Это комната моих родителей, и я хочу, чтобы здесь все осталось таким, каким было при жизни мамы. Объясняю, глядя в лицо обидчика. Мне важна память о ней.
Уверена, произошло недоразумение. Спешит успокоить меня Рита, метнув в сына осуждающий взгляд. Кай, мой мальчик, Мариана приготовила для тебя хорошую комнату, она через стенку, и из нее открывается шикарный вид на сад. Жаль, что ты решил с ходу показать себя не с лучшей стороны, но мы ведь забудем этот маленький конфликт, да?
Глаза Кая сужаются. Он готов испепелить меня взглядом, но на его губах играет улыбка. Неторопливо собрав с пола рассыпанные вещи, парень закидывает их в сумку, вешает сумку на плечо, берет клюшку, наушники и выходит из комнаты.
Прости меня, девочка. Обнимает меня Рита за плечи. Прости, что пришлось это вытерпеть. Я с ним поговорю, ладно? Он больше не посмеет вести себя так. Знаешь, с Каем непросто. Очень непросто. Она кусает губы. Я воспитывала мальчишку одна, без отца Ему тяжело пришлось, не досталось мужского воспитания Все это, конечно, отразилось на характере. Поверь, он тоже переживает. Как и все мы.
Все хорошо. Киваю, утирая слезы.
Я понимаю ее. Маме тоже было тяжело, пока в ее жизни не появился Харри. Жаль, в мире не бывает справедливости абсолютно для всех.
Кай
Войдя в нужную комнату, я хлопаю дверью так, что по стенам разносится гул. Яростно швыряю клюшку, затем сумку на пол и с досады ударяю по ней ногой.
Вот дерьмо!
Обхватив голову руками, пытаюсь отдышаться. Не выходит.
Черт! Черт!
Стискиваю челюсти до боли, до хруста зубов.
«Как же я тебя ненавижу, воровка! Маленькая хитрая дрянь!»
Не в силах совладать с напряжением, я начинаю мерить комнату шагами.
«Что со мной такое? Что же пошло не так?»
Если честно, я опешил. Там, в гостиной, когда мы вдруг столкнулись взглядами. Тот образ, который я ненавидел годами, конечно, не растворился и не исчез, но претерпел значительные изменения: девчонка подросла, избавилась от брекетов и нелепых очков, ее формы стали женственными, а лицо вытянулось и приобрело идеальные, почти кукольные черты. Длинные пушистые ресницы, большие, и оттого кажущиеся по-детски наивными и чистыми, голубые глаза, сочные алые губы.
И я снова будто получил удар под дых совсем как тогда, в школе.
Только теперь это чувство было иным. Сродни тому, когда ты еще в процессе хоккейного мачта ощущаешь, что потерпишь поражение: противник сильнее, его команда превосходит твою на целую голову, и как бы ты ни старался, все, что ты можешь лишь отбиваться. Едва увидев сводную сестру, я понял, что проиграю.
И мне пришлось взять паузу, чтобы вспомнить, кто я, и для чего нахожусь в этом доме.
«Да как ты смеешь» звенит в моей голове ее голос.
Пухлые губки обиженно надуваются, брови взлетают к переносице. От нее пахнет карамельными духами и ирисками такой нежный, сладкий запах. Все девушки, которые были в моей постели, пахли иначе страстью, хриплым шепотом, терпким желанием. Они знали, что хотят получить от мужчины, и что готовы ему предложить взамен. Мариана же источала аромат невинности. И взгляд, и осанка, и улыбка ее были такими же открытыми, незапятнанными и хрупкими.
Девичьими.
«Мы же родственники!»
От этих слов мои внутренности будто провернули на мясорубке.
Вряд ли, папочкина любимица знала, что такое копить на новый рюкзак для школы или хоккейное снаряжение, подрабатывая все лето на солнцепеке грузчиком на складе. Вряд ли ей когда-то приходилось таскать на себе пьяных родителей или ощущать запах алкоголя в маминых поцелуях на ночь.
Отец ушел потому, что мог это сделать. У меня такой возможности не было. Я варился в собственному аду, и из него не было никакого выхода. А девчонка в это же время получала все самое лучшее: образование, репетиторов, медицинский уход, развлечения, и самое главное родительскую любовь. Поэтому мне не было ее жаль. Не было ее жаль!
«Мы же родственники»
Я усмехнулся, прокручивая в памяти эту полную лжи и лицемерия фразу.
Да она издевалась, честное слово!
От меня не укрылось и то, как Мариана разглядывала меня там, в гостиной, с брезгливым любопытством. С превосходством. Маленькая испорченная папина дочка, возомнившая, что она выше всех остальных.
Пусть и дальше изображает робость и невинность, я не собирался вестись на ее дешевые трюки. Чертова святоша с ангельской внешностью! Да я ей не верю! Не верю!
Так же, как и ее мать, которая увела моего отца из семьи, Мариана тоже считает, что может купить все, что захочет. Но я докажу ей, что она ошибается. Сводная сестрица будет страдать так же, как я когда-то. И даже больше Я не успокоюсь, пока не превращу ее жизнь в ад. Пока она каждой своей слезинкой не возместит причиненный мне ущерб!
«Ты не будешь спать в кровати, в которой умирала моя мать!» эхом отдаются в сознании ее слова.
И я зажмуриваюсь.
Снова вижу, как пылают ее щеки. Как слезы катятся из пронзительных голубых глаз. Как растрепанные светлые волосы рассыпаются по тонким плечам.
Но чем больше она трясется, изображая возмущение, тем сильнее меня бесит. Она просто притворяется. Каждая слезинка очередная, наглая ложь. Сегодня девчонка добилась своего, но больше я ей не уступлю.
И что это было? Шипит мать, врываясь в мою комнату.
Она аккуратно прикрывает дверь, подходит и толкает меня в плечо.
Мам, не трогай меня сейчас, устало вздыхаю я.
Не цепляй ее больше, понял? Мама заставляет посмотреть ей в глаза.
Мне плевать, что ты там задумала по поводу этой соплячки, но плясать перед ней на задних лапах я не намерен.
Лицо матери озаряется понимающей улыбкой и заполняется мелкими морщинками.
И не нужно. Ласково говорит она. Просто давай полегче, хорошо? Она хоть и избалованная, но не тупая. С ней нужно осторожно. Сообразит, что может обойтись без нас, и разрулить ситуацию будет сложнее.
В любом случае, мы получим треть. Сейчас, через полгода, какая разница? Я отстраняюсь. Зачем вылизывать ей задницу, ма?
Мать глядит на меня, как на умалишенного. Сочувственно щелкает языком.
Ты еще слишком молод, чтобы понять, сынок. Поживи-ка с моё.
Мам. Хмурюсь я.
Мне не нужна треть, Кай. Она деловито поправляет прическу. Мне нужно всё. Ее часть, бабушкина, накопления, этот дом. Мать подмигивает мне. Ты видел? Здесь есть бассейн. Прямо в доме!
Я не собираюсь быть с ней ласковым.
Улыбка соскальзывает с ее лица.
Тогда не мешай мне, у меня свои методы.
Это бред какой-то! Злюсь я.
Еще спасибо скажешь. Холодно бросает она и покидает комнату.
Я ложусь на кровать и уставляюсь в потолок.
В носу все еще щекочет от аромата ирисок. Этот запах пропитал каждый сантиметр дома и, кажется, въелся даже в мою одежду.
Я провожу ладонями по лицу и закрываю глаза.
Мариана смотрит на меня, не моргая, а я держу онемевшими пальцами ее за подбородок. В ее больших глазах огонь и вызов. Но вот слезинка, блеснув, скатывается с ресниц, и я понимаю она меня боится. Я перепугал ее до ужаса.
Но стыд, нахлынув оглушающей волной, вдруг так же быстро отступает.
Я чувствую присутствие Марианы. Она за стенкой и одновременно повсюду в этом доме. Теперь у нас общее жилье, общая столовая, общая ванная
Мое дыхание учащается, пульс ускоряется в несколько раз. Черт Я ненавижу себя за то, что мысли о ней проникли в меня так глубоко. И за то, что тело неправильно на них реагирует.
Я представляю ее в ду́ше и вдруг ощущаю возбуждение.
Какого черта происходит?
* * *
У Марианы нет профиля ни в одной из соцсетей. На поиски у меня уходит около часа, но все бесполезно. Ни по имени, ни по месту проживания, ни по учебным заведениям, я не нахожу абсолютно ничего. Она не делает фото и не делится ими в сети, что только больше заинтересовывает меня. Девушки ее возраста снимают все: от завтрака до собственных ногтей, и отсутствие информации приводит в замешательство и заставляет меня подняться с постели, чтобы разведать все самостоятельно.
С первого этажа слышатся музыка и голоса. Мать разговаривает с Марианой и Лео. Я осторожно прикрываю дверь в свою комнату и направляюсь к соседней она через стенку от моей. Вхожу. Спальня сводной сестры встречает меня теплом и уже знакомым запахом. Комнатка небольшая, мебели в ней мало: лишь платяной шкаф, кровать, да стол, и потому кажется, что свободного пространства много.
Я разглядываю ее вещи с любопытством. Стол завален кучей тетрадей и учебников, но все они педантично разложены по тематике на ровные стопочки. Ручки и карандаши в органайзере тоже расставлены согласно какой-то определенной системе. Ни одной пылинки, ни одной брошенной небрежно вещи или футболки на спинке стула ничего. В целом стерильно, как в операционной, но ощущается девичий дух: у кровати розовые тапочки, маска для сна у изголовья, на подушке книга в розовом чехле, разумеется.
Я наклоняюсь и беру ее в руки. Что же там в голове у этой больной розовой Барби?
Брэдбери.
Брэдбери? Серьезно?
Ее выбор приводит меня в смятение. Я читал этот роман пару лет назад, и он меня буквально поразил.
Проверяю закладку: Мариана остановилась на середине. Значит, книга у нее лежит не для красоты. Возможно, девчонка состоит в каком-нибудь литературном клубе универа, и роман стоит в образовательной программе учебного заведения? Но сейчас ведь еще только начало учебного года
На всякий случай, я пробегаю взглядом по ее книжным полкам. Учебники, толстенные хрестоматии по мировой литературе, античная, греческая литература, справочник по культурным эпохам, анализ современной литературы, реализм и метамодерн. А на верхних полках труды авторов двадцатого века и модные современные от Кутзее до Свифта.
Черт подери.
Обнаружив на полке ежедневник, я бегло пролистываю страницы у этой псевдо-святоши расписан буквально каждый день и час. Похоже, она тронута на теме самоорганизации и контроля. Откладываю ежедневник, заглядываю в платяной шкаф вещи развешаны в строгой последовательности по цветам и на одинаковом расстоянии друг от друга. Никаких кричащих оттенков, в основном пастельные тона и скучные образы на повседневку: блузки, юбки, платья в деловом стиле.
Она одевается так, будто трудится клерком в банке или просиживает задницу в приемной у мелкого чиновника. Совершенно нет вкуса.
Я провожу пальцами по мягким кашемировым водолазкам, сложенным в аккуратные стопки на полках, а затем открываю выдвижной ящик. В нем оказывается ее нижнее белье хлопковые трусики, свернутые аккуратными трубочками и разложенные по специальным ячейкам, кружевные лифчики белые, черные и, конечно же, розовые. Все такое невинное, что пошлых мыслей и не должно возникнуть, но у меня почему-то учащается сердцебиение. Мне хочется коснуться нежной ткани, ведь мое воображение уже рисует, каково это снимать ее с бархатной кожи Марианы.
И разозлившись на самого себя, я захлопываю ящик и закрываю шкаф. Нельзя позволить этому дерьму захватить мои мысли. Нельзя!
Мы с Лео познакомились на танцах. Слышится голос матери, когда я спускаюсь вниз. Знаешь, а ведь я когда-то была звездой этого города. Примой! Она хохочет. По мне и не скажешь теперь, да? Но когда-то, до травмы, я была красивой, худенькой и танцевала партию Кармен.
Не может быть! Кармен?
Серьезно!
Слышится топот. Наверняка, мама показывает, как блистала в свои лучшие годы на сцене.
Вот это да!
Я останавливаюсь на последней ступени. Мать с Лео танцуют у входа в столовую. На отчиме брюки с золотистыми подтяжками, белая майка и стоптанные туфли на низком каблуке, а на голове широкополая шляпа. На матери халат с вышивкой явно с чужого плеча, мягкие тапочки, а в волосах роза. Довольно сюрреалистичная картинка, но это именно то, к чему я привык дома. Шум, смех и балаган, достойные бразильских сериалов.
Браво! Хлопает им Мариана.
Ее лицо светится неподдельной радостью.
Спасибо, Лео. Мать отвешивает поклон своему сожителю, а затем возвращается за стол. Так вот. Она берет руку девушки. Когда я решила вспомнить молодость и тряхнуть стариной, я пошла в местный клуб и записалась на зумбу. Оказалось, что в соседнем зале преподают латинское направление, и вуаля! Мы познакомились с Лео!
Вы преподаете танцы? Искренне изумляется Мариана.
Она делает взгляд, как у олененка Бэмби, и я стискиваю зубы.
Танго, сальсу, ча-ча-ча и бачату. Склоняет голову в полупоклоне Лео. У меня старшая возрастная группа.
Его шляпа валится на пол.
«Шут гороховый», качаю головой я.
Наверное, это очень интересно. Говорит девушка, пока, кряхтя, поднимает головной убор. Жаль, я совсем не танцую.
Так не бывает! Возмущается Лео. Все танцуют, моя милая.
Только не я. Отвечает Мариана и вдруг осекается, увидев меня.
Такая хрупкая радость, наполнившая ее взгляд, мигом растворяется, уступая место печали и страху.
Надо признать, это мне больше нравится.
Правда, ужасно бесит, что она все еще пытается строить из себя недотрогу.
Сынок? Оборачивается мать. Ее тон ласков, но в глазах предупреждение. Я делаю маникюр Мариане, а потом мы будем ужинать.
Я не голоден. Бросаю грубо. А где бабушка?
Отдыхает у себя в комнате. Проводи его, Лео.
Сам найду. Останавливаю бросившегося мне на помощь преподавателя танго для престарелых.
Мариана опускает взгляд, когда я прохожу мимо.
Может, что-нибудь яркое? Предлагает мать, проводя пилочкой по ее ровным аккуратным ноготкам.
Судя по тону, она старается делать вид, что никакого напряжения между нами нет.
Ой, нет, я не люблю. Понижает голос девушка почти до шепота. Стесняюсь, когда на меня смотрят.
Если не хочешь красный, давай, синий. Синий всегда поднимает настроение, ведь так, Лео?
Так, моя звезда! Крякает подхалим.
Лучше светло-розовый. Вот такой.
Я оборачиваюсь и вижу, как она указывает тонким пальчиком на цвет в палитре. Мы снова сталкиваемся взглядами, и я прищуриваюсь. Мариана сглатывает и отводит глаза.
Отличный выбор для тех, кто не любит выделяться. Хвалит ее моя мать. Но, все же, надеюсь, однажды ты поймешь, как красива, и отважишься подчеркнуть то, чем тебя так щедро наградила природа.
Я оказываюсь в коридоре и толкаю дверь в одну из спален.
Огромная площадь, широкая кровать, встроенные шкафы, зеркала в пол, шикарный вид из окна. Заприметив разбросанные тут и там вещи матери, ухмыляюсь да, такую комнату она бы никому не уступила.
Бабушкина комната оказывается гораздо меньше скромная каморка в самом конце перед поворотом к входу в бассейн. Если бы не окно, я решил бы, что ее задумывали, как помещение для хранения инвентаря.
Внутри темно.
Ба! Зову я, входя и прикрывая дверь.
Мариана? Раздается голос с кресла-качалки.
Отлично. Девчонка решила забрать у меня последнее, что осталось от отца его мать. Единственную часть Харри, которая еще поддерживала с нами хоть какие-то отношения все эти годы.
Нет, это я Кай.
Маргарита? Слабо спрашивает она, пытаясь приподняться.
Я вздыхаю и подхожу ближе.
Нет, ба, это я. Беру ее за руку.
Ладонь бабушки сухая и дряблая.
А, это ты, мой мальчик. Она пытается разглядеть мои черты в полутьме.
Я опускаюсь на колени, чтобы ей проще было это сделать.
Харри он ее голос обрывается.
Да, бабушка, мне очень жаль. Говорю я.
Мне всегда было интересно, что говорил ей мой отец, когда навещал. Чем объяснял свой поступок и нежелание общаться с сыном. Он приезжал редко, но все же приезжал к ней. Значит, их связь многое значила для него. Наверное. Спрашивал ли он обо мне? Интересовался ли моими успехами? Бабушка никогда не рассказывала об этом.
Я дома? Вдруг шепотом произносит она. Почему я не узнаю эти шторы?
Если захочешь, я отвезу тебя домой.
Сегодня был дождь.
Да.
Когда Харри был маленьким, он очень любил дождь. Всегда выходил гулять. У него были маленькие желтые сапожки, такие с завязками
Я опускаю голову на бабушкины колени и закрываю глаза. Когда ее морщинистые руки гладят мои волосы, мне всегда становится чуточку легче.
* * *
С утра мне приходится тяжко. Полночи я лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам, а теперь нужно вставать едва ли не на рассвете, отвезти в университет документы и постараться не опоздать на тренировку в новой команде. И все это в городе, в котором я еще не очень хорошо ориентируюсь. Без тачки, конечно, будет сложнее, но зато у меня теперь есть деньги на первое время хватит.
Быстро приняв душ, я одеваюсь и складываю на дно сумки пачки купюр, сверху экипировку и все необходимое. Прихватив клюшку, покидаю комнату. Стараюсь шуметь как можно громче чтобы сводной сестрице жизнь медом не казалась. Пусть привыкает, ее королевская жизнь окончена. Но, на удивление, едва я спускаюсь вниз, мать огорошивает: