Естественно, пьяные люди могли вояжировать из категории в категорию (особенно дерзкие в агрессивные), в зависимости от степени выпитого и внешнего раздражителя. Но по умолчанию, когда пьянка проходит среди своих, по законам даже не мужского, а скорее пацанского этикета, как правило, все пьющие соответствовали Серегиной классификации.
Своего коллегу Константина Логунова Щавель относил к категории «дерзкие». Вот и сейчас, сидя на кухне, Костян кидал в волну добра, любви и теплоты Сереги свой агрессивный красный буек с проблесковыми маячками. А по мере употребления высокоградусного напитка все более и более распалялся и переходил в стадию агрессивности. Причина была стандартная, но вопиющаянесправедливость. Барак, в котором проживало семейство Константина, был построен по простому советскому принципу: два подъезда, два этажа, в подъезде на каждом этаже по две квартиры, этажи разделены крутой деревянной лестницей. Логуновы жили на втором этаже, напротив них жила семья Чупиных: Чупин-мужровесник Костяна, работающий на том же заводе, но в другом цеху; Чупина-женана два года младше жены Логунова, крановщица мартеновского цеха и Чупин-сыншести лет, ходивший в тот же садик, что и дочь Логуновых. Казалось бы, такое возрастное, социальное и семейное совпадение сделает соседей хорошими друзьями (у соседей снизу так и сложилось, они семьями отмечали праздники, вместе закрывали консервы, вместе красили гараж, по очереди ходили в магазин и легко занимали друг другу деньги), но звезды не сошлись. Логуновы и Чупины жили в постоянной конфронтации. Началось все с лестницы в подъезде. Обе семьи стали жить в этом доме практически одновременноодним квартира досталась от бабушки, а вторые её купили. Жена Логунова, которую звали Машей, была очень чистоплотной женщиной и постоянно поддерживала чистоту в доме. После знакомства с новыми соседями Маша предложила жене Чупина мыть общий коридор и лестницу по очереди, согласно составленного ею графика уборки. На что получила ответ, что лестницу нужно мыть не по каким-то графикам, а когда она будет грязной. На тот момент каждый остался при своем мнении. Сначала Маша Логунова продолжала мыть лестницу в свои дни по графику, но очень скоро убедилась, что кроме неё никто лестницу не моет. Факт, что она одна делает работу за двоих, не давал Маше покоя. Тогда она вспомнила слова жены Чупина о том, что нужно убирать лестницу по мере её загрязнения, и прекратила мыть онуюстала выжидать, когда же соседка решится на уборку. Ждать пришлось долго. Лестница постепенно заросла старой засохшей грязью, разлинеилась черными помазнями от обуви, украсилась паутиной, перила покрылись пылью. Но семейство Чупиных оставалось к этому безучастно. Наконец, спустя почти месяц, Маша Логунова не выдержала и обратилась к соседке с требованием убрать на лестнице и этаже, обращая её внимание на скопившуюся грязь. На что получила ответ: «Вам надо, вы и убирайте, а нас и так все устраивает». Маша убрала (внутренняя чистоплотность взяла верх), но уборка далась ей тяжело морально. Она посчитала себя униженнойсоседка словно показала, что уборка лестницы ниже её достоинства, а вот для Маши Логуновой в самый раз. О чем в слезах и поведала мужу. Костян жену любил и решил просто так дело не оставлять. Он постучался к соседям в надежде «чисто по-человечески» договориться, но встретил там такую волну непонимания, а чуть позже и агрессии, что дело дошло до драки. Особых увечий никто не получил: оба отца семейств оказались посредственными бойцами и дальше толканий и неловких захватов дело не пошло. На этом режим агрессии был окончен, и началась эпоха соседской «холодной войны».
Сначала внезапным образом пострадал велосипед Чупина-младшего: оказалось, что у стоящего в подъезде двухколесного транспортного средства внезапно возникли пробоины обеих покрышек с камерами, причем в нескольких местах. На вопрос Чупина-старшего к Костяну не в курсе ли он, как получилось, что стоящий в подъезде велосипед получил такие увечья, тот лишь удивленно округлял глаза и отвечал: «Мало ли, наверное, твой малой ездил по дороге с раскиданными гвоздями или битыми бутылками». Не прошло и двух недель после велосипедного происшествия, как оказалось, что на коврике возле двери Логуновых кто-то навалил огромную вонючую кучу. Теперь уже Чупин-старший на вопросы Логуновых «Кто это сделал?» округлял глаза и в похожем ключе отвечал: «Да мало ли, к вам вот всякие личности подозрительные шастают, вон возьми хотя бы Серегу Щавеляведь пьянь и отморозок, стопудово он нажрался и насрал вам под дверь. Короче сами виноваты, нефиг всяких шаромыг в дом пускать». Прошло еще две недели, и замочная скважина Чупиных оказалась залита суперклеем. Чупины больше вопросов о виновнике не задавали. С помощью паяльной лампы и неоднократно поминаемой женской линии династии Логуновых проблема входа в квартиру была устранена. Казалось бы, конфликт достиг своего апогея, дальнейшая его эскалация уже тянула на уголовщину. Целых три месяца прошли в подчеркнутом натянутом игнорировании соседями друг друга, но без происшествий. Костян уже победно поглядывал на соседей, считая, что они усвоили, кто на их этаже главный перец. Но оказалось, что Логуновы просто выжидали момента. Ровно через три месяца, день в день после того как замочная скважина Чупиных оказалась залита суперклеем, замочная скважина Логуновых оказалась задута монтажной пеной. Тут уже паяльная лампа была бесполезна, дверь пришлось вырезать болгаркой. В ярости Костян Логунов опять сцепился с Чупиным-старшим, но как оказалось, боевые навыки за время «холодной войны» никто не подтянул, и драка снова закончилась безобразной ничьей.
С тех пор минуло два месяца. Все это время прошло между соседями в тотальной слежке друг за другом. Стоило только открыться на этаже одной двери, как тут же открывалась и другая, чтобы проследить, не собираются ли враги из квартиры напротив устроить очередную пакость.
В данный момент, сидя на своей кухне и распивая с Серегой Гоменюком самогон, Костян Логунов припоминал все гадости, которые сделал ему сосед (при этом абсолютно не вспоминая, что сам сделал соседу), и все больше распалялся. Чувство несправедливости совместно с чувством страха (и ведь было из-за чего, зная характер соседа, можно было не сомневаться, что этой войне еще очень далеко до победного конца) давило на сознание Костяна. Логунову чуть-чуть не хватало решимости пойти и начистить физиономию пакостному соседу. Тем более что есть помощник Серега, а значит, за ними численный перевес. Это самое «чуть-чуть» он компенсировал самогоном, наливая сразу по трети стакана и делая промежутки между «накатами» все реже и реже, куря при этом сигарету за сигаретой.
Щавелю не нравилась перспектива мордобоя: его волна любви, добра и теплоты разбивалась об агрессию Костяна. Даже многократно сказанный тост «Быть добру!» почему-то не оказывал никакого умиротворяющего эффекта, но перечить хозяину он боялся. Во-первых, он гость, а во-вторых, его бесплатнои не в первый раз уже! угощают, ну и в-третьих, он же компанейский пацан. Смирившись со своей участью, Серега встал из-за стола, дабы отлучиться в туалетколичество выпитого нещадно давило на мочевой пузырь. Вестибулярный аппарат тут же отобразил весь нанесенный алкоголем урон организму смазанным фокусом и нечеткой моторикой. Серегу бросило вперед, и если бы он инстинктивно не выбросил руки и не оперся ими о стену, быть бы его носу расквашенным. Упираясь руками в стену, Щавель добрался до туалета. В газах плыло и двоилось. Серёга подошёл к унитазу и понял, что стоять без опоры у него не получится. Прислонившись плечом к стене, пьяный бетонщик приступил к процессу опорожнения мочевого пузыря. Однако упрямая струя никак не хотела попадать в унитаз, хоть Серега и отчаянно целился, прикрыв один глаз для пущей меткости. Но туловище вместо того, чтобы вертикально служить верой и правдой, описывало хаотичные круги, мешая сосредоточиться на прицеле. Совесть пробилась через алкогольные пары и подсказала Гоменюку, что хозяева точно не одобрят околотуалетную капель гостя. Поэтому он нашел лучший способ решения ситуацииснял штаны и уселся на унитаз. Опершись на бачок спиной, Щавель сумел-таки зафиксировать себя в пространстве. Наконец-то можно было расслабиться. Рассматривая дверь туалета Логуновых, он окончательно опорожнил мочевой пузырь, и по мере убывания излишней жидкости в голове стали появляться приятные воспоминания.
Почему-то вспомнилось0 как в детстве кормил щенка котлетой с ладошки. Потом воспоминание перетекло в запах хвои, мандаринов и образ шоколадной конфеты, висящей на елке, она была съедена гораздо ранее наступления Нового года, а в фантик, дабы не было заметно следов преступления, предусмотрительно был завернут кусок пластилина. Потом память подкинула Щавелю воспоминание, как он целовался с Валькой Жуковой на дискотеке в школьном спортзале. И совсем уж неожиданно вспомнил, как в восьмилетнем возрасте он отдыхал с мамой в курортном пансионате возле моря: как горяч и мягок был песок, как кусочки ракушек прилипали к телу, как он сгорел и потом через несколько дней тянул на руках и груди отслаивающуюся паутину сгоревшей кожи. Это воспоминание вызвало в пьяной голове Сереги очень приятное и сладостное ощущение. И он думал о тянувшей коже снова и снова, вспоминал, какая она приятная на ощупь, и представлял, как он отрывает все большие куски, которые становятся бесконечными. Отрывал, отрывал и отрывал
Проснулся Гоменюк от того, что стукнулся лбом о шершавую стену. В первую секунду Серега даже не мог понять, где он. Только спустя пару мгновений, сложив в кучу оле-гу-нар-соль-скья-ер (вот привязалось), Гендальфа Синего, ТРИНАДЦАТЫЙ трамвай, Костяна, его соседа, самогон и спущенные штаны, наш герой понял, что он заснул в туалете. Сколько прошло времени, Серега не мог определитьможет, несколько минут, а может, несколько часов. Гоменюк попытался встать, что оказалось весьма проблематично. Во-первых, затекшие ноги отказывались служить, а во-вторых, скачущее внутричерепное давление подсказало, что еще не время совершать резкие телодвижения. Такое состояние не было для Сереги в новинкуон периодически засыпал в самых разных позах, в различных неприспособленных для сна местах. Гоменюк пощипал ноги, возвращая им нормальное кровообращение. Воспользовавшись моментом, справил нужду. Наконец, пошатываясь, Серега вышел из туалета и зашел в ванную. Оле-гу-нар-соль-скья-ер, оле-гу-нар-соль-скь-ер. Опять в голове завелась эта шарманка. Напившись воды из-под крана и какое-то время подержав голову под холодной водой, Щавель сумел вернуть себе подобие четкости мысли. Состояние было ни туда ни сюда. И вроде не сильно пьяныйне двоится в глазах, и ноги не подкашиваются, но и трезвым себя назвать язык не поворачивается. Монах-буддист не бьет в колокола (что уже неплохо), но вместо этого бегает по своему монастырю (или что у него там) из угла в угол, отчего лучше не делать головой резких движений. Серега сосредоточился. Он все еще у Костяна в гостяхэто раз. Никаких шумов, означающих жизнедеятельность хозяев, это два. Логично было начать поиски хозяина с того места, где он видел его последний раз. И логика не подвела бетонщика третьего разрядазайдя на кухню, он тут же обнаружил пьяно посапывающего Костяна. Тот лежал красной мордой на клеёнчатой скатерке, разбросав по столу мобилку, кошелек, стаканы, какой-то хлеб, какие-то огурцы, сигареты и перцовый газовый баллончик (видимо, все-таки собирался разобраться с соседом). Электронные часы на кухне красным мигающим светом пугали цифрой 18:37. Неожиданно к Сереге пришла невероятная четкость мысли, свойственная злым гениям в трудной ситуациискоро придет со смены жена Костяна. Она явно не будет довольна увиденной картиной, а значит, объяснений с ней необходимо избежать. Здесь выпить сегодня явно больше не обломится, а ведь вечер нужно как-то продолжать. Но на это нет денег.
Полностью воплощая своим поведение народную поговорку «глаза боятся, а руки делают» Гоменюк нашел пустую пластиковую емкость из-под газировки объемом 0,7 литра, наполнил её почти полностью самогоном из трехлитровой банки, легкомысленно оставленной Костяном на кухне. Взгляд Щавеля сосредоточился на столе. Набрав в лежащий возле холодильника кулечек остатки закуски, Серега потянулся к кошельку Кости Логунова. Себя он подлецом не считал, оправдывая свои действия тем, что Костян ему бы обязательно занялне будить же товарища из-за такой мелочи. К чести Гоменюка нужно признать, что сумму он взял действительно мизерную, которой бы хватило на проезд и пару бутылок пива. Расчет был прост: наконец-то Серега воспользуется оружием, которое всегда использовалось против негопровалами памяти в состоянии алкогольного опьянения. Если Костян вспомнит, что в кошельке не хватает денег, можно сказать: «Ты же мне сам занял, не помнишь, что ли». Ну, а если не вспомнит В общем, не такая прямо и сумма, чтобы из-за неё можно было бы мучиться сомнениями и воспоминаниями. С этой мыслью Серега Гоменюк и покинул гостеприимный дом Логуновых.
Улица встретила хитрого бетонщика запахом горячего асфальта, вперемешку с запахом прелого белья и солярки. Во рту помимо устоявшегося амбре логуновского угощения появился тухлый привкус доменной пыли. Недолго думая, Щавель направился к ближайшей водоразборной колонке в соседнем дворе. Там он с наслаждением вволю напился, умылся и окончательно пришел в себя, насколько позволяло его состояние. Это было невероятное ощущение. Так, наверное, чувствовали себя гусары, въезжая в незнакомый город, где прекрасные представительницы весело приветствовали их бросками в воздух чепчиков и прочих скромных элементов дамского туалета, суля таким образом недолгое, но очень веселое времяпровождение. Серега был навеселе, но уже в той фазе, когда мозг снова соображает: его не мутило, не шатало, у него была бутылка самогона, а значит, о покупке алкоголя можно уже не заботиться. И у него были деньги, которые позволяли ему спокойно передвигаться на муниципальном транспорте в пределах города. А главноеу него было замечательное настроение, а также целый вечер, чтобы провести его как душе угодно. Берегись мировой океансиний кит Серега Гоменюк сегодня рассекает по твоим волнам, а значит, никто и ничто не сможет помешать этому непоколебимому океанскому зверюге плыть в нужном ему направлении. Сегодня он делает волну!
Отхлебнув из присвоенной емкости добрый глоток самогона и запив его водой из колонки, Щавель двинулся к трамвайной остановке. Со времени сидения на унитазе Логуновых Серегу преследовали очень приятные, теплые ощущения от воспоминаний. Некая теплая струя тоски по старым добрым временам становилась тем больше и мощнее, чем больше он о ней думал. И вот уже новая сладкая щемящая душу волна накрыла и без того приятный океан добра, любви и теплоты. Это было так здорово! Нет ничего прекраснее, чем пьяным получать приятные эмоции. Только тогда благодарность самая искренняя, намерения самые чистые, любовь самая настоящая, ностальгическая грусть самая светлая, дружба навеки и прощение без задних мыслей. А если это все чувствуется в океане добра, любви и теплоты, то значит, это самая добрая, чистая и светлая эйфория на свете. Разве не ради такого люди совершают все самые прекрасные и все самые страшные поступки в жизни?
Новая доза алкоголя распространялась по организму. Щавель снова перебирал воспоминания о море, сгоревшей коже, новогодней конфете и поцелуе на дискотеке. Океан самой светлой эйфории в мозгу Сереги сейчас штормило двенадцатибалльным умилением. От такого количества позитива его могло просто разорвать, поэтому он решил сконцентрироваться на чем-то одном и пустить всю водяную массу своего умиления в одно конкретное русло. Постепенно сознание сошлось только на одном воспоминанииВалька Жукова!
О-о-о, Валька Жукова! Она была на два года младше Сереги и жила в соседнем доме с матерью Анной, продавцом из продмага. Отец её, по слухам, развелся с Анной, нашел себе другую бабу и укатил с ней в Крым, где, опять же по слухам, живет по сей день. Так как двор был общим, все люди были друг у друга на виду и все прекрасно знали, кто чем живет. Анну Жукову отсутствие мужа не сильно смущало. Женщиной она была энергичной, общительной, деятельной, пахала в магазине за троих, за год из продавца стала старшим продавцом, через два года уволилась из магазина и открыла точку на рынке, стала торговать турецкими свитерами, куртками и джинсами, через три года купила квартиру в центральном районе города и переехала туда с дочкой. В тот промежуток, что Анна жила на старой квартире, соседи периодически видели, как вечером к ней заезжал сначала один мужчина на иномарке, потом через какое-то время другой и тоже на иномарке. Потом третий (естественно, на иномарке). Затем снова первыйна обновленной иномарке премиум класса. Но надолго рядом с Анной никто не задержался. Дочь её Валька росла тихой, застенчивой девочкой, в детские годы «безотцовщины» робея перед мальчиками. Но со временем мамин кипящий жизненный пример стал формировать в её характере новые черты. Их поцелуй с Серегой Гоменюком пришелся на момент новогодней дискотеки. Тогда еще Анна Жукова только начинала свой бизнес и пока что Валька ходила в туже школу, что и почти все дети поселка. Серега тогда учился в девятом классе, и как раз тогда начиналось его первое знакомство с алкоголем. В глазах Вальки он был небрежным выпившим бунтарем, гордо попирающим школьные нормы поведения. Вальке тогда было почти четырнадцать. Она была невысокой худенькой невзрачной девочкой с русыми волосами и бледной кожей. Не сказать чтобы миловидная, но и уродиной не назовешь. Так себе, обычная девочка, которая живет в соседнем подъезде. Анна Жукова последнее время упорно вдалбливала дочери, что скромность и ожидание, когда за неё сделает выбор кто-тоэто удел лохушек, чья жизнь проходит в серости и затхлости и заканчивается в компании бездомных животных и больных соседей. А судьба настоящей женщиныэто брать самой свою жизнь в собственные руки и, не смотря ни на кого, вести её к счастью. Валька умом понимала, что мать права, но природная робость и отсутствие лидерских черт трясиной болотной засасывало её зону комфорта куда-то поглубже, где не надо бороться за какие-то мифические ценности, где хорошо и спокойно. В таком диссонансе и жила Валька, разрываясь между внутренним миром и воспитанием. Несколько девчонок из её класса уже встречались с парнями, и ей отчаянно не хотелось быть последней в этом забеге повышения пубертатной самооценки. В тот день Анна Жукова купила дочери новые высокие черные сапоги, джинсы и облегающую фигуру голубую кофту. Обновки, да еще в таком количестве, всегда вызывают у женщин любых возрастов некий эмоциональный подъем. Валька уже в приподнятом настроении пришла на дискотеку, а после того, как неверно истолковала комплементы одноклассниц по поводу её внешнего вида, которые скорее хвалили качество турецкого трикотажа, чем Валькин женственный образ, вообще почувствовала себя неотразимой секси-бейбой. Именно благодаря этому фешн-порыву Валька не стала, как обычно, стоять в уголке рядом с кучей сложенных гимнастических матов, а ринулась в толпу танцующих. В толпе она и столкнулась с поддатым Серегой Гоменюком, у которого как раз фаза волны любви, добра и теплоты расплескивалась в неритмичном подергивании под ритмы современных музыкальных шлягеров. Какое-то время они активно танцевали, стоя рядом друг с другом, а потом школьный диджей врубил медляк. Щавель, который на тот момент еще был Щавликом, уже хотел было свалить из спортзала, но Валька Жукова, ошалевшая от собственной храбрости и неотразимости, сделала шаг навстречу, и ему, опешившему от такого наскока, пришлось обнять её за талию и, покачиваясь, синхронизироваться в медленном танце. Сереге не часто перепадало девичье внимание, так что вести светскую беседу с противоположным полом он особо не умел. Но все же смог взять себя в руки и даже наскреб в памяти определенные вербальные пассажи кавалера. Даже сумел во время танца завязать простой разговор про «как делаотлично выглядишьну чо, выйдем, подышим воздухом». Они вышли на улицу и зашли за угол школына удивление там не было курящих. Было темно, и лишь лунный свет позволял им видеть очертания друг друга. И тут Валька, окончательно свихнувшись, притянула к себе Гоменюка и поцеловала в губы. Серега полностью потерялся, было одновременно и приятно, и непонятно, что же делать дальше. Он ждал от Вальки дальнейшей инициативы, но та, видимо, в поцелуе достигла критической планки собственной смелости. Какое-то время они, неловко смотря по сторонам, просто стояли и молчали. Потом Серега, не найдя ничего лучшего для поддержания беседы, предложил вернуться в школьный спортзал, и Валька, обрадовавшись, что неловкое молчание наконец закончилось, согласилась на его предложение. Они вернулись в школу. На этом момент неожиданной интимности был окончательно завершен. Они разошлись в разные углы, оба недоумевая о том, что же все-таки с ними произошло, в душе надеясь, что каждый сейчас сделает первый шаг и развитие их отношений продолжится. Но подростковая робость окончательно подавила и раздухарившуюся Вальку, и поддатого Серегу. Какое-то время они встречались на улице или в школе, здоровались и смущенно друг другу улыбались. А потом Анна Жукова купила в центре квартиру и переехала туда с дочерью (злые языки поговаривали, что вместе с мужчиной на иномарке). И с тех пор Ромео и Джульетта города N не виделись.