«Женихов, как собак нерезаных, да ведь каждой собаке хочется кость пожирнее», долбит голову назойливая мысль.
Раздумывать долго она не любит. Она молодая, красивая девушка. Конечно, убеждать себя в этом не следует, но когда Фейгеле смотрится в зеркало, она видит свое ясное лицо, розовые щеки, пышные черные волосы Однако она тут же забывает об этом, будто боится сама себя сглазить.
Другое делов субботу. Тогда есть время, и одеваться и любоваться собой можно сколько угодно. Мать кричит:
Фейгеле, хватит вертеться перед зеркалом! И так хороша!
Но что могут знать старые женщины? Им все хорошо: без шляпки, без жакетавсе ладно.
А молодая девушка знает, что это значит. В городском саду на скамье сидит он, Элиэзер, с целой оравой друзей, и все поглядывают в ее сторону. Он думает, что никто этого не замечает: смотрит своими жульническими глазами, толкает в бок товарища: «Видишь? Огонь! Так и пышет!»
Но она, Фейгеле, делает вид, будто ничего не замечает, проходит, не дрогнув, спокойно, как если бы ее это не касалось «Вслед можешь смотреть, сколько влезет, можешь таращить глаза, хоть лопни, хоть вешайся»
Но иной раз бывает так досадно, так обидно: проходишь мимо, а он тебя не замечает, смотрит на другую, на Малку, что в новом жакете и в шляпке Она ей идет, как корове седло, а он, как нарочно, смотрит на нее. Ты еще и еще раз проходишь мимо, притворяешься, будто тебе наплевать, и только издали, исподтишка, поглядываешь и видишь, что он неотступно следит за Малкой, что лицо его сияет от радости, что он толкает товарища, будто хочет, сказать: «Видишь?..» Вот и сумей тогда заковать свое сердце в железо, заимей стальную желчь, чтобы не разлилась с досады.
Правда, потом, когда он все же замечает ее, Малке приходится отойти в сторону. Вот он поднимается со скамьи, тащит за собою товарища, и оба начинают ходить следом за Фейгеле, как две черные тени. Один раз пройдут, поздороваются, надо в ответ кивнутьстрого, с достоинством: мне, мол, безразлично Свернула в другую аллеюага! И он здесь, ходит следом, как на веревочке То-то! Вот так, хорошо, чудесно! А ты не оглядывайся, ты по-прежнему ничего не замечаешь, шагаешь твердо, уверенно, голову держишь высоко, а он смотрит и идет позади, готов хоть на край света, хоть через пустоши нехоженые следовать за тобой Ха-ха! Вот так хорошо, здорово!..
Но однажды, в субботу к вечеру, в саду, когда Фейгеле гуляла с подругой, а он шел позади, она забралась в тенистую аллею и села на скамью под ветвистым, широко раскинувшимся деревом.
Он подошел и присел на другом краю скамьи. Вечерний сумрак надвигается, вековые деревья скрывают от людских глаз скамью. Дует легкий ветерок и приносит долгожданную прохладу. В саду так хорошо Сердца бьются в тиши.
Кто начнет?
Он кашлянул: я, мол, здесь. Онане смотрит: «Не знаю, кто ты такой и чего тебе надо? Не все ли мне равно?»
Оба молчат. А ветерок рассказывает обо всем, что творится в сердцах у них.
Простите, не знаете ли вы, который теперь час?
Нет, не знаю, отвечает она твердо, а означает это: «Отлично знаю, чего тебе надо, но не торопись, пожалуйста! Легко тебе ничего не дастся!»
А подруга, что сидит рядом, толкает Фейгеле: «Слышишь?»
Фейгеле слегка раздражает подруга: «Уж не воображает ли она, что он ее имеет в виду?» Она хочет подняться и уйти, но продолжает сидеть, как прикованная.
Прекрасный вечер, не правда ли?
Да, вечер хорош.
Так завязывается разговор: он задает вопрос, она отвечает Говорят о разном, поначалу несмело, волнуясь, потом садятся поближе друг к другу и чувствуют себя свободнее.
Она идет домой, он ее провожает, прощаются за руку и говорят: «До свидания!»
В другой раз, в третий встречаются, молодые сердца тянутся друг к другу. Вначале, конечно, встречаются случайно: то в обществе двух ее подруг, то с ним оказывается кто-нибудь из его товарищей. Но постепенно оба все сильнее чувствуют, что им нужно встретиться без свидетелей, с глазу на глаз И они сговариваются о таком свидании.
И вот встретились.
Вышли за город, в поле, гуляют, разговаривают, но оба, похоже, чувствуют, что в разговоре нужды нет, лучше бы помолчать.
Сумерки. Последние лучи солнца золотят колосья по обе стороны неширокой дороги. Ветерок клонит высокие хлеба, и кажется, что колосья о чем-то шепчутся. Фейгеле с Элиэзером уходят далеко по дороге.
Надвигается ночь.
Становится все темнее, грустнее и приятнее.
Давно уже хотелось мне, Фейгеле, познакомиться с тобой.
Я знаю. Ты ходил за мной как тень.
Помолчали.
О чем ты думаешь, Фейгеле?
А тыо чем?
И как-то сам по себе завязывается непрерывный разговор о разных вещах, говорят о том, о сем, и конца этому разговору не видать.
А на поле становится все темнее и темнее.
Теснее прижались друг к другу.
Он берет ее за руку. Она вздрагивает, а его рука пробирается по ее руке все выше и выше.
И вдруг он склоняет ее голову к себе и целует смуглую щеку.
Птица откуда-то вспорхнула и пролетела мимо.
Вздрогнув, Фейгеле высвобождает свою руку и слегка хмурится.
Но он знает, что это не серьезно.
И действительно, проходит минута, и снова все по-прежнему, как если бы она обо всем позабыла.
Так проходит час и другой Каждый день они незаметно выбираются за городскую черту.
Элиэзер начинает заходить к родителям Фейгеле. В первый разпод предлогом: у него работа для их дочери. Потом, как водится, надо узнать, готов ли заказ Фейгеле делает вид, будто знать не знает, кто он такой, вежливо просит присесть. Проходит некоторое время, и Элиэзер начинает посещать родителей Фейгеле, не стесняясь, без всякого повода.
Родители узнали, что онпорядочный молодой человек, ремесленник, уже зарабатывает. Они-то хорошо знают, ради чего молодой человек приходит к молодой девушке
Родители притворяются, будто ничего не подозревают: пускай, мол, дети получше узнают друг друга, а там видно будет.
Поздним вечером по стенам небольшой комнаты шевелятся тени. У стола, на котором горит большая лампа-молния, сидит Фейгеле и шьет. Рядом сидит Элиэзер и читает вслух один из романов Шомера.
Родители, наработавшись за день, спят за пологом, отделяющим половину комнаты. А они двое сидят по эту сторону Иной раз Элиэзер в шутку берет ее за руку и произносит:
Фейгеле!
Чего тебе, глупенький?
Ничего! Ничего.
Она продолжает работать, думая: «Попался, голубчик! Но только не думай, что берешь девушку без разбору, разутую, раздетую Всего только восьмидесяти рублей не хватает к тем деньгам, что в сберегательной кассе на книжке лежат»
Она показывает ему свое приданоебелье, постель, спрятанное в сундуке.
Они день ото дня все больше сближались. Все уже считали их женихом и невестой, у которых вот-вот должна состояться помолвка.
Мать Фейгеле была счастлива. Большая радость выпала на долю ее дочери: такой человек, такой прекрасный молодой человек!
Отец, реб Яков, человек уже пожилой, измученный хождением по деревням. Он уже еле ноги таскает с тяжелыми мешками старья, которое скупает у крестьян.
И он тоже радуется счастью дочери. Слава богу, дождался на старости лет.
Все довольны, а больше всехФейгеле. Щеки ее посвежели и стали румянее. Глаза стали глубже и жарче.
Она сидит за машиной и шьет, а на весь дом раздается ее голосона поет:
Чего мне хотелось, того я добилась,
Стало быть, я и сама не плоха.
Бог оказал мне великую милость
Дал мне на радость дружка-жениха!
Вечером приходит Элиэзер.
Ну, как живешь?
Да так, как всегда. Погоди, сейчас покажу тебе одну вещь.
Что такое?
Она встает, идет к сундуку, что стоит в углу возле печки, достает из него что-то и прячет под передник.
Что там такое? спрашивает он, улыбаясь.
А ты не торопись! отвечает она, садится рядом с ним и достает из-под передника картину, вышитую на полотне, «Адам и Ева».
Вот смотри. Это одна моя подруга сделала для меня, для нас В нашем доме я это повешу на стену над кроватями
Над моей или над твоей?
Погоди, Элиэзер Увидишь, как я украшу наше жилище. Рай будет! Ничего особенного, но все будет сверкать! Радостно будет в дом войти
А по вечерам, после работы, мы будем сидеть рядом, вот как сейчас! говорит он и обнимает ее. И ты будешь мне обо всем рассказывать, обо всем, обо всем!
Она кладет руку к нему на плечо, другой рукой берет за подбородок и внимательно разглядывает его лицо.
И обоим так хорошо, так спокойно на душе. И все в доме кажется таким хорошим, словно благодать разлита и по стенам, и по столу. И все как будто весело кивает и сердцу говорит ласковые, добрые слова
Оба молчат, углубившись в свои мысли.
Вот видишь, говорит она, доставая из сундука книжку сберегательной кассы. Двести сорок рублей уже есть. И еще будетдо трехсот. Чтобы ты потом не упрекал меня: «Взял тебя без копейки за душой»
Брось! Ты нехорошая, Фейгеле, я сержусь на тебя! насупился он.
За что? За то, что я правду говорю в глаза? говорит она, улыбаясь и глядя ему в лицо.
Он прячет лицо, притворяется сердитым.
Ну, перестань, глупенький! Ты огорчаешься? Ведь я же это в шутку сказала, не понимаешь?
Так разговаривают они до тех пор, пока из-за полога не показывается заспанное старческое лицо: спать пора!
И молодые люди прощаются.
Отец Фейгеле, реб Яков, захворал.
Было это в начале зимы, когда она воюет с летом: зима посылает снег, летосолнце. Снег тает, растекаются лужи, а чаще всего льют дожди, как из ведра. В такое ненастное время старик хворает. Ноги плохо держат, и реб Яков ложится в кровать. На хлеб, бывало, не хватает, на угольтем более. Выручает в такое время Фейгеле.
Старик лежит и кашляет. Старческое сморщенное лицо краснеет, зубы видны из-за обычно сжатых губ, синие жилы на висках набухают.
Посылают за лекарем. Тот прописывает лекарство. Мать хочет последнюю подушку заложить, но Фейгеле не дает. Того, что она получает за работу, не хватает, тогда она закладывает свой жакет. Не станет же она брать из приданого.
А он, Элиэзер, приходит каждый вечер.
За тем же знакомым столом, при свете той же лампы-молнии сидят они вдвоем.
Что ты такая грустная, Фейгеле?
А с чего мне веселой быть? Отец, бедный, серьезно болен.
Бог поможет, Фейгеле, выздоровеет.
Вот уже четыре недели, как я ни копейки в сберегательную кассу не вношу.
На что тебе деньги?
Как на что? спрашивает она испуганно, будто чего-то опасаясь. Без денег возьмешь меня?
Ну, что мне деньги? Ты мне дороже всяких денег! Тымоя жизнь! Что мне деньги? Вот видишь эти пять пальцевони могут много заработать. Двести рублей у меня скоплено из заработанных. На что мне больше?
Она молчит, опустив глаза.
А твоя мама? говорит она тихо.
Скажи, пожалуйста, ты за мою маму замуж выходишь или за меня? Что тебе до моей мамы?
Фейгеле молчит.
Еще раз говорю тебе: я беру тебя без всяких денегвот так, и ты меня берешь так же. Согласна?
Фейгеле прижимает уголок передника к глазам, плачет.
Тишина. Лампа освещает комнату, и тени Фейгеле и Элиэзера скользят по стенам.
Из-за полога доносится трудное дыхание стариков. Фейгеле склонила голову на плечо Элиэзера, и ее черные волосы закрывают его лицо.
Она тихонько плачет: «Ты такой хороший, Элиэзер!»
И Фейгеле признается ему во всем, рассказывает, как трудно им приходится сейчас. Все уже заложено, а на завтрашний день нет ни гроша.
Он нежно обнимает девушку и уголком ее передника вытирает слезы на ее щеках.
Не плачь, Фейгеле! говорит он. Не плачь! Все будет хорошо! И я говорю тебе: пойди завтра в кассу, возьми немного денег и дай маме на все, что требуется. Бог поможет, отец поправится и сможет работать. Тогда
Тогда повторяет она еле слышно.
Тогда все будет ладно! говорит он.Вот такая, как ты есть добавляет он шепотом.
Она смотрит на него, и улыбка освещает ее лицо.
И так легко у нее на сердце
На следующий день Фейгеле впервые пришла в сберегательную кассу с книжкой, взяла несколько рублей и принесла матери.
Мать тяжело вздохнула, потом поморщилась, сделала недовольную мину и сдвинула головной платок на самые уши.
Старик, реб Яков, на кровати отвернулся лицом к стене.
Он знает, какие это деньги! Этосчитанные рубли, заработанные трудом единственной дочери Иные отцы детям дают, а онотнимает
Для него это все равно что ограбить их, молодых Он уже не жилец на белом свете, а перед смертью грабит их
От этих дум у старика стекленеют глаза, синие жилы на висках вздуваются, а к бледному лицу приливает кровь.
Так он и лежит лицом к стене, и тяжелые думы его не оставляют. Старик знает, что он один виноват в страданиях детей, и молит о смерти.
А Фейгеле хотела бы чудом обрести счастье, иметь много денег, разбогатеть, стать самой крупной богачкой.
Иметь бы ей сейчас, к примеру, хотя бы тысячу рублей И тут приходит он, Элиэзер А она говорит: «Вот, возьми все! Фейгеле верна своему слову. Возьми и не говори, что взял невесту без приданого!..»
У кровати отца сидят они вдвоем.
И сердце ее полнится радостью: она испытывает удовлетворение, какого никогда не знала, и крупная слеза стекает по щеке.
Фейгеле плачет, прикрывая лицо передником. А он берет ее ласково за руку и уговаривает:
Не плачь, Фейгеле, перестань, прошу тебя!
Отец лежит все так же, лицом к стене, и в тишине слышно, как тяжело он дышит.
Фейгеле смотрит на Элиэзера и чувствует, что он ей предан, что она может на него положиться. Она впитывает каждое сказанное им слово, и с души у нее сваливается камень за камнем
Отец повернулся лицом к ним, взглянул на них, и на бледном его лице показалась улыбка, он словно хотел сказать: «Не смущайтесь, детки, я согласен всем сердцем согласен».
И Фейгеле счастлива.
Отец все еще хворает, и Фейгеле забирает из своих денег пятирублевку за пятирублевкой.
Старик лежит и думает, смотрит на детей и молчит.
Лицо у него становится все бледнее и бледнее, морщины все глубже, а силы убывают с каждым днем, кончаются.
Фейгеле забирает из сберегательной кассы свои деньги, сумма тает. Фейгеле знает, что скоро ничего не останется.
Реб Яков чует близкий конец и думает про себя: «Скорее бы! Тогда бы ему ничего больше не надо было Тогда бы он больше никому не мешал»
Он выплевывает сгустки крови С каждым разом крови остается все меньше и меньше, а в книжке дочери с каждым разом сумма тает и тает.
Старик выплюнул последнюю каплю крови, а Фейгеле забрала последний рубль
В тот день старик скончался. И в тот же день счет Фейгеле в сберегательной кассе был исчерпан
Фейгеле в один день потеряла и отца, и свое приданое.
Фейгеле снова сидит за столом и при свете лампы-молнии шьет до поздней ночи. И с каждым уколом иглы растет сумма на ее новом счету в сберегательной кассе.
Приданое теперь должно быть крупнее прежнего, потому что с каждым рублем, прибавляющимся в кассе, прибавляется и седина в копне ее черных волос
Кантор с певчимиПер. М. Шамбадал
По переулку, от самой проезжей дороги, тащилась большая, тяжелая подвода. Скрытые облаком пыли, на подводе, тесно прижавшись друг к другу, сидели хористы-певчие. Кантор с двумя малыми «пискунами» по бокам занимал одно место. Второе место занимали бас, «подбасок» и сопрано, за нимислабый тенорок и альт с котомками и ящиками. Городские девушки, занятые приготовлениями к субботе, бросили недоделанные куглы и в летних блузках и замызганных передниках показались в раскрытых дверях. Они откинули косы, закрывавшие раскрасневшиеся щеки, и, перемигиваясь, делились впечатлениями: «Полюбуйся, мол, какие кикиморы!»
Тенора, второпях достав из жилетных кармашков круглые зеркальца и щеточки, зачесали за уши пейсы, застегнули наглухо пальто, чтобы видны были только черные галстуки и края воротничков, прокашлялись, вытянули шеи и стали осматриваться.
Как осенние яблочки! сказал тенор, ущипнув исподтишка альта, чтобы не заметил кантор.
Подвода остановилась посреди переулка. Кантор не пожелал сойтион ждал синагогального старосту. Ведь должен же тот подойти, встретить их и указать, где они могут остановиться. Но староста спал после обеда, а служка боялся его будить.