И домик был.
Сават ди ка! С этим криком главная по завтраку рвется к каждому из весьма немногих обитателей домиков, сходящихся на террасу. Кланяется, отставив квадратный зад. И улыбается, показывая тяжелые зубы. И терроризирует свою команду официантовда они же ее откровенно боятся
А что же, интересно, не так с этой клюшкой, благодушно задумалась, поглядывая на нее, дама по имени Алла. Может, вам, местным жителям, виднее?
Конечно, без особого интереса отозвался я. С ней кое-что явно не так. И это очевидно. Даю тебе до завтра, и хоть сто попыток отгадать. Все равно не сможешь.
Но она же просто бросается на людей с этим карканьемка, ка! Кха! Кар-рр!
Да ты просто гениальна. Суть дела именно в этом. А что отвечаю я?
То же самое.
Нет.
А, ты почему-то говоришь про ту же «савади», но в конце«кап». Ну и что?
Это и есть разгадка. Но все равно ты ни черта не догадаешься, хотя любой местный житель сразу понял бы все.
А они понимают, что я порочная и внезапно павшая женщина, а тысекс-маньяк?
Естественно. От нас это как бы исходит. На нас смотрит весь отель и знает, что мы впервые дорвались друг до друга и того не стесняемся.
Я рада за них.
Это целое искусствонагло смотреть из-под своего пляжного зонтика на бесконечные дождевые облака и говорить им: а делайте что хотите. Мало ли что сезон дождей. А нам здесь хорошо.
Я несколько месяцев мечтала: спать и спать. Ты научил меня делать это после обеда. Спасибо тебе.
Делать что?
Спать. Все прочее я уже умела, если ты не заметил.
У-гу.
Ты завез меня в пенсионерский отель. Посмотри вокруг. Лежат. Седые головы.
Это пенсионерский сезон. И отель тоже. И весь город. Девочек всего тысячи две-три.
Да-да, на фоне Паттайипросто монастырь. И ведь не хочется даже идти в море
Она права: хочется лежать под этим зонтиком и лежать. И читать. Немножко мешает перестук молотковони отгородили мешковиной целое крыло отеля, за нашими спинами, и переделывают его зачем-то целиком.
Каждый день.
Вокруг насзеленые волны газонов, по ним с зонтиками ходят хрупкие юноши и девушки из отеля в униформе странного лилово-зеленого цвета, ускользающего от точного определения, с золотой окантовкой по лацканам и с именными табличками. Они беззвучно ступают по дорожкам, стараясь не сделать шага на насквозь пропитанную водой траву.
Но полчаса после очередного дождяи верхушки бугров подсыхают; мы в домике, под зонтиком, а зонтик стоит под громадным каучуковым деревом, иногда лист его падает на траву с тяжелым картонным звуком. И рядомлетящие по ветерку казуарины с их невесомыми мягкими иглами, как лиловые облака.
Она спит даже здесь, после завтрака под зонтиком (и ночью, и после обеда) ее замучили в Москве; я читаю «Бангкок пост». И впадаю в задумчивость: когда это было, чтобы реки вот до такой степени выходили из берегов на севере страны?
Чиангмай превращается в озеро. Аэропорт в Лампанге еще работаетчто значит «еще»? А от тонущего Накхона до Бангкока не так уж далеко
Ливни в основном на севере, говорю я Алле, с удовольствием рисуя карту на ее голом животе. Стеной. А где дождей мало, все равно плохо. Вся вода на севере стекает в реки. И идет на юг, к морю. Вот эта река, Чао Прайя, протекает через Бангкок, и ее уровень повысился на два метра. Пока все.
А где мы?
Мы в очень хорошем месте, веду я палец ниже. На юге дождей все равно что нетразве вот это дождь? Мы здесь. Старинный курорт Хуахин. Королевский. Первый в стране. Он фактически напротив этой твоей Паттайи через залив. А я ехал вот отсюда, с юга, где дождей и вообще все равно что нет, но места плохие Террористы там всякие. Поэтому я спешил проскочить. Ехал по перешейку Кра.
Кра-а! Ка-а! Мне начинает ее не хватать, этой Этой А до завтрака еще почти сутки. На обеде ведь нашей страшилы не бывает, да?
Забудь про нее. Представь, что ты здесь живешь все время. Всегда тепло. Нет русской литературы. Нет твоих инфернальных коллег, критиков.
И черт с ними, коллегами.
Возникает чувство самоудовлетворения.
Так, это надо записать.
Завтра запишешь. Не стой на страже русского языка, слезь с нее.
С кого?
Со стражи.
Ну вот почему это такчто бы ты ни сказал, я думаю о сексе?
Я помогаю тебе в этой беде как могу.
Я заметила. И особенно ценю, что тебе нравятся толстые женщины. И даже не отрицай, толстые. Вот смотри, этобезобразие. И вот это безобразие. Можешь даже потрогать лишний раз.
Если ты не прекратишь, мне придется пойти в море.
Вот и пошли.
Дождь начинается снова, резиновые тапки скрипят и выворачиваются по дороге к слабо шуршащей от миллионов пресных капель соленой воде до серого горизонта.
Я знаю, в чем делоона не человек, сказала Алла, подбодренная легким, очень легким ланчем (после такого завтрака долго еще невозможно есть).
Молодец! Горячо! Горячо! Никогда еще Штирлиц не был так близок к разгадке!
Нет, ну серьезновокруг люди как люди, только сонные какие-то от этого дождя. А этаты посмотри, в ней же ничего естественного. Фигуры нет, под этим ее мундиром какие-то утягивающие трусы. Грим на физиономии как в цирке. А как она открывает эту свою жуткую пасть У нее что, искусственная челюсть? И вообще, ярость, с которой она служит нам, клиентам, это какое-то чистое зло.
Стоп, тебя понесло не туда. В ней нет ничего естественного: вот это в точку. Вопрос: что такое «ка»? И почему я в ответ говорю «кап»? Забыла мою подсказку?
Алла задумалась. И скоро нашла ответ:
Потому что ты мужчина. И у тебя очень лохматая грудь, и живот тоже
Стоп, мы обсуждаем серьезное дело. Правильно, потому что ямужчина. «Ка» частица вежливости в конце фразы или оборота. Для женщины. Она жечастицадля мужчины звучит как «кап». Сделаласделал. Дэвошка, ты ведь филолог?
Нет, таки ятехасский рейнджер. Но тайская филология у меня в зачаточном состоянии. Знаю с сегодняшнего дня два слова. Вот эти. Итак, женская частица вежливости И что? Зачем она орет ее, как хищная птица? Почему пасть распахивает и бросается на нас с тобой?
Я торжественно молчал, поглядывая на металлическое кружево старого крыла отеля, эти крыши и навесы из стекла и металла, как крылья стрекозы. Шедевр колониального стиля в стране, не знавшей колониализма. Он, этот шедевр, напоминал о молодом Эйфеле, который еще не вернулся в Париж из французских колоний, из Ханоя, где спроектировал до сих пор стоящий там мост. Раньше здесь, где мы лежим, был не отель, а хуахинский вокзал, памятник архитектуры, и мы сейчас как раз там, где был край платформы. Вот только молотки, наверное, так не стучали Что они там делают, в закрытом крыле отеля?
Ну? Почему она на нас бросается?
Потому бросается, что с яростью доказывает свою женскую сущность. И право говорить «ка» вместо «кап».
Что?
Оно не женщина.
А?
Трансвестит. Катой. Их тут полно. Жертва операции по смене пола. Здесь Таи- ланд. О катоях тут книги пишут.
Это и есть решение твоей загадки?
Конечно.
Офигеть, ка!..
А ты думала, кап.
Вести, приходившие с севера, были невероятны. Тысячи квадратных километров под водой? Накхон Саван и даже Аюттхаязона бедствия? А это значит, что старый бангкокский аэропорт Донмуангвозможнообъявит о своем закрытии? Он к северу от города, нынешний, новыйСуварнабхумик югу, с ним все в порядке, но Если бы дело было пару лет назад, когда новый аэропорт еще не построили, и у меня не было бы машины, я бы не смог вылететь из страны, так? Невероятно.
Но в том-то и дело, что всего происходящего быть не могло, а оно все равно происходило.
Большая вода двигалась к Бангкоку с севера, и самое странное, что некоторые районы столицы, если верить этой газете, уже сейчас не очень проходимы. Такое случается в каждый сезон дождей, конечно, и никогда не оказывается серьезной новостью. Но ведь вздувшиеся реки продолжали свой бег, и конца этому было не видно. Столица, которая утонет?
Шуршание откидываемых простынь и шум моря или дождя. Вокруг белого штакетника, умело скрывающего нас от гостиничного сада с дорожками, деревья, ветви и цветы, клонящиеся к земле от тяжелых капель. Это семь утра или десять? Теплый, пахнущий травой душный мир лишен солнца и полон воды, небоцвета жемчуга.
В-в-в, содрогается Алла, голая, с розовыми складками от простынь на боку. Она пытается открыть глаза, стоя на краю маленького бассейна, деликатно защищенного от посторонних взглядов забором нашего домика. Ей холодно смотреть на воду, но вода теплее воздуха.
Возьми меня в воде на ручки, бормочет она, садится и с ворчанием соскальзывает вниз.
Вчера мы, кажется, немного сошли с ума. Отправились после неумеренного ужина в Хуахин как таковойпара десятков кривых улиц, состоящих из магазинчиков и баров с девочками. Зашли в винную лавку, где за запотевшим стеклом холодильника смутно золотилась пара-тройка бутылок чего-то хорошего. Ведь Италия! Якобы Франчакорта! Надеюсь, такие вещи они тут подделывать не умеют?
Бокалы и бутылки мы поставили на край бассейна, с желанием оттуда не выходить. Но никому не советую заниматься любовью прямо в водеэто смешно и забавно, и только. В нашем садике для этого есть беседка среди кустов у края бассейна.
Тьма вокруг, дрожь подсветки на ветках, свисающих к воде, и толстое, да, толстое тело этой Аллы, которая бормочет, что вот такие женщины лучше относятся к этому своему телу и получают больше удовольствия.
Я хочу, чтобы нас видели с балконов «Хилтона» за оградой, говорит она. И слышали, как мои мягкие части шлепаются, шлепаются о твой живот. Ах, какой звук Прелесть.
Для этого тебе надо спилить вон то дерево. Здесь все продумано. Ничего они со своих балконов не видят. Но знают, что мы здесь есть и именно этим и занимаемся. И пусть сдохнут от зависти в своем паршивом «Хилтоне».
В общем, вчера всего этого было все-таки многовато, а сейчас, утром, мы с ней смотрим на капельно-жемчужный мир вокруг и пытаемся открыть наконец на него глаза.
Утро туманное, утро седое, тихим голоском пытается пропеть она, лежа на воде. Нивы печальные, сне-егом покры-тые
И начинает смеяться.
Завтра последний день, а потом мне надо на самолет, выговаривает она наконец.
И только в этот момент я вспоминаю, что вчера даже здесь, на юге, в этом Хуахине, пара улиц была как-то уж слишком похожа на речки. Ну, хорошо, вода должна сливаться в море Но до аэропорта, куда с определенного момента ведет приподнятая над землей скоростная эстакада, еще надо сначала ехать по обычному шоссе. Оно хоть здесь, на юге, а там, на севере Севернее аэропорта
Там целые кварталы Бангкока превратились в реки и озера, узнаю я из местного интернета. Премьер-министр, только что вступившая на пост милая женщина, что-то пытается говорить и заявлять, комитеты местных жителей зовут армию и требуют взорвать какие-то дамбы, но от премьера в любом случае никто ничего особенного не ждет. Потому что ничего подобного в стране не происходило уже много десятилетий.
Мои встречи в Бангкоке, как я и ожидал, отменены или под вопросом.
Мы, конечно же, идем на завтрак.
Сават ди ка! бросается на нас онаили оно, чуть не прикасается ко мне цепкой рукой, что в Таиланде почти невероятно.
Алла тихо смеется. А я смотрю на это странное создание, которому отвешиваю чуть более низкий, чем следовало, поклон, смотрю уже несколько другими глазами.
И вижу то, чего не видел раньше.
Мне нужно в город, может быть, чересчур сухо говорю я Алле ближе к концу завтрака. Встретимся под зонтиком?
Очень хорошо, отвечает она с облегчением. Я только подумала, что так все-таки нельзявместе и вместе. Надо отдышаться и как-то прийти в себя.
До того как пойти в город, я перегоняю машину от подтопленной уже гостиничной стоянки поближе к шоссе, поскольку оно достаточно высоко, вода с него сливается в довольно неплохие канавы. Пятьсот метров. Сумку как-нибудь дотащу Даже если по щиколотку в воде.
А теперьглавное.
Дорогая Алла, когда ты надеваешь эти твои филологические строгие очки Да даже и когда не надеваешь, и твои глаза над закругленным носом смотрят на мир затуманенным, но очень чувственным взглядом То ты, к моему удивлению, замечаешь вещи, которые местным жителям интересными не кажутся.
Что ты там сказала, дорогая Алла, про этого трансвестита, или «трансвика», как их называют наши растущие в Таиланде дети из вот этих семидесяти тысяч здешних соотечественников?
Для начала:
«А что же, интересно, не так с этой клюшкой?» Хорошо. Но дальшелучше: «Я знаюона не человек».
И я, конечно, нашел объяснение: нет, человек, но принадлежащий к довольно распространенному в Таиланде «третьему полу». А надо было слушать Аллу. «Она нас не съест? спросила она меня в первый же день. Однако и зубы же у нее»
И через пару дней: «А как она открывает эту свою жуткую пасть У нее что, искусственная челюсть?»
Ну, мало ли что болтает глупая женщина, впервые попавшая в Азию. Я бы так и продолжал над ее открытиями смеяться, если бы сегоднятолько что, пять минут назадне догадался посмотреть на это местное создание чуть внимательнее, чем допустимо по тайским правилам вежливости. Например, когда оно в очередной раз улыбнулось нам, распахнув рот. Искусственная челюсть, ты говоришь, Алла?
Но искусственных челюстей с двумя рядами зубов не бывает.
В городе я сначала поговорил с таксистамитеми, кто может что-то сказать по-английски. Слово «кап» я произнести могу, но все прочее, к сожалению, посложнее.
Для Аллы я заказал на завтра здоровенный внедорожник, несмотря на уверения водил, что в ближайшие три дня до аэропорта, «скорее всего», с юга доехать будет возможно и на обычной машине.
Еще я узнал, что шоссе в обратном направлении, в Малайзию, почти в полном порядке, хотя ехать из-за луж кое-где придется медленно. Вдобавок умных много, те, кто еще может убежать от воды, движутся по той же дороге и в том же направлении. Бегут на юг попросту.
Так что в худшем случае Аллу можно будет вывезти отсюда даже через Малайзию. Купить ей билет из Куала-Лумпура Это будет дешевле, чем мне обошлась неделя в домике с бассейном, даже при всех возможных скидках в дождливый сезон, превратившийся в сезон тотального бедствия.
Нижняя часть Хуахина, между пока еще свободным шоссе и морем, тихо превращалась в озеро. Просто этого никто всерьез не замечал. Подумаешь, проблемана севере все куда хуже.
Я прошлепал по воде в магазин, который посоветовали мне умные таксисты. Они почему-то не удивились моему пожеланию. И нашел там человека, которого они рекомендовали. Он тоже не удивился моей просьбе.
Если бы я был дома, в Малайзии, то спрашивал бы материалы об асвангах. Эти создания летают по ночам среди деревьев и сельских домиков на сваях Собственно, чаще всего летает отдельная от тела голова, и дас большими зубами. И они пьют кровь зазевавшихся. Но утром их можно не бояться. Здесь, однако, совсем не Малайзия. В книге о тайской магии, которую мне выдали (альбом с иллюстрациями за немалые деньги), асвангов нет. Зато более половины туто знаменитой магии из Исана.
Черная, кхмерская магия с северо-восточных гор; вы думаете, что Исанэто место, откуда в Бангкок, Паттайю и прочие места прибывают высокие девушки с почти европейскими лицами. Да, но тут надо добавить, что прочие девушки для услуг смертельно боятся их, потому что если поблизости есть хоть одна настоящая ведьма из Исана Но в любом случае север страны уже отрезан от мира водой, и там Там может происходить что угодно.
Но вдобавок ведьмаэто просто женщина, которая в Исане, впрочем, очень многое может. В том числе летать.
Я посмотрел сквозь стеклянную стену магазина на мостовую, ставшую речкой между двумя тротуарами, и продолжил чтение.
Зубы, мне нужны зубы. И вот вампхи. Это в сущности дух, нежить в теле, которое только что было нормальным, человеческим. Зубы у пхи в разы больше обычных, людских, они одним укусом вырывают у человека печень. Но здесь, как в Малайзии, в основном летают лишь головы. Впрочем, нет, кахамвот этот летает весь. А это что такое? Аса, асавани. Здравствуйте, асванги. Это ведь вы.
Вот книга уже близится к концу, и ничего нужного мне, но вотчто такое? Это совсем не летающие головы. И вообще, ведь асванги не живут среди людей, эти создания прилетают из джунглей, у них там гнездо. А здесь Вот оно.
Мэнак, сказал я в пустоту магазина, уставленного книгами. Это же мэнак. Привет тебе, друг мой. Сават ди кап.