Первым моим сознательным отклонением от советского жизненного курса стало твердое решение, что ради карьеры не вступлю в партию категорически. Почему оно возникло, не знаю. Отец занимал номенклатурную инженерную должность; ради нее он должен был закончить вечерний Университет марксизма-ленинизма. Книжки по «теории марксизма-ленинизма» бывали и дома. Заглядывая в них еще в школьные годы, я недоумевала: о чем это? Набор слов, который, по моей логике, ничего не доказывал. Был в той «теории» какой-то обман, но в чем он состоял, додуматься было трудно. Истинной истории страны мы не знали. Вся эта «ленинская идеология» стала предметом анекдотовязвительных, но в «десятку» точно отражающих истинное положение вещей в стране. Кто их придумывал? Оставались же еще умные люди До сих пор с удовольствием вспоминаю эти анекдоты.
Радио сообщает, что в стране изобилие продуктов, а наш холодильник пустой. В чем тут дело? Включите холодильник в радиосеть.
Колонна медработников на первомайской демонстрации несет плакат: «Советский параличсамый прогрессивный в мире!»
Диктор Центрального телевидения сообщает: «Дорогие товарищи телезрители! Сегодня в 21.30 по первой продовольственной программе будет показан бутерброд с копченой колбасой».
Какие основные препятствия перед советским сельским хозяйством? Их четыре: весна, лето, осень и зима.
Свобода словаэто осознанная необходимость молчать.
Семь чудес советской власти: безработицы нет, но никто не работает; никто не работает, но план выполняется; план выполняется, но купить нечего; купить нечего, но всюду очереди; всюду очереди, но мы на пороге изобилия; мы на пороге изобилия, но все недовольны; все недовольны, но голосуют «за».
Рабочего спрашивают, хорошие ли у них на заводе условия работы.
«Трудно, но выносим понемногу!»ответил тот.
По радио часто звучала песня «Партиянаш рулевой». Я в этом сомневалась, но часто задумывалась: если не партия, то кто? Обязательно должен быть какой-то Рулевой, который упорядочивает жизнь на Земле, иначе был бы хаос. Ложь советского образа жизни чувствовали многие из моего окружения, но истину мало кто искал. Каждый приспосабливался, как мог. На эту тему тоже анекдот был. «Порядочный человектот, кто при малой выгоде большой подлости не сделает». У кого были «связи»пользовался ими, многие выдвигались «по комсомольской линии», «неудачники» без связей и комсомольского огонька отправлялись после универа по распределению тянуть лямку в глухую провинцию или городскую «контору кому нести чего куда»какую-нибудь проектную организацию, в которой, как казалось, основными занятиями были чтение ежедневной прессы, обсуждение художественных новинок и фирменного культового барахла, которое удалось «достать», ежечасные чаепития, соревнование в кулинарных способностях, шитье, вязание, празднование дней рождения и других приватных праздников. Подобное времяпрепровождение на работе в принципе всех устраивало. Как в анекдоте. Армянское радио спрашивают: «Верно ли, что в СССР оплата не соответствует работе?»«Неверно. Соответствует. Они делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем».
Три года я также «тянула лямку» в подобной конторе, пока не вылетела из нее пробкой. Именно пробкой, сама я вряд ли решилась бы кардинально изменить свою жизнь, когда по распределению попала в проектно-техническую «контору». Бог через обстоятельства жизни постепенно приближал меня к Себе, искусно пользуясь теми качествами характера, которые, казалось, трудно приспособить к духовным поискам. Но «невозможное человекам, возможно Богу». Дух авантюризма, который жил во мне с детства, сыграл решающую роль. Нет, никакой «чудесной» встречи с Богом не было. Путь к нему был на ощупь, долгий и временами трагический.
Я любила ездить «куда глаза глядят» и много путешествовала. В старших классах родители с удовольствием отправляли меня на школьных каникулах по каким-то путевкам, которые отец мог достать. А в универе про меня уже и поговорку сложили: «Натаха как наскребет три рублясразу билет на поезд покупает». Не только на поезд наскребала, но и на самолет Хорошо помню, что в путешествиях я чего-то все время искала, но не могла понятьчего именно. Потом, когда уже нашла, я поняла, что все время искала «неведомого Бога», про Которого тогда не от кого было услышать. А если не знаешь, чего ищешь, то как искать?
Свои поиски я обозначала тогда примерно так: хочу свободы. Но не диссидентской, как тогда было принято, а какой-то настоящей, безыдейной. Я часто ездила в Прибалтику, на Западную Украинублаго границ между «братскими республиками» не существовало. В советские времена казалосьтам свобода! Там почти заграница! Там на домах не висели лозунги: «Коммунизместь Советская власть плюс электрификация всей страны», «Решения съезда партиив жизнь!», «Экономика должна быть экономной», «Народ и партия едины». Поэтому мне казалось, что там нет ни «марксистско-ленинской философии», ни «научного коммунизма», там люди просто живут и работают, у них чисто, спокойно и красиво. Что человеку еще нужно?!
Два студенческих лета я работала в стройотряде проводниковездили на Кавказ, в Крым, в Москву. Работа эта мне очень нравилась. В поезде готова была ехать хоть на край света, так все было интересно В молодости можно было по три ночи не спатьи ничего! Сколько людей было встречено, сколько всего переговорено, сколько глупостей совершено Наверно, это тоже была подготовка к писательскому служению, о котором я никогда даже не помышляла; один Бог знал, как этот жизненный опыт мне пригодится впоследствии. Деньги, заработанные в веселую студенческую пору собственным трудом, тоже дорогого стоили.
Начинался учебный год, и свобода передвижений резко сокращалась. Да и денег на поездки особенно не было. Свою стипендию по требованию родителей мне приходилось отдавать им. Сколько злости это вызывало у меня, ведь родители в деньгах совсем не нуждались На карманные расходы мне оставляли десять рублей. Эта, как тогда казалось, несправедливость стала причиной моего желания устроиться на работу. Я не собиралась отказываться от путешествий: в каникулы куда-нибудь подальше, а по выходным частенькокилометров за стодвести от родного города. Обучаясь на дневном, подработку найти было трудно. Тогда это вообще было не принято, во всяком случае, молодым людям моего круга, у которых были «приличные» родители. Перечень подработок, о которых я знала, был невелик: уборщица в подъезде, грузчик и, собственно, все. Однажды на воротах университета я увидела объявление: требуются гардеробщики в здание радиофака, и в тот же день пошла узнавать об условиях. Меня взяли на полставкиподавать пальто таким же, как я, студентам в соседнем корпусе. Когда меня узнавали свои, говорила, что «ведется эксперимент». Продлился он всего месяца два. Трудиться надо было раз в неделю, но в течение всего дня, так что приходилось пропускать занятия. И потомне могла я не думать о престиже номенклатурного своего отца. Если кто-нибудь из его знакомых увидел бы меня в гардеробе радиофака, думаю, они бы не поняли моего безумного порыва В общем с гардеробщицей не получилось.
Недалеко от моего дома было художественное училище, чуть подальшеуниверситетская библиотека. Шла я, конечно, в библиотекуна носу была курсовая, сделанная только наполовину. Вдруг бросилось мне в глаза объявление, написанное большими печатными буквами: требуется натурщица. Чуть ниже приписка: рубль в час. Я остановилась у дверей училища. Академический часэто сорок пять минут. Стало быть, за три часа реального времени можно получить целых четыре рубля. Замечу, что бутылка кефира тогда стоила двадцать восемь копеек. Ничего себе зарплата Почти как у отца, который руководил большим научно-исследовательским институтом.
Заметив, что я замедлила шаг, меня стеной окружила молодежь, всегда толкавшаяся у входа в училище. Но в тот день молодежи было слишком много.
Девушка, девушка, айда к нам в натурщицы, захороводили меня будущие художники. У нас натурщица померла.
Чокнутые, что ли? огрызнулась я и ускорила шаг.
Правда! У нас уроки срываются. Натурщицы нет неслось мне вслед.
В библиотеке я работать не могла: голове не давало покоя заманчивое словосочетание «четыре рубля». А за неделю двадцать рубчиков накапает. Можно будет съездить в Бухару и Самарканд, джинсы вельветовые у фарцы взять Но не пострадает ли мой моральный обликтам поди голой надо стоять А почему натурщица умерла? От страха или от стыда? В моем воображении вставал образ натурщицы, созданный по мотивам прочитанных книг: это или любовница великого художника, или падшая женщина. Я не была ни той, ни другой. Но все равно интересно Через час назойливые мысли заставили меня сдать книги и покинуть стены фундаментальной библиотеки.
На обратном пути я заметила, как юные художественные дарования у дверей училища пристают к прохожей. Та оказалась не робкого десятка, треснула по чьей-то голове сумочкой, пошла дальше. Настал мой черед, я не успела увернуться. Юнцы подскочили, снова сомкнулись вокруг стенойни пройти, ни проехатьи загалдели свое, поэтическое:
Девушка, вы вернулись? О, счастье! К нам, бедным сиротам. Спасибо, спасибо! Вы гений чистой красоты!
Брысь! откликнулась я.
В этот момент в дверях училища показался импозантный дядя.
Иван Всеволодыч! Вот, девушка хорошая хочет к нам, затараторили будущие художники. Поговорите с ней!
Мужчина окинул меня заинтересованным взглядом.
Ну что ж, пройдемте сказал он и галантно взял меня под руку.
Это была секунда, которая, может, перевернула всю мою дальнейшую судьбу. Взыграл во мне авантюристический мой дух, послала я куда подальше ленинскую идеологию с «тремя источниками и составными частями марксизма», вспомнила про Марксов «Капитал» и ринулась в капиталистки Тогда это было ругательное слово.
Иван Всеволодович оказался деканом. В кабинете с белыми гипсовыми головами он спросил:
Чем занимаетесь?
Учусь
Угу задумался он. На промэке?
На промэке, согласилась я.
На промышленно-экономическом факультете, на промэке, универа учились, как считалось, девушки красивые, в основном блондинки то есть недалекие девицы, которые, однако, хотят выйти замуж за хорошего парня.
Ну что ж Сможете два раза в неделю по четыре часа?
Я молчала, потому что настроилась на ежедневный трудза двадцать рублей.
Нет, но если будет трудно, мы сократим, стал уговаривать декан. Понимаете, мы так нуждаемся в натурщицах, у нас только старые бабушки, профессионалки, которые начинали еще при царе Горохе. И вот одна умерла вчера А таких свежих приятных лицднем с огнем
Почему же к вам не идут? удивилась я.
Не знаю, ответил декан. Прищурился и добавил:Несвободные люди у нас. Советские
То есть, я не советская
Что вы, что вы, я не это хотел сказать Он замахал руками. Даже не знаю, что ответить. Не идут, и все! Не покидайте нас, прошу, Наташа Рубль в час, хотя бабушкам по семьдесят копеек платим. Не бойтесь, на ваш промэк не сообщим.
Надеюсь Только раздеваться я не буду, твердо сказала я.
Нет-нет, голая натураэто совсем другие расценки. Мы вас в исторический костюм нарядим, прищурился декан, разглядывая меня. А можете прямо сейчас? Осталось полтора часа, запишем вам полный день.
Четыре рубля?
Да-да-да! Он открыл дверь кабинета и крикнул:Евстигнея, бегом!
Будь я маленькой девочкойэто был бы самый счастливый день моей жизниодели меня так же нелепо, как рисуют принцесс эти самые маленькие девочки. В примерочной Евстигнея подобрала какой-то очень сложный костюм, к которому полагался головной убор с пером. Кажется, убор был мужского рода. В таком виде я зашла в класс. Юнцы ахнули.
Дело, оказывается, было не в самом наряде, а в игре красок, света и тени, золота и серебряной парчи. Старшекурсники писали меня маслом.
Что касается самой работы Я быстро поняла, почему в натурщицы народ не рвался. Помимо всего прочего, простоять в течение четырех академических часов застывшей в одной позеэто не каждому под силу. Перерывы, конечно, былитри по пять минут. Преподаватель живописи, увидев меня, долго придумывал позу и на радостях придумал стоять, склонившись в глубоком реверансе.
Через пару недель я зашла в кабинет декана и сказала, что не могу работать. Иван Всеволодович подумал, наверно, что я шантажирую его и ответил со строгостью:
Но больше рубля мы не можем платить. Аппетит приходит во время еды, да?
Нет. Спина разламывается. Мне это надо? с обидой произнесла я. От вашего дурацкого реверанса скоро сломаюсь напополам.
Какого реверанса? не понял декан.
Я показалакакого
Это ты так четыре часа стояла? удивился он.
Как поставили, так и стояла, с обидой ответила я.
Ну, Николай Викентьич, живописец ты наш, обрадовался придумал фигуру из трех пальцев, смягчился декан и даже пропел. Вжик, вжик, вжик, уноси готовенького! Чуть девочку не угробил. Так ты у нас достояние республики.
Да ладно смутилась я.
Мы ему попеняем Этому ужасному Николаю Викентьевичу! Обязательно. Ну-ка встань в четвертую позицию.
Я встала: стопы на расстоянии развернуты в разные стороны, параллельно друг другу, руки: правая отведена в сторону, левая вверх.
Ишь ты! удивился декан. Балетом, что ли, занималась?
Ага, в детстве, четыре года. Даже балериной хотела стать.
А потом?
Потом раздумала. Решила податься в геологи, сказала я и пропела:«Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу»
Понятно. Ветер в голове Удобно так стоять? спросил он.
Терпимо
А теперь, значит, на промэке учишься.
На промэке, подтвердила я.
Далеко пойдешь, почему-то сказал декан. На нашем четвертом курсе будешь теперь работать.
А как же мои ребята, они уже начали писать
Как начали, так и закончат, он внимательно глянул на меня. Рано им еще таких красавиц рисовать.
Сердце мое упало: теперь начнет приставать
Я пошла?
Давай! махнул рукой декан и сразу забыл обо мне, набрал номер телефона, заговорил о каких-то делах Ты еще здесь? повернулся ко мне. Марш отсюда, чего подслушиваешь?..
Я вышла из кабинета и передразнила его: «На промэке, на промэке» Да на промэке девицы по три часа могут только глаза красить.
Так я, советская студентка мехмата, стала натурщицей. Между прочим, любимой Но не отдельным великим художником, а целой полусотней начинающих дарований. Не смешно ли? Преподаватели стали ставить меня в пример нерадивым студентам: какая я ответственная, занятий не пропускаю, прихожу вовремя, поблажек себе не даю, мол, устала или надоело, хотя такая же молодая, как и они, и тоже, наверно, хочется погулять.
Да она больная на голову, однажды высказался один кандидат на вылет из училища. Все при ней, а она дурью мается. Потому что замуж никто не берет!
Реакция последовала незамедлительно. «Кандидата» вытолкали из класса и не пускали до тех пор, пока тот не извинился передо мной. Счастливое было время Студенты училища воспринимали мою красоту как категорию эстетическую, идеальную, то есть как источник чистого вдохновения.
Мне и до этого говорили, что я красивая, в меня влюблялись, это был известный факт. Но верно подмечено: не родись красивой, родись счастливой. «Кандидат» в принципе был прав. Многие мои однокурсницы, особенно приехавшие из деревни, уже выскочили замуж, а меня никто не брал. И мои путешествия, по правде, были в какой-то степени поисками не только свободы, но и «принца на белом коне». Может, моя планка была слишком высока Но кто внушил мне ее? Кто заставлял искать какого-то неведомого идеального Жениха? Искать и найти
На «живописи» или «рисунке» я, что называется, разинув уши вслушивалась в замечания преподавателей, вникала в их умные учительные мысли, в перерывах подходила к мольбертам и искала в изображениях те ошибки, которые они критиковали. Мне все нравилось, казалось, что все рисуют или пишут прекрасно. Стало даже как-то обидно, что я совсем, ну совсем не могу рисовать. Почему такая несправедливость на свете
У меня вдруг появился интерес к жизни известных художников. До того я читала только проверенную литературную классику, теперь в фундаментальной библиотеке помимо спецлитературы стала выписывать жизнеописания великих; эти книги выдавали только в читалку. Стало некогда писать курсовые Но все-таки я сдавала их в срок У нашего воспитанного при советской власти поколения, как ни странно, оставалось понятие долга.