Елена ЛабрусЖена Моцарта
Глава 1. Евгения
Я каждый день винила себя за то, что Сергея посадили.
Если бы можно было изменить тот денья не полетела бы с Артуром и осталась дожидаться Моцарта домаон не оказался бы за решёткой.
Это было всего две недели назад, а казалось, прошла вечность.
Потому что каждый, каждый грёбаный день приходили плохие вести.
Сначала проверками обложили ресторан и гостиницу и в результате закрыли.
Потом арестовали счета.
Теперь горели склады лесоперерабатывающего завода, где стояли наши сервера.
Я сидела, прикрыв глаза рукой глаза: сил смотреть новости, где показывали пожар, что полыхал второй день, несмотря на проливной дождь, не было.
Серый от недосыпа и переживаний, исхудавший до костей Бринн, стоял, держа в руках, наверное, сотую за день чашку кофе. Не знаю, он вообще спал: ночи проводил у Эльки в больнице, дни напролёт решал проблемы Моцарта. От него несло гарьюони с Русланом только приехали с пожара и, судя по их лицам, пиздец был тотальный. Радовало только одно: никто из людей не пострадал.
Иван выглядел не лучше, хоть по его лицу, как всегда, ничего нельзя было понять.
Притих даже Перси. Категорически не желая признавать мою сеструСашка переехала к нам, когда закрыли гостиницуон не позволял ей себя даже гладить. Кто бы мог представить в безобидном добродушном корги такой волевой характер. Но при этом обожал Диану. Наверное, на ней, отважно варящей всем кофе, заставляющей меня зубрить ненавистную латынь и её здоровом пофигизме мы и держались.
Всё, хватит! выключила она телевизор. Антон, ты марш в душ, потом ужинать и спать. Руслан, твоя комната там же, на первом этаже, показала она пальцем вверх, это этаж для девочек. Бро, повернулась к Ивану, где-то там же сумка с твоими вещами, я из дома привезла. Ужин будет готов минут через двадцать, Антонина Юрьевна вас позовёт.
Я есть не буду, глотком допил кофе Антон. Переоденусь и в больницу.
Бринн, покачала я головой. Я съезжу. Тебе бы поспать.
Мы съездим, стянула в хвост свои прямые тёмные волосы Диана. Водитель Александры Игоревны нас отвезёт, упрямо называла она мою сестру не иначе как по имени отчеству или «госпожа Барановская», приняв сторону вредной, но умной собачонки. А вы всеужинать и спать! Женёк, скажи, что охрана их не выпустит.
Парни, вам бы и правда выспаться.
И не тратить время, ткнула она в Бринна пальцем. Марш. Марш наверх!
Иван недовольно покачал головой, Бринн нехотя, но сдался под давлением моего умоляющего взгляда, а Сашка многозначительно улыбнулась, когда все, кроме меня вышли из гостиной.
Сколько лет этой девочке?
Семнадцать, натянула я кофту и принялась складывать в сумку учебники: может, до утра в больнице подучу латинский алфавит и правила ударения. Ни с чем у меня не было в универе проблем, если бы не чёртова латынь да не долбанная информатикавот что мне действительно не давалось. И кто бы мог подумать, что на первой курсе студенты факультета «История искусств» будут заниматься такой ерундой, как созданием веб-страниц и программированием.
Я бы дала меньше, хмыкнула Сашка.
Я тоже думала, что ей шестнадцать, но, оказалось, летом стукнуло семнадцать. Она просто невысокая, поэтому и кажется маленькой.
А у Бринна есть девушка?
Да, но она сейчас в коме, закинула я за спину рюкзак.
И ты серьёзно не замечаешь, как девочка смотрит на него, а он на тебя? моя сестра сунула в рот засахаренный орех. Я и не знала, что у Моцарта их целые залежи, пока Сашка к нам не переехала.
Саш, я замужем. Он брат моего мужа. И мы друзья, тяжело вздохнула я.
Тотальный пиздец, что вдруг обрушился на нас без Сергея, особенно усугублялся переживаниями за него. Как он там? Держится ли? Каково ему, знать, что всё рушится, а он не может ничего сделать? Ему ведь даже звонить не дают. И разрешают видеться только с адвокатом. Свиданий в СИЗО не больше двух в месяц.
Мы все искренне молились, что он что-нибудь придумает и выйдет. Никто не представлял, что. Никто не знал, как. Даже его старший адвокат, Валентин Аркадьевич, сокрушённо качал головой. Но мы верили, нет, мы истово веровали в Моцарта.
И только на этой вере и держались.
Я так точно.
Глядя в окно машины, на вечерний город, что поливал дождь, я с трудом верила, что мы поженились всего две недели назад. Что всего каких-то четырнадцать дней назад был день нашей свадьбы.
Десятое сентября.
Такой тёплый и ещё по-настоящему летний день, когда казалось, осень никогда не наступит, а наше счастье будет вечным.
И в то, что его посадят, а у нас на двоих осталось не больше нескольких часов, меньше всего верилось, лёжа у него на груди
Моцарт лежал на спине, спокойный и расслабленный после сокрушительно крышесносного секса и безмятежно курил.
Словно ничего не случилось: Патефона не посадили, в него не стреляли, Целестина, что закрыла его грудью, не борется сейчас за жизнь, меня чуть не изнасиловали, а он не застрелил дядю Ильдара, что пытался это сделать, и за Моцартом с минуты на минуту не должна прийти полиция.
Словно никогда ничего плохого не случится.
Ни разу не видела тебя курящим, приподняла я голову, чтобы посмотреть на него.
Я курю только когда мне так хорошо, что тянет на всякие глупости, прижался он губами к моему лбу, обняв за шею.
Ты выглядишь так, словно добился чего хотел.
Да, раз ты моя жена. Я счастлив, улыбнулся он. Запомни меня таким.
Сделал последнюю глубокую затяжку. Медленно выпустил дым в потолок. И затушил сигарету.
Значит, теперь ты можешь рассказать мне всё?
Конечно, нет, хмыкнул он. Что ещё ты хочешь знать, кроме того, что я люблю тебя, девочка моя?
Всё, Сергей Анатольевич, села я, натягивая на грудь одеяло. Ты сказал моему отцу, что живописьэто не про тебя. А Антонучто ты идиот, раз хотел сделать то же самое: то есть использовать музейные номера.
Господи, ты всё ещё об этом? усмехнулся он и потянул одеяло вниз, преодолевая моё сопротивление. Расскажу тебе секрет: так я буду более сговорчивым. И разговорчивым.
Я сдалась.
Склонив голову набок, он любовался моим обнажённым телом. Потом вздохнул, блаженно прикрыв на пару секунд глаза, всем своим видом давая понять, как ему нравится то, что он видит. А потом кивнул.
Да, так и есть.
То есть ты всё же хотел добраться до этой украденной коллекции с моей помощью?
Как сказал твой покойный дядя Ильдар
Я закрыла глаза, резко почувствовав тошноту. Перед глазами тут же встала ужасная картина: мёртвый дядя Ильдар с остекленевшими глазами, с дыркой во лбу. Пятно его мозгов на стене, кровавый след вниз.
Не знаю, когда-нибудь я смогу избавиться от этой картины перед глазами. Смогу стереть её из своей памяти. Но сейчас я сама была виновата, что она снова возникласама завела этот разговор.
куда проще было бы охмурить какую-нибудь музейную серую мышь, как сделал мой отец с матерью Антона. Если бы мне просто нужно было добраться до запасников музея, это было бы нетрудно, сладко потянулся Моцарт и зевнул. Но живопись и правда не про меня.
А что про тебя? я ткнула его ногтем в рёбра. Это тебе за мышь!
Он дёрнулся, выгнулся, засмеялся.
Какая же ты ревнивая у меня, Женька!
И, не поверишь, у меня есть повод, вернула я на грудь одеяло, прикрываясь. Но только потому, что вспыхнула от его взгляда как спичкасоски тут же болезненно сжались. А чёртово воображение уже нарисовало как весь взмокший и по пояс голый, спустив штаны, он трахает на столе в тесной музейной подсобке не меня.
Дыхание сбилось под его немигающим взглядом.
Его чёртовы пухлые губы дрогнули в понимающую улыбку.
Но, превозмогая слабость, что они во мне вызывали, я всё же спросила:
Номеров семь. Четыре из них картины. ПятаяКараводжоподставная, значит, её не считаем. Монетане живопись, но её уничтожили. Остаётся ещё два. Что под этими номерами?
Я тебе уже говорил, что ты очень умная девочка? развернулся он и подтянул меня к себе.
И не ты один, задрала я подбородок.
А что ты язва?
И не ты один, улыбнулась я.
Я понятия не имею. Потому что хотел обменять весь список целиком. Но не совершил эту глупость, потому что благодаря тебе понял, что номера зашифрованы. Вот зачем ты нужна мне: вместе мы банда. Ну и ещё кое для чегоскользнула ниже моей голой спины его рука. Но я её остановила.
Благодаря мне и Бринну.
Да куда ж без него! резко выдохнул Сергей, словно я сбила ему весь настрой своим Бринном, и руку убрал. Хотя он в мои планы и не входил.
То есть отдать список тем людям, ради которых старался Шахманов, ради чего они придумали свой план с Сагитовым?
Шахманов старался ради себя. Он просто жадный сукин сын, который хотел бабок и больше ничего. Да и Сагитов не лучше.
И что ты хотел попросить взамен?
Тебе не понравится мой ответ, малыш, вздохнул он. Коснулся пальцем моего плеча и повёл вниз, рисуя на коже узоры. Но я отвечу, поднял он на меня глаза. Жизнь.
Мне и правда не понравилось. В груди тоскливо заныло. Тревога поднялась как ил со дна и словно песок противно заскрипела на зубах, когда я их стиснула.
Но у тебя не получилось? смотрела я в его глаза, боясь услышать ответ.
Я ведь жив, посмотрел он в ответ внимательно.
Потянулся к тумбочке, достал телефон и включил запись.
« Отмена приказа на уничтожение. Объект нужен живым », сообщил ужасный металлический голос.
Чей это телефон? передёрнуло меня от этого голоса до мурашек.
Целестины, вздохнул Моцарт. И у меня к тебе просьба: отдай его Руслану. Только лично в руки. Хорошо?
Я кивнула. И нахмурилась.
А что это значит? Отмена приказа на уничтожение?
Это и значит, что, несмотря на твоё недоверие, у меня как раз всё получилось, беззаботно улыбнулся Сергей. И я говорю это не только для того, чтобы тебя успокоить.
Но в тебя стреляли, Сергей! И ты жив только благодаря Эле, которая прикрыла тебя собой. Она выполняла этот приказ?
Она его даже не прочитала.
Но кто его отдал?
Это мне ещё предстоит выяснить, открыл он ящик тумбочки и бросил туда телефон. И не только это, он тяжело вздохнул. Может, спать?
Нет, заупрямилась я. В тебя стреляли. Целестина в больнице. Дядя Ильдар мёртв. И теперь тебя посадят. А ты говоришь, что добился своего?
Малыш, не хочу тебя расстраивать, но да, я не всесилен. Не всё пошло так, как я планировал, лёг он на спину, положил меня на плечо и укрыл одеялом. Подозреваю, тем, кто стоял за Сагитовым очень не понравилось, что посадили не меня, а Патефона. И всё, что я сделал до этоготоже, ведь это коснулось их сфер влияния, доходов и личных интересов: Госстройнадзор, прокуратура. Я знал, что рано ли поздно мне вынесут приговор, что я стал силой, которая им неподвластна. Но те, кто стоит над ними, решили, что я буду полезнее живым, чем мёртвым, и приказали меня не трогать. Этого я и хотел.
И что ты хотел предложить взамен?
Он засмеялся.
Хороший вопрос. То, что мог. А я мог бы предложить то, что украл мой отец. Или то, что принадлежит мне. Но пока я всего лишь продемонстрировать свои возможности. И то, что твой дядя Ильдар никого не послушался и решил свести со мной личные счёты, так или иначе всё равно закончилось бы для него плохо. Главное, что это не закончилось плохо для тебя.
И для тебя. Но теперь тебя посадят! снова подскочила я.
Малыш, верь мне. Я с этим разберусь. Ну, по крайней мере постараюсь, добавил он задумчиво.
Но кто они, эти люди? подняла я лицо. И что они потребуют теперь за твою жизнь?
Не знаю, любопытный ты мой зверёк, наморщил он нос и потёрся им о мой.
Бринн сказал, что всё это может быть связано с вашим отцом.
Чёртов Бринн! Мы первый день женаты, а он мне уже надоел в нашей постели.
Забудь про Бринна, обвила я его шею руками. В любом случае я очень тобой горжусь. И верю, что у тебя всё получится, не сомневайся,
М-м-м-р-р-р, довольно заурчал он, подтягивая меня на себя.
Но всё же, что спрятано под двумя оставшимися номерами?
Если бы я знал, жопка ты моя хитрая, зарылся он лицом в мои волосы и засмеялся.
И вреднаядобавила я.
И это всё, что я смогла добавить, тая в его руках
Я жалела, что всё же уснула в ту ночь. Хотя что нам одна ночь! Разве бы её хватило? Разве бы мы успели за одну ночь всё?
Запомни меня таким
Родной мой, я не хочу помнить. Я хочу видеть тебя таким. Счастливым.
Если бы я могла изменить тот день!
Но, увы, я не могла.
И теперь я понимала, что взамен у Моцарта решили забрать куда больше, чем он думал.
У него решили забрать всё.
Глава 2. Моцарт
Снимите, кивнул адвокат на наручники, в которых конвоир завёл меня в комнату для свиданий.
Мой адвокат по уголовным делам, Валентин Аркадьевич, мужик седой серьёзный, даже хмурый, с покрытым благородными морщинами лицом, что скорее прибавляли ему суровости, чем лет, сегодня выглядел ещё мрачнее, чем два дня назад.
И я без слов понял, что всё хуже некуда.
Что-то ещё? спросил я, едва дверь за конвоиром закрылась. А Барановский, что пришёл с Аркадьевичем, принялся суетливо расхаживать вокруг стола.
Сгорел завод Зуевского.
Проклятье! выдохнул я и ткнулся лбом в столешницу.
Ёбаное дерьмо! Хотелось взвыть, но что я, девочка. Поэтому поднял голову. Тяжело вздохнул. Потёр лицо руками.
Как Бук?
Соответственно ситуации, ответил сдержанный Валентин Аркадьевич.
Согласно его стратегии, я, как попугай, твердил на каждом допросе: «При ответе на поставленный вопрос я воспользуюсь статьёй 51 Конституции РФ». Что означало: имею право не свидетельствовать против себя. Ничего не рассказывать и не объяснять.
И молчал как рыба об лёд.
Но мало того, что под давлением улик, следствие шло в невыгодном для меня направлении. Всё просто летело к дьяволу в задницу. В эту адскую зловонную дыру, откуда я хер знает, как буду выкарабкиваться.
Будут какие-нибудь распоряжения для ваших людей?
Те же, что и раньше, потёр я виски. Ни во что не вмешиваться. Не спорить. Ничего не предпринимать.
Он молча кивнул. И, наверно, один понимал, что я просто жду. Жду, когда те, кто это устроил, скажут, чего именно от меня хотят. И тогда буду думать, что с этим делать.
А пока я думал только о том, как отсюда выбраться.
Именно поэтому очередной раз как блоха на сковородке по небольшой комнатке вокруг нас прыгал господин Барановский, на которого крашеные стены и решётки на окнах производили неизгладимое впечатление. Настолько неизгладимое, что он приезжал третий раз и третий раз места себе не находил.
Сядь ты, не скачи, кивнул я на прикрученную к полу лавку напротив себя, когда адвокат оставил нас одних.
Сергей, я не могу. Понимаешь, не могу, снимал и надевал он обручальное кольцо, уже прижав задницу. Ну как я оформлю тебе депутатскую неприкосновенность? Тем более задним числом. Так не делается!
Эту песню я слышал прошлый раз. И позапрошлый. Но на этого коротышку я извёл все свои разрешённые посещения, не для того, чтобы он говорил мне то, что я и так знаю. Сегодня он должен запеть иначе.
Что-то не пойму я тебя, Миш. То тебе жена нужна: люблю не могу. То ты ничего не можешь сделать.
Ты не имеешь права шантажировать меня женой! снова подскочил он.
И кабы была у этой лавки спинка, я бы откинулся, вальяжно вытянул ноги, глядя как его подбрасывает, расправил плечи и с чувством полного удовлетворения наблюдал как политтехнолог мечется по комнатушке, словно упитанный пони на арене цирка.
Но спинки не было, поэтому я поставил локти на стол и тяжело вздохнул.
Ну нет, так нет. Ты же знаешь, с тобой или без тебя я отсюда всё равно выйду, равнодушно пожал плечами: знать, что он моя единственная надежда господину Барановскому ни к чему. А вот развод и пожизненный судебный запрет на приближение к бывшей жене и ребёнку я тебе на раз даже отсюда сделаю.
Саша беременна?! застыл он как громом поражённый.
Но будет этот ребёнок твоим или моим тебе решать, усмехнулся я. Усыновлю и не ойкну.
Он завис, оценивая свои шансы.
Ладно, есть у меня одна идея, рухнул Барановский на скамью как подкошенный, справедливо решив, что я не шучу, и снова схватился за своё кольцо. Помнишь, я тебе объяснял, своими словами, что в Думу депутаты попадают только через голосование на выборах, только по округам и от политической партии.