И вольно же человеку деньгами сорить!
Хартвигсен, кажется, купит корабль,сказал я.
Тут смотритель покачал головой и сказал:
Пусть он сперва кашу купит.
Но Хартвигсен вовсе не намеревался и впредь сорить деньгами, как глупый богач. Он, разумеется, хвастал тем, как пышно обставил он великое событие, но уже не предоставлял всем и каждому своего счёта в лавке. Я сам слышал, как он сказал одной женщине: «Насчёт кофе и прочего баловстваэто ты с моей супругой обговори». Что было мне до Хартвигсена и Розы, а ведь я невольно обрадовался, когда это услышал. Он, конечно, был ещё очень богат, и Роза взялась наставлять его, как распоряжаться своими средствами поразумней.
О, всё шло как нельзя лучше.
Если б только не злополучная баронесса Эдварда. От нечего делать она снова принялась одолевать Хартвигсена. Право, и смех и грех. Она попадалась ему на набережной, у мельницы, подстерегала на дороге, увязывалась за ним, но Хартвигсену надоели, верно, её выспренние речи, в которых он ни бельмеса не понимал, и он норовил поскорее с ней распрощаться. Так шло некоторое время, миновала зима, а баронесса от своего не отставала. Но Хартвигсена уж никак нельзя было сбить с толку, он теперь целиком был во власти Розы.
Напишите опять Мункену Вендту, пусть явится!сказала мне баронесса.
Я сам скоро отправлюсь к Мункену Вендту,ответил я.
Ах, так вы нас покидаете!только и сказала она. И снова принялась уловлять Хартвигсена.
Эта упрямица никак не желала смириться с тем, что Роза так его к себе привязала, да, она стала даже с ним говорить более естественным тоном и изъясняться удобопонятней. Но Хартвигсен был как кремень. Про Розу она говорила: «Ишь, как вцепилась в своего мужа и сына!».
Нет, иногда эта немыслимая дама вела себя совершенно неподобающим образом, даром что баронесса!
И какое различие у неё с отцом! Никогда не бывало, чтобы тот потерял самообладание, вышел из равновесия. Например, старая Малене, мать Николая Арентсена, принесла к нему в узелке полученные от сына банкноты. Чтобы деньги сберегались у Мака! А Мак даже бровью не повел, он ответил: «Вот и ладно. Ты помещаешь свои деньги и будешь за то получать у меня все товары, какие тебе понадобятся». Он занёс сумму в гроссбух и кивнул Малене. «Я из-за них сна лишилась»,сказала она. «Теперь можешь спать спокойно!»ответил Мак. Когда Хартвигсен про это услышал, он всплеснул руками и сказал: «Выходит, он в третий раз этими деньгами унавозится!».
Как-то баронесса просит меня, чтобы я пошёл с нею вместе к Фредрику Мензе.
Ужасно, как он там лежит,говорит она.Надо у него прибрать!
Я не очень понимал, отчего именно меня избрала она сопровождающим, но решил, что тут снова набожность, желание добрых дел, и пошёл.
Старик лежал один-одинёшенек. Петрина ушла с ребёнком. Воздух был невозможный, ужасный, пол и стены загажены, баронесса распахнула окно, чтобы не задохнуться. Потом она сделала кулёк и сказала мне:
Я не была бы купеческой дочкой, если бы не умела сделать кулька!
Старик отвечал на чужие голоса «Тпру!»., приняв, верно, нас за лошадок. Баронесса обирала с него насекомых и сбрасывала в кулёк.
Я думал: как удивительно уживается в этой даме хорошее и дурное, она не считает для себя зазорной работу, которой гнушаются её слуги. Потом она принялась чесать старика, а он помогал ей, пошевеливая пальцами.
Подержите кулёк!говорит мне баронесса.
Она берёт гребень и расчёсывает ему волосы. Ах, какая же это мерзкая работа и какой требует осторожности! В довершение бед старик не желает лежать тихо. Бедного Фредрика Мензу всё некому было вычесать, и вот Господь ему ниспослал наконец этот дивный миг! Он облизывается, он хихикает от блаженства. Он говорит: бу-бу-бу! Баронесса бережно собирает вшей в кулёк. О, никто бы этого не мог сделать проворней!
Кажется достаточно?спрашивает она и заглядывает в кулёк.Да, пожалуй.
Достаточно?спрашиваю я.
Я просто подумала...
И вдруг она принимается расчёсывать старика длинными, сильными взмахами, уже не обчищая гребня, так напористо, рьяно, я едва поспеваю хоть что-то собрать с подушки. Старик блаженно хохочет и бьёт, как пьяный, в ладоши. Он говорит: бу-бу-бу, и кивает, и снова хохочет. Но вдруг счастливое лицо его передёргивается, и он кричит: «Чёрт!».
Ему, верно, больно,говорю я.
Да ну!отвечает баронесса и продолжает свою работу.
И тут Фредрик Менза начинает плеваться, плевки попадают в стену, он разражается бранью. Это было ужасно! Я не мог больше сдерживаться, я снова сказал:
Да ведь больно ему!
Тут только баронесса остановилась. Она взяла у меня из рук кулёк, осторожно его прикрыла, затворила окно. Когда мы вышли, она наведалась к Йенсу-Детороду, к скотнице и обоим наказала навести чистоту у Фредрика Мензы. Потом она встретила Петрину и ей сказала:
Ты бы приглядывала за Фредриком Мензой, если хочешь с ним в комнате жить!
Уж я ли не стараюсь,сказала Петрина и заплакала.Да разве за ним углядишь, его только корми день-деньской, а он вечно весь изгваздается. Хоть бы Господь его прибрал! Вчера рубашку на нём сменили, а нынче вон опять глядеть тошно!
Возьми в лавке холстины,сказала баронесса,и нашей ему рубах. Ты должна его мыть и вычёсывать каждый день и переодевать в чистое, когда надо. Запомни!
О, надо отдать должное баронессе, как и отцу её! Потом уж кое-что заставило меня, к сожалению, с некоторой подозрительностью взглянуть на баронессу и этот её кулёк, в который она собирала насекомых, но я ценил её доверие, она ведь ни единым словом не намекнула мне, что я должен молчать, и я оставался нем как могила.
Несколько дней спустя стоим мы с баронессой во дворе, разговариваем, и вдруг идёт Хартвигсен.
Как тут дела?говорит он.А нам скоро житья не будет в доме.
Что так?
Вследствие истинно всенародного бедствия от насекомых и вшей,говорит Хартвигсен.Видно, мы их на пароходе подцепили. Уж я решилне стану я его покупать.
Нет, у нас насекомых не водится,говорит баронесса.
А-а, вот оно как!говорит он.Да мне бы и плевать, это супруга моя всё моет-моет и льёт горючие слёзы.
Баронесса подхватывает Хартвигсена под руку и увлекает в глубь двора. Я не знаю, что и думать, но вот я слышу, как она говорит:
Хороша же Роза хозяйка, если нечисть в доме не может вывести!
И они ещё с часок толковали вдвоём, но кончилось опять-таки тем, что Хартвигсен распростился и ушёл восвояси.
Несчастная, потерянная баронесса Эдварда!
XXIX
Дело идёт к весне, снег подтаивает на полях, на площадках, где осенью вялят рыбу, уже взялись таскать свои прутики вороны и галки.
Баронесса сегодня вошла в мою комнату и бросилась на стул. На ней лица не было, вся серая, заплаканная.
Что случилось?спрашиваю я.
Вот он и умер,отвечает она.Я ведь знала. Ничего не случилось.
Кто умер?
Глан. В Индии. В газете сказано. Семейство оповещает. Там сказанов Индии.
Она с трудом это выговорила и закусила губу. Мне стало её жаль, я сказал:
Печальное известие. Но не могло ли тут быть ошибки, может быть, перепутали?
Нет,сказала она.
И опять она закусила губу, и брызнула кровь, и тут я вспомнил слова Мункена Вендта про то, как рот её будто расцвёл.
Ещё мгновениеи она поднялась со стула и вышла из комнаты. Она не находила себе места, к отцу заглядывала в контору.
Ничего не случилось,сказала она, когда я вошёл.Я знала, он умер. А теперь вот сказанов Индии. Ах, да не всё ли равно.
Но я думаю, что перепутать имя...начал я, пытаясь её утешить.
Нет!перебила она.Я только хотела... вы уж простите, что я к вам давеча ворвалась и сейчас вот обеспокоила... Перепутать... Как так перепутать?
Известие шло издалека, из Индии, долго. Перепутать имя очень могли.
Вы думаете?сказала она.Может быть.
Но, конечно, она уже ни на что не надеялась. Несколько дней она не вставала с постели, а когда поднялась, ещё долго приходила в себя. Она имела привычку охватывать свой стан обеими руками, и до того она похудела, что пальцы её почти смыкались, да, она сделалась узка, как песочные часы. Но крепкая порода брала своё, и баронесса понемногу оправилась. Когда начали возвращаться рыбаки с Лофотенов, в ней ничего уже не замечалось необычного, она стала разве ещё неуёмней, взбалмошней, чем прежде. Она словно хотела бросить вызов земле и небу за участь Глана. И ведь только вредила себе!
Воротились суда, причалили у сушилен, снова стало суматошно, шумно и весело в бухте. С последним почтовым пароходом с юга явился неизменный сэр Хью Тревильян. Он был, по своему обычаю, пьян мертвецки и сунулся на сушильни, дабы следить за работой своими собственными остекленелыми глазами. Тут-то и настигла его баронесса и увела в Сирилунн. Поразительно, для неё ничего не было невозможного, так сильна была её воля и эта худенькая рука. Только что она безутешно горевала из-за смерти Глана и вот снова воспряла, распрямилась, как гибкая пружина, без всякой посторонней помощи. Что же до англичанина, тут у неё была великая, благородная цель, она сама мне сказала:
Во мне скопились запасы нерастраченной нежности, пора их растратить.
А в самом сэре Хью произошла разительная перемена, он уже не ездил в Торпельвикен взглянуть на сына, он только деньги посылал его матери, а сам всё сидел в Сирилунне. Этот сэр Хью был молчаливый господин благородной наружности, и к тому же, когда изредка случалось ему улыбнуться, у него делалось удивительно милое лицо. Он не отпускал от себя баронессу, он всё чаще и чаще улыбался в её обществе, они подолгу прогуливались вдвоём, и даже и речи быть теперь не могло о том, чтоб ему напиться.
Скоро тот же пароход ожидался уже с севера, из Вадсё, и сэр Хью намеревался вернуться на нём в Англию. Но вот потихоньку и баронесса стала снаряжаться в дорогу, и каждый день на пристань сносили по сундуку. Сомнений не было, что сэр Хью никуда не тронется без баронессы, так невозвратно победила она его сердце. Девочек она положила оставить на попечение экономки Мака.
Настала пора собираться и мне, был уже май на исходе, я ждал только, когда просохнут лесные тропки. Солнце пекло, снег весь стаял, так что уж скоро.
Я преподношу Хартвигсену мою последнюю картину, зимний вид на горы и мельницу, привожу в порядок ружьё, мешок с пожитками. Сегодня суббота, в понедельник я ухожу. Хартвигсен от души меня благодарит за картину, он говорит:
Вы ведь, как приехали, видели мои стены, ну, и милости просим перед отъездом на них глянуть!
Да, спасибо,сказал я.
Вечером, когда почтовый пароход показался вдали, у маяка, баронесса вошла ко мне и сказала:
Вы уж займите сегодня девочек! Я их отослала с Йенсом-Детородом, но скоро они придут!
На лице у неё было это её беспомощное выражение, она в тоске заламывала руки, и я не стал ни о чём расспрашивать.
Вместе с сэром Хью они заходят в контору к Маку. Покуда они отсутствуют, девочки возвращаются. Сэр Хью выходит из конторы первым, он немного спускается к пристани и останавливается, он ждёт. Тут появляется баронесса, вся согнувшись, чтобы казаться меньше ростом и чтобы девочки не узнали её. Ах, они до того близоруки!
Это мама!кричит Тонна.
Нет,изменив голос, отвечает баронесса и спешит прочь.
А ты думаламама!говорит старшая Алина и хохочет над обознавшейся сестрёнкой.
Баронессу будто толкает кто, она что-то быстро-быстро говорит сэру Хью, тот кивает и улыбается. Вдруг баронесса бежит обратно, кидается к девочкам, она тискает, обнимает их, она говорит:
Идите к маме, мы едем, едем! Скорей, скорей! На пароход! О, мои ненаглядные!
И баронесса хватает обеих дочек за ручки и увлекает их за собой. И сэр Хью улыбается им навстречу. И все вчетвером они спускаются к пристани.
Мак вышел из конторы, он тоже направился к пристани, и я пошёл вместе с ним. Я по всей форме простился с детками, я благодарил их за всё, за всё, а они мне в ответ делали книксены. А когда уж лодка их везла к пароходу, они махали платками и что-то кричали мне и дедушке. Так я до сих пор их и помню.
Потом уж мне рассказали, что баронесса было хотела поразведать о положении сэра Хью в Англии, прежде чем выходить за него замуж и брать туда дочек, но в последнюю минуту не смогла с ними расстаться. Что ж, это делает честь её сердцу.
На другой день было воскресенье, и как же долго тянулось оно, как тихо стало без деток. Ещё до обеда послали за Крючочником, ему поручались серебряные ангелочки, их следовало снова унести из гостиной и водворить на кровати Мака. Всё возвращалось на круги своя. Мак лично присматривал за операцией. Наконец, призвали тихую, скромную горничную Маргрету, чтобы она полюбовалась новым убранством спальни.
Вечером я простился с Маком, со всеми его домочадцами и отправился к Хартвигсену. Я решил, что не буду растягивать прощанья, да, я извлёк кой-какие уроки из прощания Арентсена с Розой. «Ах, так ты дожидаешься последнего слова? Какое оно будет?». С какой издевкой он это спросил тогда! Он со всем на свете уже тогда рассчитался.
Хартвигсен снова благодарил меня за мои картины, которыми я украсил его стены, он спрашивал моего совета, где бы повесить зимний пейзаж, когда будет готова рама. Роза была сама любезность, выставила вино и печенье. Поговорили о баронессе, как она уехала не простясь, потом о сэре Хью, о его ребёнке, о треске, о Маке, потом о Мункене Вендте, к которому я собрался идти. Отчего же я всё сидел? Роза, верно, просила своего мужа, чтобы не уходил, когда я приду, она, разумеется, всего лишь просила его помочь ей меня развлекать беседой. И Хартвигсен помогал. Наконец он встал и сказал:
Но вы должны перед дорогой глянуть на принца!
Роза тоже встала и сказала:
Нет-нет, я сама его принесу!
Ну вот, мне не доверяют!добродушно расплылся Хартвигсен.
И Роза спустилась с принцем, и мы ещё и о нём немного поговорили. И я поблагодарил за всё и откланялся. Роза встала с ребёнком на руках и протянула мне руку, она меня тоже благодарила за приятное общество. Когда я был на пороге, она всё сидела и прижимала ребёнка к груди. Хартвигсен проводил меня на крыльцо и сказал ещё несколько добрых слов.
Последних слов.
Придя к себе, я горячо помолился Богу, на Него одного и была отныне вся моя надежда. Ночью я не уснул. Любовь жестока. Я считал часы, то ложился на постель, то снова садился на стул, и так до утра. Ещё не было четырёх, когда я взял моё ружьё, мой мешок и отправился лесом на север.
А всё это я написал так, чтобы скоротать время. Я ведь, собственно, ничего такого и не умею; я только собрал кой-какие воспоминания, кой-какие клочки бумаги, тут не нужно большого искусства.
И на этих страницах о ком только речь не идёт, а по мнеоб одной-единственной.
1
Лофотенские островаархипелаг в Норвежском море, близ северо-западного побережья Скандинавского п-ва. Интенсивное морское рыболовство (лов сельди, трески), овцеводство.
2
Олесуннгород и порт в Норвегии в области Мёре-ог-Ромсдаль, на берегу Норвежского моря. Крупный рыболовецкий центр.
3
Бергенгород и порт на западе Норвегии, на побережье Северного моря. Второй по количеству населения и экономическому значению после Осло город в стране.
4
Триктракигра, в которой двое играющих передвигают по специальной доске шашки навстречу друг другу соответственно очкам, выпавшим на костях. Европейский вариант коротких нард.
5
Имеется в виду национально-освободительная революция 18211829 гг. (Греческая война за независимость), в результате которой было свергнуто османское иго и Греция была провозглашена независимым государством.
6
Лопари (лапландцы)часто употребляемое в художественной литературе название народа саамов, проживающих в северных районах Норвегии, Швеции, Финляндии и России.
7
Слава Богу (лат.).
8
Ленсмангосударственный чиновник, представитель полицейской и податной власти в сельской местности.
9
Тингнародное собрание, на котором решались местные вопросы, конфликты и споры.
10
Бахвальство (фр.).
11
Яффагород и порт в Палестине на восточном берегу Средиземного моря.
12
Дувргород и порт в Великобритании в графстве Кент, у пролива Па-де-Кале, ближайший к европейскому берегу.
13
Галеаснебольшое судно, имеющее грот-мачту и маленькую бизань-мачту.
14
Тидеман Адольф (18141876)норвежский художник, его кисти принадлежат пейзажи Норвегии и жанровые сценки из народной жизни.
15
Да будет воля Божья (лат.).
16
Вадсёгород и порт на севере Норвегии, на побережье Баренцева моря. Административный центр области Финмарк.