Честно говоря, с того мофараона, как у меня мои сбережения забрали, мне Розовая Армия стала чем-то до боли отвратительна, и я ничего не могу с этим поделать! Просто потому, что так оказалось, что она служит интересам тех, кто нас грабил! Раньше любил её до слёз, до дрожи, до прожилок в глазах, а теперь видеть не могу! Как увижу так сразу и блевану! Увижу и блевану! Я до сих пор на неё в уме своём экзэсовские дивизии посылаю, чтобы её где-нибудь замочили в синопских болотах!
Чем же?
Что чем же?
Чем она тебе отвратительна?
Тем, что в ней ты умираешь бесплатно! Нет, венералы, офицеры там не бесплатно умирают, за копеечку, а вот солдату почему-то нужно умирать бесплатно! Потому что те якобы специалисты великие и им нужно деньги платить, а умирать дело дилетантов и лохов! Кто это сказал?
Рабам нигде не платят! Раб это собственность!
Впервые вижу демократическую страну, в которой есть рабы!
Не суетись! Все рано или поздно умрут! Государству важно позволить всем попасть в рай таким способом, какой ему подобает!
Да я понимаю! Страна ещё та! Нет, конечно, так как слишком долго в ней умирали бесплатно, то теперь нет и тех, кто за хорошие деньги готов умирать! Но я настаиваю, что в ней умирают всё равно бесплатно! Всех обманут! Не было случая, чтобы не обманули!
Родина им по фигу! Святой Бонифатий им не указ! Хорист не советчик! после драки плевался слюнями взбешённый патриот.
Я его понимал! О, как я его понимал!
А он меня не понял! Вот какую змею я всё время грею на груди! Кобру! Я маленький Рикки-Тикки-Тави из страны Оз, Розовых Пигмеев, король скунсов!
Не кручинься понапрасну! сказал примирительный голос из паутины, полезай сюда!
Это паук Менестрель, старый крестовик, решился помочь ему и протянул руку.
Подбоченился-то как! Господи! И кого только по свету не ползает! Бурдючонок cиoнский! Подонок чёртов! Научили большевики подонков грамоте! А теперь мы расхлёбывай! На нашу голову!»
Наверно наше будущее будет неслыханно трудным!
«Наше! Падла! Что у нас с тобой может быть общего? Планета Земля?»
Он как будто непонимал, что надоел своей нудистикой хуже пареной редьки!
«Заткнись поскорее!» говорю, А то я за себя не отвечаю!
Но я не жалуюсь! Я намерен нести свой крест стойко!
«И этот прононс подлючий! И откуда он у плебея? Крест понесёт? Придави вас всех перекладиной и прихлопни станиной!»
Сколько уходит денег на холст и краски!
«Ты их ешь, что ли? Прибедняться у нас все горазды! Эль Греко ловит в реке рака!»
А доходы едва покрывают издержки!»
«Ещё словечек подкинь! Амбивалентность припомни! Гомосексуализм! Я подсвищу! Тюр-люр-лю! Фью! Фью!»
Так он меня накачивал, пока я не выдержал и стал рявкать.
Что вы корчите из себя Винсента? говорю, Вы ведь не Винсент! Вы провинциальный мазила! Упырь! И уши у вас целы!
Я не выдержал просто! Не было сил на него смотреть! При такой пьянке никаких огурцов не жаль!
Видели бы вы его в эту минуту? Он язык проглотил. Подумал наверно на меня: «Заговорила египетская мумия! Эхнатон Таврический!»
Когда я стал злить его и рассказал, что сделал с присягой и военным билетом, он вообще зашёлся в припадке патриотического пароксизма! Все кругом молятся, и бога славят, а он бьётся в конвульсиях и всем мешает толкаться! Фу-у! Так не критикуем ли мы здесь кого-либо!
Нет! Скорее наоборот! Они на самом деле ещё хуже!
А теперь давай Бусча вспомним!
Гиперидея! Ты гений, старик! Давай!
«Надеюсь хорошенько выспаться на дружественной почве. Я хотел сказать, что этому парню палец в рот не клади, но это, наверно, в переводе будет выглядеть не очень. Ничего, если я скажу, что я вам палец в рот не положу? Видите ли, теракты не только способствовали ускорению спад, теракты напомнили нам, что мы ведем войну Я думаю, молодым рабочим прежде всего молодым рабочим были обещаны пособия правительства обещания были обещаны. А пособия мы не можем выплачивать! Такие вот дела. Понимаете, у меня работа такая, что надо повторять что-то раз за разом, раз за разом, чтобы истина усвоилась ну вроде как катапультировать пропаганду». Грис, штат Нью-Йорк, 24 мая 2005 г. Но у Ирака есть в Ираке есть люди, которые хотят убивать, и это упрямые убийцы. И мы будем работать с иракцами, чтобы обеспечить их будущее. Мы с удовольствием будем анализировать и работать с законодательством, которое надеется успокоить мысли свободной прессы о том, что вам не отказывают в информации, которую вам не следует видеть. Я потрачу много времени на программу соцобеспечения. Мне это дело нравится. Мне нравится этим делом заниматься. Думаю, это во мне говорит материнское чувство. Хочу поблагодарить вас за значение, которое вы проявили к образованию и грамотности».
Если они безвременно кончаются или рано умирают, у них есть базовый актив передать любимому человеку. О средствах, которые переводятся на личные счета в рамках программы соцобеспечения. Что касается сроков, то как можно скорее сколько бы времени это ни заняло. О графике рассмотрения перзиденом программы соцобеспечения. На этой работе у вас каждый день полна коробочка; у вас нет времени сидеть сиднем или одиноко слоняться по Овальному кабинету, как бы спрашивая у разных портретов: Как там мое место в истории?
Всё?
Всё!
Я, вообще, как Бусча вспомню, у меня в мозгу всё мешается, как будто там кто-то ломиком в мозгу орудует!
Это воздействие современной цивирлизации!
Вот-вот, и я говорю! Возмездие канализации!
Ничего, устоим! Не такое быдло!
Я вот только беспокоюсь, кто дверь выключил и холодильник запер!
Пабло!
Отлегло!
Читай дальше!
А я что?
Не томи!
Лекция Бака называлась «Визуальное разоблачение порнографии и увеселение девственниц»!
Увеличение груди девственниц?
Можно и так! Это будет моя следующая лекция!
А пока на повестке дня вопрос численного увеличения поголовья девственниц!
Я не дарю названия! Придётся платить!
Бог подаст!
Знаешь, как в таких случаях действовала знаменитая партизанская группа».. здуевские Кукушата» под управлением импресарио Печкина?
Достаточно того, что я знаю как действовали такие кукушкины дети под управлением импресарио Джугашвили.
И всё-таки?
Не знаю!
Отвечаю! Дерзко и находчиво!
Ах, Фрич, Фрич! Ледяное сердце! Мартышкины очки! Он всё время подправлял их. Видно было, что он прикалывается. Гнусняк!
Мы будем учиться у знаменитых здуевских Кукушат. И у импресарио Печкина их командира. Помнишь, бородатый какой!
Во-во! Учиться, учиться и учиться! Как завещал великий Ленин, как учит комммуничтическая партия Советского Союза!
Урок первый! Всегда будь бдителен, или по-научному бди! Во первых здесь никогда не было других партий, кроме двух!
Каких же?
«Партия Е. ущих в Ж» и «Партия Е. омых в Ж»! Никаких других партий тут никогда не было! Первая их этих партий была немногочисленна, но невообразимо нагла и жестока, вторая составляла всё население страны, очень напоминала стадо баранов и жила за чертой бедности! Первая мне отвратительна! Вторую я всегда жалею! Кстати! Знаешь, как действовали..здуевкие Кукушата, когда им нужно было выполнить задание партии и народа?
Как? Как, скажи?
Изобретательно и смело! По-партизански находчиво! Дерзко и одновременно решительно! Напористо и продуманно! Амбиваленино и куртуазно! У врагов разбегались глаза и яйца прыгали по тротуару, когда..здуевски е Кукушата выходили на охоту с балалайкой и гармоникой! Они проносили динамит для взрыва арсенала Тода Риччи с своих утлых задницах и через два месяца у них накопилось вполне достаточное количество адской смеси для того, чтобы взорвать мост
Ты говорил, арсенал!
Мало ли что я говорил! Не суть важно! Мост, арсенал, какая разница? Это мелочи всё! Сначала Кукушата решили взорвать арсенал, а потом передумали ввиду непреодолимых трудностей выполнения задачи, не получилось, стали взрывать мост, но и тут не выгорело, кинулись в разные стороны, что взрывать, мать вашу, и они в итоге взорвал парихмахерскую и железнодорожную будку, в которой сидел старый кобель по имени Умбра, а также повесили красное знамя на прачечную! Когда вокруг пса полетели щепки, он выглядел совсем обалдевшим
И потом что?
Они стали наступать на врага на тачке, в которой местные алкоголики развозили уголь по домовладениям
Им не позавидуешь! И что дальше?
У них подбили глаз и тачка перевернулась
И что?
И они спрятались под тачкой
Сколько можно прятаться под тачкой?
Скролько надобно комсомольцам!
И что?
И стали ждать!
А импресарио сказал
Я знаю, что мог сказать этот импрессарио Печкин! «Прекратите ваши здяйские вылазки! Они совершенно неуместны в данных условиях! Нам нужна дисциплина и собранность, а не разброд и шатания, которые вынашивает рецидивист Фрич!»
Он не мог так говорить! Он умер давно!
Фрич? Это я!
Нет, Печкин!
Ну и слава богу!
Во-первых, если уж я начал рассказывать о нашем ненаглядном ущелье, то не рассказать о нашей Марте, всё равно, что в яркий солнечный день не заметить самого Солнца.
Марта жила в самом конце ущелья в маленьком старом домике, покрашенном синей краской и странный образом повёрнутом по отношению к сторонам света. За домиком был сортир, нежно обитый дермантином. Дермантин за сорок лет неустанногой эксплуатации весь облупился и являл собой вид причудливый. Это был не туалет, простите, не сортир, а Храм Человеческих Отправлений.
«Стань моим Крэзи!» было написано на внутренней, более сохранной стене заведения.
Свиньи и козы заполняли леса и пространство вдоль дорог.
По сложившейся традиции все аборигены называли своих питомцев приблизительно одними и теми же именами, поэтому вечером Звёздочку звало двое, Зорьку выкликало семьдесят человек, Машку двести, а Фавна, или Фабия целая уйма!
Растворив решётчатые ворота и уперев руки в боки, хозяйка стояла недвижно, как Бранглийская королева, ожидающая лордов из Зазеркалья.
На промедление хозяйка реагировала очень эмоционально:
У, сyка, Зорька, шмель проклятый! Вы, бляди, бога всуе не поминайте мне! Я вас знаю, паникадила! Разгоню всех! На xyй! Звериные шкуры!
Приходило двенадцать коз, две свиньи и чёрная курица атаман банды.
Я просила одного турка сказала Марта с придыханием, ибо воспоминание явно томило её, я просила одного турка, которого любила, сбрить усы, и он сказал, что, к сожалению, не может этого сделать, и даже наша святая любовь не поможет ему сбрить усы! То ли аллах не велит, то ли джихад не позволяет!
И что же случилось дальше?
И на следующий день повесился!
Как на следующий день повесился? Не может быть! Вот ты мне рассказала о турке, и он тут же мне стал как родной, а теперь ты говоришь, что он повесился! Разве так можно? Больше про турков мне не рассказывай, пожалуйста!
Можно! сказала Марта, Я пошутила! Он не повесился, а уехал от меня в другую страну!
Какую?
Угрюмую!
Вот такие они все эти турки как кого-нибудь прикончить надо, он тут как тут, а как усы сбривать никого не найдёшь! Скользкие люди эти турки! А потом на форточке и заслонке вешаются! Вернее на вьюшке!
А потом он таки обрил их! Я уж не знаю, чего ему это стоило, да только он сбрил их.
Марта была полна таких историй, у неё была непростая и бурная юность. КАкждый раз она рассказывала о каком-нибудь повесившимся любовнике или соседе, и я начал думать, что в молодости она была хоть куда, Если рядом с ней увсе вешались.
Когда то у неё был муж, но потом он объелся груш и разлюбил её!
Я верен тебе саликом! говорил он, Ты всё равно не предашь меня из чувства долга! Любви уже не будет, но чувство долга, как скрипучую телегу, ты будешь влачить вечно! и повторил, как гвоздь в говно вогнал, Любви уже долго не будет, но чувство долга, как скрипучую телегу, ты будешь влачить вечно!
Этим «долго» он хотел послать бывшей любимой мессидж, но она не поняла.
Да! отвечала она.
Хоть в душе он не верил ни одному её слову.
Она назвали его по-своему, толерантно «мой терпкохуий барбос». Или Толстопуз!
Этот мужик был до неё тихий игрец на гитаре! Он пел песенки про лодочки, домики, избушки, саночки, лапоточки и больше всего припоминал в песенках своё босоногое мокроштанное, отвязно бедное детство в деревне с громким названием Голопузовка. Он с детства, когда ещё норовил ходить под стол, замечал, как пьют взрослые! Какие бутылки рюмки, как употребляется закуска!
Естественно, при таком образе жизни, он был несколько раз женат, и все разы удачно. Наверно, если бы он узнал, как я его описываю, он счёл бы меня исчадием ада.
«Странно, но эти люди с их гнилым, мутным мировоззрением, похожим на мировоззрение страуса, несмотря на то, что я выступаю в защиту их интересов, никогда не пойму этого, и почти наверняка предадут мои интересы».
Он стал каждое утро ходить с бутылкой в руке по двору, выкрикивая неясные угрозы.
Любовь ушла, и как оказалось, навеки.
Это был уже не Железный Дровосек, а обосравшийся пенcиoнер всесоюзного значения!
Она так сказалаему в лик.
Ты союзного сказал он ей.
Сам ты союзного! сказала она ему, Я личность!
Личность, у кторой отняли наличность! Играй лучше! Злоба! Где куры? Лолита!
Он кидал в неё морковью из мешка под навесом, крупными капустными кочнами, метлой или лопатой из сарая, короче, всем, что попадалось под руку, и всегда страстно пытался попасть в торс любимой женщины. Но Марта была шустра, как никто на свете, и всегда ловко уворачивалась от снайперских бросков мужа, от его камней, брошенных в неё с великой силой, множа неприязнь и непонимание в нём и умножая скрытую доброту в сочувствующих анурейских соседях.
Он стал называть её Крысобелкой.
Его звали Николай Петрович.
Моль! Ты? кричал он в абсолютной ночной темноте.
Она ответила ему ещё более обидным прозвищем.
Он сошёл с колёс, и гонялся за ней целыми днями по цветущим холмам.
Несколько раз она попала в него соседским горшком, одолженным с чужой изгороди.
В неё тоже кое-что попало. После этого у неё затёк глаз и слабо работала левая рука.
Любовь не знает предела! Это была великая любовь, и как всё великое, она была непонятна простолоюдинам.
Постскриптум: когда наставала пора уборки урожая он кидался в неё огромными антоновскими яблоками, тяжкими церковными свечами и однажды бросил веером двенадцать подков и колесо от телеги. Не попал! Голубятню повалил, а в простую бабу не попал!
Его брат Мельхиседек Акуратов в годы войны тут же пропал на фронте и спустя тридцать лет приехал отдыхать в мир. На кладбище он столкнулся со своей могилой, и страшно удивлённый, неожиданно для самого себя отправился допрашивать забытых родственников, осуществлявших подобающий поиск. Там он наткнулся на новоиспечённого мужа своей жены, в ходе дискуссии сломал ему руку и пошёл по этапу, вознося хвалы Иосифу Виссарионовичу, князю Московскому и Тбилисскому во грехе!
Там его прикончили и у него образовалась ещё одна могила.
У всех участников событий было, что вспомнить.
«Коза убежала! Кефир в пакете разлился! Беда!»
Во время войны, когда отдельные соединения лемцев основательно вошли в ущелья, марте пришло с какого-то в голову, что родная страна рано или поздно оценит патриотизм её гражданки. На пасеке была цистерна с колхозным бензинчиком, и Марта стала её спасать от подлых захватчиков у них бензину было мало, и каждая капля немецкого бензина была на счету. Мысль о том, что к немцам попадёт ржавая цистерна до верху полная великолепным советским бензином сводила Марту с ума своей непредставимостью. Полная страстной сталинской брехни и пропаганды, Марта была нормальным продуктом времени!
Она была верным сы тьфу, дочерью страны.
Ну давай, колись, красноармеец! Наслушался пейсатых кодмизаров! Разнежился! слышала она в дырку.
Подлый изменник рассказал немцам, что на пасеке была целая цистерна с бензином, но он, де, не знает, кужа она делась. А Марта знает, та, беленькая, вайсе, йя, йя! А Марта на самом деле знала это, ибо сама руководила качением цистерны в джунгли и маскировкой её под уж не знаю что. Марта не знала только, что кругом не рядовые граждане, а ешё и подлые предатели.
Шумит дождь. Между влажных стен с грохотом пробиралась шустрая крысобелка, я бы назвал её крысодьяволом, дико кричит она на непослушных коз. И шакалы выли в ущелеье особенно тоскливо.