И тут, в эту сумасшедшую кутерьму и сутолоку, словно струя раскаленной стали в холодное течение моря, врезался Койлерский переулок. И вот уже люди хватаются за головы, пущены в ход обломки железа, стальные полосы, кровью заливает глаза, одежду Понять ничего нельзя, все перемешалось Крестьянка, обливаясь кровью, тащит своего избитого мужа, а тот колотит ее кулаками по животу и вырывается. Маленькие дети цепляются за юбки матерей, а отцы отгоняют от себя детей и, вытаращив залитые кровью глаза, лезут напролом в самую толчею Идет побоище, один другому старается выбить зубы, горло перегрызть Зверь проснулся в человеке, один другого хочет живьем сожрать
Натан весь день наблюдал из окошка острожной камеры. Он не раскаивался в содеянном, он не из тех, что раскаиваются. Ожидая начала побоища, он не строил планов побега, не такой он человек, чтобы заранее планы строить. В нужную минуту он воспламеняется, ломает все преграды на пути и вырывается, подобно грому!
Он увидел, что люди бегут со стороны конского базара. Вот парень бежит с окровавленной головой, женщины носятся и тащат за собою детей. Лавки закрываются. Натан почувствовал, что творится что-то неладное. К рукам и ногам прихлынула кровь. Натан закусил губу и кинулся на дверь. Но она, хоть и местечкового острога, была достаточно крепка, чтобы не поддаться руке человека. Тогда он бросился к решетке. Она гнулась, но была накрепко вмазана в стену. Натан стремительно поднял койку и с размаху ударил по печкепосыпался кирпич, доски разлетелись в щепы. В отчаянии он кидался на стены, кусал себе руки, нагнул голову и стал рычать, как зверь в клетке. Наконец обессилел и лег. Но тут он услыхал знакомый голос:
Паничу! Паничу!
Натан выглянул в окошко и увидал Юзефу с растрепанными волосами.
Бион ойца!крикнула она, подавая ему сквозь решетку железный лом.
Он схватил его, сунул в щель между дверью и косяком, налег изо всех сил, и дверь отлетела. Стражник попытался схватить его, но Натан так двинул его кулаком в зубы, что тот перекувырнулся и залился кровью. Парень бросился к дому, отцу на помощь.
Крестьяне с конского базара двинулись к реб Исроелу.
До Жихлиньскего, цо сын забил хлопа!кричали они и, размахивая заступами и топорами, повалили в Койлерский переулок.
Войдя во двор, они остановились перед домом. В переулке поднялся крик: «Они у реб Исроела!» Тогда все население переулка от мала до велика вышло из домов. Слепой Лейб (парень, который руками гнул и ломал железо) нащупал в сарае трезубые вилы. Обитатели переулка окружили двор
Вот как! крикнул реб Исроел, выходя из дому, и остановился среди крестьян с железной тростью в руке, которой иногда пользовался при встрече с ворами на Лодзинском тракте. Кого это вы пришли бить? обратился он к крестьянам. Меня? Того, кто всю свою жизнь имел дело с вами? У вас скот скупал, деньги вам платил, за границу его возил? Мытарился из-за вас, летом на солнце жарился, зимой на морозе околевал Набивал вам карманы сотенными бумажками?! Подходите поближе, псы окаянные! Вот оня! А ну-ка, кто посмеет меня тронуть?!
Крестьяне молчали. Один из них сказал:
Против вас, Жихлинский, мы ничего не имеем, мы на сына вашего серчаем за то, что он мужика убил.
Вот я! раздался в эту минуту голос Натана, распахнувшего ворота и вбежавшего во двор.
Он схватил первого попавшегося крестьянского парня за бока, поднял его и с размаху посадил наземь. Даже кости хрустнули Мужики кинулись на Натана. Но тот, схватив другого парня, поднял его и, размахивая им, как дубиной, обрушил на головы противникам Тут во двор ввалился весь Койлерский переулок, вооруженный чем попало, и, перемешавшись с мужиками, начал орудовать Но вдруг раздался голос реб Исроела:
Стойте! Он человека убил, пусть сам защищается!
И Натан стал защищаться. Не выпуская парня из рук, он продолжал размахивать им и бить по головам наступающих Мужики падали как подкошенные. Одному из крестьян удалось хватить Натана заступом по темени. По лицу Натана потекла кровь, но он не дрогнул, еще глубже врезался в толпу, выхватил у кого-то из рук заступ и стал им колотить по чем попало.
Казалось, в парня вселилась нечистая сила и нагнетает кровь в его мощные руки. Вот-вот лопнут жилы Кто-то саданул Натана железякой в бок, он согнулся, на минуту остановился, но тут же выпрямился и снова устремился вперед Кто-то подошел сзади и ухватил его за руки. Натан начал отбиваться ногами, кусаться Но боль в боку давала себя знать
Ах вы пся креввдруг, словно из-под земли, выросла Юзефа с киркой в руках и замахнулась на крестьянина, державшего за руки Натана. Вы панича убили! Я вам дам!..
Она киркой отогнала мужиков от Натана. Держась за бок и клонясь к земле, тот все еще пытался ударить заступом одного из наседавших Наконец Юзефе удалось увести парня и уложить в кровать
Крестьяне хотели было последовать за ним, но, увидав вооруженных обитателей Койлерского переулка, отступили. Во дворе осталисьлишь семь-восемь раненых да лужи крови. Расходясь, мужики говорили об Юзефе:
А та стерва вовсе не жидовка!..
Кое-как пережив этот день, Синагогальная улочка вылезла из-за печей, из-за шкафов, из ям, спустилась с чердаков. На следующий день, придя в синагогу, они приветствовали друг друга, славили бога, а после моления послали за водкой и закуской. Решено было собраться и устроить небольшую трапезу. Касриел и Азриел, зятья реб Исроела, обещали добыть у тестя Натановых голубей. А так как «сынок» лежит чуть ли не на смертном одре, то тесть, надо думать, возражать не станет. И, конечно, сам бог велел, чтобы евреи на этой трапезе съели злосчастных голубей, из-за которых люди так пострадали Да и вообще надо покончить с голубями, чтобы и в заводе их больше не было у евреев и чтоб не навлекать бед на свою голову.
Так и сделали. Оба зятя после моления пришли к тестю, переговорили, поднялись на чердак, забрали всех голубей и отослали к резнику.
Натан лежал мертвенно-бледный, тяжело дышал. На забинтованной головепузырь со льдом, губы стиснуты. Возле него сидела Юзефа, выполняя все его требования. Он услыхал, что по чердаку кто-то ходит, услыхал хлопанье крыльев Натан пытался приподняться, но не мог. Скинув с себя одеяло, он лежал и прислушивался.
Парень смотрел на Юзефу и пальцем указывал на потолок. Девушка поднялась на чердак и принесла ему пару маленьких, едва оперившихся голубков, у которых только что отняли мать.
Птенцы беспомощно хлопали почти голыми крылышками и что-то искали Тоненькие шейки, обтянутые нежной кожицей, под которой двигалась хрупкая косточка, то морщились, то вытягивались, когда голубки запрокидывали головки и прятали их под крыло.
Натан взял птенцов, закусил губу, оттолкнул ногой стул, стоявший возле кровати. Птенцы дрожали у него в руке Он посадил их на грудь, под сорочку, нежно прижал и старался согреть Они лежали у него на груди и о чем-то просили, немощно шевеля крылышками.
Натан еще сильнее побледнел, глаза его закатились, нос заострился, губы плотно сомкнулись
В доме все притихло, только легкий ветер чуть шумел за окном. Обитатели дома ушли, словно опасаясь бури, которая вот-вот разразится и все уничтожит
Натан чувствовал, как трепещут птенцы у него на груди. Его глаза расширились и налились кровью.
Он молча поднялся, сел на кровати и оглянулся. Увидав невдалеке пшеничные зерна, взял щепотку в рот, разжевал, потом сунул клювик голубочка к себе в рот и стал языком проталкивать мучнистую жвачку в горлышко птенца, издававшего какие-то жалостные звуки
Бог ты мой! крикнул вдруг Натан, схватил птенца, свернул ему голову (птичка только пискнула, и тоненькая струйка крови брызнула ему в лицо) и отбросил. То же сделал он и со вторым птенцом Потом слез с кровати, снял зеркало и швырнул его на пол. Подбежал к шкафу и повалил его. Схватил с кровати подушку, рванул зубами наволоку и выпустил перо; толкнул стол и опрокинул его; чем-то железным вышиб несколько кирпичей из печки; разорвал на себе рубаху и искусал руки
И вдруг повалился на пол, зарылся лицом в обломки и уснул. Спал долго-долго.
И никто не отважился войти в дом и разбудить затихшую бурю
Парень с ребенкомПер. М. Шамбадал
Боруха Колака пробудил плач лежавшего рядом ребенка. Еще не очнувшись, с закрытыми глазами, он несколько раз кликнул:
Голда, байстрюк плачет!
Голда не отзывалась. Борух огляделся по сторонамГолды нигде не было.
Это его немного удивило. К речке пошла умываться, решил он. Отыскал где-то лоскуток полотна и сунул его ребенку в рот, чтоб перестал хныкать.
Борух начал одеваться, обдумывая, сколько можно будет хапануть за серебряные подсвечники, которые они ночью утащили у Жихлинского из шкафа. Он взобрался на чердак, осмотрел вещиподсвечников не оказалось! Пошарил в одном месте, в другомнет! Тогда он быстро слез с чердака, сорвал простыню со стеныГолдиных вещей тоже нет! Все стало ясно: она от него удрала. С кем? Со Шлемкой-слесарем или с вором Хаимкой?
Сбежала, ну и черт с тобой! Нужна ты мне больно!.. Сломай себе руки и ноги! К чертям собачьим! проговорил он, притворно усмехаясь и плюя на стены. Велика беда. Подумаешь! Хе-хе-хе
Он взглянул на ребенка.
Да, но что же делать с байстрюком? Как быть с этим выродком?
С минуту он размышлял, разговаривая с самим собой:
Знал бы я, где она, подкинул бы ей ребятенка под дверь: на, мол, тебе твое сокровище!..
Скверная мысль пришла в голову Боруху. Он крепко закусил верхнюю губу. Нос его побледнел, руки задрожали Он подошел к ребенку. Мальчишка лежал, скинув с себя ножкой грязную тряпку, засунув ручонку в рот. Его глаза кому-то улыбались, а складки у губ кого-то напоминали, какого-то давнишнего знакомого, которого Борух, несомненно, видел, но не помнит, когда и где.
Он отвернулся от ребенка, кое-как напялил шапку и вышел на улицу, заперев за собою дверь.
Едва он отошел несколько шагов, как почувствовал беспокойство. Ему казалось, что он слышит плач ребенка, виделось, как тот сучит ножками и о чем-то просит Борух не мог идти дальше, сплюнул
Эх, поймать бы ее Взял бы эту стерву за глотку и душил бы, душил до тех пор, пока язык не высунет!..
Он зашел в лавчонку, купил какое-то печенье и вернулся домой.
Мальчик лежал, как прежде, скинув с себя тряпку, все с той же ясной улыбкой на губах, напоминавшей Боруху мать ребенка
Ах ты, чтоб тебя!.. Ничего ему не сделается, выродку ее!
Он снова вышел из дому. Но далеко отойти не мог: его все время преследовал плач ребенка. Несколько раз повторял он себе: «Ничего с ним не станется, с ее байстрюком!» Но шагнуть вперед не мог, сердце ныло, ныло Он стиснул кулаки и опять вошел в дом.
На этот раз мальчик плакал громко, затяжным детским плачем и звал: «Мам-ма, мам-ма, мам-м-м-ма!»
Маму еще зовет! Иди ищи свою маму, шлюху! Холера ее побери, где она там!.. Ищи ее, свищи!..
Борух взял ребенка на руки.
Мальчик доверчиво прильнул к нему и ртом что-то искал К лицу, к рукам припадал пытался сосать
Ах, чтоб ее холера забрала! проклинал Борух и гладил щечки и спинку ребенка. Помолчи, Шлемочка, тише, прошу тебя Ну, пожалуйста!..
Но мальчик, не переставая, искал губами, размахивал ручонками, качал головой, точно силясь что-то сказать Отец еще крепче прижал его к себе, нашел на печке немного холодного молока, накрошил в него печенье и стал кормить малыша из ложечки. Шлемочка ел, а Борух говорил ему:
Кушай на здоровье, прошу тебя Мама твоя, черт бы ее взял, бросила тебя Собака и та щенят не бросает, а эта хуже собаки Кошка и та не покидает своих котят, а эта хуже кошки Молчи Я тебя не брошу, чтоб я так жил!..
Когда ребенок успокоился, Борух завернул его в платок и вышел с ним на улицу.
Пришел на базар, к рундуку Крадника. Там подняли шум: «Колак ходит с ребятенком!»
Крадник подозвал его:
Где это ты парнишку подцепил?
Крадничиха вскочила, подбежала к Боруху, несколько раз вытерла фартуком лицо, рассмеялась и стала похлопывать мальчонку по пухлой ножке:
Колак, ведь это же твой! Чтоб ты так жил! А глазенки у него Готова поклясться, что это от той самой от Марины толстоносой: носик у него точно такой, чтоб ты так жил! Ребенокигрушка! Дай-ка его, дай сюда!
Она взяла младенца и стала подбрасывать его на руках, приговаривая:
Вот так, бутуз этакий! Вот так
Сам Крадник, однорукий «учитель» карманников, не спеша поднимается с места, подходит, разглядывает малыша и, хлопая Боруха по плечу, говорит:
Ничего, парнишка ладный Ловко будет в слуховые окошки пролезать! Мать-то кто?
Провались она к дьяволу, где бы ни была! Удрала ночью, подсвечники унесла!..
А ребенка бросила?
Бросила.
Гм-м! Нехорошо скверно говорит старик, почесывая голову.
Приходит молодой Крадник и говорит, обращаясь к Колаку:
Ничего, придется тебе «работу» отставить. Нянькой заделаться Сыграла она с тобой шутку, ловко!
Пускай твои мозги за меня не сохнут! Бог, говорят, отец, а Колакэто Колак!
Борух взял ребенка на руки и пошел по городу. Ему казалось, что люди глядят ему вслед, тыкают пальцами и смеются над ним.
Он остановился возле одной из лавок и прокричал:
Чего регочете? У человека ребенок. Вам можно детей иметь, холера вас возьми, а мне нельзя?!
Он вышел за город, дошел до леса и сел возле пруда.
Кругом не было ни души. Только ветви деревьев печально шумели, роняя осенние желтые листья. Издалека доносился плеск воды, струившейся по камням. Борух положил ребенка и с горечью смотрел на него. Мальчик молча смотрел на отца и сосал ручонку, будто думая о чем-то или вспоминая мир, из которого он пришел.
Колак понятия не имел, что ему делать с ребенком. Минуту он думал, как от него избавиться Но тут же его охватила неуемная жалость к своему сынишке, к своей плоти и крови. Он взял мальчонку на руки, крепко прижал к себе и смотрел на него с такой грустью и любовью, что ребенок почувствовал теплоту обращенного к нему взгляда и, как бы в ответ, улыбнулся.
Кто ты такой, Шлемочка, кто ты? Где твоя мама? Ты к мамке хочешь? Да?
Ребенок дрыгал ножками и улыбался ласково и нежно.
В личике мальчика Борух узнавал свое лицо, от этого у него по всему телу разливалась неведомая теплота. Он и сам стал улыбаться, его радовало, что есть еще кто-то, на него похожий.
Маленький Колак! сказал он, обращаясь к ребенку. Ну, конечно, ты маленький Колак! И будешь ты бравым парнем, будешь по чердакам лазить, замки обивать и телячьи шкуры воровать! И будут у тебя дети, и мамка от них удерет А ты со своими ребятами будешь по миру ходить? Да? Тыкто? Маленький Колак? Да? ТыКолак, и яКолак Тыя? Да? Мой мой!..
Он прикрыл ребенка жилеткой и грел свое грязное тело нежным тельцем ребенка. Мальчик наклонил голову и что-то искал, хватал пальцы отца, сосал
Нет, не ищи, брат, нет у меня титьки Не дал мне бог, и кормить тебя мне нечем Были б у меня для тебя груди, никому бы их не продавал Никому бы их не отдал Я бы от тебя не удрал.
Он положил мальчика на берег пруда, а сам встал возле дерева и наблюдал: ребенок лежал, сосал свои руки, сучил ножками и тихонько скулил: «Ма-ма, мам-м-м-ма!»
Борух отошел подальше, встал у другого дерева, будто крадучись от самого себя Слух еще воспринимал тихий плач ребенка. Так отходил он от дерева к дереву, пока совсем не стало слышно и видно мальчика. Тогда он бросился бежать. Он бежал далеко, лес остался позади, но в ушах у Боруха все еще звучал детский плач Ему казалось, что вот сейчас мальчик скатился в воду Сердце ныло, ныло Нестерпимая боль охватила темя, руки дрожали, а он все бежал и бежал.
Вдруг он остановился. Оглянулся и побежал обратнок лесу, к берегу пруда.
Он застал ребенка громко плачущим: «Мам-ма! Папа! Мам-ма! Пап-па!..»
Борух взял его на руки и пошел к ближайшим домам, что за лесом. Ходил от дома к дому и просил жалостным голосом:
Дайте ребенку, сироте, ложку молока! Не пожалейте сироте ложечку молока!..
Дело обычноеПер. М. Шамбадал
Фейгеле, как и все молодые девушки, любит и пококетничать и принарядиться.
В будни ей некогда заниматься такими глупостями: работы, не сглазить бы, по горло, шить надо. Квартира стоит дорого, а дела не слишком хороши. Отец зарабатывает немного, а до трехсот рублей приданого не хватает еще порядочно, к тому же мама берет из этих денег понемножку, когда ей не на что субботу справить.