Диляра ТасбулатоваУ кого в России больше?
© Тасбулатова Д., текст, 2016
© Gde Adelina, иллюстрации, 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Предисловие
Вы держите в руках мою третью книжкуте, кто читал первые две, примерно понимают, о чем пойдет речь. Здесь ятак же, как и в первых двух, беспрестанно пикируюсь со своей мамой (и, как правило, она побеждает), рассказываю киношные истории, скетчи о своих прогулках по родным Химкам и так далее.
Правда, у третьего «тома» есть существенное отличие: мне наконец разрешили (дозированно, правда) так называемую обсценную лексику. Каковую я использую не ради красного словца, а, как мне кажется, осмысленно: без нее великий и могучий неполон.
Есть и кое-что новое: став писателем (в кавычках или без, время покажет), я обыгрываю и эту сторону своей «деятельности»: интересно послушать, что говорит простой народ о моих байках. Парадоксально, но именно «простой народ» иногда понимает и юмор, и литературную игру тоньше, чем среднестатистический интеллигент.
Скажем, один веселый грузчик (вы прочтете о нем в главе о писателях и читателях) ловит все на лету: не грузчик, а литературовед какой-то. Вспоминается старый грузинский фильм, где в издательстве книги читал один человек: маляр. Все остальные без конца занимались интригамичитать им было некогда.
Вышли и рецензии на мои книжки: иногда смехотворные, поройблестящие. Как, например, рецензия Дениса Драгунского, который, будучи интеллектуалом, почему-то высоко меня ценит. Другие рекомендуют взять мою книжку с собой в самолет или поезд: чтобы время пролетело незаметно.
Мне трудно судить о самой себено очевидцы свидетельствуют, что за чтением моих рассказиков время действительно летит незаметно.
И вот еще что: в третьей книжке я, уже более опытный писатель, постаралась убрать все лишнее и случайноеборолась, так сказать, за качество.
Возможно, я ошибаюсь, но мне самой третья книжка кажется сильнее двух первых.
И в заключение хочу выразить огромную благодарность художнице Gde Adelina, редакторам Алёне Варваниной (которая делала две мои первые книжки), редактору Ольге Яковлевой и Ольге Аминовой, начальнику отдела современной художественной литературы издательства ЭКСМО; и всем тем, кто поверил в меня, начинающего автора, и дал мне возможность выйти к читателю.
Ибо писать в соцсетях и издать книгудве большие разницы, как говорят одесситы. Книга (благодаря большой работе издательства, остроумию и таланту художницы Аделины) представляет собой законченный продукт, в своем родепроизведение искусства, а не разрозненные записки.
Читатели и писатели
музыкасвященна
литературатоже
ну там типа театр и прочее.
А за юмор все время по морде, по морде
Красота спасет мир
Как-то президент РФ собрал у себя писателей: видимо, поговорить о судьбах русской литературы
Если бы я была президентом, я тоже все время собирала бы писателей.
Куда-нибудь к себе на дачу.
И, к примеру, читала бы им свои байки.
И Толстому (настоящему, Льву Николаичу) пришлось бы слушать мои байки и кивать головой.
Но, положим, Лев Николаич, честный человек в принципе, взял и не пришел бы ко мне.
Или пришел бы, и байки ему, к примеру, не понравились бы.
И он откровенно об этом мне (президенту, учтите) заявил бы.
Как честный человек.
А я бы взяла егои под микитки. И на Соловки.
Пришлось бы Льву Николаичу хвалить мои байки.
Представляю себе эту картину: Лев Николаич (опасаясь Соловков) говорит мне своим красивым баритоном:
Хорошо-то как!!!! Просто моя «Война и мир» полный ацтой по сравнению с этим!
А ему бы вторил Федор Михалыч (который уже знает, что такое каторга, и не дай бог опять загреметьче ему стоит похвалить мои байки?).
Михалыч бы говорил:
Красота спасет мир.
И, опомнившись, добавлял бы поспешно:
Красота ваших баек, имеется в виду!
Опять же Чеховему тоже не очень-то хотелось бы на Соловки эти, и Чехов Антон Палыч тоже говорил бы:
Учусь у вас, Диляра Керизбековна!
А я так вальяжно отвечала бы им:
Ну-ну, господа! Не захвалите!
И тут приносили бы самовар.
Самовар бы приносил, скажем, Горький.
И раздувал бы его сапогом, окая.
Такие картины мнятся и снятся мне в полудреме.
Грубый окрик мамытуши свет, ложись! возвращает меня в суровую российскую действительность.
Рассеивается предутренний туман.
Исчезают великие тени.
Охохонюшки
Аристократическое
Одна знаменитая писательница, которая любит посылать отборным матом своих же поклонниц, сказала обо мне, что я, мол, ярмарочный шут.
Мама заметила как бы вскользь:
Она, наверно, аристократка: у нее все отборноедаже мат. А у тебя и мат-то простенький, так себе матерокбля да бля Простенький, как ты сама, матерок-то
У кого в России больше
Поэт в России больше чем поэт
Один поэт (щас не помню фамилии) все время уверял, что в России у него больше.
Но ему поначалу никто не верил.
Говорили: вот прямо как в Россиии сразу увеличивается? Так, что ли?
А он им отвечал, что сам поражается: стоит пересечь границу, как сразубольше! Прям чувствуетвсё больше и больше! На глазах прям растет.
Получается (говорили ему другие поэты, которые невыездные), у иностранцев у этихменьше? У всех? Или только у поэтов ихнихменьше? Чем у наших?
И хотелось им в заграницу в эту, и в то же время боязно былопоедешь, а там еще возьмет да уменьшится, а потом может вообще не увеличиться Хрен его знает, таинственная это вещьфизиология.
Но поэту этому верили: у него как-то так удачно все получалось: тамменьше, здесьбольше.
И никаких сбоев.
Но тут рухнули все препоны и рогатки, железный занавес грохнулся с лязгом и скрежетом, и поэты, даже те, что страшно опасались, что станет меньше, осторожно пересекли границу.
Не без трепета, так сказать.
С одной стороны, заграница эта манила: витрины там, проститутки в свободном доступе, тряпки, джинсы всяческие
А с другой
Ну, вы понимаете Страшно.
Но все же как-то преодолели, джинсы и проститутки победили: да и русский человекотчаянный, сами знаете.
Тем пачерусский поэт.
Один мне сам признавался: думаю, ну и фиг с ним! Пусть вообще хоть исчезнет! Зато на мир погляжу! А то этот мой Мухосранск осточертел: одно и то же, одно и то же Жена его, правда, рыдала: как на войну провожала; всё причитала, что у нее тут только-только расцвет ее женской жизни настал (поэт завязал перед этим месяца за два), а тут опять такая напастьбудет теперь меньше. Но он ее заверил, что лучше меньше, да лучше. Плюс пообещал косметики привезти.
С тем и отправился.
Другой, тоже поэт, особо въедливый, в этой загранице познакомился с тамошними поэтами и как-то так ловко заманил их в баню. Хотя вроде у них не принято: могут подумать типа клеится. Но он заверил ихнамекомчто, мол, вообще в прошлом году про такое услышал, что бывает между мужчинами.
И так по-русски, с таким задором, с обезоруживающей улыбкой Гагарина, прокричал:
Пойдем (говорит им) в баню! Русские поэты всегда, как только познакомятся, всех сразу приглашают в баню! Пушкин постоянно всех в баню звал, прямо с утраедва кофию напьется, нервничать начинает: не опоздали бы его друзья-поэты в баню. Любой пушкинист вам это подтвердит, мол Не говоря уже о Лермонтове: он и стрелялся-то оттого, что этот Мартынов зачем-то тоже пришел в одну с ним парную, не будучи поэтом. Мандельштам и Пастернак, хотя они условно русские, вообще из бани не вылезали Ну и тэ дэ
Ну, те и поверили.
И пошли.
Этот, который въедливый, сильно опасался, что тот, который и раньше все время туда-сюда, по заграницам, наврал, что в России у него больше. Ну а смотреть в бане, у кого там как, неловко все же, еще че подумают
И потом баня не бордель все же, сами понимаете: что там больше-меньше в спокойном состоянии, черт его разберет.
Ну, и этот поэт так и не понял ничего.
Вернулся в Россию в полном недоумении.
И сам запутался: ощупывал себя, в зеркало пялился. Один раз жена его за этим занятием застала и по своей мещанской ограниченности разрыдалась.
В общем, вопрос так и остался открытым: больше или меньше, так никто и не понял.
С тех пор поэты всё ездят туда-сюда и уже вроде как и не боятся: вроде все на месте, ни больше ни меньше.
Но того поэта, который первым взял на себя эту миссиюотмерить, где у кого больше или там меньше, уважать не перестали.
Все же это был подвиг: взять и поехать в заграницу эту проклятую второй раз, зная, что там будет меньше.
Ине испугаться.
Злые языки утверждают, что это никакой не подвиг, а просто там джинсы дешевле и вообще
Но мы-то знаем, что это не так.
Что поэт себя буквально на алтарь истины положил (клалслово некрасивое какое-то) чтобы потом сказать с полным пониманием великой миссии Поэта и Гражданина:
У ПОЭТА в РоссииБОЛЬШЕ!
И я прошу злопыхателей и пр. не беспокоить!
Истина воссияла.
В Россиибольше.
И точка.
Псевдоним
Был у меня в одной газетенке такой псевдонимМаня Небесная.
Колонку им писала.
На «аватаре» там была старуха лет так девяноста: страшная, старая и стервозная.
Многие мне пересказывали эти колонки и говорили:
Во бабка сволочь!
А я отвечала:
И где они ее откопали?
А они тогда говорили:
Но бабка иногда в тему жжот Хотя сволочь однозначно.
Сухой закон для кенгуру
Я как-то сказала маме:
Байки писать выгодно: вот в Австралию пригласили.
Маматут же:
Может, они думают, что ты сумчатая?
В своем роде: я могу свободно пронести бутылку водки на себе.
Так кенгуру водку на себе проносят?
Ну да, австралийцы их научили, когда там сухой закон свирепствовал.
Смех без причины
Как-то после вечера в кафе, где я читаю свои байки, я похвасталась маме, что все сильно смеялись.
А мама и говорит:
Ну не такая уж ты и толстая, чтобы все время смеяться. Посмеялись немного, и хватит.
Да они не над толщиной!
А над чем? А, у тебя чулок поехалстрелка, смотри. Ну, над этим тоже вроде долго не будешь смеяться. Так, хохотнул, и всё.
Мама! Они смеялись над моими рассказами!
Да? Вот это удивительно. Людям вообще палец покажии они хохочут.
Не продается вдохновенье
Как-то мне за мои байки предложили деньги.
Я хотела закричать: не продамся!
Но тут вошла мама и спросила меня с коварной ухмылкой:
А за квартиру-то три месяца не плочено!
И я скорбно согласилась:
Хорошо, пусть покупают меня
Мама говорит, что у меня был вид элитной проститутки, которую из-за возраста выгнали зарабатывать на улицу.
Король и шут
Один интеллектуал и очень талантливый человек написал мне в чате, что мои байки лучше, чем мои статьи про кино.
Маматут же:
Допрыгалась?
Вспомнилось, как мой друг, тоже жутко умный, спросил меня, кем бы мне хотелось бытьшутом или королем?
Конечно, шутом! ответила я.
Конечно, королем! сказал он о себе.
Мама на это сказала:
Интересно, тест такой естькем бы вы хотели быть: матерью короля или матерью идиота?
Иван Основной
Взяли у меня как-то интервью.
Спросили, в частности, как ко мне относятся остальные писатели.
(Наверно, думали, что я скажузавидуют.)
На что мама сказала:
Конечно, завидуют. Они жеостальные, а тыосновной. Ты и псевдоним себе такой возьмиИван Основной. Будет еще лучше, чем Захар Прилепин.
Швабру мою не видели?
В прошлом году у меня была презентация моей первой книжкина книжной ярмарке.
В подсобке стенда ЭКСМО, где у меня лежало пальто и сумка, сидели шикарные гламурные юноши из издательства: наверно, пиарщики.
Когда я туда сунулась, они посмотрели на меня с немым вопросомтипаа вам-то что здесь, женщина, нужно. Думали, наверно, уборщица.
Ну, я им и говорю:
Я тут свою швабру забыла, не видели вы тут мою швабру?
Вспомнила, как попросилась к философу Аронсону на его лекции в одном институте: мол, переоденусь уборщицей, чтобы пустили. На что Аронсон сказал, что мне и переодеваться не нужно.
Фауст и Мефистофель
Некая дама, как бы образованная, в редакции одного глянца, где я недолго служила, как-то в коридоре прижала к стене наборщицу текстов, типа машинистку, и закричала ей в ухо:
Вы знаете, кто перевел «Фауста»?
Машинистка, нищая многодетная мамаша, робкая, как Акакий Акакиевич, испуганно вжималась в стенку.
Тут я мимо проходила и говорю:
Через дорогу?
Машинистка оторопело спросила:
Мефистофель?
Нобелевское патриотическое
Вручение Нобелевской Светлане Алексиевич сильно расстроило писателей-патриотов
А я вот что думаю по этому поводу.
Нобелевку должны давать по очереди.
Очередь надо занимать с утра.
Вот наши патриоты занимали, написали ручкой номер на руке, а их оттеснила какая-то наглая тетка.
Наверно, прикинулась инвалидом со справкой, сказала мама.
Вот так всегда, продолжила мама, зазеваешься в очереди, и уже какая-то тетка получает или водки пять бутылок в одни руки, или какую-то там премию. Типа Ленинского комсомола.
Читатели и писатели
Один начинающий писатель (то бишь я) однажды выпивал с одним начинающим читателем (строителем Лёхой, хорошим человеком).
Лёха прочел пока одну книгу, «Робинзона Крузо»: читать он в принципе не любит.
Как писатель яначинающий, сказала я.
Как читатель я тоже, сказал Лёха. И еще неизвестно, начну ли когда-нибудь.
Помолчали.
Каждый думал о своей будущей судьбе начинающего читателя и начинающего писателя.
Первым нарушил молчание Лёха:
Как читатель яПятница.
Как писатель ятоже, грустно сказала я.
Как ты думаешь, сколько нужно времени, чтобы перейти от начинающего читателя к начинающему писателю? как-то тревожно спросил Лёха.
Это происходит неожиданно, сказала я глубокомысленно.
Если честно, пока у меня нет позывов, откровенно признался Лёха.
Вновь помолчали.
Лёха вдруг опять встрепенулся:
А бывает так, что если ты читатель, и уже не начинающий, то все равно никогда не станешь писателем, даже и начинающим?
Бывает, сказала я еще более глубокомысленно. Но со временем, прибавила я наставительно, любому читателю все равно захочется стать писателем.
Так что, с отчаянием проговорил Лёха (который, повторюсь, читать не любит), придется мне становиться читателем? Так, что ли?
Чтобы со временем стать писателемначинающим?
Нет, не начинающим! вдруг сказал Лёха, и дьявольский блеск тщеславия заиграл в его зрачках.
А зачем? задала я отрезвляющий вопрос.
Лёха, красивый тридцатилетний парень, понурился и говорит:
Бабы не любят
Так и писателей не любят! беспощадно припечатала я.
Да?! спросил Лёха обрадовано. А я-то думал Ну, тогда не буду я ни читателем, ни писателемни начинающим, никаким! Останусь строителем-ремонтником!
И мы добили водку, говоря уже исключительно о его бабах.
А Петровичу?
Кстати, сосед тоже против Нобелевки для Алексиевич.
Да что ж такое-то?! возмущается сосед. Дали какому-то Алексеичу. Еще бы, блять, Петровичу дали!
Фоменкосила
Заходил сосед, человек с какой-то злонамеренной наклонностью к философии и такой непроходимый дурак (говорит, к примеру, что раз за доллар больше рублей дают, значит, рубль, наоборот, поднялся), что мама его подозревает в недюжинном уме (шифруется, говорит мама).
По делу заходил, в общем.
Увидав на столе мою книжку, сказал:
Ты, штоле, написала?
Я потупилась:
Выходит, так.
Все равно до Фоменко тебе далековот он наконец понял, что Рим младше Москвы. Уважаю.
Далеко, легко согласилась я.
А че такая маленькаякнига-то? (спросил сосед, поняв, что я на него все равно никогда не обижусь, как бы он ни поддевал).
На бо́льшую мозгов не хватило. Ее зато можно читать в поезде или типа в туалете. Так обо мне и пишутчитать, пишут, можно где попало типа поезда или метро. Про туалет, правда, стесняются писать почему-то, хотя между строк чувствуется.
В туалете нельзя, произнес сосед весомо. В туалете все силы своего воображения надо направить ну, сама понимаешь.