Я уже почти готова убивать свою лучшуюи единственнуюподругу.
Которая, моргнув пару раз своими длинными ресницами, совершенно невинным, почти ангельским голоском произнесла:
А вы в курсе, что Алиса у нас еще и танцовщица?
Дан бросил на меня чуть удивленный взгляд:
Это правда?
Я неловко пожала плечами, чувствуя, как краснеют щеки и, мечтая провалиться сквозь землю:
Раньше занималась фламенко.
Вот видите!хлопнула в ладоши Гейден, И музыка как раз подходящая. Алиса, может, ты продемонстрируешь нам свои таланты?
Я бросила на подругу хмурый взгляд и покачала головой:
Основной атрибут танцаэто юбка в пол с оборками. Это, дернула я себя за край шорт, Мало похоже на наряд для фламенко. Как и мои балетки.
Но Васька явно не желала сдаваться:
А мы подключим воображение. Ну же, Лиска, станцуй!
Да, Алис, поддержал её Лис, В качестве подарка мне на день рождения.
То есть биты тебе было мало? уточнила я мрачно, жалея, что не могу эту же биту опустить кому-нибудь на голову.
Но тут в разговор вступил Дан. Вот уже от кого-кого, а от него я такой подставы не ожидала. Взяв меня за руку, он взглянул мне в глаза и мягко, негромко произнес:
Станцуй, пожалуйста. Для меня.
Ну, вот и как прикажете отказывать ему, когда он смотрит на меня так, словно от этого танца зависит чуть ли не его жизнь? Словно загипнотизированная (а зная таланты доктора, такой вариант исключать не стоит), я кивнула и поднялась на ноги.
Танцевать, когда у тебя из атрибутов только твои руки, непросто. Ни подходящей обуви, ни одежды, кастаньетов или, на худой конец, веера. У меня не было ничего, потому что я уже давно не занималась подобным. Но, танец, и уж тем более, такой страстный, которым и является фламенкоэто ведь выражение чувств. А для того, чтобы рассказать о том, что именно ты испытываешь, не нужны никакие атрибуты. Лишь твое тело.
Поэтому, прислушавшись к гитарным переливам, я подняла руку вверх, изогнув их в области запястий, и сделала первый шаг. Балетки не были приспособлены для того, чтобы издавать громкие звуки при топанье, но я вроде бы справлялась. Каждым своим движением я словно пробуждала ту неведомую силу, что дремала во мне. Горячая испанская кровь бурлила во мне, а азарт и легкое чувство возбуждения отчаянно искали выход.
Во время занятий, когда я разучивала каждое движение и пыталась отточить этот навык до совершенства, учитель постоянно ругал меня. Он считал, что ябольше русская, чем испанка, именно потому, что я пыталась учить. Как оказалось, фламенко нужно чувствовать. Фламенко нужно понимать. Фламенко нужно жить. И, лишь усвоив это, я смогла понять этот эмоциональный танец, созданный испанскими цыганами.
Для фламенко не существует каких-либо рамок. Когда твоя душа поёт по-испански, тогда на улице толпы танцуют фламенко. Главное почувствовать ритм каблуков, надеть на ладонь кастаньетыи окунуться в испанский мир. Мне пришлось ограничиться лишь своим воображением, нарисовав кастаньеты лишь в своей голове. Но, судя по притихшим друзьям, им этого хватило.
Во время занятий учитель также постоянно повторял одно. Он говорил, что в моем танце не хватает Дуэнде. Меня так злило то, что он даже не трудился объяснить, что же это значит, а у отца я спрашивать не хотела, ведь тогда пришлось бы признаться, что у меня что-то не выходит. И лишь после очередного отчетного концерта, к которому я готовилась так отчаянно, что даже сбила ноги в кровь, но я сорвала такие громогласные аплодисменты, что это искупило всё. Так вот, лишь после этого он признал, что это было самое шикарное выступление из всех, что он видел у своих учеников. И, наконец, сказал, что Дуэндеэто душа. И мне удалось вложить её в танец. И моей душой стало фламенко.
Все эти воспоминания пронеслись в моей голове, пока я танцевала, делая это так, как умею лишь я, вкладывая в каждое движение то пресловутоДуэнде. И, лишь когда музыка закончилась, я остановилась, тяжело дыша. А открыв глаза (которые, как оказалось, я закрыла, чтобы не дать себе отвлечься), увидела, что в беседке остались лишь мы с Даном. Который смотрел на меня как-то уж слишком странно.
А где все? спросила я, всё еще пытаясь перевести дыхание.
Ушли, ответил мужчина, Василиса сказала, что тут неподалеку есть озеро, в котором им жизненно необходимо искупаться.
Хмвот как, пробормотала я, чувствуя, как от взгляда Воронцова мне становится слегка не по себе, А ты, стало быть, остался
Дан сделал шаг ко мне, не разрывая зрительного контакта:
Как видишь.
Что, не захотел искупаться? слегка нервно хихикнула я.
Захотел. Вот только не купаться.
Мужчина подошел ко мне вплотную, и только тогда я смогла рассмотреть его глаза. Светло-серыеони казались почти черными из-за зрачка, практически перекрывшего радужку. В этот момент он как никогда напоминал мне дикого волка. Вот только страшно мне почему-то не было. Это ведь был мой волк.
И чего же ты захотел? чуть понизив голос, спросила я, первой протягивая руки и обвивая его за крепкие плечи.
Не чего, а кого, чуть хрипловатым тоном почти шепнул Дан, Тебя.
Не то, чтобы я шибко сомневалась в этомв конце концов, вариантов было не так уж и много. Но все равно от его негромкого признания меня словно всю прошибло токомот макушки до пят. А когда он коснулся моих губ своимия почувствовала, как земля плавно уходит у меня из-под ног. Как хорошо, что я успела вцепиться в его плечи, иначе просто рухнула бы на землю.
Этот поцелуй отличался от всех, что были у нас до того момента. Нет, техника по-прежнему была блестящейесли бы было можно, то я бы смело подняла вверх табличку с отметкой «десять». Разумеется, из десяти. Изменилась сама подача, словно Дан вкладывал в этот поцелуй совершенно другие эмоции. Он казался жадным, требовательным и каким-тоголодным.
И всё тут же встало на свои места. Разумеется, Вася не повела никого «срочно искупаться». Конечно, я не исключаю того, что поблизости действительно было озеро, и именно туда направились наши друзья. Но сам посыл был другим. Просто проницательная подруга поняла то, что укрылось от меня. А именноеё тактика сталкивания нас лбами, недвусмысленные намеки и пошлые шутки принесли свои плоды. И пустой дом был подарком от всех наших друзей.
Ладони Дана заскользили по моим плечам, притягивая меня ближе, словно он хотел вобрать меня в себя. Честноя бы даже сопротивляться не стала, настолько сильны были мои чувства. В конце концов, стать одним целым, чтобы провести всю жизнь рядом, никогда не разлучаясьчто может быть лучше? Разве не об этом мечтают все маленькие девочки, когда слушают сказки, что рассказывают им на ночь мамы? И пусть я уже давно не девочка, но что мешает мне продолжить мечтать? Тем более, когда исполнение заветного желания так близкотолько руку протяни.
Вот только я поступила с точностью до наоборот. Вместо того, что бы сделать шаг навстречу, я разорвала поцелуй и отступила назад. И полный разочарования, на грани боли, взгляд, был лучшей для меня наградой.
Что такое? растерянным голосоми такого тона я не слышала никогда до этогоспросил Воронцов, Я сделал что-то не так?
Но я лишь покачала головой, чуть прикусывая губу, и понимая, что сейчас не время включать робость и стеснение. Не для того нам была подарена эта возможность и ночь.
Поэтому, сглотнув ком волнения, что застрял где-то в районе горла, я негромко произнесла:
Нет, всё чудесно. Но, быть можетнам стоит войти в дом?
Хищный огонек, что зажегся в его глазах, был лучше всего положительного ответа. Кивнув, Дан протянул руку, и позволил мне, ухватившись за неё, как за соломинку, отвести его в прохладу белых стен. Но, едва двери закрылись, выдержка, кажется, изменила мужчине. Глухо рыкнув, он рывком притянул меня к себе, буквально впиваясь в мои губы требовательным, жадным поцелуем.
Я отвечала с не меньшим пылом и жаром. Дорвавшись до столь желанного тела, я словно не могла насытитьсямне хотелось прикасаться, гладить, царапать, мять его кожу. Чуть прикусив его нижнюю губу и услышав тихое шипение, я восприняла это, как знак одобрения и, прервав поцелуй, сместилась чуть в сторону, прижимаясь губами к его шее, ощущая на кончике языка солоноватый вкус его кожи. Шумный выдох сквозь сжатые зубы, был словно музыкой для моих ушей. И, желая закрепить успех, я зацепила зубами мочку его уха.
Кажется, это стало последним барьером. Который рухнул к моим ногам, являя передо мной совершенно иного Дана, ведомого лишь инстинктами и желаниями. Того Дана, которого мне так хотелось увидеть всё то время, когда он прикрывался своими щитами из убеждений, логики и правил. Теперь мы были на равных, поскольку оба состояли из чувства и желания. Вполне конкретного желания.
Я смутно помню, как мы добрались до спальни, и чья она былаего или моятоже казать было сложно. В конце концов, Вася в очередной раз оказалась праваможно было просто поселить нас в одну комнату. Что примечательно, половину одежды мы растеряли где-то по дороге, поскольку, упав на кровать, я отчетливо ощутила спиной прохладу простыней. А грудьютепло кожи мужчины, который собирался стать моим во всех смыслах этого слова.
Я не была неопытной девочкой в вопросах плотских страстей. Что уж там скрыватья могла похвастать довольно обширным послужным списком, и мне было с чем сравнивать. И Дан тое знал об этом. Здесь не прокатывало известное выражение «Кто у нас не первыйтот у нас второй». Ведь изначально он был моим врачом, которому я дала слово рассказывать всё, не опуская деталей. Так что мой мужчина был в курсе большей части моих же похождений. Да и у самого Воронцова явно были дамы и до меняэто стало бы ясно, даже не будь я в курсе, что он женат.
Мы не были первооткрывателями друг друга. Наверное, именно поэтому всё, что происходило между нами, было именно ТАКИМнастолько чувственным, ярким, волнительным. Мы узнавали друг друга по новому, и словно открывали сами себя, познавая те глубины чувственности, до которых ранее не мог добраться никто. Я могла говорить за себя точнокаждая эмоция была, словно маленький взрыв, а движение словно пробуждала во мне какого-то внутреннего демона.
Дан был потрясающимничего общего с роботом, с которым я раньше его сравнивала. Он был страстным, таким ярким и живым, что я почти горела в его руках. А то, как он прикасался ко мне, почти заставляло меня плакать. Никто никогда не обращался с моим телом ТАК. Словно я была каким-то божеством, и ему просто жизненно необходимо прикасаться ко мнеруками, губами, грудью, просто всем телом. И при этом он не позволял мне ни на секунду отвернуться или даже закрыть глаза. Будто он хотел, чтобы я не забывала, что это именно он довел меня до такого состояния. Глупо, ведь даже при всем желании я никогда бы не смогла выкинуть его образ из своей головы. Как и те ощущения, чувства и эмоции, что он дарил мне.
Но я не была бы собой, если бы не попыталась отвоевать статус лидера. В какой-то момент перевернувшись, я оказалась сверху, заставляя Дана шумно выдохнуть. Теперь пришел его черед запоминать, впитывать, понимать. Что рядом с ним именно Я, а не кто-то другой. Наклонившись так, что мои волосы распущенные волосы словно укрыли нас от всего мира, я подарила ему мягкий поцелуй, который закончился очередным укусом. Чуть солоноватая кровь попала на язык, словно подбрасывая еще дров в этот костер из эмоций. Шикнув, Дан подмял меня под себя, снова отбирая пальму первенства.
Безумиетак можно было окрестить то, что происходило между нами. Каждый из нас стремился подчинить себе другого, но неизменно уступал, поддаваясь эмоциям. Это было, как танецкак то самое пресловутое фламенко. И если быне дай Бог, конечнонас увидел бы мой учитель, он пришел бы в экстаз от того Дуэндо, что мы выдавали.
Уже после, лёжа на разворошенной постели и пытаясь привести в норму дыхание, я чуть повернула голову и, не удержавшись, хихикнула. Дан, который выглядел восхитительно помятым и невероятно сексуальнымособенно с темнеющим пятном на шее, которое оставили мои губыприподнялся на локте и бросил вопросительный взгляд в мою сторону.
Я сделал что-то смешное?
Покачав головой, я отозвалась, чувствуя, как саднит пересохшее горло:
Просто в голову пришла одна мысль.
Наклонившись и оставив легкий, почти невесомый поцелуй в области моего плеча, Дан мягко улыбнулся и спросил:
Озвучишь её?
Кивнув, я широко улыбнулась, прежде чем выдать:
Доктор, а вам не кажется, что мы сейчас немного нарушили границы этических норм?
Хохотнув, Воронцов почесал подбородок, словно размышляя, а после задумчиво ответил:
Немногоэто явное преуменьшение. За это могут и уволить. Если ты выдашь меня.
Игривое настроение не желало меня отпускать. Так что, повторив позу доктора и приподнявшись на одном локтетот факт, что мы даже не удосужились прикрыться, меня совершенно не смущаля хмыкнула, прежде чем ответить:
Что же, мне придется сильно постараться, чтобы удержать язык за зубами.
Одно быстрое движениеи я снова прижата к постели горячим и чуть влажным от пота крепким телом. Хихикнув, я попыталась вырваться, но разве от Дана можно сбежать? Особенно, когда в его глазах вновь вспыхивает тот самый огонек желания, а губы, наклонившись к моему уху, шепчут:
Думаю, с этим я смогу тебе помочь.
Хмкакое заманчивое предложение
Глава двадцать шестая
Знаете, в чем заключается невероятная «прелесть» моего парня-тире-доктора-тире-доставалы? И даименно в кавычках. Не знаете? Так я вам расскажу. Он всё самое «приятное» оставляет на десерт. И это я сейчас его методики лечения имею в виду. Хотя, мне казалось, что хуже визита к родителям Кирилла нет ничего, уже через три дня после дня рождения Елисея я поняла, как сильно ошибалась.
К слову об этомутром Вася, с неизменной усмешкой отдала мне наши топ и рубашку, ангельским голоском попросив в следующий раз всё же дотерпеть до спальни прежде, чем начать раздевать друг друга. Якобы в будущем нам это очень пригодится. Я не стала напоминать Гейден, в каких местах и позах находила их с Эдиком, когда они, наконец, отбросили все сомнения и начали встречаться, поскольку у меня было слишком хорошее настроение. Несмотря на то, что поспать мне удалось, от силы, пару часов.
Но, спустя трое суток от моего хорошего расположения духа не осталось и следа. Поскольку Дан озвучил финальную часть своего плана. А точнеемоего лечения. И это мне, мягко говоря, не понравилось.
Дан, тебя этими словами, конечно, не удивить, но я всё же попробую, произнесла я, сидя на диване в его кабинете и раздраженно болтая в воздухе ногой, Мне не нравится эта идея.
Хмыкнув, Воронцов кивнул:
Ты правая совершенно не удивлен. Помнится, в прошлый раз ты говорила ровно тоже самое. Не напомнишь мне, кто в итоге оказался прав?
Ну, ты, буркнула я, скрещивая руки на груди.
Точно! щелкнул пальцами мужчина, Может, тогда мы не будем снова проходить все пять стадий, а перейдем сразу к принятию и поедем? Можешь ты хотя бы иногдав виде большого исключенияне спорить со мной и не критиковать мои методики?
Тут уже я не удержалась от смешка:
Не могуэто ведь часть моего очарования. Будь я другойне нравилась бы тебе так сильно.
Слабая улыбка коснулась губ доктора, но вот во взгляде читалось легкое осуждение:
Алиса, мы ведь договаривались.
Я помню. Просто мне иногда сложно удержаться. Ты так мило злишься на меня.
Я продолжала играть с огнем, но поделать с собой ничего не могла. После всего, что произошло между нами, мне просто нравилось провоцировать доктора, выводя его на эмоции. Ведь, как показала практика, он был более чем эмоционален. И я словно заряжалась от него, как от большой, очень любимой батарейки.
Вот только почему-то моя батарейка изволила злиться. Ну, или что он там такое делал, недовольно морщась?
В любом случаесобирайся, в итоге велел Дан.
Недовольно фыркнув, я всё же поднялась на ноги. Подхватив свою сумку и повесив её на плечо, я повернулась к доктору, задумчиво приподняв одну бровь.
Признайсяты ведь просто хочешь познакомиться с моим отцом? спросила я с улыбкой, Что, решил заявить о серьезности своих намерений?
Воронцов закатил глаза, хватая свою барсетку, и убирая в неё ежедневник:
Очень смешно, Алиса Витовна.
Вот тут уже пришел мой черед морщиться. Да, у моего отца было очень красивое испанское имя Вито, которое переводится как «живой», и оно подходило моему родителю, как ничто другое. Почему? Да скоро узнаете, судя по всему. Дан ведь от своего плана ни за что не отступится.