У нас на хуторе есть один парень, он на двенадцать метров может плюнуть, сказал Воробей.
Не загибай.
Правда, может, богом клянусь.
У перекрестка Воробей остановился, кивком указал на Будайский проспект.
Ну, привет, я здесь живу, сказал он. Вообще-то меня Воробьем зовут. А тебя?
Бандитом.
КакБандитом? Почему?
Воробей ошеломленно смотрел на чужого мальчика, чье лицо смутно белело в сумерках, и судорожно мял в пальцах рукав пальто. Однажды ему попалась книжка о бандитах, она была в желтой обложке.
Просто так, сказал Бандит. Такое вот имя.
Настоящее?
Бандит засмеялся. В его смехе было что-то холодное, жесткое. Воробью вдруг отчаянно захотелось быть уже дома.
У тебя спичек нет? спросил Бандит.
Нет.
Жаль. А то покурили бы. Вот, только что раздобыл.
Он выудил из кармана куртки мятую сигарету и показал Воробью.
Я не курю, почти шепотом сказал Воробей.
Ну и что, спички-то все равно мог иметь. Посидели бы с тобой вот здесь, на стенке этой, покурили. Неохота еще домой идти.
А мне уже пора, сказал Воробей.
Ну и ступай, коли труса празднуешь.
Кто труса празднует?
Ты!
Я-то нет.
Тогда пошли, влезем на эту ограду, я тебе что-то скажу.
Они уселись на каменной стене, в том месте, куда не достигал свет уличных фонарей.
Махнемся одежкой? спросил Бандит, когда они уже сидели наверху.
Зачем?
Деру дать хочу.
А ты почему в исправительный дом попал? спросил Воробей.
Потому. В белую муку насрал, весь скособочившись, сказал Бандит. Ну, будешь меняться или не будешь?
У меня другого ничего нет, только что на мне.
Бандит помолчал, вытащил опять сигарету, поглядел на нее.
Фатер спятил бы, если б я домой заявился. От радости, сказал он с ухмылкой. Старый козел, добавил еще, помолчав.
Кто старый козел?
Фатер, кто же.
Воробей втянул голову в плечи. Соскочить бы сейчас с оградыи домой без оглядки! Но он боялся.
Бандит спрыгнул вниз первым.
Ладно, не хочешь меняться, не надо. Я пошел, не то Глава Семьи облает.
Когда спустился и Воробей, Бандит спросил еще:
На площадь-то играть приходишь?
Воробей кивнул.
Бандит зашагал к улице Лёвёльде. Воробей смотрел ему вслед, когда же он совсем исчез в темноте, почувствовал вдруг, что в тени каменной ограды кто-то неслышно крадется к нему. Воробей опрометью бросился домой, пулей влетел в ворота. Лишь там перевел дух и долго всматривался из-за штакетника в темноту, но возле каменной стены на противоположной стороне никого не увидел.
Когда они с Шани Ботошем прибежали на площадь, серый прямоугольник воспитанников исправительного дома уже рассыпался на шумные стайки. У Воробья сразу полегчало на душе. В ребятах из исправительного, марширующих по улице строгими колоннами, было что-то пугающее, как будто под их жалкими куртками, перехваченными кожаными ремнями, таились бог знает какие тяжкие преступления. И смотрели они все как-то подозрительно, коварнокроме, пожалуй, Бандита: Бандит был очень красивый, и глаза его глядели ясно и чисто. Остальные были скорей некрасивы, особенно Лошадиная Башка, тот, что в их оркестре играл на бомбардоне. У Лошадиной Башки был плоский лоб, неправильный, скошенный подбородок, а над толстыми губами торчали редкие черные волоски. Маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели злобно.
Смерть тоже красавцем не назовешь, но он был совсем не такой, как Лошадиная Башка. Необыкновенно длинный, он на целую голову возвышался над остальными ребятами и говорил, забавно гнусавя, причем то басил, то срывался на фальцет. И был он ужасно худойневероятно худой, как будто для контраста к басовитому, добродушно и глуповато круглому барабану, на котором играл с упоением.
И еще Воробей заметил, что на Смерть иногда вдруг что-то находит. И тогда он шагает по затоптанной траве площади словно во сне, словно ноги его не касаются земли, и каждому видно, что идти он никуда не собирался, просто пошлосьон и пошел, без всякой цели, и куда повернет в следующую минуту, совершенно неизвестно. Иногда это случалось с ним даже во время матча, ребята кричали: «Смерть, бери мяч, Смерть, бей по воротам!»а он вдруг становился как сонный и медленно шел, не глядя по сторонам, часто совсем не туда, где был противник с мячом.
Шани Ботош подбежал к группе из пяти-шести человек, которая расположилась у дальнего конца площади, возле груды кирпичей. Одни сидели, другие стояли. Лошадиная Башка стащил с ног бутсы и поправлял портянки. Смерть что-то толковал ему. Бандит растянулся на траве и жевал стебелек.
Привет, ребята! радостно крикнул Шани Ботош.
А это кто? спросил Смерть, ткнув пальцем в сторону Воробья.
Это мой друг, быстро сказал Шани и положил руку Воробью на плечо.
Воробей пожирал глазами Бандита, стараясь поймать его взгляд, но Бандит равнодушно смотрел прямо перед собой. «Нарочно не замечает, боится, что расскажу, как он настропалился удрать», решил Воробей.
Бандит, чего на земле развалился, холодно же, сказал Смерть.
Ангел-хранитель нашелся! огрызнулся Бандит и захохотал, однако поднялся. Вставая, скользнул взглядом по Воробью и кивнул ему. Воробей страшно обрадовался, подошел совсем близко, спросил:
Ты не опоздал?
Когда?
А тогда, вечером
Нет, коротко ответил Бандит и тут же повернулся к своим:Ну что, в футбол?
Выбирали себе команды Бандит и другой парень, по прозвищу Тыква, они были вратари. Тянули жребий. Бандит выставил вперед сжатые кулаки. Тыква ударил по левому кулаку. Бандит ухмыльнулся, раскрыл левую ладонь. Она была пуста.
И другую покажи, потребовал Тыква.
Еще чего! Ты выбрал, ну и кончено!
Давай показывай, не то по морде схлопочешь!
А ну покажи! поддержал Тыкву Смерть.
В этой руке тоже ничего нет, ясно? захохотал Бандит, но как-то не по-настоящему захохотал: смеялся только рот, а глаза не смеялись.
Значит, команду первым набираю я, поспешно выкрикнул Тыква. Смерть и Лошадиная Башка.
Тем временем Бандит отвернулся, и Воробей увиделвыбросил камешек из правой руки.
Здесь было в обычае сперва выбирать сразу двух игроков, потому что Смерть и Лошадиная Башка играли всегда вместе. Друг против друганикогда. Как только с набором команды было покончено, Лошадиная Башка спросил:
А вы хотите мяч погонять?
Мы хотим. Если можно, с готовностью откликнулся Шани Ботош.
Команда Лошадиной Башки взяла к себе Шани Ботоша, Воробей достался команде Бандита.
Левой бить умеешь? спросил Бандит.
Только правой, сказал Воробей.
Ладно, становись на левый край.
Мяч попадал к нему не часто, чтобы показать класс, надо было двигаться к центру. Но уж тут, получив мяч, Воробей не отдавал его, вел сам. Однажды даже у Лошадиной Башки мяч забрал. Лошадиная Башка разозлился:
Еще раз на ногу наступишь, расшибу!
Хотя Воробей вовсе и не наступал ему на ногу.
Играли шестой раз. Во втором тайме ворота команды Воробья были напротив церкви Сердца Иисусова. Так что Гашпара Узона он заметил сразу. Узон шел от храма, небрежно засунув руки в карманы, посреди площади остановился, нашел среди игроков Воробья и издал долгий свист.
Мальчик видел: один за другим к площади подходят делавары. И все молча останавливаются у края «футбольного поля», неподалеку от Воробья. Воробей занервничал, дважды промазал. Делавары даже не засмеялись.
Ребята из исправительного играли азартно, над площадкой стоял несусветный ор. Бандит отлично защищал ворота, но все же счет вела другая команда: пять-четыре.
И тут мяч получил Воробей. Он пошел вперед по левому краю, перед ним были только Лошадиная Башка и вратарь. Лошадиная Башка, тяжело дыша, бросился наперерез.
Расшиби его к чертям! вопил Смерть.
Воробей ловко провел мяч у Лошадиной Башки между ног, тот попытался подсечь его, но не сумел. В пяти метрах от ворот Воробей сильным ударом послал мяч. Ворота обозначались сложенными в кучки серыми форменными куртками. Тыква растянулся между ними, но мяч проскочил у него под животом.
Воробей был счастлив.
Центральные нападающие побежали к центру площадки, чтобы вбросить мяч в игру, Воробей оттянулся к своему левому краю, и тут к нему шагнул Мики Шнейдер.
Нам, кажется, надо свести кое-какие счеты, сказал он.
За его спиной стояли делавары.
Какие счеты? спросил Воробей. Не видишь, мы играем?
Вдруг Шнейдер развернулся и с силой ударил его в грудь. Должно быть, удар пришелся под ложечку, Воробей так и скорчился, прижав обе руки к груди.
У, быдло! торжествующе прошипел над ухом Шнейдер.
Воробей попытался выпрямиться, с трудом вдохнул и хотел сказать что-то, но Шнейдер опять подступил к нему и со всего размаху ударил в лицо. Воробью показалось, что хрястнула переносица. Зато спазмы в груди как не бывало. Даже не распрямившись, он прыгнул головой Шнейдеру прямо в живот. Они покатились по траве.
Ребята из исправительного перестали играть, Шани Ботош опрометью кинулся на левый край, попытался оторвать Шнейдера от Воробья. Райкович и Гашпар Узон его оттолкнули. Вероятно, избили бы и его, но тут подоспели Лошадиная Башка и Смерть. Смерть сказал:
Не мешать. Пусть лупцуются.
Шнейдер вцепился Воробью в волосы. Кожа на голове, казалось, трещала, боль была адская. Тогда Воробей обхватил Шнейдера, изо всей мочи впился в него зубами и тут же услышал, как взвыл противник и сразу отпустил его волосы. Воробью удалось вскочить на ноги первым, Шнейдер еще был на четвереньках, и Воробей успел двинуть его по голове ногой.
Бей же! надсаживался Ботош. Бей, не зевай!
Воробей ударил. Шнейдер пошатнулся, бессильно брыкаясь и вслепую размахивая руками.
«Сейчас садану его в желудок, лихорадочно думал Воробей, садану как следует в желудок, он и брякнется». Его захватило пьянящее чувство победы. Он чуть-чуть отступил для разбега. Шнейдер тоже отскочил назад и вдруг молниеносно нагнулся и подхватил с земли половинку кирпича.
Все, кто стоял за спиной Воробья, брызнули в стороны, на площадке царила мертвая тишина. Противники не спускали друг с друга глаз. «Надо броситься первым», сверкнуло у Воробья в голове, и он прыгнул.
Что произошло затем, он не понял, почувствовал только, что падает, и, лишь оказавшись ничком на земле, догадался: Райкович подставил ногу.
И тут все смешалось.
Ботош заметил подножку и бросился на Райковича.
Ты так, да? Подножку?! закричал он яростно и изо всех сил стукнул Райковича по уху. В тот же миг Райкович вытянул из рукава кусок кабеля, и Шани Ботош ударить второй раз уже не успел. Он упал как подкошенный. Удар попал в висок.
Кабелем?! Ах вы, подлюги! заорал Смерть. Ближе всех к нему стоял Гашпар Узон, ему первому и досталась мощная зуботычина.
Словно по команде, ребята из исправительного с бешеными воплями кинулись на делаваров, осыпая их бранью. Смерть прорывался к Райковичу, который все орудовал кабелем. Воробей между ногами сражающихся полз к Ботошу. С ужасом всмотрелся он в его бледное лицо, потряс за плечо.
Эй, веснушчатый, ты что?
Шани Ботош ощупал рукой лоб.
Где эта гадина? выдавил он и тут же крикнул:Гляди!
Смерть прорвался наконец к Райковичу, Райкович вскинул кабель, готовясь нанести удар, но тут Бандит сзади схватил его за руку, ловко ее вывернул, и кабель оказался у него. При этом он усмехался. Смерть хотел приняться за Райковича, но Бандит сказал:
Не тронь!
Делавары, будто услышав условный сигнал, бросились наутек. Райкович тоже, но Бандит мгновенно подставил ногу. Его движения напоминали движения кошки. И он все время улыбался.
Наклонясь к распростертому на земле Райковичу, он стал методически избивать его кабелем. Начал с лопаток, дошел до ступней, рывком перевернул свою жертву на спину и нанес еще несколько ударов по бедрам и по груди. По голове не бил.
Райкович выл как пес, потом вой стал стихать.
Ну хватит, довольно с него, сказал Смерть.
Еще только передние лапы остались, вот эти распрекрасные лапищи, опять усмехнулся Бандит и прошелся кабелем по рукам Райковича.
Глава Семьи! раздался предостерегающий крик.
И сразу все стихло, ребят из исправительного словно сдуло ветром. Когда их директор появился на площади, они как ни в чем не бывало гоняли мяч.
Глава Семьи спешил к лежавшему недвижимо Райковичу; он опустился возле него на колени, что-то сказал. Потом помог встать на ноги.
Ребята оставили игру, наблюдали.
Сволочи, сволочи! твердил Райкович.
Что тут случилось, сынок? спросил Глава Семьи.
Но Райкович вывернулся из рук директора исправительного дома и поплелся к церкви Сердца Иисусова. Он шел шатаясь.
Глава Семьи повернулся к своим подопечным. Они стояли по стойке «смирно» и смотрели ему прямо в глаза.
Негодяи негодяи!.. Голос директора прервался. Что вы натворили?!
Молчание.
Ко́зари, отвечай! гневно крикнул директор.
Дрались городские, отозвался Смерть.
Не лги! Свиньи, не смейте мне лгать! Ты, Беке!
Городские дрались, ответил и Лошадиная Башка.
Прошу прощения, господин директор, но в самом деле дрались городские, сказал Бандит.
Тебя я не спрашивал. Правду, слышите, правду!
Тут Ботош поднял голову и сказал:
Его мы избили.
Ктомы?
Мы. Вот с ним. Ботош указал на Воробья.
Глава Семьи, сузив глаза, оглядел их. Физиономии Воробья и Ботоша были залиты кровью.
Ты же весь в крови, сказал Глава Семьи, глядя на Воробья.
Он первый начал они начали, заикаясь, выговорил Воробей; у него перехватило горло, он кусал губычувствовал, что слезы застилают глаза и он вот-вот заревет. Так оно и было бы, но Шани Ботош дернул его за руку:
А ты не реви, понял! Мы им тоже врезали как следует!
В конце площади стояла колонка, они умылись, по очереди нажимая на рычаг. Воробей замыл даже ворот рубашки, он был весь забрызган кровью.
Не холодно? спросил Шани, когда Воробей вновь натянул на себя рубашку.
Нет, сказал Воробей, хотя влажный ворот ледяным обручем охватил шею.
Они еще немного постояли возле колонки, не потому, что не знали, куда деть себя, просто обоим очень по душе было стоять вот так, рядом, плечом к плечу.
Ты этого Бандита откуда знаешь? спросил Шани.
Как-то встретились на улице.
Он плохой. У своего отца деньги украл. Ребята говорили, просверлил стенку и залез.
Не может быть, сказал Воробей.
А вот и было. Правда.
Воробей насупился. Он не мог представить себе Бандита злоумышленником.
Хочешь, вместе пойдем в церковь Сердца Иисусова? помолчав, предложил Шани.
Зачем? удивился Воробей.
Служками будем, министрантами.
Я не умею.
Ну и что? С левой стороны станешь, там ничего и не надо делать. А что надо, я покажу.
Церковь Сердца Иисусова была невелика, когда-то она принадлежала сиротскому дому, но в сиротский дом не так давно попала бомба. Старое здание связывала с церковью галерея. Галерея не пострадала, как и церковь. Но теперь она шла от ризницы не в кишащий детворой дом, а в путаный лабиринт заросших сорняком развалин.
Мальчики пробрались между прохладными обломками, Шани уверенно, как у себя дома, отворил калитку, проделанную незаметно в решетке, у которой причащаются верующие. В ризнице сидел старый священник в белом стихаре.
Святой отец, обратился Шани к нему, вот этот мальчик тоже хочет быть министрантом.
Священник спросил Воробья, как его зовут, большим пальцем осенил ему лоб крестным знамением и согласно кивнул.
И тыученик цистерцианской гимназии?! спросил Эдгар Бретц.
Да, сказал мальчик.
На щеках монаха играли красные пятна, скулы напряглись, все лицо подобралось, отчего совсем изогнулся резко очерченный нос над узкими, плотно сжатыми губамисейчас Эдгар Бретц напоминал коршуна.
Нет, ты не наш! отрубил он.
Утром все тело у Воробья саднило после случившейся накануне драки, нос распух; он поглядел на себя в зеркало и даже засмеялся. «Ну и физия у тебя, Воробей!»пробормотал он. Перед началом урока Шнейдер и компания, молчаливые, сидели на своих местахэто было странно, непривычно; Воробей ждал, чтобы уж пришел Райкович, сел рядом, что-нибудь сказал.