Тывлюблен в меня?
Вздохнув и покачав головой, словно только сейчас осознавая, с какой клинической идиоткой ему приходится иметь дело, Воронцов протянул руку и, нащупав мою талию, рывком притянул к себе.
Какая ты всё-таки иногда недогадливая, едва слышно выдохнул доктор, после чего наклонил ко мне лицо и мягко коснулся своими губами моих.
Словно тысяча игл пронзила всё мое телонастолько острыми казались ощущения. Вот значит, что чувствуешь, когда твои фантазии претворяются в жизнь. Растерянность, неверие, счастье, эйфорию. Весь спектр этих эмоций вихрем пролетел в моем сознании, после чего я, наконец, догадалась обнять Дана за шею. Очень вовремя, потому что мои ноги в этот самый момент решили ослабеть и подкоситься. Если бы не моя хватка и не руки доктора, которые продолжали крепко держать меня за талиюрухнула бы я к ногам Воронцова. Вот и вся история.
Доктор целовал меня осторожно, словно боялся, что я вырвусь и дам ему пощечину. Но разве вообще было это возможно, хоть в какой-то вселенной? Разумеется, нет. Поэтому, преодолев первый прилив чувств и эмоций, я почему-то робко и неуверенно ответила на поцелуй. И это словно дало сигнал Воронцову к тому, что всёжертва сдалась. Оставив одну руку на моей талии, вторую он запустил в мои волосы, несильно потянув при этом чуть спутавшиеся пряди. Звук, который при этом против воли сорвался с моих губ, был неожиданным для нас обоих. Вздрогнув, Дан чуть отстранился от меня, словно проверяя, не сделал ли он мне больно. О нет, доктор, можете мне поверитьничего, даже отдаленно напоминающее боль, я не испытывала.
Я ответил на твой вопрос? хриплым шепотом поинтересовался Воронцов, глядя на меня своими серыми глазами, зрачок которых почти полностью перекрыл радужку.
Сделав вид, что задумалась, я покачала головой:
Нет, что-то я действительно торможу. Объясни мне еще раз.
После чего сама потянулась к его губам. Второй поцелуй мало чем был похож на первыйхотя бы потому что я не привыкла к робости, если дело касалось проявления чувств. Нетя всё делала на максимум. Объятиядо сломанных ребер, поцелуидо кровоточащих губ, секстакой, чтобы утром болели абсолютно все мышцы. Вот и тогда, целуя Дана, я позволила ему прочувствовать всё то, что я испытываю к нему.
На удивление, Воронцов не отставал от меня, отвечая на мои поцелуи с тем же пылом и даже яростью. Кто-то говорил про Дана, что онробот? Это даже была я? Забудьте! Роботы не способны ТАК целоватьсясловно вкладывая в каждое движение и жест невероятные эмоции, которые заставляли мою кровь гореть, а всё тело плавиться. Будто я стала восковой фигуркой, которую слишком близко поднесли к огню. Но я была не хрупкой свечойнет, я сама была пламенем.
Словно силясь доказать своё превосходство и силу, я толкнула Дана в грудь. Явно не ожидав от меня такой подставы, доктор сделал шаг назади практически упал обратно в кресло. Прежде чем он успел что-то понять и попытался как-то остановить меня, я уже села к нему на колени, чтобы вернуться к прерванному занятию. К счастью, Воронцов мой план явно одобрил и даже попытался перехватить инициативу. Вот только у него ничего не вышлолидерство осталось у того, кто сверху. Уж простите за каламбур.
Когда воздух в легких закончился и они начали нещадно болеть, я с неохотой всё же разорвала наши слишком уж тесные объятия. Открыв глаза, я смогла во всей красе оценить открывшуюся моему взору картинутяжело дышащий Воронцов, с лихорадочным румянцем на щеках и покрасневшими от долгих поцелуев губами. Эх, жаль, что он стригся почти под нольрастрепанная шевелюра отлично дополнила бы эту картину.
Мне грела мысль, что до такого состояния его довела яАлиса Флорес. Ни какая-то там другая девица, и даже не его законная супруга, а именно я. Что этот блеск в глазахмоя заслуга, как и маленький кровоподтек на нижней губеда, я любила кусаться.
Оценив плоды своих трудов, я улыбнулась и кивнула:
Вот теперьда, я получила ответ на свой вопрос.
Подарив мне в ответ милую и открытую улыбку, Дан кашлянул, прочищая горло, прежде чем ответить:
Я рад, что смог донести до тебя свою точку зрения.
Чуть наклонившисьэто было несложно, учитывая тот факт, что я всё еще восседала у дока на коленяхя мягко коснулась его губ своими, после чего шепнула:
Я не хочу, чтобы меня лечил другой врач. Ты. Это должен быть только ты.
С тихим вздохом Дан отстранился ровно настолько, чтобы взглянуть мне в глаза. Он больше не выглядел пришибленным внезапной вспышкой страстинет, в его глазах отчетливо читались грусть и сожаление.
Алиса, я не могу. Если я останусь твоим врачомвсё это, обвел он наши фигуры взглядом, Будет невозможно.
Пришел уже мой черед отстраняться и хмуриться:
Но почему? Кому мы сделаем плохо своими возможными отношениями?
Такие правила. Яврач, а тымой пациент. И нарушение этих установок может обернуться чем угоднодо простого непонимания до лишения меня лицензии. На кону не только моя репутация, но и имидж клиники. Поэтому я и хотел передать тебя другому врачучтобы иметь возможность строить с тобой отношения, не нарушая этику.
Хмне так я всё это представляла. Док в очередной раз удивил меня. И снова доказал, насколько много в нем чести и даже какого-то благородства.
А я думала, ты хочешь сбагрить меня, чтобы избавиться и никогда больше не видеть, призналась я негромко.
Дан мягко засмеялся и, протянув руку, убрал одну из прядей волос мне за ухо. Коснувшись кончиками пальцев моей щеки, он сказал тихим и ласковым голосом:
Глупая. Я не хочу разлучаться с тобой. И дело тут даже не в чувствах. Передавать почти вылечившегося пациента другому врачуэто как сойти с дистанции за секунду до финиша. Глупо и даже в какой-то степени унизительно.
Так не делай этого! воскликнула я, вскакивая с колен Дана.
Тот покачал головой:
Я ведь уже сказал
Но я перебила его, не желая больше слушать эту глупые доводы разума:
Я слышала всё, что ты мне сказал! И как по мне, эта ваша врачебная этикаполная херня! Мы никому не сделаем плохо, если попробуем построить что-то. Но, раз уж имидж так важен для всехто мы можем просто никому не говорить.
Воронцов поднял на меня взгляд, привычно хмурясь:
Что ты имеешь в виду?
Я только пожала плечами:
Лишь то, что сказала. Мы видимся в этом кабинете три раза в неделюхорошо, пусть так и будет. Здесь, в этих стенах, ты будешь моим врачом. Будешь копаться в моей черепушке, искать изъяны и исправлять их. Сам сказалосталось немного. Но вне этого офисаты просто мужчина. Который может ходить в кафе, кино, театр и прочеежить полной жизнью. Окружающим не обязательно знать, кем мы приходимся друг другу. В конце концов, у меня ведь на лбу не написано, что ятвой пациент.
Внимательно изучая мое лицо, Дан словно пытался решить что-то для себя. минуты шлисперва одна, потом другая. Когда я уже хотела, не выдержав, потормошить доктора, тот подал голос, задумчиво протянув:
Думаю, в твоих словах есть здравое зерно.
Вот видишь! торжествующе воскликнула я, Ты пока подумай над этим, обмозгуй и реши, чего хочешь. А я пойдуза всеми этими ссорами и примирениями время нашего сеанса подошло к концу.
Сказав это, я направилась в сторону выхода. Мне не хотелось уходить, но умом я понимала, что мне стоит оставить Дана наедине со своими мыслями. Для него этот вечер стал чем-то вроде переломного момента. Всегда неукоснительно следуя правилам и подчиняясь лишь холодному голосу логики, Воронцов никогда не думал о том, что эти самые правила можно не нарушить, но грамотно обойти. Стоит лишь найти лазейку. Ему нужно было многое переосмыслить, и я должна была просто принять это.
Однако, когда я уже собиралась выйти из кабинета, негромкий голос Дана заставил меня обернуться:
Алиса! На сегодня мой рабочий день окончен.
Не скрывая удивленной улыбки, я приподняла бровь и спросила:
И? У тебя ко мне есть предложения?
Слегка неуверенная улыбка озарила лицо Воронцова, когда он задал мне встречный вопрос:
Ты говорила что-то про кино?
Глава двадцать первая
Меньше всего я ожидала, что очередной сеанс закончится свиданием с моим же лечащим врачом. А в том, что это было именно свидание, я лично не сомневалась ни минуты. На обычную встречу это было похоже, как арбуз на морковкуто есть, совсем никак. Но обо всем по порядку.
Да, мы всё ре решили пойти по стандартной схеме и отправились в кино. Словно самые обычные подростки, мы приехали к кинотеатру, взяли билеты на первый попавшийся сеанс, затарились попкорномДан, разумеется, взял карамельныйи заняли места на последнем ряду.
Сразу скажунет, никто ни к кому не приставал. Мы как-то негласно решили держать себя в рамках и придерживались норм приличия. Правда, в какой-то момент Дан всё же не удержался и взял меня за руку. Вряд ли его напугал фильммы пошли на глупую комедиюно он всё равно сцапал мою конечность и не выпускал до тех пор, пока в зале не загорелся свет. При этом он, явно не сознавая этоговзгляд мужчины ни на минуту не отлипал от экранато и дело поглаживал мою ладонь большим пальцем, посылая по всему телу толпы мурашек. Стоит ли говорить, что половину фильма я благополучно просмотрела, сосредоточившись на этой мимолетной ласке?
После фильма мы решили не отходить от общепринятых норм и пошли в кафе. В небольшом, но очень уютном кафе с весьма говорящим названием «Афродита» (чтобы вы понималив основном в нем расположились парочки разной степени милости), заказав крепкий кофе для Дана и зеленый чайдля меня, мы предалисьнет, не разврату, испорченные вы мои. Мы предались разговорам.
На самом деле никогда не замечала за собой особой любви к простому сотрясанию воздуха. Нет, с Васей мы, понятное дело, постоянно сплетничали. Но это понятномы ведь были подругами, девчонками, в конце концов. Кому, как не мне, было предначертано выслушивать все жалобы на Эдика? А они были, уж поверьте мне, особенно первый год после того, как эти голуби расписались. Василиска мужа хоть и любила, но нередко приговаривала, что именно жена станет причиной гибели ФСБ-ника, а никак не шальная пуля или какой-нибудь террорист.
С Эдиком мы тоже поболтать любили, но и этому было вполне логичное объяснениеза годы дружбы он тоже стал для меня подружкой. Очень странной подружкой, которая умудрилась утащить под венец еще одну мою подругу. Но кто я такая, чтобы судить, верно?
Так вот, о чем это я. когда дело касалось других мужчиня не особо любила разговоры. Не знаю, может, всё дело было в том, что я не любила говорить о себепо понятным причинам. Жизнь у меня всё же была не самая богатая на события. Но тут роль играл еще и тот фактор, что я просто не хотела разочаровываться. После первых пяти минут разговора я неизменно приходила к выводу, что мой собеседникне самый разумный представитель человечества. Нет, правдамне встречались лишь идиоты. Исключения бывалине спорю, но где присутствовал интеллект, обязательно отсутствовало что-нибудь другое. Манеры, например. Или здоровый образ жизни. Как-то так.
В случае же с Даном я поймала себя на мысли, что могу говорить с ним свободно, ничего не стесняясь и ни в чем себя не ограничивая. Более тогоя хотела говорить с ним, мне было интересно слушать его черт возьми, он оказался чертовски умнымнастолько, что я даже иной раз терялась и не знала, что ответить. А со мной такое случалось ну крайне редко, поскольку в виду огромного запаса свободного времени я активно налегала на книги. Нет, гением я себя звать всё же не смела, но могла заткнуть иной раз своих собеседников.
Но уж никак не Воронцова. Который, к слову, тоже никогда не производил впечатление общительного парня. А тут прям разговорился, и не на шутку. Может быть, потому что мы подняли одну из любимых его темпсихотерапию. Я не пыталась каким-то образом заработать бонусные очки или что-то подобноенет, мне правда было интересно слушать его рассуждения. В конце концов, я отлично его понималакогда речь заходила о моей работе, меня тоже бывало непросто остановить. Словесный фонтан никак не желал перекрываться. Такие вот онилюди, слишком увлеченные своей работой.
Имея на руках несколько козырей, а именно давние упоминания Эдика о достижениях и заслугах моего врача, я имела некоторое представление о том, какие вопросы можно задать Дану. И видеть, как в его глазах вспыхивает едва заметный огонек, который бывает лишь у тех, кто получает удовольствие от разговора и своей компанииэто было для меня наивысшей наградой.
Как-то незаметно мы подобрались к студенческим годам Воронцова, а послеи к его диссертации. Не боясь сойти за дуру, я раза три переспрашивала название темы его работы, но Дан терпеливо и с мягкой улыбкой повторял:
«Латентное торможениегениальность или сумасшествие».
А что это за зверь такой? спросила я, заинтригованная таким мудреным диагнозом.
Усмехнувшись, Дан заказал у пробегающего мимо официанта два куска шоколадного тортамои возражения по поводу того, что уже поздно и есть сладкое на ночь вредно, док благополучно пропустилпосле чего вернул свое внимание мне и нашей беседе.
Латентное торможениеэто явление, обнаруженное учеными в начале девятнадцатого века. Низкий его уровень говорит о психических отклонениях. Доказано, что на ранних стадиях шизофрении химия мозга изменяется, и это приводит к резкому понижению уровня латентного торможения.
Я моргнула, глядя прямо в глаза Дану. Раз, потом второй. В итоге, тряхнув головой, я хмыкнула и протянула:
Это всё, конечно, очень здорово, и наверняка жутко интересно, но я всё равно не понимаю. Что такое это твое торможение, и за что оно отвечает. И вообщеты говоришь, что низкий уровеньэто плохо, но само определение «торможение» мне лично тоже не навевает никаких хороших мыслей.
Дан хлопнул себя по лбунадеюсь, ни слишком сильно, потому что нельзя калечить такой гениальный мозгпосле чего виновато мне улыбнулся:
Прости. Иногда мне бывает непросто. Когда ты в чем-то разбираешьсякажется странным, что другие этого не понимают. Мне-то все эти вещи кажутся очевидными и элементарными.
Да уж, кивнула я, прищурившись, Опустим тот факт, что ты сейчас, не желая этого, проехался по уровню моего интеллекта.
Алиса, я не хотел, в голосе доктора звучало настолько искреннее раскаяние, что я против воли улыбнулась.
Ничего. Я отыграюсь в другой деньвывалю на тебя столько информации о цветах, что ты взвоешь.
Воронцов усмехнулся:
Договорились. Итак, объясняю буквально на пальцах. Латентное торможениеэто своеобразный фильтр, который защищает мозг от перегрузки. Он как бы отсеивает тот или иной информационный хлам, который мешает разуму нормально функционировать. Если этот фильтр дает сбой либо работает неправильно, то разум переполняется информацией, поступающей извне через органы чувств. Информационная перегрузка вполне может привести человека к помешательству.
Принесли наши десерты. Когда официант, расставив тарелки и пожелав нам приятного аппетита, удалился, я спросила, всё еще переваривая услышанное и раскладывая термины и понятия по полочкам:
А как понять, нормальный ли у человека уровень этого самого торможения?
Хмыкнув, Дан кивнул в сторону удаляющегося парня, облаченного в униформу с эмблемами кафе:
Посмотри на парня и скажи мне, что ты видишь.
Нахмурившись, я послушно перевела взгляд. Парень, как парень, ничего особенного. Две руки, две ноги, на заднем кармане брюк небольшое пятноне сильно заметное, но всё же оно там присутствовало. Пожав плечами, я озвучила свои наблюдения:
Обычный парень. Среднего роста, светлые волосы чуть вьются на концах, на цвет глаз внимания не обратила. Ни слишком аккуратныйна брюках пятно.
Воронцов кивнул:
Об этом еще говорит тот факт, что у него на рубашке пуговицы пришиты разныесреди белых я заметил две серые. А глаза, к слову, голубые.
Так, и о чем это говорит? задала я, на мой взгляд, вполне логичный вопрос.
О том, что твой уровень латентного торможения ниже нормы, «обрадовал» меня мужчина, Человек с высоким уровнем ничего из этого бы не заметил. Для него официант был бы простым парнем, который принес кофе и десерты. Это что-то вроде защитного механизма. Так, например, идущий в потоке людей обычный человек сосредоточен только на том, чтобы не столкнуться с двигающимися поблизости людьми. А человек с низким уровнем защиты от поступающего потока информации заметит и запомнит, во что одеты рядом идущие люди, выражение их лиц, обрывки разговоров, запахи. В это время их несчастный мозг будет лихорадочно обрабатывать обрушившиеся на него сведения, не успевая, запутываясь, испытывая сильнейшие перегрузки. Или вот, смотри.