Во рту пересохло. Я пополз вперед и взял бутылку воды со стола. Я осушил ее одним глотком. Экран на столе был черным. Когда я пытался сосредоточиться на изображении, то понял, что свет в камере выключен. Все погружено в темноту.
Облокотившись на стол, я прижал ладони к глазам и попытался вспомнить, что делал прошлой ночью. Мой разум был словно в тумане. Ярость охватила меня, когда я осознал, что гранулы в моем ошейнике теперь были сильнее, чем раньше. Госпожа, должно быть, узнала о моей невосприимчивости к наркотику. И она позаботилась, чтобы эти новые гранулы подействовали на меня должным образом, черт возьми. Они позаботились о том, что я ее убью.
Она хотела, чтобы я причинил боль Заалу Костава самым худшим способом. Она хотела, чтобы грузинский мужчина страдал.
Наконец туман в моей голове рассеялся. Я стал прокручивать свои действия, пока находился под воздействием сыворотки. Помню, что взял толстую веревку и связал миниатюрную грузинку так, чтобы она не смогла даже пошевелиться. Подняв ее обмякшее тело на руки, я прикрепил конец веревки к крюку мясника, который свисал с потолка. Она стонала, когда веревка врезалась ей в кожу. Я задавал ей вопрос за вопросом: как ее зовут? Кто она Заалу Костава? Какие у него слабости? Но она не отвечала. Я затягивал веревку туже, ее конечности краснели от давления, но она все еще не говорила.
Я насильно вливал ей в горло воду, заталкивал еду, и даже позволил ей воспользоваться ванной, но вскоре после этого она потеряла сознание. Я вернулся в дальнюю комнату и погрузил камеру во тьму.
Легкая депривацияэто способ сломить моих жертв.
Уставившись на экран, я зажег свет в камере. Маленькое женское тело безвольно свисало с потолка. Когда зажегся свет, она резко вскинула голову. Я заметил, что она вздрогнула от вспышки яркого света. Я наблюдал, как она вздрагивала от боли, находясь в подвешенном состоянии, с крепко затянутой веревкой. Но все же она оставалась непокорной. Теплое чувство распространилось по моей груди, наблюдая за ее очередным очевидным проявлением силы.
Она была стойкой. Стойкой и решительной.
Но если я хочу спасти 152-ую, то эта женщина должна быть сломлена.
Взяв со стола протеиновый батончик, я заставил себя съесть эту чертову штуку. Что могло сломить ее? Проходили дни. Даже несмотря на всю боль и страх, она не сломалась.
Я перестал есть, когда вспомнил ее реакцию в тот единственный раз. Это было тогда, когда я прижался к ее обнаженному телу. Когда мой нос пробежал по ее шее. Когда мой член прижался к ее телу.
Я замер, когда понял, что это должно сработать. Мне придется изменить тактику пытки. Мой желудок сжался при мысли о том, что мне придется так близко подойти к грузинке, к другой женщине. Но когда мои глаза снова вернулись к экрану, к связанной женщине, мое напряжение спало. Она совсем не была похожа на Госпожу. Она была нежной. Она была молодой и, даже если я ненавидел грузин за то, что они грузины, она была красивой.
Моя кожа покрылась мурашками, вспоминая сладкий запах ее кожи, ощущая ее шелковистую длинную шею под своим носом. Мои мышцы напряглись при мысли о ее карих глазах, смотрящих в мои. В тот раз она не смотрела на меня с ненавистью. Как будто она видела во мне кого-то другого, а не какого-то долбаного уродливого зверя. Она сумела разглядеть того, кем я был раньше.
Кем-то более важным, чем я был сейчас.
Я быстро прогнал эти мысли.
Выпрямившись, я размял шею и открыл дверь в камеру. Только перед своим уходом, я поднял температуру камеры до двадцати градусов. Первая часть моего плана была избавить ее от страха. Еда, вода и тепло. Затем проводить часы с ней под присмотром моих рук.
Ее отталкивало уродство моего лица, но с моим опытом она не сможет устоять перед наслаждением от моих рук. Даже если она все еще нетронута.
Заходя в освещенную комнату, я смотрел прямо перед собой. Я стискивал зубы, а руки сжимались в кулаки от того, что я должен был сделать. Госпожа учила меня быть экспертом в сексуальных пытках, но никогда прежде у меня не было возможности применить эти знания. Большинство моих жертв были мужчинами. Было всего две женщины, пытать которых посылали меня. Они сдавались сразу, как только просыпались в клетке. Их смерти были быстрыми в награду за ценную информацию. Не было никого похожего на эту миниатюрную грузинскую женщину.
Когда я вошел в главную комнату камеры, ее глаза поднялись поприветствовать меня. Они расширились, и ее губы приоткрылись. Ей было страшно. Она пристально следила за моим приближением, ее грудь поднималась и опускалась, ее полные сиськи пробивались сквозь веревки.
Остановившись перед ней, я смотрел ей прямо в глаза. Ее лицо слегка расслабилось, когда она изучила мои глаза. Я понятия не имел почему.
Когда ее тело дернулось от слишком долгого нахождения связанной, я подошел к рычагу на стене и потянул его вниз. Наверху послышался скрежет приводимого в действие механизма. Через несколько секунд крюк мясника начал опускать ее на кровать в центре комнаты. Она приземлилась на поверхность, веревка все еще была безжалостной.
Подойдя к кровати, я вытащил крюк из петли и щелкнул рычагом, чтобы поднять его к потолку. Ни разу женщина не вздрогнула, пока я обходил ее. Вернувшись к кровати, я поднял руки и начал медленно развязывать веревку. Вздох облегчения вырвался из ее рта. Ее замерзшее тело оставалось неподвижным, пока я сантиметр за сантиметром разматывал толстую веревку.
Пару минут спустя, когда она была освобождена, я откинул веревку на пол. Затем снова обратил внимание на женщину и заметил кровоподтеки от веревки на ее коже. Ее конечности были отмечены углублениями и вмятинами от натянутой веревки.
Бессознательно мои руки начали двигаться. Я вытянулся по стойке смирно, когда увидел, что они парят над ее спиной. Стиснув зубы, я рванул их обратно.
Собрав все свои гребаные мысли вместе, я приказал:
Ложись!
Ее спина напряглась от моей команды. Из-за холода тело грузинки скрючилось и исказилось. Чтобы мой новый план сработал, ее нужно было вернуть к тому, как она выглядела раньше. Как себя чувствовала, прежде чем я причинил ей боль.
Я причинил ей боль странная мысль закружилась в моей голове, возвращая боль обратно в мою грудь. На долю секунды я позволил себе ненавидеть то, что причинил ей боль, прежде чем причиню ей боль снова.
Я стоял позади, но она не двигалась. Наклонившись вперед, я откинул длинные волосы от ее шеи и прижался губами к ее уху. На ее обожженной коже появились мурашки. Я почувствовал прилив тепла внутри, зная, что моя близость так повлияла на нее. Я знал, что это не было влечением, но ей не нужно было находить меня привлекательным, чтобы так среагировать.
Ложись! еще раз скомандовал я.
Низкий стон вырвался изо рта женщины. Ее тело тряслось, но она заставила себя убрать свои ноги от груди, чтобы выпрямиться. Ее руки, неловко обхватившие грудь, соскользнули по бокам, голова откинулась назад на кровать, а спина распласталась на поверхности. Закрыв глаза, она тяжело дышала от боли. Хотя в комнате по-прежнему было холодно, на ее лбу выступил пот. Я знал, что она страдает от боли.
Когда Госпожа обучала меня быть самым эффективным убийцей, она сделала все, чтобы и я познал страдания от пыток. Она говорила, что мне необходимо знать, как все ощущается: боль, страдания и полное насилие над мозгом жертвы. Она кончала, смотря, как я страдаю от боли. Она кончала и тогда, когда резала и рвала мое лицо.
Хриплое дыхание маленькой грузинки замедлилось. Мои глаза прошлись по всему ее прекрасному телу. Ожоги от веревки тянулись по коже, показывая, где именно я причинил ей больше всего боли. Наклонившись над кроватью, я заметил, что ее руки были согнуты на поверхности, ногти пытались вонзиться в кровать внизу. Но все, что я мог видеть, была мягкая кожа под отметинами, ее полные сиськи и, конечно же, ее киска.
Протянув руку, я слегка надавил кончиками пальцев на ее икру. Она подпрыгнула от моего прикосновения. Ее дыхание участилось, когда я провел кончиками пальцев по ее колену и по внешней стороне бедра.
Она, совершенно неподвижная перед моим исследованием, начала слегка двигаться. Ее колено согнулось, когда я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра и вокруг ее влагалища. Хриплый стон сорвался с ее губ, и живот напрягся от этого ощущения.
Я знал, что это не было удовольствием пока; я знал, что это было от незнакомого прикосновения мужчины. Я продолжал свое путешествие по ее животу, пока не достиг нижней части ее груди. Я сделал паузу и перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки были раскрасневшимися. Ее ранее тусклые глаза блестели от страха.
Высунув язык, я провел кончиком по своим губам, медленно и влажно, наблюдая, как она смотрит на меня своими большими девственными глазами. У нее перехватило дыхание. Сопротивляясь победоносному удовольствию, которое я испытывал от того, как быстро она реагировала на мои прикосновения, я провел кончиками пальцев по ее пухлой левой груди. Ее красный сосок затвердел, превратившись в маленькую твердую пику. Я водил пальцем вокруг соска, наблюдая, как розовая кожа покрывалась мурашками и трепетала под моими прикосновениями.
И я не мог отвести взгляд. Ее тело было напряженным и стройным. Ее сиськи были полными и упругими. Ее кожа была такой мягкой. Но это ее выражение лица, от которого у меня болели яйца и член был твердым, как камень Несомненно, эта женщина была напугана, но в ее глазах было что-то еще. Что-то, что еще предстоит назвать, когда я исследую ее тело нетерпеливой рукой. Это смутило меня, потому что, что бы это ни было, это не было отвращением. Она не смотрела на мое изуродованное лицо и изборожденное шрамами тело и не пряталасьэто было связано, бл*дь, с моим разумом. Это сжимало чертову грудь.
Мои пальцы неохотно оторвались от ее груди и побежали вверх по шее. Она застыла, ее конечности выпрямились, дыхание остановилось. Внезапно она сглотнула, когда мои пальцы коснулись ее щеки. Потом мои пальцы замерли. Огромные темные глаза смотрели на меня, длинные черные ресницы трепетали на ее щеке. Мой желудок напрягся. Полные губы женщины приоткрылись, и ее теплое дыхание коснулось моей руки. Что-то внутри сдерживало меня, когда ее темные глаза сверлили меня.
Так мы и застыли на несколько минут. Затем лицо Госпожи вспыхнуло у меня в голове. Она была единственной женщиной, к которой я когда-либо прикасался. И я наслаждался каждой минутой причинения боли садистской суке. Но я ни разу не касался ее лица. Ее уродливого ядовитого лица.
Когда я отдернул руку, мои брови опустились в гневе. Я отступил на три шага. Затем попятился еще дальше, потом повернулся и направился в заднюю комнату. Как только я вошел в дверь, я тихо зарычал и ударился головой. Засунув руку в штаны, я крепко сжал свои яйца, мой член мгновенно смягчился от боли.
Через пять минут я поставил еду и воду на поднос и направился обратно в комнату. Грузинка все еще лежала на кровати, но ее голова приподнялась, и глазами она нашла меня, когда я подошел к тому месту, где она лежала.
Сядь! приказал я.
Она прижала ладони к кровати и села. Мои ноздри раздулись, когда ее ноги свесились с кровати, а бедра слегка раздвинулись. Я заставил себя поднять глаза. Они сузились, когда я увидел ее тело. Она похудела.
В конце концов, женщина подняла голову. Шагнув вперед, я поставил поднос на кровать.
Ешь. Пей! приказал я.
Женщина перевела взгляд на поднос.
Я скрестил руки на груди.
Ешь. Сейчас же! громко скомандовал я.
Она протянула дрожащую руку и взяла бутерброд. Затем медленно поднесла бутерброд ко рту. И все это время я наблюдал за ней. Я даже не пошевелился. Я стоял прямо перед ней, пока бутерброд не исчез, а бутылка с водой не была выпита.
Женщина вытерла рот, когда я шагнул вперед и убрал поднос. Я поставил поднос на пол и вытянул руки. Женщина ни разу не отвела от меня своего взгляда.
Глубоко вздохнув, готовый начать, я двинулся вперед, пока не оказался перед ее ногами. Длинная прядь темных волос упала ей на плечо. С контролируемой нежностью я откинул ее назад, проведя пальцем по ее щеке.
Женщина напряглась и резко втянула воздух. Очень медленно я положил руки на кровать по обе стороны от ее тела. Мое лицо вторглось в ее личное пространство. На таком близком расстоянии я мог различить прерывистое дыхание, с трудом проходящее сквозь ее сжатые губы. Я прижался носом к ее шее и провел им вверх, пока мой рот не оказался у ее уха.
Скажи мне свое имя, kotyonok (прим. пер. котёнок). Мой голос был хриплым и низким, и я провел носом вниз по ее шее только после того, как назвал ее котенком на моем родном русском языке.
Женщина резко повернулась ко мне лицом, ее полные губы коснулись моей щеки. Как только ее губы коснулись моей заросшей щетиной кожи, она опустила голову и прошептала:
Элен.
Ярость загорела внутри, когда она решила продолжать лгать, но я не позволил своему лицу измениться.
Элен, пробормотал я, поднимая руку, чтобы зарыться в ее волосы.
Она вздрогнула, и я добавил:
Элен. Элен Мелуа из Казрети, Грузия.
Да, ответила она, задыхаясь. Отодвинувшись на дюйм, я увидел, как сильно бьется пульс на ее шее. Капелька пота скатилась из-за ее уха, когда температура в комнате начала подниматься до терпимого уровня. Увидев, как она скатывается по ее бьющемуся пульсу, я высунул язык и слизал ее.
Ее шокированная реакция превратилась в смущенный всхлип. И я ухмыльнулся в ее волосы, придвигая свою грудь ближе к ее.
Элен Мелуа, снова прошептал я ей на ухо. Такая красивая. Слишком красивая, чтобы я стал причинять тебе боль. Слишком красивая, чтобы заставлять тебя кричать я помолчал, потом добавил, от боли.
Мои пальцы прижались к ее горлу, когда она была шокирована от моих слов. Затем я опустил свои пальцы к ее груди.
Женщина полностью замерла. Потершись грудью о ее грудь, я, в конце концов, отодвинулся и протянул ей руку. Она посмотрела на мою руку и отрицательно покачала головой. Подойдя еще ближе, я протиснул свои мускулистые ноги между ее ног. Она боролась, чтобы не впустить меня, но бороться с ее силой было все равно, что прихлопнуть мухуона была для меня ничем.
Я двинулся вперед. Когда мое бедро прижалось к теплу ее лона, ее спина опустилась на кровать. Положив руки по обе стороны от ее тела, я пополз туда, где она лежала, моя грудь скользила по ее. Ее плоский живот встретился с моим. Ее дыхание стало прерывистым. Я прижался к ней всем телом, наблюдая, как густой румянец покрывал ее кожу. Робкий крик сорвался с ее губ, звук ее дискомфорта заставил мои мышцы гореть в победе. Она могла быть сильной перед лицом боли, но передо мной каково это? Близким и касающимся ее тела? Она была беспомощна и не могла подавить свой страх.
Подталкивая свои руки выше, пока моя верхняя половина полностью не накрыла ее, я прижался щекой к ее щеке и притянул свой рот к ее уху. Ее руки поднялись, чтобы схватить меня за бока в ответ. Она сильно толкнула меня в грудь. Мой член наполнился кровью, когда она попыталась сопротивляться. Я засмеялся низко и глубоко ей в ухо, прижимая сильнее, пока она не перестала двигаться подо мной. Когда мой рот завис над ее ухом, я высунул язык и с мучительной медлительностью лизнул внешнюю оболочку ее уха.
Ее кожа горела рядом с моей, и, в последний раз коснувшись мочки ее уха, я прорычал:
В этой камере ты моя. Все, что я захочу, ты сделаешь. Твое тело принадлежит мне, пока ты не скажешь то, что я хочу знать.
Она судорожно вздохнула. Повернув голову так, что ее рот оказался у моего уха, она всхлипнула:
Нет. Я умоляю тебя
Она едва издала звук, но волнение пробежало по моим венам, когда эта мольба заполнила тихую комнату.
О чем ты меня умоляешь? зондировал я.
Повернув голову, я увидел, как ее глаза зажмурились, и она просто повторила:
Я умоляю тебя Не надо, ее лицо исказилось.
Боль вернулась в мою грудь и набухла, чтобы укорениться в моем животе, когда ее рука внезапно побежала по моей груди. Медленно. Мягко. Мое дыхание остановилось, когда я заглянул ей в глаза, удивляясь, почему. Но я не мог ее прочесть. Я не мог читать ее, когда слезы наполнили ее глаза, и ее палец пробежал прямо под моим ошейником. Ошейник, который теперь привлек ее внимание.
Я нахмурился, когда это незнакомое чувство почти заставило меня спрыгнуть с кровати. Она прикасалась ко мне нежно. Ко мнеуродливому зверю Госпожи. Ко мнерусскому предвестнику смерти. Это было невозможно. Госпожа поиздевалась над моим лицом так, что все женщины, кроме нее самой, держались от меня подальше. Чтобы только Госпожа могла полностью владеть мной. Но эта чертова боль не проходила при мысли о том, что эта юная грузинка не видит моих шрамов. Она каким-то образом видела забытого меня, существующего где-то под шрамами зверя.