Денис смотрит строго на нее и поднимать взгляд не рискует.
- Я слышал, что горло пережимает тогда, когда человек запрещает себе о чем-то говорить, замалчивает что-то важное.
Чашка удостаивается удвоенного внимания. Сентенция про пережатое горло и замалчивание чувств звучит так, словно вычитана где-то в псевдопсихологической статье из женского журнала. Это настолько не вяжется со сложившимся у меня впечатлением от Дениса Владимировича, что я, кажется, даже знаю, от кого он о ней услышал. Иначе с чего бы ему внезапно замыкаться в себе на полуслове?
- Как только у тебя еще ничего не пережало? хмыкаю я и тоже затыкаюсь.
А мысливот где они раньше были, спрашивается? вдруг сворачивают на книгу, и я понимаю, что сцену с самого начала надо было писать не так.
Не про отца главной героини, пусть бы персонаж давно продуман и разбит на отдельные пункты, которые нужно упомянуть в тексте. Вымышленный отец не вызывает никакого отклика именно потому, что из пунктов и основных выделенных черт не складывается цельный образ.
Зато у меня ведь есть готовый. Хоть это и вопиюще непрофессионально.
Но и я не профессиональный писатель. Зато в голове у меня все еще живет образ папыне такой, каким я видела его в последний раз, совсем не такой.
Тогда я прилетела на выходные впервые за несколько месяцев, ухватив самые дешевые билеты на чудовищно неудобное время, и папа примчался в аэропорт под утровстречать меня. И до сих пор каждый раз, когда я вспоминаю папу, перед глазами встает одна и та же сцена.
Он выскакивает из неправильно припаркованной машины, сонный и взъерошенный, и улыбается так светло и искренне, что замордованная рабочей рутиной ассистентка директора вдруг снова чувствует себя маленькой девочкой, любимой дочкой, которую просто грех не подхватить на ручки и не закружить вокруг себя, счастливую и смеющуюся
Подхватывать меня на ручкизанятие весьма энергозатратное уже лет двадцать пять как. Но обнятьэто святое.
- Ты что, плачешь? подозрительно уточняет Денис и тут же с готовностью подставляет плечо.
Я неопределенно качаю головой. Кажется, да, плачу. Но правильное ощущение от сцены появления отцавот оно.
Наконец-то.
Глава 7.1. Непрофессиональная штука
Я наконец-то пишу, и сцена оживает в воображении. Она не такая, как задумано, но реплики героев звучат естественно, в поведении нет ничего наигранного, и на душе у меня спокойно. Гармонично. Именно так, как должно быть на душе у запойного эскаписта, когда он с головой ныряет в вымышленный мирсо всей его магией, хрустальными дворцами и рокотом водопадов, за которым так легко скрыть какую-нибудь аристократическую тайну
Разумеется, все это слишком хорошо и размеренно, чего со мной быть никак не может. Поэтому я пишу, даже не дождавшись, когда уйдет гость.
Дениса это ничуть не смущает. Он по-свойски полулежит на кровати, пристроив под спину думку, и сосредоточенно смотрит какой-то ролик на телефоне. Черный провод тянется от правого наушника к смартфонуа второй наушник лежит у него на груди. Я тоже сижу, оставив одно ухо свободным, и это почему-то вызывает теплую усмешку.
Мы не договаривались. Кажется, вообще ни о чем. Но он какой-то беспроблемный, и с ним легко быть на одной волне.
Тут мне вспоминается бородатая шуточка про "потыкай в него палочкой, по ходу, он мёртвый", и весь творческий настрой как рукой снимает. Я давлюсь гнусным хихиканьем, потом почему-то расстраиваюсь и так глубоко задумываюсь о душевном здоровье, что не сразу реагирую на вопрос:
- Ты закончила? с любопытством интересуется Денис, поставив свой ролик на паузу.
С экрана его телефона какой-то небритый мужик вдохновенно машет надкушенной домашней шаурмой. Ему хорошо.
А мнезавидно.
- Нет, покаянно признаюсь я и с сомнением кошусь на монитор. Там никому так не хорошо, как мужику с шаурмой, и желание писать пропадает начисто. Но на пару дней регулярных обновлений хватит, а потом останется только закончить финальную главу и придумать эпилог
Хорошие писатели под конец книги держат регулярный темп выкладок, чтобы не смазать впечатлениеи контраст между напряжёнными кульминационными сценами и долгожданным хэппи-эндом.
Но есть хорошие писатели, а есть я.
Я не представляю, как теперь писать финальную главувместе с неудачным образом отца главной героини в небытие отправлена пара ключевых предпосылок, и я понятия не имею, чем их заменить.
Что гораздо хуже, мне даже не хочется об этом думать.
- Тогда чем ты так недовольна? с подозрением интересуется Денис.
- Тем, что дура несобранная, каюсь я на серьезных щах.
В этой шутке куда больше правды, чем хочется верить. Денис смеётся, и его веселье горчит нерассказанными воспоминаниями.
Он ни словом не обмолвился о своей несостоявшейся невесте, но мне почему-то кажется, что она тоже дура. Разве что, может быть, собранная.
Но эти мысли я держу при себе. Здесь моего мнения никто не спрашивал.
- Можно прочитать? спрашивает Денис внезапно, и я напряжённо пожимаю плечами:
- Я поставлю на таймер.
- То есть никаких привилегий? с разочарованием уточняет ГИП моей мечты и заламывает брови домиком.
Жалобно.
- Никаких, сурово подтверждаю я и демонстрирую готовность закрыть монитор собственной грудью.
Денис умудряется заломить брови ещё сильнеетак, что мимические морщинки рассекают не только лоб, но ещё и тянутся по диагонали от верхнего века вверх.
- Никаких, кхалиси, ещё суровее постановляю я. Ещё ничего не вычитано.
А вот этоошибка новичка. Если хочешь сказать "нет", говори "нет" и никогда не объясняй, почему "нет". За объяснения слишком легко ухватиться в качестве дальнейшего диалога, и если у собеседника язык подвешен, то он вас и уболтать может.
У Дениса язык подвешен прекрасно. Увы мне, моему самолюбию и всем моим опечаткам.
Глава 7.2
Чтобы не трястись над ним и его реакцией, я позорно сбегаю, загружаю посудомойку и долго раздумываю над выбором режима. Заново ставлю чайник и перебираю чайные сборы на полке, а потом еще замираю над двумя пачками печенья, прикидывая, какое подойдет лучше. В конце концов сдаюсь и все-таки возвращаюсь в комнату.
А там меня ждет самое пугающее зрелищезадумчивый читатель.
Я пишу развлекательные романы. В них нет ни тонкой философии, ни детально проработанного окружения, ни даже особого смыслатолько крючки-триггеры, о которых интересно читать. Если начать разбирать книгу на составляющие, есть большой риск внезапно обнаружить, что за сногсшибательно атмосферное первое впечатление отвечают картонные декорации, размалеванные акриловыми красками, как в любительском театре. А под сценой скрывается подпитый суфлер и вместо положенной приличному произведению морали подсказывает персонажам плоские реплики, которые вписываются в законы жанра, но не в логику повествования.
Кроме того, даже у классиков синие занавески иногда означают просто синие занавески. Но если начать над ними задумываться, как нас старательно приучали
- Ну, жги, обреченно вздыхаю я и на всякий случай присаживаюсь, чтобы падать было невысоко.
В конце концов, даже интересно, что нового может сказать о моих книгах Денис. Моя целевая аудитория все-таки не включает мужчин средних лет.
- Не знаю, как сказать, признается Денис. Даже смущаться он умудряется как-то серьезно, и я пожимаю плечами: эта проблема не нова.
Многие чувствуют себя неловко, когда от них требуют делиться впечатлениями. Во-первых, книга может банально никакого впечатления не производить. Во-вторых, впечатления еще нужно сформулироватьа советские школы наносят непоправимые психологические травмы, когда дело доходит до рассуждения о литературе и синих занавесках. В-третьих, на осмысленный диалог тоже нужен внутренний ресурс.
А на страничку с развлекательными книгами очень часто заходят именно потому, что ресурса уже нет.
В норме, возможно, я бы даже постаралась об этом рассказать. Вряд ли это так уж сильно помогло бы, но позволило бы перевести тему и обойти острый угол.
Проблема в том, что моя норма подразумевает письменное общение с читателем. С устным у меня как-то не очень.
- Не напрягайся, советую я и снова встаю. Чаю?
- Чаю, серьезно соглашается Денис и продолжает прежде, чем я успеваю скрыться в кухне:Но потом. Я хотел сказать, что в общем, кажется, что вот этот сегодняшний кусок и всю предыдущую книгу писали два разных человека. Это из-за он снова запинается и беспомощно отводит взгляд.
Я снова неопределенно пожимаю плечами. Стиль всегда отличается, когда текст выходит, словно из-под палкии когда вылетает из-под пальцев в едином порыве, как сегодня вечером.
Будь я профессиональным писателем, меня бы это, наверное, беспокоило бы. Следом за разбросом стиля частенько следует обвинение в использовании литературных негров и грандиозный скандал на все эти ваши интернеты. Но мне вовсе не обязательно волноваться из-за репутации.
Тут радоваться надо, что она вообще есть.
- Это из-за того, что я сделала чертовски непрофессиональную штуку, хрипло признаюсь я и выдаю дурацкую виноватую улыбку.
- О, только и произносит Денис и снова отворачивается к монитору.
Я все-таки притаскиваю чашки и сразу две пачки печенья. На вкус они неотличимы. А вот чай вполне недурен.
- Знаешь, говорит вдруг Денис, не поднимая взгляда от чашки, я бы на твоем месте продолжил делать эту непрофессиональную штуку. Она выглядит куда интереснее и искреннее, чем все, что было до нее.
Он замолкает и прячет лицо за чашкой. Я смотрю на его взъерошенную макушку и думаю, что, в общем-то, он прав.
Лучше так, чем писать через силу и часами медитировать на экран. Пусть это непрофессионально, недостаточно отстраненно, пусть там слишком много меня
Но я и не подписывалась выдавать идеально отшлифованный текст четко выверенными ежедневными порциями. За безупречными строками и тонкой моралью в сетературу не ходят. Это интернет, тут могут послать нахрен.
И никто не говорил, что нахрен не могу послать я.
- Спасибо, серьезно говорю я. Ты напомнил мне одну очень важную вещь.
- Это какую? заинтригованно интересуется Денис и даже отставляет опустевшую чашку.
Я любуюсь его любопытной физиономией и размышляю, насколько прилично рассказывать коллеге про тринадцать заповедей интернета по версии ЖЖ. Потом прикидываю, что коллега, вероятно, и сам их читал, и озвучиваю как естьво всяком случае, первые две.
Денис нервно смеется и настоятельно рекомендует при использовании заповедей в тексте ставить копирайты. Я проникаюсь его вселенской мудростью и клятвенно обещаю так и делать, хотя с некоторым трудом представляю, как в фэнтези с балами и принцами вписывается интернет. Особенно тот его сегмент, где до сих пор могут послать нахрен.
К счастью, мне хватает дурости озвучить свои сомненияа у Дениса внезапно включается типичный режим ГИПа, у которого должны быть ответы на все вопросы, включая риторические и неозвученные.
А астрал? внезапно спрашивает он. Ну, в той его концепции, когда он описывается как параллельный мир, где находятся души. Душам вроде как положено хранить опыт прожитой жизни. Чем тебе не аналог интернета?
Тут я немедленно представляю себе мага, который наконец-то добился стабильного коннекта с астралом и был безотлагательно послан нахрен чьей-то душой. Идея бредовая и стебнаяи нравится мне настолько, что я пытаюсь развить ее вслух. А Дениснайдите ГИПа на картинкесмеется вместе со мной и подбрасывает вопросы и идеи, пока незадачливый маг не обзаводится биографией, целью в жизни и даже положенной любовной линией. С той самой невоспитанной душой, а то чего это она без дела болтается и за языком не следит
Когда я останавливаюсь, на часах уже три утра. Монитор подмигивает планом новой книги, разбивкой на главы и свернутым окном бесплатного фотостока, откуда можно надергать картинок для обложки.
Денис давит последний смешок, отворачивается от экранаи я понимаю, что он впервые смотрит на меня другими глазами.
А ясмотрю на него.
Глава 8.1. Границы дозволенного
У него зеленые глазакакого-то трудноуловимого оттенка подсохшего мха. И радужку охватывает темное кольцо.
А еще у него веснушки. Ровно по контуру респиратора.
Он смотрит с удивлением и лёгким недоумением. Как, наверное, и я.
Совместное творчествовот такое, когда одна мысль цепляет другую, и они вздымаются, опираясь друг на друга, как цунами, и вдруг обрушиваются в сознание готовым сюжетом, сметая все прочие раздумья, сродни занятиям любовью. Сначала тебе кажется, что ты сойдешь с ума, если остановишься, и весь мир блекнет и исчезает, оставляя взамен только мгновение, только здесь-и-сейчас, переполненное ощущениями и эмоциями, которые все скручиваются и скручиваются в тугой комок а потом все заканчивается, и ты сидишь, опустошенный, и сам не понимаешь, что же такого позарез необходимого было во всей этой потной возне.
Ко всему прочему, сосед сверху идеально подгадывает момент, чтобы вспомнить о личной жизни. Кровать у него скрипитритмично и громко. За недели самоизоляции в тонкостенной хрущевке я и без того узнала о привычках соседей гораздо больше, чем хотелось бы, но именно сейчас это как контрольный в голову.
Денис поднимает взгляд в потолок, понимающе усмехается и тут же краснеет. А я не нахожу ничего лучше, чем ляпнуть:
- Это минуты на три. Не обращай внимания.
Жалеть о сказанном я начинаю ещё до того, как заканчиваю говорить. И очень надеюсь, что сам сосед сверху слышит происходящее у меня не так хорошо, как язвуки из его квартиры.
В тишине, когда Денис не знает, что ответить, ритмичный скрип чужой кровати гремит торжественным маршем в честь человеческих слабостей. И я тоже краснею, как школьница.
- А время-то! спохватывается Денис, не поднимая глаз.
Я соглашаюсь. Время. И вообще о репутации дамы думать надо, рыцарь ты или где.
Только под скрип кровати рыцарем быть сложно. Особенно благородным. Но Денис как-то справляется, и мне становится чуточку стыдно.
- Да брось, ночь на дворе, куда ты сейчас поедешь? нарочито легкомысленно хмыкаю я.
Он застывает на середине движения, все ещё не поднимая взгляда. И в его позе появляется что-то такое напряжённое и выжидающее, что я поспешно добавляю:
- Кресло раскладывается, я постелю тебе на кухне.
Денис наконец поворачивается и пристально всматривается мне в лицо, словно пытаясь отыскать где-нибудь на лбу намерение надругаться над невинным ГИПом. Я очень надеюсь, что оно там не значится.
- Ты знаешь, что на работе говорят про тебя и Андрея Анатольевича? спрашивает он как-то излишне серьезно.
Я киваю и пожимаю плечами. Говорят и говорят.
Порой людям свойственно говорить гадости про других. Так они чувствуют себя лучше. Выше всего этого.
Затыкать их бесполезно. Ради этого ощущениячто кто-то хуже, недостойней, чем они, отдельные личности кому хочешь глотку перегрызут. И потом ещё будут вещать, что они-то грызли с вилкой и ножом, заткнув салфеточку за воротник. Не то что некоторые.
- Ночь на дворе, повторяю я. Вернёшься сейчас домойвсех перебудишь. А то и вовсе гм, не разбудишь. Молодожены же.
Скрип сверху стихает как по заказу. Сегодня сосед особенно быстр и эффективен, и Денис косится на безответный потолок почти сочувственно.
- А это не слишком неловко начинает ГИП моей мечты, и я вручаю ему чистое полотенце, не дожидаясь окончания фразы.
Он дисциплинированно удаляется в душ, а я шуршу в шкафу, отыскивая постельное белье. И никак не могу выкинуть из головы мысли о том, как я сегодня буду спать.
Снова урывками? А если я снова начну говорить во сне?
Он ведь заметит. И не выспится, ко всему прочему.
Кажется, даме тоже не помешало бы думать о своей репутации, прежде чем укладывать спать рыцарей у себя на кухне. Не хватало ещё, чтобы он потом по секрету поведал Андрею Анатольевичу о моем режиме сна. Дражайшее начальство наверняка проникнется сочувствием и, чего доброго, ещё и в отпуск опять пошлет.
А что там делать? Чем занимать голову и руки, чтобы не свихнуться в край? У меня же даже средств, чтобы снова к маме слетать, нет!
Я кусаю губы и костерю сама себя. За этим непродуктивным занятием меня и застаёт Денис Владимирович, вернувшийся из душа даже более взъерошенным, чем обычно. И, разумеется, немедленно настораживается.