Как только дело лафа, это проклятое государство призывает людей тратить деньги на инвестиции в разных формах, покупать облигации, акции, страховки, делать сбережения и так далее. Но как только дело плохо, им нет дела до своих инвесторов, это теперь самая последняя группа населения. Плевать на них! А могут не молько наплевать на них, но и обобрать всех подчистую! Они могут поднимать при этом зарплаты стукачам, фараонам, пожарникам, но их совсем не волнуют дела тех, кто своим кошельком содержал эту веселуху! Прикольное шоу!
Никому и в голову не придёт простая мысль, что если человек стал инвестором, он стал им ради того, чтобы получать прибыль! Само собой, если та фирма, куда он вложил, получила прибыль, часть этой прибыли, хотя бы половину они должны выделить на девиденты! Тогда и акции будут что-то стоить, и инвесторы с голоду не умрут раньше наступления царствия божия на земле, всё будет хорошо! Удивительно, но ничего такого они не сделали! Это люди? Люди со здравым смыслом не воюют! Здравый Смысл это бог умных!
Блохи царя не боятся!
Я мечтаю о том великом времени, когда мой народ внезапно, чудесным образом прозрев, объединившись пониманием своей уникальности и своего великого унижения, наконец возьмёт власть в свои руки, изменит страшное государство Блефуску. И неожиданно даже для самого себя сбросит клопов со своей спины.
Он отринет чужие религиозные книги и капища и пойдёт к своим святым, забытым и заплёванным Языческим Богам, и после этого, обретя их силу и поддержку, расправив плечи и возродив национальную гордость, начёт путь физического и духовного обновления, путь национальной гордости и истинной веры, устремит взор к далёким мирам и невиданным технологиям. Он устремит взор к соверщенствованию своего тела и духа! Он поймёт, что способен не только попрошайничать и сгибаться, но и вправе иметь лучшие в мире вещи и лучшее в мире, самое честное и лучшее образование, а также самое эффективное и человечное государство во Всей Вселенной. Другого не дано, ибо никтонигде ещё не построил ничего без надёжных камней в фундаменте его новой государственности! Другого не дано, ибо если поворота не произойдёт, то народ неминуемо окончательно выродится и погибнет, освистываемый врагами и насмешниками всего мира! Это мы должны научиться их освистывать!
Это будет первая в истории моего народа государственность, основанная как национальная семья. Все другие делали нас служками государства. Всё будет начато с чистого листа! Это будет уже другой народ, осознающий себя не рабом преступной, жалкой, бесполезной формы государства, а хозяином мира и Природы.
И отбор людей будет иметь основанием не ловкость рук, не жалкие и преступные шашни худших, а талант, трудолюбие и честность лучших!
Он будет готов в делах своих идти до конца и слеза вражеского младенца не остановит его.
Да, я жалкий идеалист, ибо к тому, что мерещится мне в мареве веков, кажется, ничто не указывает, а всё идёт совсем в другом направлении! Некоторые ещё коммунизма ждут! А думаю, эту власть так и подмывает выдумать какое-нибудь отвлекалово типа коммунизма, чтобы все успокоились и потянулись к морковке! Хотя что я говорю? Попы! Попов забыл! Они со своим раем и заменяют! С загробным коммунизмом! А тут состояния для своей церкви сколачивают! Попов забыл!
Но моя книга будет не о них!
Моя книга будет про патриотов! Нет, не о тех патриотах, которые в электрическом отчаяньи бросаются на амбразуры и готовы распластаться перед этим государством, а совсем о других! В двух словах, короче не расскажешь! Придётся начинать издалека. С той поры, когда я ещё в городе Ворвиле жил, и вёл там в основном праздный образ жизни.
То есть вставал в двенадцать часов дня, в два пополудни шёл на реку и ловил там телевизором рыбу, в основном плотву, в шесть возвращался домой, в восемь шёл играть в шахматы в парк, под бюст этого хориста Пятницкого. А потом фьюить домой!
Приятелей у меня в ту пору почти не было, все либо сдохли от алкоголизма и тоски, либо уехали за границу, либо не казали носа из дому, потому что их жёны не пускали, а на улицах было страшно.
Престарелый академик Аммофосов, собиравший железные банки около своего вуза, был не в счёт. Это была талантливая семья, и ещё его дедушка глубоко копал в науке! В 1937 году случилась беда в столовой клуба офицеров пьяный дядя-пионер убил его сухим коржиком. На этом закончилась история ранней Блефускинской космонавтики.
И никуда не было деться от тяжёлых, тупых взглядов бедных людей, всё время шедших в разные стороны по проспекту. И мне стало так скучно, что хоть из окна бросайся. И я стал наблюдать за людьми, которые по-другому смотрят на этот мир, чем наши президент и премьер-министр.
Я знаю, как они смотрят на мир и мне такие глаза даром не нужны!
Я стал искать тех, кто ищет иных путей в жизни, и нашёл. Правда, в Ворвиле я никого не нашёл, а нашёл их здесь, в горах. Цену я заплатил за это страшную! И стал писать об этом книжку, она при всех своих недостатках лежит перед вами.
Глава 4Лучший дятел Премьера
Итак!
«Как избечь вивисекции!»
Ну что это за название книги?
Или «Лучший дятел Премьера»?
Нет, это не наш путь!
«Крипслючения Белькегерри Фирра» вот как я назвал бы эту мировую книгу! Вот как! Там конечное дело, парафразы из «Гелькберри Финна» были бы, но Марк Твен так всё замутил, что узнать Гелькберри в моём ублюдке было бы почти невозможно.
Или «Мука Лудищев»! Тоже прекрасная книга! О любви! Жаль, что её пока никто не написал! Арцыбашев мёртв, некому схватить перо, выпавшее в прайтайм из еговеликих клешней! Хотя, это был, кажется, не Арцыбашев, а Барков! Но я их обоих высоко ставлю! Хотя и боюсь! Вернее ценю!
А, правда! Вот напишет какой-нибудь не в меру талантливый мудила книгу, и думает потом, что с ней ему делать? А что с ней делать, кроме как сжечь! Нечего с ней делать! До того себя такими вопросами довёл, что ни спать, ни встать уже не может! И всё время как мать Спинозу или тёща Канта спрашивает себя, а что мне делать с такой книгой!? Что?
Я ему сразу скажу сжечь! Это наиболее полное и радикальное решение! На поверхности, среди провозвестников метода оказывается Николай Васильевич Гоголь, но Гоголь только вершина айсберга! Под ним оказываются тысячи героев, сжегших свои перлы тихо и не удосужившиеся сказать об этом миру! Скромные, незаметные труженики топки и пера!
Да, бывает по разному, автор порой упорен, как бойцовый осёл! Собирает эти поганые пожелтевшие бумажки, корпит над ними, как осёл, и думает, что кому-то в голову после его смерти прид1т перечитывать, что там думала Марья Ивана вкупе с Петром Петровичем! Иногда он так уверен в собственной генаальности, что не подойдёт к печке и за тысячу долларов. Нет, за пять тысяч он конечно был бы попокладистее, да кто ж ему дасть-то? Это ж деньги! Он поэтому может не поверить, что ему серьёзно предлагают, а издеваются над ним и отказаться с матом и пинчарами! Да ещё набросится с упрёками и поношеньями, как, мол, типа, вы посмели подойти ко мне, то есть к нему с такимистрёмными предложениями? Задранные фалды, огнь в очах! Фр-рррррр! Уф! Он думает, что её, эту мерзкую книжицу нужно срочно издать, желательно на казённые деньжата, гигантским тиражом сто тысяч экзэмов, матьём и каканьем протолкнуть в торговлю, раскидать всех этих Пушкиных-Гоголей толстой задницею, давая ход новому слову, тютюшкать её, баюкать до умопомрачения, и проталкивать её в дурные головы читателей, искать на неё критиканов и литературоведов! А я думаю я думаю главное её нужно срочно сжечь!
Вот никто не убедил меня пока что, что этот шедевр не следует сжечь, никто!
Всем равнение на Гоголя! Ну, конечно, кто-то скажет, а не совершить ли подвиг книгосожжения самому автору, почему он сам не показывает примера?
Ах, читатель, сжог, жог, сколько я книг жог, Платону не снилося! Спинозе не привиделось, Гоголю не представлялось, сколько я своих и чужих книг спалил! Воз и маленькую тележку! Вот сколько! Так что совесть моя чиста, как стручок гороха! Или перца!
Я вообще думаю, что настают самые лучшие годы для мирового творчества! Вот такие времена! Посудите сами! Никогда такого не было! Никто никого не запрещает, и даже в самых амбициозных снах, кроме китайцев и корейцев не может себе представить, кто что-то вообще возможно запретить! Пиши не хочу! Всё можно сделать доступным людям, пожалуйста вот платные ресурсы, вот бесплатные, такие-сякие, народ в конце концов не так уж глуп, чтобы в конце концов не найти то, что ему нужно! Естественно разные банды будут ему в кормушку подпихивать то, что им нужно, ну, Мандельштамов этих, Высоцких, Бродских, да вовсе не резон, что все люди их выберут! В нашем народе и покруче таланты есть! В конце концов выберут лучшее! Может, они будут там, а может, и нет! А писаке или писателю нужно только вострить перо и тексты кропать получшей и позабористей! Вот и всё!
Правда, я иногда задумываюсь, а кому теперь нужны мировые книги? Старички ещё иногда читают старые замусоленные временем книги, а молодые могут от силы прочесть пару фраз, а после их в сон тянет. Такой есть летаргический сон, говорят он очень полезен! Книга так и падает из их юных рук. Они в игры на компе дуются, во все эти долбанные стрелялки, бродилки и коптилки! Плюс в них один Зигнера можно не только убить, но и оживить снова! Кляповое сознание это называется! Я уже давно не вижу в своём дворе ни одного хулигана, ни одного маленького хоккеиста с горящими от мороза щеками, ни одного футболиста, вся малышня у этих долбанных компов сидит и играет в стрелялки. Пройдёт два поколения, выйдет наконец такой во двор и все упадут на жопу две спички-ножки, две спички-ручки и посредине тыква жёлтая голова с маленьким конопатым носиком! Чего от них после ждать?
Никому не нужны люди, в голове у которых есть какое-то знание, моральные ценности! Императивы! Честность это полный теперь отстой! (Не забыть отнести это старческое брюзжание в конец книги, чтобы сразу не отвратить читателей!)
Но я так не думаю!
Я вот о чём думаю! Если у человека в голове слова друг с другом не вяжутся, то человек ли это?
Вот, к примеру, сидит небезызвестный Фёдор Михалыч Достоевский на табуретке в куфне и слёзы льёт. Вчерась он проиграл все гонорары в рулетку, настроение поганое, а тут ещё надо новый роман про какую-нибудь херь кропать, издатель давеча навещал, калошей по ушам стучали-с, есть от чего задуматься! Кофе кончилось, жена ругается в голос, лафа! И вот, чтобы отчитаться перед алчными издателями пишет он скрипучим пером первую фразу своего нового опуса:
«Вокруг крестьянина пышным роем шумели восторженные мухи!»
И думает, а вот ведь красиво! Жив ещё, курилка!
И задумывается, а кто такие эти крестьяне, откуда они, и почему мимо них в таком количестве летают мухи? И не изменить ли общую фабулу, сделав так, чтобы крестьян всё-таки было больше, чем мух?
И не находя ответа ни на один вопрос, пишет вторую фразу, совсем из другой оперы:
«Бедная женщина, его боевая подруга, так пахла, что лавочку, куда они зашли за уксусом для Глиста, можно было закрывать сразу и навсегда».
И снова задумывается, красиво подперев рукой небритую щёку. И понимает, откуда эти мухи и пишет третью фразу:
«Густым тяжким роем мухи оседали на лице святого, и из последних гаснущих сил он пытался отмахнуться от них падающей налево головой».
А потом и следущую, в том же духе:
«Приход этой двойни делал жизнь феерической и наделял её высоким смыслом для всех остальных».
Написав эти несколько фраз, писатель откладыват стило и отправляется на прогулку, не забывая прокручивать написанное, отсеивая шлак и трепетно выбирая их сора золотые крупинки. Идиллия, да и только!
А потом писатель возвращается домой и снова садится к столу!
И вот сидит он над этими глупыми фразами, и думает, как ему выдумать переход от одной глупой фразы, к другой глупейшей. И не находит ответа!
Знайте, перед вами настоящий писатель!
Я не очень боюсь тех, кто и сейчас иногда читает книжки! Тех, кто их совсем не читает, честному человеку следует бояться гораздо больше! Однако самые страшные те, кто читают только одну книгу. Вы поняли, на кого я намекаю!
Иногда одночиты жертвы воспитания, иногда заложники трагических событий. А может быть ещё чего-то!
Я вижу их каждый день, в основном это одинокие старики, выброшенные за борт жизни, обкраденные, обмишуленные, нагло лишённые попечения!
Сначала их лишили сбережений, потом смысла жизни, потом их начали лишать квартир и собственности! Осталось лишить их жизни!
Что и делается потихоньку!
Так что с одной стороны я их жалею, а с другой понимаю, что толстая мерзкая книжка на их столе жалкая подмога для настоящего уцелевания!
Наш лозунг: «Пыхтилетка жлобства и воровства в жизнь»!
Но люди продолжают читать, потому что по инерции думают, что в книжках есть ответ на вопросы.
Глава 5Первые Хроники Блефуску
О, борзый Блефуску! Это и есть государство, в котором нам выпало счастье родиться и жить! Хотя я уже не помню, как оно называется, но я помню о том великом зле, которое оно нам нанесло! Долбанная глистианизированная государственность! Я не из тех, кто с чучелом Глиста за пазухой прощает такое! Придёт время, я вспомню об этом неизмеримом зле, и вместе с новыми товарищами первым в моей семье, раньше всегда защищавшей это отродье, подниму на всё это царство лицемерия и лжи руку!
А эти нищие? Кому они итересны? Они не поднимут руку на государство, доведшее их до такого, сил уже нет, воли, и поэтому такое государство их не боится, а следовательно, не уважает их!
Они портят мне настроение, вернее не они, а те, кто их поставил на грань выживания! Ибо угроза попасть в Зазеркалье Нищеты есть здесь у всякого! В Зазеркалье мы все как игральные карты, и любой лёгкий ветерок способен снести их конструцкцию в мановение ока!
Я выхожу из гипермаркета на воздух, обхожу нищенку у входа с левой стороны и смешиваюсь в толпе с другими неулыбчивыми людьми!
Шмакодявкина Пустынь.
Экие право хрестоматийные пидоры!
Да, чуть не забыл! Привезли посох Константина! Я издали видел залоснённые спины тех, кто хотел к этому чуду прикоснуться! Говорят верное средство борьбы с бесплодием и импотенцией! Я не пробовал, но кое-что по этому поводу всё-таки скажу! Колдун-Вещун Фёдор Лукич Таёжный наконец обрёл себе достойных напраников иконкурентов!
Глава 6Бездна в Бомжвилле
Воспоминанье иль предначертанье?
Доставшееся даром станет данью!
А выгрызенное трудом отменным
Чужой добычей иль пожарной пеной!
Воспоминанье слабость перед бурей.
В горланье псов, в далёком свисте фурий,
В полёте ведьм и в круге на поляне.
В дупле древес,
Где птицы и древляне
Нас нет, пока стальные стрелки
Не сдвинут жизнь к печенью иль к пучине,
А остальные будут в клетке белки,
Раскусывать орехи и причины.
1.
Да, в старости он стал не Куманеччи!
Кому такое признавать охота?
Корсет костей обрушился на плечи,
Как шлем картонный на виски Кихота.
Усохший мозг, гораздый на ошибки,
Белка лишённый и лишённый смысла,
В размокшем ухе поселил три рыбки,
И вобла одинокая повисла.
Они впотьмах беседовали мило,
Порою жадно раскрывая пасти
Словами из асбеста и акрила,
Раскраивая черепа и кроя страсти.
Из обретений оставалась грыжа,
Два фонаря под глазом,
Чирей-ниже,
И перзиден какой-то на экране,
Толь под шафе, а то ли под тиарой,
Отчизны неземной радетель рьяный.
Что было сил, долбил на барабане!
2.
Он к старости стремился к обретеньям:
Соединился с мыслью, слился с тенью
И согласился с тем, что в прошлом было
Ему противно, как ослу кормила.
Уж в мавзолее был Великий Кормчий.
Святого на фронтоне били корчи,
Из красной пасти храма лилось пенье,
Иезуит внизу боялся порчи
И лишь грифон крутил столпотворенье.
Ослабевала воля, страх селился,
С вопросом древним «Кто ты?» и «Кому ты?»
На горизонте лёгкий дым клубился,
Сигнал о скором возвращенье смуты,
В наросшем шуме и прибывшем гаме
Детишки волокли бабло кусками,
Выкрамсывая с древним анекдотом,
Что скоплено истерикой и потом.
Исчезли смысл, намеренье и ясность,
С косой в накидке ковыляла Гласность,
Как всякий Штирлиц к Гамбургу и Берну,
Стремившаяся к хаосу столь мерно,
Спешу поверить, до того красиво!
При этом родину любя без пива.
3.
Кому давать? сказала грустно Рива
И вдаль ушла, влача платок в овраге.
В подъезде поселились бедолаги,
Удачно распростившиеся с ванной,
Прихожей и гостиной богоданной.
Их добрый дух попахивал «Шанелью»,
Залив кончался заводью и мелью,
А рыбы робой и рабы не мыли
Губами в синий стойкий вход в бутыли.
Он иногда спускался к их настойке
И им сулил последнее с любовью.
Жакет жены или жилет от тройки,
Оставшейся от свадьбы как наследство,
Как говорят ракиты и равины
Отсюда путь в утраченное детство.
Здесь тайные вечери не попойки!