно надоело. Поэтому ей так легко было именно с Петей, который однажды спросил: «Батайцев? А это кто такой?»
Они вынырнули на шумные улицы ближе к центру, быстрым шагом перешли оба моста и двинулись дальше. Для Пети это был привычный путь: он любил обходиться без метро, кеды будто сами выучили путь до Колпачного. Москва то разворачивалась перед нимичерез мосты до самого университета, то опять сворачивалась узким Хохловским переулком.
Что это, орга́н? спросила Наташа.
Петя кивнул:
Да, это в «Петре и Павле» репетируют.
Лютеранский собор со своим органом, озвучивавший кривые московские улицы, вызывал у Пети легкое кружение головы.
На стене зачем-то был вырезан кусок штукатурки, обнажился квадрат красной кирпичной кладки. Наташа потрогала кирпич и серые пятна на нем:
Смотри Рыцарь и дракон. Ты видишь?
Детский сад Петя вгляделся в пятна оставшейся штукатурки, но ничего не увидел.
Какой еще рыцарь?
Ну, не знаю. Тамплиер.
Петя вздрогнул. Наташа вдруг вытащила маркер и подписала прямо на стене: «Рыцарь верхом на драконе».
«Во дает. У себя бы на стенах писала», с неудовольствием подумал Петя. Выходит, он уже чувствует себя здесь своим? «Снесут Калачёвкуостанусь в Колпачном», внезапно подумал он.
Он шел, будто совсем к себе домой. Там тихо можно спокойно подумать Только Наташа-то ему здесь зачем?
Ничего, что я с тобой иду вдруг? спросила она.
Петя вздрогнул и будто почувствовал себя виноватым. И тут же ляпнул:
А у меня, кстати, тут квартира.
Чего? опешила Наташа. Какая еще квартира?
Ну Петя замялся. Это Отец оставил. Наследство.
Наташа присвистнула, как пацан:
Ничего себе. Так это правда, что ли? Твой отец олигарх? Я думала, врут всё
Вот видишь. Иногда самые невероятные теории оказываются правдой, вздохнул Петя (он, кстати, совершенно не умел свистеть). Зайдешь?
Консьерж посмотрел на Петю неодобрительно, но промолчал. Наташа вдруг покраснела:
Что он про нас подумал?
Ерунда, отмахнулся Петя: его голова была занята другим.
Он внутренне поморщился, предполагая Наташины восторги по поводу квартиры. Вот же дурак, не смог отвязаться. Но Наташа ничего такого особенно не сказала, аккуратно сняла кроссовки (Петя же ходил прямо в конверсах и не парился) и сразу бросилась к фотографии на книжной полке:
Ой, какой котик!
На снимке Кирилл Владимирович косплеил известную фотографию Юрия Кнорозова, где тот тоже был изображен с котом. Этого кота, кстати, Кнорозов пытался как-то протащить в соавторы научной статьи. Кота же Кирилла Владимировича Петя не знал. Их не знакомили.
Твой отец? спросила Наташа, изучая то фотографию, то Петино лицо. Да, вроде на тебя похож
Петя аж поперхнулся: лицо на фотографии имело довольно инфернальное выражение чего там похожего?
А ведь я его знаю, сказала вдруг Наташа.
Как знаешь?! Откуда?
Ну, у папы вечно народу толчется, он любит гостей ходит кто попало, то есть извини. Просто у нас не дом, а проходной двор. Папа говорит, это для профессии нужно. Играешь профессора физикиобщаешься с физиками. Бандитас бандитами
Вампираищешь контакты с потусторонним миром, подколол Петя (а говорил, не знает, кто такой Батайцев!).
Наташа терпеть не могла фильм, где отец играл вампира, поэтому поспешила продолжить:
Археологас археологами Да на самом деле просто папа любит тусоваться, принимать гостей. Ходят, ходят часто знакомые лица, а потом и не поймешь, где видела, то ли на «Дожде», то ли в рекламе «Макдоналдса».
Так твой отец разве не умер? ляпнул Петя.
Это Сонин же умер. Наташа задумалась, стоит ли ей обижаться, но решила: тут у нее одной был живой отец, так что нечего. И постой кажется, на похороны дяди Жени как раз вот этот твой и приходил точно, он был!
Петю кто-то будто дернул за язык, и он спросил:
А шергинского отца там случайно не было?
Аниного? Конечно. Они вообще с дядей Женей дружили.
Петин телефон снова дернулся. Эсэмэс: «На месте водокачки обнаружен тайный ход. Заложен кирпичом».
Вот же Лубоцкий, неугомонная работа мысли
Стоп.
Это не Лубоцкий. Эсэмэс пришло от Дорохова.
Тайный ход. Тамплиеры. Наташа нет, Петя вроде бы еще ничего не пил Нельзя, необходима ясность мысли.
А твой этот дядя Женя, спросил Петя, он где снимался? Какую роль играл, последнюю? Ну, с кем общался?
Да они с папой вместе там сериал какой-то, исторический. Они тогда так загрузились историей, археологией черт знает, документы какие-то искали про наш квартал.
Про Калачёвку? быстро спросил Петя. Он смутно помнил, что смерть Батайцева была какой-то непростой, связанной с чем? И тело то ли нашли, то ли нет
Может, твои Батайцевы из-за этого общались с моим отцом? стал думать он. Он тоже вроде историей увлекался. Тоже про Калачёвку есть документы
Петя, так же быстро спросила Наташа. А твой отец. Он умер от чего?