Но эту букашку не так-то просто было испепелить.
Весенние дожди сменились летним зноем, горы Акарнании сменились горами Этолии, осталась позади широкая мутная река Ахелой, потянулись холмы Озолийской Локридыа Иолай все еще был жив! Ни великаны-циклопы, ни молнии Зевса, ни дикие звери, ни камнепады не прикончили его, и голод его тоже не одолел.
Он ел в лесах желуди, орехи, ягоды и дикий лук, он добывал еду в деревнях, которые теперь все чаще попадались на его пути, и вскоре здорово поднаторел в игре в бабки и в кости и в драках с большими компаниями местной детворы. Деревенские огороды тоже исправно снабжали его едой, но самой огромной удачей было наткнуться на стадо овец, охраняемое не слишком бдительными пастухами. Тогда Иолай сосал молоко вместе с ягнятами и укладывался спать в блаженном тепле между мягкими овечьими боками Иногда ему удавалось прожить среди овец несколько дней кряду, прежде чем пастухи обнаруживали, что в их стаде появился лишний ягненокнахальный ягненок о двух ногах.
И вновь Иолай шел по звериным и человеческим тропам, по растрескавшимся от зноя подножьям холмов, по душистым островкам фриганов, по равнинам, где зрели хлеба, по серебристым оливковым рощам, по густым дубравам, по пестрым от цветов берегам рек
В речных гротах жили приветливые наяды, в дубравах и рощах резвились нифмы и наигрывали на дудках сатиры; с этим дружелюбным народом всегда можно было поиграть и поболтать, и в обмен на самый простенький веночек они охотно угощали «человеческое дитя» вкуснейшим медом.
Иолаю случалось болтать не только с нимфами и сатирами, но и с пугливыми дриадами: он нередко ночевал в дуплах деревьев в такой дикой лесной глуши, что дриады принимали его за своего, за «дикий росток», как они называли своих непоседливых малышей.
Все поля, холмы, озера, рощи до глубокой осени были полны буйной радостной жизнив озерцах плескались и хохотали лимнады, с цветка на цветок хлопотливо перелетали нимфы мелиссы, на полянах куролесили толстопузые силены
Вот только кентавры долго не попадались на пути Иолая, пока наконец в предрассветных сумерках этолийских гор он не увидел силуэт полуконя-получеловека: кентавр галопом промчался по гребню холма и скрылся, прежде чем задремавшее эхо успело повторить перестук его копыт.
Конечно, не все обитатели холмов были приветливы и дружелюбны: Иолаю дважды пришлось спасаться на дереве от волков, а еще опаснее волков были разбойничьи банды, разбивавшие лагеря в ложбинах возле дорог. Зимой же и поздней осенью, когда холод выгонял его в путь по ночам, ему приходилось делить дорогу с ночными демонами и чудовищами.
Ночь-Нюкта распахивала наверху свой черный плащ, усеянный сверкающими искрами звезд, и Иолай трусил по озаренной зыбким лунным светом земле под тоскливый вой волков и уханье сов в вершинах кипарисов. В ночную пору все вокруг становилось зыбким, ненадежным, тревожным, опасным; в каждом дереве мерещилась неведомая угроза, каждая тень грозила бедой, а в стылом воздухе над головой реяли то ли нетопыри, то ли души умерших, оставшихся без погребения И в одну из таких холодных ночей на дороге между Тифореей и Ледоном Иолай повстречал великую ночную богиню Гекату.
Каменные глыбы дороги задрожали от внезапного грома колес, и едва он успел отскочить во мрак придорожных кипарисов, как из лунного серебра вылетела колесница, запряженная вороными конями. Ими правила женщина с бьющимся по ветру покрывалом черных волос, в которых извивались живые змеиили это только показалось вжавшемуся в дерево мальчишке? Колесница скрылась за поворотом, вслед за ней черными тенями промелькнули пять стигийских псов, и Иолай выдохнул воздух, который все это время удерживал в груди. Он оторвался от древесного ствола, встряхнулся и вернулся на дорогу
Никакие богини не стоят того, чтобы из-за них сворачивать с пути! И никакие ночные демоны не стоят того, чтобы их бояться.
Никакой, самый отвратительный, самый злобный, самый коварный демон не смог бы сотворить с Иолаем ничего ужасней того, что с ним уже произошло.
Потому он не собирался бояться ни кровожадной ламии, ни ведьмы Галло, ворующей детей, ни эмпусы с ослиными ногами, обутыми в бронзовые башмаки. От ламии и Галло в случае чего можно было бы убежать, а от эмпусы избавиться было и того проще: стоило только покрепче ее обругать, как она сама с визгом удирала, стуча своими бронзовыми башмаками Иолай проверил это однажды в ночной роще возле маленькой этолийской деревушки.
И уж тем более он не собирался бояться дневных чудовищ вроде зубастого Эвринома, летающего верхом на коршуне и обгладывающего до костей трупы в могилах!
Но зато в любой самый ясный день, задремав на прогретой солнцем лужайке, он мог внезапно увидеть над собой то, что было страшнее всех демонов на свете: Лицо со шрамом на щеке, с плоским перебитым носом, с кривящимся среди курчавой бороды провалом рта, с жадным предвкушением смерти в прищуренных черных глазахего, Иолая, смерти Это Лицо росло, затемняя собою солнце, закрывая собою все небо, не оставляя в мире ничего, кроме режущего ужаса и смертной тоскида что перед ним были Акко, Мормо и Алфито, смешные буки, которыми пугали в Долине Лани непослушных детей!..
И в ту ночь, когда Иолай впервые уснул под крышей дома Амфитриона, Лицо снова привиделось ему.
Он лежал тогда в маленькой комнате на неслыханно мягкой кроватидочиста отмытый, натертый благовонным маслом, с чистыми, тщательно расчесанными волосами (служанка Алкмены Галантиада полдня терпеливо распутывала его жуткие свалявшиеся колтуны), до одурения объевшийся божественно вкусной едой
В соседней комнате давно уже заснули Геракл и Ификл, а Иолай все никак не мог уснуть в непривычной сытости, мягкости и тепле, все покачивался на ременной сетке кровати, вспоминая многокрасочный шум недавнего пира, пока сон наконец не подобрался к нему
И тотчас над ним обрадованно нависло Лицо, распахнуло хохочущую пасть, уставилось сверху черными дырами глаз, сковало по рукам и ногам непереносимым ледяным ужасомтак сковывает самый свирепый горный мороз, ероша волосы на всем теле, скрючивая судорогой пальцы, неумолимо подбираясь к сердцу, чтобы стиснуть его в последний раз когтистой лапой и остановить
Иолай! Иолай! Проснись!..
А?! Что?!
Он вскинулся, дрожа и задыхаясь, замахнулся кулаком на того, кто наклонился над ним в темноте Но его кулак перехватила маленькая сильная рука, а в следующий миг он узнал голос Геракла:
Тебе что, приснилось что-нибудь? Ты так кричал
Я?!. выдохнул Иолай, снова падая на постель, на покрытые льняными простынями овчины.
Его колотила судорожная дрожь, от намертво стиснутых челюстей ломило в ушах, теплые струйки пота противно щекотали виски.
Из соседней комнаты донеслось сонное ворчание Ификла
А в этой комнате было не так уж темно: в узкие окна под потолком врывались лучи лунного света, но кровать, по счастью, стояла в самом темном углу, и Геракл не мог разглядеть его лица. А Иолай не видел лица Геракла, он видел только, как тот топчется рядом, кутаясь в регею; наконец сын Зевса нерешительно присел на краешек кровати и тихо сказал:
Знаешь, мне, бывает, тоже тако-ое приснится! Но ты не бойся, тебя здесь никто не
Я ничего не боюсь! взвившись на постели, звеняще воскликнул Иолай.
Да, я знаю, ты очень смелый человек! согласился Геракл.
Иолай ощетинился еще больше, пытаясь отыскать в его голосе ловко упрятанную насмешку Но нет, кажется, Геракл говорил совершенно серьезно!
На насмешку Иолай мгновенно нашелся бы, что ответить, но он так и не смог придумать, что сказать на эти спокойные доброжелательные слова.
А пасынок полемарха, поерзав на кровати, смущенно прошептал:
А я тут недавно увидел во сне эмпусу Знаешь, как заорал, перебудил почти весь дом!
Иолай недоверчиво фыркнул.
Завтра, в эмера куреотий, отец принесет за тебя в жертву овцу, после долгого молчания снова зашептал Геракл. Тогда ты станешь моим братом и будешь спать в одной комнате с Ификлом и со мной Хотя, вообще-то, знаешь Боги хранят все комнаты в этом доме
Так и не дождавшись ответа, он встал и пошлепал босыми ногами к двери.
Геракл! вдруг окликнул Иолай.
А? Что? обернулся на пороге Геракл.
Если опять увидишь эмпусу, зови меня, решительно велел Иолай. Я умею с ней расправляться!
Правда? Вот здорово! Договорились! А ты зови меня, если что, ладно?
Угм неопределенно проворчал Иолай.
Геракл вышел, а Иолай свернулся клубком, положил под щеку ладонь и спокойно закрыл глаза.
Лицо давно растворилось за сиянием лунных лучей, и зловредному Тифию, демону ночных кошмаров, нечего было делать в этом доме, охраняемом таким множеством богов.
Здесь у входа замерла на страже статуя грозной богини Гекаты, здесь за наружной дверью стояла статуя Гермеса СтрофатияПоворотного, здесь во дворе еще не стерлась кровь с алтаря Зевса ГеркейосаОградного, здесь кладовые охраняло изображение Зевса КтесияУмножителя Богатства
Но самое главноездесь, в соседней комнате, спал Геракл. Сын Зевса. Будущий великий герой. Защитник богов и людей. Прославленный Герой. Его будущий брат
Да пусть к ним попробуют сунуться хоть Лицо, хоть эмпуса, хоть ламия!
* * *
Да
Иолай повернулся спиной к Змеиному Холму и посмотрел Гераклу в глаза.
Ты никогда меня ни о чем не спрашивал Спасибо.
Геракл протянул руку и тронул роговой амулет у него на груди.
Так вот, значит, откуда у тебя это, задумчиво проговорил он. И это он коснулся пальцем тонкого белого шрама под левым соском, и Иолай резко дернулся, словно его ткнули пальцем в свежую рану.
Больно? Геракл поспешно отдернул руку. Извини
Шутишь? Мы же в Элизиуме, здесь никогда никому не бывает больно! бодро откликнулся Иолай.
Энергично взлохматил волосы на затылке и добавил:
Зато здесь, как и там, иногда зверски хочется есть Ты, наверное, тоже проголодался? Я пойду принесу что-нибудь пожевать!
Он нырнул между деревьями, но приостановился и с любопытством спросил:
Слушай, а эти ваши божественные амброзия и нектар Они вкуснее чечевичной похлебки Хирона?
3
Видели Фивы и Кадма прославленный брак, и Эдипа
Свадьбу несчастную. Здесь оргии Вакх учинял.
За осмеянье которых наказан Пенфей. Эти стены
Строились звуками струн, пали со стонами флейт.
Здесь родила Антиопа к добру, и на грех Иокаста,
С чадолюбивой Ино дерзкий здесь жил Атамант.
Был злополучным всегда этот город. Как много и славных
И безотрадных найдешь мифов в истории Фив.
Праздники Апатурий промелькнули, как одно мгновенье, и на рассвете двадцать четвертого дня месяца алалкомений Менекей прибежал к дому полемарха, чтобы идти в школу вместе с Ификлом и с новым пасынком полемарха Иолаем.
Но путь другого пасынка Амфитриона лежал сегодня совсем в другую сторону: за ручей Главк, на Олений Холм, туда, где вот уже два года жил кентавр Хирон, ради сына Зевса сменивший пещеру на горе Пелион на Пещеру Антиопы в Гириее. Почти два года Геракл каждый второй день ходил учиться у знаменитого кентавра божественным премудростям, но больше никто из фиванских детей не удостоился чести быть учеником бессмертного сына Крона.
Поэтому Менекей и Ификл не поверили своим ушам, когда Геракл заявил, что сегодня вместе с ним в пещеру Хирона пойдет и Иолай.
Менекей удивленно распахнул большие голубые глаза, а Ификл разразился неистовым хохотом.
Ты что, думаешь, Хирон возьмет этого недоростка себе в ученики? Ха-ха-ха, ну и потеха! Нет, ты слышал, Менекей? Тебя, фиванского царевича, Хирон не захотел учить, а этого приблуду
Ификл! гневно воскликнул Геракл.
Сам ты приблуда! грозно заявил Иолай.
Он был одет в новую чистую одежду, на его ногах красовались новехонькие сандалии, и он был сейчас ничуть не похож на того грязного всклокоченного замухрышку, который так отчаянно дрался за пекарней Сотиона из-за куска ячменной лепешки. Но роговой амулет с изображением сложенных пальцевзнака, отвращающего бедупо-прежнему висел у него на груди, с ним Иолай наотрез отказался расстаться, и его белокурые волосы, аккуратно подстриженные ниже ушей, тщательно расчесанные и смазанные маслом, уже опять закрутились непокорными волнистыми завитками, сведя на нет все утренние труды Галантиады.
Ладно-ладно, посмотрев на него сверху вниз, ухмыльнулся Ификл. Иди к Хирону, сам увидишь, как он тебя встретит! Он, чтоб ты знал, учит только сыновей богов, да и то не каждого-любого! Он учил самого Асклепия, а еще Аристея, сына Аполлона и нимфы Кирены Скажи, Менекей!
Да, кивнул Менекей. Знаменитого Аристея, основателя городов и изобретателя ремесел!
Вот-вот! А тебя он сразу вышвырнет из своей пещеры, ка-ак даст копытом под зад!
Это мы еще увидим, кто кому даст!.. задрав нос и стиснув кулаки, начал было Иолай, но Геракл потянул его за руку:
Пойдем, Хирон не любит, когда опаздывают!
Он не любит, когда к нему в пещеру суется кто попало! проорал им вслед Ификли насмешливо заржал по-лошадиному.
Да не обращай внимания, Ификл просто злится на Хирона за то, что тот отказался его учить, сказал Геракл, как только они завернули за поворот.
А Хирон что, и вправду такой свирепый? небрежно осведомился Иолай. И он взаправду учит только сыновей богов?
Да ничего подобного! Сперва он учил нас обоих, но потом
Чтопотом? заглянув Гераклу в лицо, спросил Иолай, когда тот вдруг запнулся и замолчал.
Потом Ификл поймал ящерицу и бросил ее в горящий очаг неохотно ответил Геракл (у Иолая удивленно округлились глаза и приоткрылся рот). И Хирон сказал, чтобы он не смел даже близко подходить к его пещере
А-ха! Так значит, Кронид учит не только полубогов? А почему же он тогда не захотел взять в ученики Менекея? А меня он возьмет, как думаешь, Геракл?
Не знаю Но мы у него спросим!
Не захочеттак и не надо, с напускным равнодушием пожал плечами Иолай. Подумаешь! Эйя, глянь, какая интересная палка у того старикана!
Где? Тшш! Это же сам прорицатель Тиресий!
Да ну?! Правда-правда? Тот самый, да, Геракл? Тот самый?
Тук, тук, тук! навстречу им шел худой старик в невзрачной одежде, держась за посох с загнутой ручкой Похоже было, что посох движется сам по себе, деловито постукивая по камням щербатой мостовой, уверенно находя дорогу и ведя за собой старика, который старался только не отстать от своего деревянного поводыря
Тук, тук, тук!
Встречные почтительно уступали Тиресию дорогу, даже пегая свинья с недовольным хрюканьем убралась с его пути, чтобы снова зарыться пятачком в отбросы после того, как старик проследовал мимо
Тук, тук, тук!
Иолай, хочешь, спросим сейчас у Тиресия, кем ты будешь, когда вырастешь? шепнул Геракл.
Я буду воином, спасителем и героем! не задумываясь, ответил Иолай. Давай лучше спросим, где он раздобыл такую палку!
Это я знаю, я тебе потом расскажу
«Тук, тук, тук!» смолклопрорицатель остановился перед мальчишками, глядя поверх их голов чуть заведенными кверху водянисто-серыми глазами. От высокого старика вообще веяло какой-то странной водяной прохладой, Иолаю даже показалось, что Тиресий все-таки видит их, но смутно, словно сквозь неспокойную поверхность реки. По спине Иолая побежали зябкие мурашки, но Геракл громко сказал:
Радуйся, Тиресий! и Иолай торопливо повторил за ним это приветствие.
А-а, Геракл! Иолай! отозвался старик.
Мимолетная улыбка на мгновение оживила его спокойное бледное лицо, словно короткая зыбь от брошенного в воду камня
А потом странный посох снова задвигался, застучал, провел прорицателя между расступившимися мальчишкамии повел, повел Тиресия дальше по извилистой улице, безошибочно огибая лужи, оставшиеся после недавнего дождя.
Слушай, откуда он знает, как меня зовут? шепотом спросил Иолай.
Он еще и не то знает! гордо откликнулся Геракл. Понимаешь, когда-то давным-давно, когда он был мальчиком, он случайно увидел купающуюся Афину, и за это богиня в гневе ослепила его. Но мать Тиресия, нимфа Харикло, подруга Афины, так молила богиню сжалиться, что взамен зрения, которое она не могла уже вернуть, Афина дала Тиресию этот волшебный посох, дар прорицания и жизнь, равную семи человеческим жизням Говорят, он живет в Фивах почти двести лет, аж со времен Кадма! Эйя, куда ты?